Иван да Маруся. Сказка

Дара Сказова (2024)

Ивану, сыну царя Кащей и царицы Марьи-лягушки пришла пора жениться. Невеста, которую родители подобрали своему отпрыску, ему совершенно не приглянулась. И выпросил Иван-царевич у отца с матерью отсрочку, чтобы отыскать себе жену по сердцу. Дал срок царь в месяц. Успеет ли Иван-царевич найти свою суженную? Куда пойдет, кого найдет, с кем лад обретет?

Старший сын царя Кащей Первого и Единственного вырос юношей ладным. Мало кто помнил внешность царя по молодости — сейчас-то он молодильными яблочками матери тещи своей не злоупотреблял и выглядел соответственно возрасту, достаточно почтенному для сказочно-фольклорного персонажа. Но сын его старший златые кудри и голубые глаза явно от родителя унаследовал, поскольку маменька его глаз имела зеленый, а косу темную. Ростом тоже судьба Ивана-царевича не обидела, а уж силу богатырскую он лично выпестовал, ежедневно упражняясь с дружинниками и стрельцами, не получая поблажек ввиду звания. Так что не один заслуженный девичий вздох предназначался наследнику Тридесятых Земель. Однако тот помыслы свои в сторону девиц не обращал, сосредоточившись на развитии личностных качеств. Впрочем, это было и хорошо, поскольку характер царевич унаследовал от обоих родителей, а такой коктейль не всякой девице под силу. Ведь тут смешались упрямство, своеволие и непреклонность царицы Марьи с хитростью, злокозненностью и властностью царя Кащея. Для будущего правителя Тридесятых Земель это были полезные качества, однако в быту их обладатель вряд ли был приятен. Между отцом и сыном часто возникали разногласия, и по мере возмужания младшего, он все чаще противостоял старшему.

И вот в момент начала нашего повествования Кащей привычно извергал гневные речи, обрушивая на голову сына отцовские упреки.

— Вырос?! Поумнел?! — Кащей добавил язвительности, чтобы яснее донести идею презрительного недовольства. — Да у тебя еще молоко на губах не обсохло! Не посмотрю, что двадцать лет тебе, живо розги вспомнишь.

— Смею заметить, ваше величество, двадцать один, — на столь же повышенных тонах парировал Иван-царевич. — И я уже вполне совершеннолетний. И даже на троне вашем сидел, пока вы отсутствовал изволили.

— И что насидел?! Кто Хана Восточного к самым воротам столицы допустил!

— Территорию в границах удержал? Бунта не было? Вас, папенька, не подсидел? Стало быть, справился! — не уступал Иван-царевич.

— А Варьку за простого стрельца кто спровадил? — припомнил Кащей старшую дочь и роман ее с собственным телохранителем, возникший вследствие той истории.

— Это побочный эффект от разделенных опасностей в процессе поисков вас с маменькой, — отмахнулся Иван.

(Заинтересовавшихся смыслом данных упреков приглашаем изучить летопись «Бездорожная сказка», архив библиотеки, полка десятая.)

— И она теперь не желает ни за кого другого замуж идти! — фыркнул Кащей.

— Дело ее! — настаивал царевич.

— А вот и нет, дорогой мой! — Кащей жахнул кулаком по столу, отчего тот жалобно крякнул. — Вы — дети царя. Вы должны поступать согласно нуждам государства. И — в частности — жениться на том, на ком родители пожелают. Ишь! Мнения у них свои есть!

— Да, так вот, — припомнил Иван-царевич причину начала беседы на повышенных тонах. — Варька желает за стрельца пойти. А я не желаю на дочке правителя Сосновых земель жениться!

— А мне плевать, желаешь ты или нет! — заорал Кащей. — Есть государственные интересы! Мне те земли, что Шишк за дочкой своей дает, очень пригодятся! А потом и тебе!

Иван-царевич упрямо выпятил нижнюю губу.

— Вы, папенька, на маменьке по большому чувству женились.

— Да какое там! — не сдерживал сарказма Кащей, постаравшись не слишком заметно покоситься на супругу, пока что молча сидевшую в уголке и делавшей вид, что всецело погружена у чтение художественной летописи. — Мне земли ее полцарства нужны были. Помолвку-то я еще с младенцем организовал! Освежи в памяти историю рода!

Царица Марья, которую жених в свое время для упрочнения помолвочных клятв младенцем обратил в лягушку, подняла бровки, но от чтения не оторвалась.

(История эта подробно изложена в летописи под архивным названием «За тридевять земель», желающие могут ознакомиться за отдельную плату в царской библиотеке).

— Но вы видели эту Шишаниду? — возмутился царевич.

Кащей отмахнулся:

— А ты считаешь, я знал, как мать твоя выглядеть будет, когда женился на лягушке?

— У вас шансы были повыше жену-красавицу получить после обращения той в девицу. А я эту Шишаниду за версту обходить хочу — такая ошеломительная красота у нее! — Иван подбавил язвительности в тон и гримасу на лицо, чтобы донести до родителя свои впечатления от внешности дочери правителя Сосновых Земель. — Не женюсь на ней! Точка!

И для убедительности царевич с чувством разбил глиняный кувшин об пол. Папенька его в ответ метнул в стену бокал из тончайшего стекла. Осколки украсили ковер под ней ярким асимметричным узором и весело заблестели в лучах солнца.

— А ну хватит посуду портить! — прикрикнула царица Марья, прекратив притворяться читающей. — Я тебе говорила, не согласится он, — добавила она в сторону супруга.

