Справа и слева тянулись низкие берега, поросшие тальником, над которым там и здесь возвышались чёрные стволы
осокорей.
В чистом небе над
осокорями стояла луна, убранная, как невеста, розовыми венцами.
Из коры
осокоря острым ножом вырезают удобные конусные поплавки.
Тогда и русские подвели свои ладьи к берегу, вытащили их на сырой песок и привязали канатами к прибрежным
осокорям.
У одинокого
осокоря лейтенант останавливается так резко, что связной с разбегу налетает на него.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: глыбистый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
За дальними
осокорями всходит солнце, трудно выкарабкивается из цепкой тучи на горизонте.
Более пригоден сорт
осокорь, поскольку его древесина мало коробится.
Нередко заросли эти скрывались под исполинскими по размерам
осокорями, а рядом ивы тянулись к небу – охотницы до вольной воды и света.
Мичман смотрит на скользящие по горизонту
осокори дальних сел и перебирает в памяти пережитое.
Шумят
осокори под ветром.
Здесь, сидя под огромными высокими
осокорями, он любил наблюдать вечернее небо, искать первые появившиеся звёздочки, которые зажигались одна за другой, когда начинало темнеть.
Могучий
осокорь мелко дрожал, и солнечные блики метались по его стволу, путались в набухших ветках.
Среди горбатых кочек, где из-под снега торчали
осокорь, таллица, хмарник, прочие травы, чернели чуть заметно парящие чёрные лужи, точнее, конечно, не лужи, а окна в сплошном покрове сплётшихся мхов и трав.
Отыскав удобное место на обрывистом берегу, я расположился под толстым
осокорем, подмытым течением, и достал из рюкзака еду.
Пахло и ещё чем-то сладковатым, словно здесь когда-то давно вываривали корни
осокоря, якобы богатые сахаром.
Остановились около раскидистого
осокоря, что обосновался могучими корнями недалече от тёмного озера, загадочно задумчиво перебиравшего свои глубокие воды.
А заводь ту я назвал так потому, что поперёк неё громадный
осокорь в воду свалился по весне, но корни у него остались, так он и рос-зеленел, лёжа в воде.
Взять бы да вернуться туда – в эту чудную страну под названием «детство», где огромные
осокори упираются кронами в ярко-синее небо…
Первый неуверенный луч заглянул на поляну, рассыпался на яркие слепящие крошки в ветвях
осокоря, скользнул дальше, осветил траву под деревом, отразился от капли росы и пошёл плясать по поляне, рассеивая розовую мглу, пробуждая птиц и козявок.
Взоры дружинников поднялись к вершине
осокоря.
Я могу вырастить из жёлудя могучий дуб, превратить сухой
осокорь в цветущую яблоню, сделать из непролазной хвойной чащи светлую берёзовую рощу!
На зелёном, цветущем берегу, над тёмной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского
осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды, на котором колеблются или неподвижно лежат наплавки ваши, – улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды!
Это были
осокори екатерининских времён, со стволами во много обхватов шириной и могучими ветками, затенявшими весь участок.
Прибившиеся к запруде упавшие
осокори поступали с этой природной верфи в нашу «потешную» эскадру.
На
осокорь опустился соловей, расправил крылья и рассыпался звонкой трелью, заглушая все звуки кругом, видно из зависти хотел затмить ночные песни гусляра.
Хотелось князю в лес, под
осокорь присесть да отдохнуть с дороги.
Вот уж и
осокорь знакомый.
Князь долго рассматривал
осокорь, подняв глаза. Разочарованный, он встал и направился к костру.
Занесённый сугробами
осокорь под лёгким ветерком отряхивал с веток блестящий снежок, будто приветствуя старых знакомых.
Он не реет, как обычно, раздумчиво в прозрачно-голубом воздухе, словно колеблясь, опуститься на землю или лететь дальше, но под тяжестью облепивших его мелких жемчужных капель без шороха ложится у подножия
осокоря, вершина которого смутно очерчена в вышине.
Слоистый туман, разнеживший ковыльную равнину, ложбинка слева, собравшая в себя отяжелевший увлажнённый синеватый воздух, древесная, зримая, волнующая плоть раскидистых вётел и стройных
осокорей, чуть поодаль от них трогательно-трепетные, белоствольные, будто нагие берёзки – всё было открыто по-утреннему чувственному приятию продолжения жизни.
Тёплый день, тихо, лишь ветер слабо шелестел
осокорем.
Вдруг он заметил в кустах соседского одиннадцатилетнего мальчугана, целившегося из рогатки в юркого воробья, сидевшего на нижней ветке старого
осокоря.
Люди удивлялись: почему
осокорь вырос на самой вершине утёса, каким ветром и откуда принесло сюда его семечко?
С качающихся веток
осокоря спархивали золотистые листы.
На самой вершине утёса из широкой, забитой землёй расселины рос огромный, развесистый
осокорь.
За бродом густо рос лозняк, стояли вековые
осокоря и ветлы, потом простиралась длинная и широкая пойма, а уже потом лежало, как на ладони, наше село вдоль левого берега.
Неожиданно открывались среди
осокоря чёрные, подёрнутые ряской оконца трясины, низкорослые кривые берёзы тянули к небу голые ветки.
В заключительной части – бой с противником-фантомом, с тенью; а уже совсем на десерт – со старым морщинистым великаном
осокорем.
Столпившиеся деревья поредели до широких освещённых приятной глазу лазурью прогалин с редкими
осокорями и березиной, и теперь, лавируя через пологие спады и отлогие возвышенности прогретых лощин, они вдруг остолбенели.
И не успел он об этом подумать, как над кустарником выплыло сухое дерево – тот самый, стоявший над обрывом мёртвый
осокорь…
Благодаря чрезвычайно подвижному черешку листа, крона большого
осокоря звучит постоянно даже при штиле.
Противоположный берег плёса был обрывист, крут, по верху его вплотную к самому обрыву подступал старый, не тронутый ни порубкой, ни прочисткой смешанный лес: невысокие, но кряжистые, в два-три обхвата дубы, карагачи, вязы вперемежку с дикими яблонями, вербы, тополя и осины, – всё это буйное смешение лиственных деревьев с густейшим подлеском зубчатой грядой тянулось вверх и вниз по течению реки, а вдали, на границе с холмистой степью, высоко взметнув вершины, ловя верховый ветер, величаво высились
осокори и ясени с могучими, похожими на мраморные колонны бледно-зелёными стволами.
Лишь кое-где высились толстенные
осокори, мощные дубы, а там, где были сырые низины, густыми купами теснились вербы.
На высоком
осокоре заухал филин.
Образ был прикреплён к столетнему
осокорю.
И лишь немногие знали, что
осокорь посажен был человеческой рукой.
В ближней листве высокого
осокоря свистят задорные иволги, а на сухой ветке дуба тоскливо гугнит лесной голубь припутень.