Там, где всё настоящее. Рассказы

Петр Давыдов, 2018

Первый авторский сборник вологодского журналиста Петра Давыдова объединил лучшие его рассказы, опубликованнные на сайте «Православие.ру». Они получили наибольшее количество положительных откликов от читателей сайта. Герои рассказов – это в основном жители российской глубинки, миряне и священники. Истории, в которые они попадают или рассказывают сами, проникнуты истинно христианским духом, юмором и примерами побед – больших и малых. Нет унынию места в сердце христианина. Трудности есть, бывают даже беды, суровые испытания, но уныние христианам чуждо. Для широкого круга читателей.

Там, где всё настоящее

Есть сплетни и слухи. Если к ним прислушиваться, ничего хорошего не выйдет — вред будет сплошной. Веками проверено: честности (и чести) в слухах и сплетнях нет, не красят они человека. А есть байки, веселые случаи, бухтины и «взаправдашние» истории, которые, хоть и не являются правдой, на истину и не претендуют. Между тем правда-то в них просматривается — пусть не фактически-доскональная и временная, но действительный характер людей — участников этих незатейливых историй — раскрывающая. Любое село, любая наша деревня может столько примеров привести — «Война и мир» записной книжкой покажется. Несколько таких баек, бухтин и случаев — записанных, рассказанных, в тысячу первый раз пересказанных, собственными ушами услышанных в самых разных местах России — и являются основой этой истории. Самой что ни на есть правдивой, конечно…

* * *

— Колькя, иди ись.

— Бабушка, не хочу — я непоетый побегаю.

— Иди ись, говорю! Не будешь поетый — будешь отпетый!

С Фаиной Огурцовой спорить отваживаются только в двух случаях: либо не будучи с ней знакомыми камикадзе, либо приезжая в село, где живет Фаина Ивановна, на бронетранспортере и, разумеется, не покидая боевой машины. Поскольку среди миролюбивых жителей нашего села последователей второго варианта нет, а известна она далеко за пределами нашей округи, с Фаиной Огурцовой чаще всего не спорит никто и никогда. Даже внуки и внучки. Тех простачков — приверженцев варианта № 1 — Фаина, во‐первых, быстро знакомит с текущей обстановкой — в селе, парламенте, в мире и в их собственной голове в частности; во‐вторых, сбивает с них городскую суетливую скороговорку, пыль, ну и спесь заодно.

А Колькя и Сано — это внуки. Олькя и Верькя — внучки.

— Хорошие паря, конечно, только у их с мотоцикла в детстве упадено было. Не, у Кольки — с мотоцикла, а у Сани — с лошади. Лошадя норовистая была дак. А с Ольки и Верьки — что и взять. Деуки дак, ино и дильные, конешно. С тех пор и прихиляются¹ — тово хочу, этово не буду. Я те не буду!

Не спорят Колькя и Сано, несмотря на два высших образования на каждого, на свое профессорство, не спорит и Олькя, кандидат исторических наук, а Верькя вообще снисходительно и мило улыбается, обладая какими-то там филологическими отличиями, дипломами и премиями. У бабушки дома не забалуешь (хотя балует она их, балует — сами признаются!): скажет баню поправить или веники заготовить — не отвертишься. Траву косить опять же надо — вот внуки и вспоминают детство. И, между прочим, радуются при всем при этом, как самые настоящие дети. Вы когда-нибудь видели, как профессора сено косят, а потом верещат от радости и переполняющих их профессорскую натуру чувств, носясь по полю? Видели бы их студенты!

У нас дома рядом стоят, на самом берегу. Когда приезжаем сюда на лето (дети нос воротят от заморских путешествий), первый наш гость — понятно кто. Хотя гостем назвать Фаину Огурцову затруднительно. Хозяйка она, смотрительница и охранительница. Благодаря ей и дом наш сохранился во время недавнего половодья.

— Шчука! По большой воде приплыла, в печь забралась, выплыть не смогла — я ее и запекла. Большая шчука!

— Когда большая вода была, я у невестки жила, у вепсов-то. Домой вернулась — сыро всё, а в печке — шчука!

— Какая еще «штука», бабушка Фаина?

— От ведь, а! Хуже вепсов и этих, из Чуриловки! Ничего не понимает! Не «штука», а шчука! По большой воде приплыла, в печь забралась, выплыть не смогла — я ее и запекла. Большая шчука!

Щуку бабка Фаина держит на вытянутых руках, немного на отлете. Красивая, с золотистой корочкой, еще и луком свежим обсыпанная. Для вкусу можно и лимонным соком облить, но к таким кулинарным изыскам Фаина «не привыкши» — «и так укусно». Еще бы! Дети, конечно, в восторге:

— А расскажи про «штуку» еще, а?