— Молод еще — с отцом не соглашаться! — огрызнулся Кащей.

— Вы, папенька, воспитывали в детях своих разумность и самостоятельность, — Иван откинул белокурую челку, упавшую ему на глаза.

— Это верно, — поддакнула царица. — Однако, сынок, не стоит так с отцом разговаривать. Это нехорошо.

— Да, маменька, простите, папенька, — проговорил Иван-царевич с некоторым клокотанием в интонациях.

— Что-то незаметно раскаяния, — пробурчал Кащей.

— Попробую еще раз, — согласился сын и глубоко вздохнул в попытках говорить голосом послушного отпрыска. — Простите, папенька, что так эмоционально не соглашаюсь с вашим решением женить меня на кикиморе.

— Цыц!

— И довожу до вашего сведения спокойным и ровным тоном наследника царского рода, что жениться на указанной девице я не буду.

И царевич щелкнул каблуками, склонив чрезмерно почтительно голову перед родителем. Кащей побагровел. Марья неслышно подошла со спины к супругу и положила ладошку ему на локоть, сдерживая взрывную реакцию.

— Но, сынок, жениться действительно надо, — умиротворяюще проговорила она. — Дело это не личное, дело государственное. И нужно подойти к нему с большой ответственностью. Тебе, как ты сам заметил, уже двадцать один год, мы с отцом твоим не вечны, тебе весьма скоро предстоит править Тридесятыми Землями, и в этом очень важно иметь надежный тыл.

— Ну да, с кикиморой, — буркнул Иван-царевич. — Ответственно заявляю, что наследников у меня от такой супруги не будет.

— С лица воду не пить, — фыркнул Кащей.

— А может, ты уже глаз на какую дочку боярскую положил? — царица Марья снова похлопала мужа по локоточку, ибо у него брови уже в единую линию на лице сошлись.

— Еще не хватало! — все же высказался царь, однако более ничего не добавил. И родители внимательно посмотрели на сына.

— Ни на кого я глаз не положил, — пожал плечами тот. — Мне конкретно эта Шишанида поперек горла стоит.

Его вновь передернуло от воспоминаний.

Царица подошла к буфету и налила в три кубка янтарной жидкости, хранившейся в кабинете царя на случай взвинченных нервов. Молча подала мужчинам бокалы, а потом и сама пригубила. В тишине прокуковала кукушка в ходиках. И все трое дружно посмотрели на часы.

— Значит так, — постановил царь Кащей, ставя опустевший кубок на стол. — К лету должен жениться. Мы тебе Шишаниду подобрали, взвесив все достоинства и недостатки данного союза. Найдешь себе невесту с тем же списком позитивных качеств — примем и ее. Срок тебе — три месяца. Список выдам. Изволь изучить.

— А свои пункты могу добавить? — живо спросил царевич.

— Сам добавлю, — фыркнул Кащей.

Супруга подала ему летопись, которую столь внимательно недавно читала. Царь обмакнул перо в чернила и вывел внизу свитка, громко диктуя себе по слогам:

— «Кра-са-ви-ца»… Конечно, важное качество для жены, — пробормотал он себе под нос. — Забирай, изучай и катись на все четыре стороны, сынок. Можешь стрелу в болото пустить, можешь сонную красавицу разбудить — но в день летнего солнцестояния чтоб с невестой передо мной стоял! Или женишься на Шишаниде! Я все сказал!

Кащей с треском свернул свиток в рулон и вручил сыну. Иван-царевич с почтительным поклоном принял список.

— Разрешите удалиться, папенька? — снова щелкнул он каблуками. — Не терпится поиски начать.

— Шагай-шагай, — пробурчал Кащей. Марья опять успокаивающе похлопала его по плечу. — И хватит меня успокаивать! Все равно ведь по-твоему сделал, жена!

Царица выразительно повела сыну бровями и подмигнула ему. Иван-царевич чуть заметно улыбнулся матери. Кащей сделал вид, что ничего не заметил. А вечером того же дня Марья привела в действие давно вынашиваемый план…

После столь эмоциональной сцены в родительском кабинете Иван-царевич устремился в свои покои для успокоения — как старшему сыну царя, ему было выделено большое помещение, хотя обставил его юноша сообразно со своими минималистическими вкусами: печь, украшенная заморскими изразцами, деревянный стул без изысков да сундук, обитый железом. На печи Иван спал, за столом писал, в сундуке хранил вещи.

Вернувшись с аудиенции, царевич первым делом развернул полученный от родительницы свиток. Он действительно был исписан знакомым каллиграфическим почерком царицы Марьи и представлял собой длинный список с комментариями царя Кащея. Иван-царевич развернул рулон, поставил на края подсвечник и чернильницу, чтобы не сворачивались края, и приступил к чтению, комментируя вполголоса в пустоту покоев:

— «Богатая». Куда ж без этого! «Приданое землями, лучше западными, там оборона послабже». Явно, папенька добавил… «Скромная, хозяйственная, без родни». Маменькина рука!.. Ага… Угу… «Глупая»… Почему?.. Ну и «Красавица». Да уж, шикарный список!

