– Ну вот, теперь и поесть можно! – и вынимает огромный
чугунище с чем-то таким умопомрачительно бурлящим, шипящим и благоухающим, что у нас глаза на лоб полезли – от стыда, умиления и благодарности.
Наварила
чугунище ведёрный, так что ешьте сколь влезет.
Покатился было следом
чугунище сорванный, с боем-дребезжанием покатился… ухабами, валежничком… но не хватило силушки-прыти, иссякла силушка! – и тогда замер на отшибе, раструбом к веслинке бывшей, к людям, кои в живых остались.