Полагаю, что в ту минуту я достиг высшего предела человеческого здоровья: мысль моя омылась, окунувшись недавно в опасную, не по-земному чистую черноту; и вот, лёжа неподвижно и даже не жмурясь, я мысленно вижу, как моя мать, в шиншиллах и вуали с мушками, садится в сани (всегда кажущиеся такими маленькими по сравнению со
стеатопигией русского кучера того времени), как мчит её, прижавшую сизо-пушистую муфту к лицу, вороная пара под синей сеткой.