После всех пунктов списка были написаны имена предполагаемых невест. И рядом с каждым именем стояли галочки — где-то больше, где-то меньше их было. И самое большое количество баллов набрала не к ночи будь помянута Шишанида. Иван-царевич поморщился. Пусть он и выторговал себе отсрочку, но это лишь временно. К лету папенька настоит на своем. И нужно предоставить ему достойную альтернативу Шишаниде Шишковне, иначе и впрямь придется жениться на той…

Иван-царевич задумчиво свернул свиток. Неужели не найдется на всем белом свете девицы, рядом с чьим именем встанет в ряд большее, чем у Шишаниды, количество галочек? Что ж, у него было три месяца, чтобы найти такую.

***

На следующее утро в другом семействе царило оживление. Вдовствующая боярыня Афанасьева была разбужена в неурочный час срочной депешей из царского терема, содержание которой мало того, что прогнало сон с ее чела, но и заставило с оптимистичными криками ворваться в светлицу своих дочерей. Громкими фразами она приступила к выражению своего неуемного восторга и упоения, мешая юным девицам досматривать сладкий утренний сон.

— Марфушенька! Матрёшенька! Радость-то какая! Девоньки! Просыпайтесь! Дел по горло!

Из-под одного цветастого одеяла высунулась босая нога и недовольно пошевелила пальчиками. Не менее пестрое одеяло было натянуто на голову второй барышни, издающую недовольные звуки.

— Вы послушайте, послушайте! — не унималась боярыня Афанасьева. — Проснитесь, говорю!

И она бесцеремонно сдернула с дочерей одеяла.

— Ну мама! — недовольно пошарила вокруг себя Марфушенька, не открывая глаз.

— Ну мама! — в унисон сестре промямлила Матрёшенька, тоже вслепую пытаясь укутать ноги подолом ночной рубахи.

Услышав реакции дочерей и сочтя их достаточно вразумительными, боярыня Афанасьева перешла к источнику своей бурной радости.

— Сегодня получено письмо! — известила она.

— Угу, — ответила Марфушенька, зевнув.

— Ага, — аналогично отреагировала Матрёшенька.

— Из царского терема, — дрожащим от счастья голосом добавила их маменька.

— Ого, — сестрицы ответили хором, но без энтузиазма и по-прежнему не открывая глаз.

— Просыпайтесь же! Девочки! Это же радость! — боярыня Афанасьева потормошила каждую дочку.

— Надо думать, — пробурчала Марфушенька.

— Из самого царя, — вяло добавила Матрёшенька.

И тут обе в испуге подскочили на своих перинах: выведенная из себя мать в гневе хлопнула крышкой сундука, что прозвучало не хуже пушечного выстрела. Одинаково хлопая глазами, сестрицы уставились на источник шума, а потом перевели полупроснувшиеся взоры на боярыню.

— Ну наконец, — удовлетворенно сказала она. — Слушайте!

Девицы переглянулись, но потом послушно склонили головы к правому плечу, демонстрируя внимание.

Боярыня Афанасьева развернула восторженно сминаемый свиток, разгладила его и торжественно прочитала:

— «Боярыня Афанасьева, Глафира Феодосьевна, вдова почитаемого нами боярина Афанасьева, Димитрия Кузьмича, столь преждевременно покинувшего Думу боярскую и унеся с собой всю мудрость и здравомыслие главы парламента, приглашается с дочерьми его на пир 8 лиственя 7024 года. Целью пира является смотр девиц государства для избрания достойной невесты сыну старшему царя нашего всемогущего Кащея Никандоровича Первого и Единственного Ивану Кащеевичу. Форма одежды — парадная. Презентация невесты — пять минут. Дары оригинальные — приветствуются. Писано в первый день весны сего года писарем Савелием».

Последнее предложение боярыня прочитала уже дрожащим голосом, смахивая слезу с левого глаза. Дочки ее переглянулись.

— Смотрины? — неуверенно отреагировала Марфушенька.

— Царевич? — добавила Матрёшенька.

— Да! Да! Да! — вскричала их мать. — Какая перспектива! Какой шанс! Девочки! Одна из вас может стать царицей!

— Надо платье! — вскричала Марфушенька.

— И презентацию! — добавила Матрёшенька. — Чур, я петь буду!

— А я танцевать!

— Чур, я в синем платье!

— А я в зеленом!

— Чур, я жемчужном кокошнике!

— А я в изумрудной тиаре!

Сестрицы ринулись к зеркалам, стоявшим по противоположным углам светлицы.

— Надо маски делать!

— И обертывания!

— И косметику новую купить!

— И духи!

Боярыня Афанасьева с понимающей улыбкой выслушала щебет дочерей. А потом веско добавила:

— Надо приданое проверить. Наверняка, царь будет рассчитывать на хорошее приданое. Но самое главное… дар!

Марфушенька и Матрёшенька одинаково круглыми глазами уставились на мать через отражение в зеркалах. Та подняла бровь.

— Вы, девочки, конечно, красивые. И это я не как мать вам говорю, а вполне объективно оцениваю. Но миловидной мордашки царю Кащею будет мало. Нужно привлечь приданым. И запомниться подарком.

Миловидные мордашки повернулись к матери. Боярыня Афанасьева понизила голос.

— Мы предложим царю земли отца вашего, те, что к западу от гор лежат. Там леса богатые. Уверена, Кащею это понравится.

— Но… — неуверенно сказала Марфушенька.

— Это ведь… — в сомнениях сказала Матрешенька.

Боярыня медленно кивнула.

— Я помню, — проговорила она. — Леса эти отец ваш, а муж мой покойный, своей дочке от первой жены определил. Но…

— Она же не знает? — прошептала Марфушенька.

Боярыня медленно прикрыла глаза и покачала головой.