Как обычно, в разговорах с Фаиной Огурцовой трудно отличить — всерьез она шутит или же, шутя, говорит серьезно. Бывает, что и откровенно смеется, — а потом думаешь: это она над тем, что рассказывает, или над тобой хохочет? И взгляд у нее такой, с прищуром. Внимательно-испытующий. Когда чем-нибудь недовольна, про взгляд ее местные говорят тихо-тихо, с осторожностью: «На лес взглянет — лес завянет». Услышит Фаина что-то такое в свой адрес — за словом в карман не лезет: «А об твой лоб только поросят и колотить! Иди к Бую!» Кто такой этот таинственный и внушающий страх Буй, мы узнали много позже, и то от не очень (как обычно) трезвого дворника дяди Коли Гуляй-нога. Детям расспрашивать его о чем-либо после этого запретили.

Ну, если профессора на сенокосе, то уж на пасеку или к корове Фаина никого не пускает: это — только ее и ничья больше территория. С пчелами-то всё понятно — туда и захочешь, не пойдешь, а корову посмотреть-погладить?

— Можно, бабушка Фаина? — вежливо ноют избалованные городские дети.

— Ла-адно уж. Пошли покажу — заодно и навестите, — ворчливо, но по-доброму и с достоинством разрешает и приглашает в свой дом Фаина Ивановна.

Между прочим, именно в ее-то доме дети и читать научились, и со сказками русскими и вепсскими познакомились. Это когда мы зимой в нашем селе были. Отпросились дети к бабке Фае днем — полдня у нее сидели. Надо бы и приличия знать — пошли за детьми к ней сами. Заходим, дверями хлопаем, голиком снег счищаем. Прикрыли дверь и слышим, как она им сказки читает. И голос — тихий такой, незнакомый, таинственный. Нас никто и не заметил. Стоим как вкопанные, слушаем — прижались к теплой стенке. И хитрющая лиса, и волк-простофиля, и мужик на санях — все вживую! Даже скрип полозьев о синий подлунный снег можно было услыхать. Дивный мир сказки — когда в печке огонь горит, когда за окном метель и ветер воет, — начинаешь возвращаться в доброе детство. Заметила нас бабка Фаина — мигом всю таинственность сняло, даже выступившие было слезы у нее высохли:

— Та-ак. Пришли. М-да, родители… Слазай в гобец — достань там чего ни то.

Чаще всего из Фаининого гобца достают «гобешное», то есть сваренное и выдержанное в подвале (гобце), согласно всем местным традициям, замечательное пиво. Крепость его невелика, но действием своим, приносящим известное приятное расслабление, оно сходно с сербской «ракийкой». Всё село хвалит, на каждый праздник к Фаине в дом за «гобешным» ходят. И не пьянит. Благо пьянство здесь не в почете — один Коля Гуляй-нога и отметился, так за то и прозвали. Один только раз не было замечательного пива: во время «большой воды» весь гобец залило, и Фаина у невестки в вепсской деревне жила около месяца.

Мы к вепсам однажды приехали — Фаину Огурцову навестить. Оказалось, что в лесу неподалеку от села живет их вепсский отшельник, дядя Саша. Вепсы сказали, что ему все надоело — взял и ушел жить в лес. Землянку себе соорудил, а в село раз в месяц приходит, на почту за пенсией. Решили проведать, посмотреть, что за диво в вепсском лесу обитает. Заходим в чащу — точно: тропка протоптана, меж елок и сосен с березами петляет. Вывела нас к землянке дяди Саши.

Покашливаем вежливо и боязливо — из-под земли вырастает косматый гигант: бородища закрывает все лицо, но глаза поблескивают по-доброму. Может, и не съест. А он забасил что-то по-вепсски, потом перешел на наречие попривычнее: «Заходите, гости дорогие, сейчас вас угощать буду!» Какие-то напитки из клюквы-брусники, всякие отвары, пирожки начал вытаскивать наверх под навес, мед на столе появился, сушки-баранки. Мы сидим, стесняемся, а хозяин нас в третий раз уж к столу просит. Третий раз отказываться нельзя. Два можно. Даже нужно. Потому что если согласишься до третьего раза, прослывешь «безотказным», а это позор несмываемый.

Беседуем за трапезой. Оказалось, дядя Саша — бывший военврач. Афганистан, «перестройка», Чечня. «И что мне было делать? С ума сходить от крови, злости и водки? Попробовал — не понравилось. Взял рюкзак, самовар — и в лес. Тут даже волки с медведями добрее, чем люди. Медведей, правда, не видал: у нас нейтралитет с ними. Следы видал только. А люди, бывает, заходят — кто поговорить, кто дорогу спросить. Отчего не помочь? С охотниками и рыбаками интересно общаемся — те всегда часть добычи отдадут. В селе меня сначала побаивались, когда на почту приходил. Еще бы не испугаться: входит такое чудище лохматое. Но я ж вежливый. Можно сказать, добрый лесовик. Теперь перед почтой дети собираются — на лесовика посмотреть. Шутим, смеемся с ними. Я им в лавке сушки покупаю, они и рады». Попили чаю с пирогами, а он и говорит:

— Ну вот, теперь и поесть можно! — и вынимает огромный чугунище с чем-то таким умопомрачительно бурлящим, шипящим и благоухающим, что у нас глаза на лоб полезли — от стыда, умиления и благодарности. Ну и восхищения тоже. Задушевно проходят обеды у вепсских отшельников!

