К ногам
чернеца свисал свободный край длинного свитка.
Своим приятелям
чернец говорил: «Патриарх, видя моё досужество, начал брать меня с собою наверх в царскую думу, и в славу я вошёл великую».
Пойдёшь под видом
чернеца.
Для любого из нас убить
чернеца – это не просто приятное мероприятие.
К простому
чернецу следует обращаться на «ты».
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: эротоманка — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Два молодых
чернеца в поношенных и выгоревших одеждах подчалили на лодках, вышли на берег, поклонились с крестным знамением глубоко, в пояс, произнесли: «Здорово живём!» – и принялись загружать лодки вьюками.
– Прочертит, – уверенно ответил
чернец, а сам в душе перепугался до смерти – это же он ткнул пальцем в небо.
Этот толчок спровоцировал эффект домино – первый
чернец врезался во второго, второй – в третьего, все на мгновение потеряли равновесие, и контрразведчик вонзил клинок в грудь ближайшего к нему врага.
– Откуда у тебя такие мысли, юноша? – снова спросил
чернец с умными глазами.
На протяжении долгих лет монастырской жизни
чернецам приходилось встречать немало слепых странников, которые преодолевали огромные расстояния без чьей–либо помощи, справлялись с лишениями и трудностями полной опасностей жизни бродяг.
Он всенародно раздавал милостыню убогим, кормил
чернецов и черниц.
От них и
чернецы узнали о нём.
С укреплением «правопорядка» этих портящих вид своим скорбным видов
чернецов стали незаметно ссылать, а потом и тысячами расстреливать, как «чуждых элементов».
Второй сысканный
чернец оказался древним поседелым дедом, едва державшимся на ногах. Этот, однако, смотрел на атамана сердито.
Старый
чернец был сед, с бородой ниже груди, приглаженные белые волосы на голове ещё оставались густыми.
Собраться всем вместе да указать уже
чернецам дорогу отсюда.
В другой стороне из лесу выходили
чернецы, богомольцы московского князя.
– Что вас так обрадовало? – мрачно спросил фряжский
чернец.
Осмыслив, что обстоятельной беседы не получится и от остолбеневшего
чернеца больше ничего не дознаться, настоятель жестом велел тому удалиться.
– С рукописанием, – отвечал огненный
чернец.
А позже-то открылось, что был он беглым
чернецом.
До его появления
чернецы вели почти подвижническую жизнь, питаясь от воскресенья до воскресенья сухим хлебом и затвердевшей до каменного состояния кашей.
На пороге со свечой в руках стоял
чернец.
Да
чернец ходит, из монастыря.
Его отец, или тот, кого считают таковым, отверг воинскую дворянскую службу, надев рясу
чернеца.
На лавках у стола сидят
чернецы и играют в «зернь».
По бледному, сухому, однако ещё моложавому лицу
чернеца можно было понять, что вовсе не годы, а бремя горести и тяжесть безысходной скорби убелили его голову.
Ну, в новой вере пусть
чернецы пишут.
Днём свет в келье не нужен, день
чернец должен проводить в трудах и молитве, а для вечера есть лучины и светцы.
– Нету, – со вздохом молвил
чернец в долгой мантии поверх подрясника и клобуке.
Теперь же думаю, добрый
чернец будет.
– Первые месяцы
чернецы сновали по этим землям изрядно, это да.
Вчера в селище принесла нелёгкая византийского
чернеца.
– Звери жестокие, – с подвыванием продолжил
чернец.
– Ротан, я спрашиваю, что? Боярину сообщить потребно о том, что под воротами
чернец дожидается.
А ещё
чернецы сказывают о нём разное богохульное… будто бы он в проповедях своих язычество добрым словом поминал.
– Что меня брать? Я сам пришёл, – сказал
чернец, – своею волею пришёл, так не боюсь тебя.
И вдруг изошёл громким хохотом. Вспомнил, как учил
чернеца оглаживать горшок, будто это бабий жаркий бок.
Казалось бы, два
чернеца должны были ёжиться при столкновении с молодёжью, которая оборачивалась и, посмеиваясь, глядела им вслед, – впрочем, посмеиваясь украдкой, ибо у одного из францисканцев, худого, чёрного и сухого, точно стручок, из-под кустистых бровей глядели страшные, как у пирата, глаза, а его ряса, которую пояс стягивал до того, что на ней вздулись широкие складки, обрисовывала могучую спину атлета.
Чернец вздыхал, качая головою, ужасался.
– Он скоро освободится, – смиренно кивнул
чернец в длиннополой рясе и колпаке. – Жди.
После разрешения в келье появились молоденький
чернец, сноровисто заставивший стол кушаньями.
Он попросил
чернеца повенчать его с ней.
– Покинь, княже, – возразил
чернец, всё ещё бодрый и крепкий. – Тебе ли о смерти думать?
– Давненько не появлялся, – приветственно произнёс
чернец. – Уж позабыл, как ты выглядишь.
Шум и гомон поднялся после слов
чернеца, галдели так, что в дверь вломилась растревоженная охрана, сгрудившаяся у самого входа, не зная, что делать.
На мгновение ему показалось, что это тот же казнённый наглый
чернец с его ехидной улыбкой, только меняющий, как сатана, своё обличье.