— А ведь в приглашении и ее зовут, — задумчиво сказала Матрёшенька.

— Как это? — удивилась боярыня.

Развернув свиток, она перечитала текст и недовольно вытянула губы. Оглядела обеих дочерей.

— Да, тут приглашение для дочерей боярина…

— А давайте ушлем ее куда-нибудь? — предложила Марфушенька.

— Куда? — пожала плечами Матрёшенька.

— А вот пусть она и ищет дар необычный! — придумала Мафушенька. — Чтобы еще и подарком поразить царя нашего и царевича. Только вот что?..

Мать и дочери призадумались.

— Пусть что-нибудь нетипичное принесет! — осенила Матрёшеньку. — Ну вот как зимой подснежники.

— Сейчас весна, — фыркнула Марфушенька. — Этих подснежников как мух в навозе!

— Я сказала «как», — обиделась Матрёшенька. — Надо придумать, чтобы и достать было трудно, и, если принесет, чтобы точно царя поразило. А если не вернется…

Она умолкла, и на всех трех лицах появилось одинаковое понимающее выражение.

— Пожалуй, я знаю, за чем послать нашу занозу, — протянула боярыня.

Не добавив более ни слова, она развернулась и покинула светлицу дочерей, оставив тех в недоумении смотреть на закрывшуюся дверь.

— Как думаешь, что придумала маменька? За чем пошлет нашу сестрицу? — задумчиво поинтересовалась Матрёшенька.

— Пойди туда, не знаю куда… — медленно ответила Марфушенька.

— Принеси то, не знаю, что… — добавила Матрёшенька.

***

В отличие от сводных сестриц утро у Маруси было в самом разгаре. Залеживаться в постели ей не давали коты, кормить которых требовалось спозаранку. А уж поднявшись, глупо было устраиваться обратно. И до первых петухов Маруся обычно успевала помыть полы в кухонных помещениях, подмести двор, полить цветы, насыпать корм курам. Вот и в тот день девушка уже управилась с утренними руинными делами и занялась приготовлением легкого, но сытного завтрака для своей мачехи и ее дочек. Творожная запеканка только начала подрумяниваться, когда раздался звон колокольчика из покоев боярыни Афанасьевой. Немного озадаченная неурочным вызовом, Маруся поспешила на зов. Еще более ее удивил вид мачехи: та была уже полностью одета, причесана и нарумянена. Обычно все утренние процедуры боярыня Афанасьева начинала значительно позже.

— Значит, так, Мария, — спокойно произнесла мачеха, глядя на падчерицу суровым взглядом.

— Доброе утро, маменька, — Маруся поспешно поклонилась в пояс, подметя пол длинной косой золотисто-пшеничного оттенка.

— Собирайся, — не обратила внимания на приветствие боярыня.

— Куда? — опешила Маруся.

— Поедешь в Дальние Дали, дело там есть, — небрежно бросила мачеха.

— В Дальние Дали? — изумилась девушка.

— Сарафан надень попроще, лапти возьми покрепче, дорога неблизкая, — вдовствующая боярыня Афанасьева сменила падчерицу взглядом с головы до пят.

— Но зачем? — продолжила недоумевать Маруся.

— Принесешь оттуда цветок необыкновенный. В саду хочу посадить, — снизошла до объяснений боярыня.

— Цветок?

Заметив сверкнувшую в глазах мачехи молнию недовольства, Маруся осеклась и послушно склонила голову.

— Цветок, цветок. Купцы давеча донесли, что в Дальних Далях на озере Синем распустился дивной красоты цветок, которого нет более нигде в целом свете. А я хочу, чтобы в моем саду рос этот цветок. И ты мне его принесешь. Знаю, ты хочешь спросить, почему именно ты должна идти, — нетерпеливо постучала маникюром по столешнице трюмо мачеха. — Купцы говорят, что только юная девица может сей цветок сорвать. У Марфуши здоровье слабое, у Матрёши экзамен по балалайке на носу — остаешься ты. Так что изволь отправляться.

Маруся по-прежнему выглядела озадаченной.

— Но как добраться мне в эти Дальние Дали?

— А вот тебе карта, — боярыня Афанасьева сунула падчерице в руки свернутый лист.

— Но что я буду есть? И где ночевать? И страшно одной-то!

— Говорю, оденься поплоше, лицо в золе испачкай — никто на тебя и не позарится. А на расходы тебе — вот, — и женщина протянула Марусе неплотно набитый кошель. — Завтрак приготовь всем и ступай. До ночи успеешь из столицы выйти и до Ближних Далей добраться. Дождей не обещают, так что идти быстро будешь. Можешь с собой пирожков взять в дорогу.

Маруся не нашлась, что сказать. Да и боязно было возражать мачехе. Уж не раз она падчерицу воспитывала, и та хорошо знала, насколько тяжела рука у боярыни. Но посылать одну-одинешеньку в Дальние Дали… Впрочем, хорошо, что не в зимний лес к волкам голодным…

Девушка развернулась и покинула покои мачехи, забыв отвесить ей положенный поклон, и, озадаченная, спустилась в кухонные помещения в полуподвале, где уже чуть пригорела с правого бока творожная запеканка.

— В Дальние Дали? — спросила громко Маруся у чугунного котелка. — За цветком неведомым? — поинтересовалась она у начищенного самовара. — Одна? Пешком? — потрясла она ножом.

