Я, покраснев, вскочил, вновь ощутив всю нелепость своей
глистообразной фигуры, подпирающей низкий потолок.
И ещё одна ложь-ответвление: будто я – это я, а ты – это ты, будто мы – нечто самостоятельное, индивидуальное, обладающее собственным характером, а вовсе не кончик
глистообразной вереницы предков, непрерывной чередой уходящей всё дальше и дальше в глубь веков, к обезьянам; и будто эта наша так называемая индивидуальность не является на самом деле заплесневелой и прогорклой мешаниной наследственных инстинктов и понятий, заимствованных частица за частицей, мерзость за мерзостью от всей этой жалкой вереницы, причём истинно нового и оригинального в нас наберётся ровно столько, чтобы подцепить на острие иголки и рассматривать под микроскопом.