Он стоял у сходен по колено в воде – длинные волосы собраны в косицу, белая рубашка с бантом намокла от пота, сборные манжеты испачканы
коломазью пушечных колёс, короткие кюлоты с пуговицами оголяют крепкие икры и щиколотки…
Позади, отставая, мчались две телеги; колёса их визжали, и в ступицах пузырилась бурая
коломазь; возницы нахлёстывали лошадей кнутами; кузова подбрасывало на сусличьих горках; две пыльных полосы тянулись назад на версту.
Канониры и фузелёры ключами подтягивали болты и молотками подстукивали заклёпки на лафетах; приподняв стволы, мазали
коломазью окованные железными шинами вертлюжные гнёзда; в нужном порядке укладывали в длинные колёсные тележки свои инструменты: правила, гандшпиги, пальники и шуфлы.
Пахло
коломазью, воловьим и конским по́том, подгнивающей человеческой плотью, да ещё тем особым, тяжким духом бранной неудачи, который не можно описать словами, но который всегда незримо витает в поражённом стане и гнетёт дух воина.