Расставив перед собой два подноса, девушка привычно сервировала их завтраками для мачехи и сводных сестриц, разложив запеканку, полив порции сметаной для Марфушеньки, вареньем для Матрёшеньки и сгущенным молоком для мачехи. Заварила чай, разлила в три чашечки, добавила каждой по три кусочка сахара, положила ложки, прикрыла салфетками и вручила поднос боярыни Афанасьевой ее камеристке, а поднос сестриц — их прислужнице. Сама же собрала со сковороды рассыпавшиеся остатки запеканки и позавтракала ими, запив остывшим чаем.

И развернула карту.

***

Иван-царевич покинул отчий дом ранним утром следующего дня. Точнее, собирался покинуть. Но пока проснулся, пока позавтракал, пока с любимым конем попрощался — солнце уже довольно высоко поднялось на небосводе. Заботливая нянюшка набила походную котомку воспитанника пирожками с яйцом и луком, налила бутыль свежего кваса и завернула в чистое полотенце свежеиспечённый хлеб. Еще добавила баночку варенья, кусок сливочного масла, ломоть ветчины и связку баранок.

— Ох, Ильинична! — посетовал Иван-царевич при виде узелка размером с добрый сундук. — Я ж пешком, не донесу!

— Ничего, ничего! — не пожелала слушать возражений нянюшка. — Едешь на день — хлеба бери на неделю. Своя ноша не тянет. На сытый желудок и дорога короче. Носки надел?

— Надел.

— Меч наточил?

— Наточил.

— Кошель взял?

— Взял.

— А лук взял? Где колчан со стрелами?

— Так я с мечом! И вот нож еще за поясом.

— Шапку не забудь.

— Ну Ильинична! Какая шапка? Весна на дворе.

— Цыц! Сейчас самое опасное время. Солнце, может, и горячее, но ветра еще холодный. Р-раз — и носом начнешь хлюпать. А мне лечить тебя потом! Сказано: шапку надень!

— Ильинична! Я не маленький. Я невесту иду искать! — Иван-царевич отобрал у нянюшки свою шапку с меховыми отворотами.

— Иди-иди, — проворчала нянюшка. — Невесту он идет искать! И чего его родительский выбор не устраивает?! Всем ведь хороша дочка Шишка. И уходить никуда не надо… Ну, не надо морщиться. Иди-иди, погуляй перед свадьбой.

Царевич взвалил на спину котомку с припасами, поправил меч на поясе, проверил кинжал за пазухой, нахлобучил шапку, подтянул отвороты сапог, разгладил плащ на плечах и улыбнулся Ильиничне.

— Ну, я пошел! — возвестил он, получив от нянюшки троекратный поцелуй в щеки.

Марусю же никто не проводил. Она самостоятельно сложила в маленький узелок три пирожка, кусочек хлеба и крынку молока, переоделась в более ношеный сарафан, декоративно испачкала лоб и щеку золой и выбрала самые крепкие лапти из имевшихся. Уходя со двора отчего дома, девушка все же оглянулась, но никто не махал ей их окошка: сегодня утром ничто не мешало мачехе и сводным сестрицам сладко спать до обеда. Со вздохом Маруся сверилась с картой, определилась с направлением движения — строго на юг — и зашагала к городским воротам.

Погода была по-весеннему непонятной: солнце вовсю пригревало, заставляя скидывать шапку и расстегивать кафтан, синицы звонко тренькали свои песни, воробьи с наслаждением обсуждали, на каком кусте ещë остались подбродившие за зиму ягоды рябины, но в тенистых переулках ещë лежали остатки снежных запасов, ожидая ночных заморозков, а потому не спешивших превращаться в веселые ручейки. Маруся шагала по деревянным настилам, заботливо выложенным правительством в дар жителям столицы — без них можно было бы по щиколотку провалиться в весеннюю жижу.

Девушка пересекла главную площадь, привычно полюбовавшись яркими синими куполами царского терема и его белоснежными стенами, как раз только что помытыми по приказу царицы Марьи после зимних туманов и метелей. Затем миновала торговые ряды, пока еще пустые в столь ранний час, по главной улице спустилась к не главным воротам столицы (выход через Главные Врата добавил бы лишний час пути, а Маруся уже решила беречь силы) и оказалась на берегу реки. Переправляться через нее необходимости не было, так что девушка лишь сверилась с солнцем, определившись со сторонами света, прошла чуть по берегу, бросив в камыши горсть хлебных крошек, на которые тут же с кряканьем набросилась стая прибрежных уток, и спортивным шагом взяла направление на юг.

Из карты Маруся помнила, что на пути к Ближним Далям лежит обширный лес, и хотела успеть пройти через него засветло. Не то чтобы она никогда не выходила в одиночестве за пределы города, но все же до сих пор не доводилось Марусе отправляться столь далеко и надолго. С пером в руке и отрезком узелкового измерителя она подсчитала: до Дальних Далей добраться можно за семь дней. При условии равномерного и безостановочного движения. А это невозможно ввиду необходимости отдыха и питания. Так что смело можно и на пару недель рассчитывать. И это лишь путь в одну сторону.

Девушка вздохнула. Однако не в ее привычках было предаваться невеселым мыслям. Дорога ровная, крепкая, лапти тоже удобные, солнышко светит, птички поют — вот совсем нет повода для меланхолии. Опять же: можно отдохнуть от работы по дому!