Нашли мы потом Фаину и невестку ее — ух как нам досталось за то, что сытые приехали! От показательной порки спасло только то, что мы бабку Фаю должны были домой отвезти, — а какой из Фаины Огурцовой водитель? Только так — бибиканье одно. Простила, хотя и с трудом. Но с вепсским лесовиком, так любезно «этих олухов из города» приютившим, они теперь большие друзья. Мы тоже. И за клюквой только к нему приезжаем.

Должность у Фаины Огурцовой в нашем селе почетная: Сторож и Главный Выключатель Фонаря. Фонарь в селе всего один — как в Нарнии. Стоит себе спокойно у сосенок и дорогу освещает. Если, конечно, Фаина его включит. Правда, пока про забастовки не говорила. Скорее, наоборот: «Работать надо, а не болтаться, как телепень!» На фонаре есть выключатель. Работа Фаины — включать, когда надо, фонарь и, когда надо, выключать его. Поскольку спать Огурцова ложится часов в десять, то в девять вечера наше село погружается в полные сумерки. Так что осенью или зимой у нас очень даже спокойно — только, говорят, волки зайти могут. Фаина уверяла, что в прошлом году волк до ее хлева дошел — пса не побоялся. Но мы это отнесли к историям «про штуку». Хотя — кто знает, кто знает…

…В город ездит она неохотно. Особенно после вот какого случая. Не оказалось в сельском магазине, где всё всегда есть, чего-то очень Фаине нужного. Смерила взглядом очередь, лес и небо — наутро поехала в город с подругой. Путь неблизкий, да и непривычно всё как-то, суетливо, бестолково. Приехали в город, перекусили в кафе, пошли в магазин. С ужасом рассматривала Фаина Огурцова эти квадратные километры: «Это ж сколько земли пропадает?!» Устали страшно: всё вроде рядом, а ноги ломит, голова болит, народ не тот. Подруга уговорила Фаину взять такси. На свою голову, как оказалось. Водитель — хамоватый прыщавенький паренек, вовсю сыпавший уголовными словечками и, разумеется, ничуть не стесняющийся присутствия женщин, — цыкая сквозь зубы слюну, смоля углом рта сигаретку, не переставал сквернословить, специально, видимо, делая ударение на «а»: мол, гырААдской я пыцАнчик. Фаина сначала притихла от такой наглости, а потом развернула «пыцАнчика» за плечи к себе:

— Послушай-ко сюда, водило…

Нужно ли говорить, что, когда машина доехала до места назначения, паренек на трясущихся ногах выбежал из нее и открыл дверь дамам.

— Они здесь что — только так понимают?! Да с ними говорить — это надо гороху обожраться! — вынесла свой вердикт Огурцова.

Не любит Фаина город. Другой случай ее нелюбви зафиксирован в анналах истории. Многие города борются за право обладания оригиналом — Вологда и Череповец, Ярославль и Кострома, оба Новгорода — до столиц дело дошло. А дело было так. В одну из своих немногочисленных и непродолжительных поездок «в город» Фаина взяла с собой внука. Как обычно, зашли в магазин, универмаг. Пока то да се, бабушка замешкалась, а внук устремился к полке, на которой были выставлены чугунки, кастрюли, горшки. Что взять с мальца — нахлобучил себе на голову и, разумеется, застрял, снять не может. Вой поднял на весь магазин — тут и Фаина очнулась, и продавщицы понабежали. Тянут-потянут — вой стоит страшный.

— Езжайте в травмопункт, — говорят, — там с парня горшок снимут. Только заплатите сначала.

— Да вы что, родные, как же так-то?

— Платите.

Делать нечего, выложила бабушка положенные по такому случаю деньги, повела внука на остановку автобуса. Народ, конечно, оглядывается — кто смеется, кто сочувствует, похихикивая. А внук ничего, освоился. Сели в автобус, на заднее, разумеется, сиденье.

— Бабушка, — раздался утробный горшкообразный голос внука.

— Чего тебе? — недовольно проворчала Фаина.

— А я царь! С такой-то короной царь я, не иначе!

— Да сволочь ты, а не царь! Столько денег на тебя, дурака, извела, а он еще царем прикидывается!

Автобус во время и после этого любовного диалога, разумеется, трясся от хохота и визга радостных пассажиров…

Село — любит, очень любит.

— Здесь, — говорит, — всё свое, родное, здесь всё «настояшше». Не как у вас там. У вас там и люди из пластмассы.

Сказала и посмотрела. На сей раз серьезно, без подковырки. Часто с ней соглашаюсь. Потому и ездим мы всей семьей туда, где всё «настояшше»: небо и лес, река и люди. Проверьте и вы — приезжайте в гости. У нас хорошо. Если горохом не злоупотреблять, конечно.

Примечания

1

Притворяться (вологод.).