Узнаем ли мы когда-нибудь о той основе, на которой покоился ныне
руинный мир полуслепого, утратившего речь мифа?
От декораций голицынского периода по её краям стены сохранились небольшие
руинные арки из «дикого камня», напоминающие о бренности мира, представленного «мраморными героями».
Особенно под
руинным гротом «Бельведер», входившим когда-то в стахеевскую усадьбу.
За последние годы этот
руинный город-монстр посетили в поисках пищи, а затем облюбовали в качестве жилья, тысячи стай волков и диких собак.
Мрачные голые деревья с немногочисленными почерневшими листьями, выбитые окна, запустение и шайка ворон, мрачно каркающих над своим
руинным царством…
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: самовольница — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Облазил город, объездил и с высоты птичьего полёта
руинную панораму лицезрел.
Замковая часть в том месте, где в 1492 году стояла крепость, до наших дней дошла в весьма плачевном, точнее,
руинном состоянии.
Желательно иметь рядом на алтаре камень яшмы (хорошо, если она будет коричневого оттенка, типа
руинной).
Однако испуг от увиденного потихоньку отступил; немногочисленные постройки с неповреждённой кровлей выглядели уже просто чужеродными, не имеющими отношения к
руинному облику городского пейзажа.
Однако новоявленные нагромождения имели мало общего с грудами мёртвых, замшелых с одного боку
руинных камней, разбросанных роком в достойных кисти романтика позах вечного сна.
Они раздавались откуда-то из центра
руинных нагромождений, то ненадолго затихая, то начинаясь вновь.
Приказ отдали не просто так, не для освещения ночи вспышкой трудового энтузиазма, а по комплексным соображениям государственной важности – вполне достаточно напомнить, что
руинное безобразие под окнами поликлиники и жилых домов, выглядело бы в юбилейный год, по сути, накануне гордого всенародного торжества, особенно оскорбительно, нетерпимо, а тут ещё член политбюро, престарелый идеолог партии, наутро прибывал из столицы на предвыборную встречу с передовиками славного завода-гиганта оборонного профиля, омрачать утро болезненно-вспыльчивого идеолога смолянам было б себе дороже, и потому дело в лучах прожекторов закипело: обломки, если не запамятовали, вывозились на загородные свалки, вывозились так быстро, что стоило бы слегка замешкаться, как собирать дом было бы не из чего – да-да, совершенно верно, даже лабораторных проб, необходимых для вдумчивого измерения материальной усталости, и привёдшей по всей вероятности к катастрофе, взять не успели.
И тут… одолев крутую лесенку, я очутился перед торчавшими одна из-за другой, красно-рыжими, пылавшими на солнце
руинными стенами.
Венец-челюсть, бельведер-диадема, когда под напором партийного гнева любые ордерные формы обречены были превратиться в предосудительную
руинную пыль…
Собора в темноте не видно, но в приоткрытое окно ворвался его
руинный дух.
Он шёл – разрушенный удалец с
руинным щитом, с обезлистьевшей грудью и в скромном настроении, а его симпатичный маленький спутник был не прочнее тени, оказавшись без капельки влаги под ссохшейся кожей.
Скорее всего, представители
руинной фауны не трудились забираться высоко наверх, даже те, которым природа подарила крылья.