Таким бодрым шагом путешественница миновала пристоличные деревушки, перешла по деревянному мостику маленькую речку, питавшую русло главной реки, пересекла березовую рощицу, вступила в довольно густой лес и слегка замедлила шаг ввиду ухудшившегося дорожного покрытия. Теперь это была просто колея, наезженная телегами, а после зимы еще не слишком высохшая. Вот Маруся и следила внимательно за дорогой, стараясь не попасть в лужу, поскользнувшись на глинистом покрытии. А вот по сторонам не очень смотрела, что оказалось ошибкой: опасность девушка заметила, только оказавшись перед ней лицом. Да и обратила внимание на опасность лишь потому, что та коротко и грозно рыкнула, заставив путешественницу замереть в месте. Чуть правее от лесной тропы в густом валежнике стоял на задних лапах огромный медведь. Он скалил зубы и рычал, глядя прямо на Марусю.

— Мамочки! — выдохнула девушка.

— Ррр! — сказал медведь.

Бежать? Но каковы шансы спастись? Кричать? Но каков в том смысл? Упасть в обморок? Но как это поможет? Оставалось лезть на дерево.

— Но ведь медведи тоже умеют лазать по веткам! — громко сказала Маруся дрожащим голосом.

— Что стоишь? — услышала она. — Беги, дура!

Но оцепенение не отпускало, добавив еще и недоумение: зверь говорил с ней?! Медведь снова коротко рыкнул и опустился на все четыре лапы. Маруся сдавленно пискнула.

— Бежим! — снова услышала она.

И только тут поняла, что это вовсе не лесной зверь к ней обращался, а такой же путник, как и она, решивший пересечь лес. Медведь пробрался сквозь заросли густого валежника и громко заревел.

— Он, наверное, только проснулся, — дрожащим голосом произнесла Маруся. — Голодный, поди, после спячки.

— И ты хочешь стать его весенним завтраком? — рявкнул незнакомец. — Шевелись!

Он схватил девушку за руку и поволок за собой в чащу. От неожиданности Маруся споткнулась, запутавшись в собственных ногах и юбке.

— Давай, давай, ходу! — Иван-царевич (все же уже поняли, что это был именно он?) тащил Марусю за собой через заросли кустов, ветки которых пару раз хлестнули девицу по лицу, чем привели ее в себя.

Сжав зубы, она устремилась вслед за своим неожиданным спутником, а медвежий рев за спиной лишь прибавлял убегающим панических сил.

— Не тормози! — приказал отрывистым голосом Иван, с ходу перепрыгнув через овражек.

— Не отставай! — велел он, перевалившись на животе через упавшее дерево.

Маруся только пыхтела, но ход не сбавляла, успевая еще уворачиваться от хлестких веток, которые ее нежданный спаситель не придерживал за собой.

— Куда… мы… бежим?.. — выдохнула девушка после очередной пробежки по ровной полянке, позволившей им ускориться. Впрочем, медведь тоже прибавил темп. Да и лап у него было четыре…

Юноша не ответил. Маруся сдернула со спины свою котомку, на бегу пошарила в ней, нащупала пирожки и с широким замахом бросила за спину. Об успехе этого маневра свидетельствовало внезапное прекращение топота за их спинами. Беглый взгляд показал, что медведь затормозил и занялся изучением внезапно появившейся еды.

— Ага! — выдохнул Иван-царевич. — Молодец!

И он с новой силой помчался через лес, таща Марусю за собой. А она уже и ног под собой не чуяла, и дыхание напрочь сбила. Неожиданно Иван резко повернул направо, а разогнавшаяся девушка не успела сориентироваться и продолжила мчаться вперед, не разбирая дороги. Молодецкий свист заставил ее сменить направление. Тем более, что она увидела цель их бешеного бега: местная достопримечательность — огромной высоты валун, по легендам, свалившийся с неба в незапамятные времена. Не снижая темпа, юноша домчался до основания валуна и с ловкостью горного животного взлетел на вершину, цепляясь за неприметные уступы. От страха и всплеска адреналина Маруся сумела повторить этот маневр без особого труда. Беглецы замерли на вершине камня, прижавшись друг другу исключительно в целях сохранить равновесие. Тяжело дыша, беглецы смотрели вниз, слушая, как ругается у подножия их убежища лесной зверь, как он тяжело дышит, рычит и изредка пробует вскарабкаться за добычей по гладкой каменной стене. Потом путешественники перевели взгляд друг на друга.

— Иван, — сказал царевич, опуская титулы и фамилию.

— Марья, — ответила боярская дочь, подражая в краткости собеседнику.

Они снова посмотрели вниз. Медведь снизу смотрел на них.

— А ты молодец, отвлекла его едой, — похвалил юноша, не отводя взгляд от опасности. — Вон какой худой после спячки. Голодный.

Опасность уселась на землю. Маруся слабо улыбнулась:

— Да если бы не ты, я сама уже едой была бы.

— И что тебя на медведя понесло?

— Да забыла я, что сейчас по весне они просыпаются, — вздохнула девица. — По привычке решила через лес дорогу сократить. Задумалась, опять же.

Снизу донеслось недовольное ворчание, и оба вздрогнули.

— Он не уходит! — шепотом вскрикнула девушка.

— Не дурак, — согласился Иван-царевич.

— И что нам теперь делать?

— Ждать будем.

— Чего?

— Ну уйдет же он когда-нибудь. Не до зимы тут, чай, сидеть будет. Проголодается — и в лес.

Маруся огляделась. Перспектива стоять на вершине валуна не радовала. Присесть места не хватило бы, не говоря уж о том, чтобы размять затекшие ноги, прохаживаясь взад-вперед.

— А откуда ты про этот камень знал? — спросила она для поддержания беседы.

— Бывал тут раньше, — не задумываясь ответил Иван. — Мальчишкой мы тут с друзьями развлекались, соревновались, кто на вершину заберется. Хорошо, припомнил сейчас про этот камень!.. — он вновь посмотрел на медведя, который отвлекся от осады и задумчиво ковырял корешки из едва оттаявшей земли. — Давай-ка и мы поедим, — предложил он, кивая на зверя. — Не знаю как ты, а я с самого утра ничего не ел.

Маруся в сомнении огляделась, оценивая возможности для обеда.

— Тесновато тут, — проговорила она.

— Ну, мы не будем танцы затевать, — отмахнулся Иван.

Он уже скинул свою котомку со спины и развязал узел. Маруся аккуратно сделала полшажочка назад и грациозно села рядышком, тщательно контролируя равновесие. Иван подстраховал ее и уселся сам, помог девушке вытащить ее крынку молока. Эмоции подпитали голод, поэтому девица с наслаждением отпила два больших глотка. Потом закрыла горлышко промасленной бумагой и завязала, чтобы снова убрать в свой походный узелок. Поймала удивленный взгляд Ивана и спохватилась:

— Ой, ты тоже хочешь?

Тот удержал ее руку, уже начавшую вытягивать крынку обратно, и спросил:

— Я поесть предлагал. Ты что же, не будешь?

Маруся почесала кончик носа.

— Ну, я немного взяла с собой, — пробормотала она.

— И медведю скормила! — догадался юноша.

— Ага, — беззаботно согласилась девушка.

— Понятно.

Иван достал из своей котомки пирожок с луком и протянул Марусе.

— Да я не хочу! — попыталась отказаться она.

— Ешь давай, — отмахнулся царевич и отправил свой пирожок в собственный рот целиком.

Маруся перестала жеманничать и с наслаждением занялась обедом.

— Вкусно, — одобрила она выпечку.

— Нянюшка пекла, — гордо ответил добрый молодец.

— Нянюшка? У тебя есть нянюшка? — девица поперхнулась лучком.

— Конечно, — пожал плечами юноша. — А у тебя разве нет?

— Была. Когда я младенцем была, — с сомнением оглядела Ивана Маруся. — Но уж давно нет, — добавила она, умолчав о том, что мачеха боярыня использовала ее саму в качестве няньки для своих собственных дочек, когда те были помладше. — А тебе, что же, до сих пор нянюшка нужна?

— Почему мне? — удивился Иван. — Младшим нужна. А мне она так, по старой памяти пирожки печет.

— А, — ответила Маруся. — У тебя есть братья-сестры?

— И очень много, — хмыкнул юноша.

— А ты самый старший?

— Ага. И кстати, одна сестра у меня, мы с ней погодки, а с тобой она, поди, однолетка. И скажу тебе, никто бы ее в одиночестве в лес не пустил. Ты-то что тут делаешь?

— Пирожки твои ем, — честно ответила Маруся.

— А вообще куда шла?

— По делам иду.

— Секретным?

— Вовсе нет. Маменька отправила.

— Чтобы мать родная дочь в весенний лес отправила! — фыркнул с недоверием добрый молодец.

— Так не в лес, это же я сама хотела дорогу сократить, — ответила Маруся. — Я вообще в Дальние Дали иду.

— Еще лучше! — хохотнул Иван. — Чтобы мать дочь родную в Дальние Дали отправила! Мачеха, небось?

— Угадал! — хихикнула Маруся.

— Варенье бери! — велел царевич. — Баранку будешь? Ну как хочешь. А в Дали тебе зачем?

— Цветок велено принести.

— Аленький?

— Ой, я не знаю, — пожала плечами девушка.

— А зачем он твоей мачехе?

— Не имею ни малейшего представления.

— А почему именно тебя отправила?

— Захотела так.

— А ты-то зачем согласилась, дуреха? Вон, сразу на медведя наткнулась!

— А попробуй не согласиться! — фыркнула Маруся. — Ты маменьку мою не знаешь! С ней никто никогда не спорит. Себе дороже. Папенька пытался, но ненадолго его хватило.

— Умер? — посочувствовал Иван.

— Давно уж, — кивнула девушка.

— И что, цветок твой только в Дальних Далях растет? — продолжал светскую беседу юноша.

— Так говорит маменька, — Маруся слизнула с ладошки капнувшее варенье. — Тоже нянюшка варила?

— Нет, это мамулëк старалась, — ответил задумчиво добрый молодец. — Знаешь что?

— М?

— Провожу-ка я тебя в эти Дали.

— Зачем?

— Чтобы помочь от медведя убежать! Виданое ли дело — в одиночестве по Тридесятым Землям шляться! Тут дикие звери на каждом шагу. Не говоря уж о диких разбойниках всяких. Сестрице моей тут недавно пришлось тоже самостоятельно путешествовать — так ей телохранителя выдали.

— И ты хочешь стать моим телохранителем? — поинтересовалась Маруся.

— А когда вернемся, еще и в суд на твою мачеху подам. За жестокое обращение! Как ее фамилия?

— Не скажу! — рассердилась Маруся. — И идти со мной совершенно необязательно. У тебя, поди, своих дел по горло.

— Может, и по горло, но не могу я девицу в беде бросить, — пожал плечами Иван. — Не такое у меня воспитание.

— Ну, дело твое, — девушка пожала плечами и начала аккуратно укладывать провизию обратно в походную котомку неожиданного попутчика. — Слушай, мне кажется, ушел медведь?

Они синхронно глянули вниз.

— Не видать, — отрапортовал Иван и прислушался. — Да и не слыхать.

— И медвежьим духом не пахнет, — повела носом Маруся.

— Рискнем?

По возможности бесшумно путешественники начали спускаться с валуна, поминутно оглядываясь. Полянка была пуста. Медвежьим духом действительно не пахло, хоть и истоптана его лапами была вся земля. Иван-царевич бесшумным шагом обошел камень.

— Ну что? — нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Маруся.

— Тихо! — Иван огляделся. — Вроде, ушел.

— Ушел, — согласилась она. — Не заметили мы за разговорами… И мы пойдем?

Девушка вопросительно глянула снизу вверх на молодца. Тот еще раз внимательно изучил местность, залитую ярким весенним солнцем. Прислушался к беззаботному чириканью воробьев в ближайшем кусте. И решился:

— Пойдем.

— А ты знаешь, куда? — поинтересовалась Маруся.

Юноша изучил положение солнца на небосводе, огляделся и уверенно шагнул прочь от камня.

— Тебе же на юг? — поинтересовался он.

— Ага! Дальние Дали там. И озеро Синее там же.

— А озеро тебе зачем?

— Так на его берегу цветочек тот распустился, — пояснила девица, перешагивая через упавшее дерево. — Мне маменька инструкцию написала.

— Предусмотрительная какая! — хмыкнул Иван. — Вот и отправила бы дюжего молодца из челяди, чего девчонку погнала?

— Вроде как, только девица цветочек тот найти может, — припомнила Маруся.

Юноша придержал ветку, чтобы та не хлестнула по лицу шагающую за ним спутницу.

— А вообще, зачем ей цветочек тот нужен? — пожелал развить тему Иван.

— Не знаю, — не особенно развила ее Маруся. — Ну а ты куда направлялся, пока на нас с медведем не наткнулся?

— Куда глаза глядят, — честно ответил добрый молодец.

— Ух ты! — восхитилась Маруся. — Из дома сбежал?

— Что я, маленький? — фыркнул Иван. — Родители в курсе.

— А, значит, пошел на мир поглядеть?

— Можно и так сказать…

Из леса путешественники вышли, когда день уже стал клониться к вечеру. Из-за приключения с медведем Маруся выбилась из графика: добраться на ночлег до Ближних Далей уже не успевали. Но ведь шли они по нахоженным дорогам, и постоялые дворы на них не такая уж редкость. Одна Маруся не решилась бы в таких останавливаться, но спутник ее небрежно отмахнулся от тревожного лепета девушки и храбро потребовал комнаты для ночлега для себя и сестрицы. Поужинали нянюшкиными запасами: пару ломтей еще не зачерствевшего хлеба намазали сливочным маслом и уложили сверху кусочек ветчины, запив это блюдо вкуснейшим квасом.

— Баранки на завтрак оставим, — решила Маруся. — И молоко мое допьем. А завтра в Ближних Далях еды купим.

— Как скажешь!

Маруся еще попыталась отдать Ивану монеты за снятую для нее комнату, но юноша гневно отмахнулся и, пожелав неожиданной спутнице добрых снов, отправился в свою маленькую опочивальню.

***

Ночь прошла спокойно. А утро застало путешественников уже в пути. Задерживаться на постоялом дворе Маруся с Иваном не стали, разве что чаю выпили, обогатив хозяина на пару монет из кошелька Ивана. Попытка Маруси внести свою лепту в расходы была снова категорически отвергнута.

И вот они вновь шагали по дороге, следуя указательным столбам на перекрестках. Погода была похуже, чем накануне: то и дело на теплое солнце набегали облака, дул холодный ветер, наполненный еще недавним зимним дыханием, заставляя путешественников плотнее кутаться в свои кафтаны и прятать уши в поднятый ворот.

В Ближних Далях задерживаться не стали. Здесь Маруся уже настояла на покупке большого каравая на свои деньги.

— Это нам на сегодня хватит, — сказала она. — К завтрашнему дню дойдем до Ложкино, у меня там тетушка живет.

Иван согласился с планом. Еще утром, у кипящего самовара, он изучил инструкцию, выданную Марусе в дорогу, и в целом одобрил план, внеся незначительные замечания, касавшиеся в основном разума составившей его. Девушка лишь плечами пожала.

— Ну как ты не понимаешь? — недоумевала она. — Это же жена папеньки, мне почти мать. Она лучше знает, что и как. И мне положено почитать и повиноваться. Разве ты не почитаешь родителей своих?

— Почитаю, конечно, — согласился Иван.

— И разве не повинуешься им? — продолжила Маруся.

— Попробуй не повинуйся, — пробурчал юноша, как раз в этот момент посмотревший на указательный столб на очередной развилке, верхушку которого украшал вырезанный из дерева портрет царя Кащея Первого и Единственного.

— Вот, — сказала Маруся. — Не могла я ослушаться, вот и пошла. Разве ты не так поступаешь?

Добрый молодец в задумчивости не ответил. Можно ли считать его поход за неведомой невестой ослушанием родителей, если они сами разрешили ему это сделать? Но обсуждать это с девицей у него не было желания.

— Смотри, — сказала Маруся, — коршун парит.

Она запрокинула голову, и Иван последовал ее примеру. Над ними действительно раскинула крылья хищная птица.

Конец ознакомительного фрагмента.