Приплывает, еле двигая плавником
Приплывает, еле двигая плавником,
говорит, от немоты отойдя не слишком,
у меня теперь отдать тебе — ничего,
даже голос предложить — осмеёшь же — такой неслышный
стал, осипнув от молитв и от горьких клятв,
что рассыпала ему, как в спальню цветы до ложа,
где теперь он спит, а рядом его жена,
и покоя их никто уже не тревожит.
Я смотрю, как слезы капают — жемчуга —
на ее ладони белые, вижу горе,
и ей вторят волны, режущие мне грудь,
и ей вторит, боли девичьей вторит море.
И не можется мне, глупой, не помогать,
раз хранить беду и счастье работу дали.
Я ей капаю в напиток прозрачный яд,
что ей вены взрежет пламенем острей стали,
доберется лапой жадною до груди,
вырвет сердце ее ласковое. Прочь жалость!
Принц, ее не полюбивший, не пощадил,
нелюбви своей вонзив в нее злое жало,
значит, мне жалеть не нужно ее вдвойне,
только колет в клетке ребер чертовски сильно,
и не хочется мне цену ей говорить,
пусть она помочь сама же меня просила.
Варево готово от бед мое,
выпьешь — и уйдет боль, уже не тронет.
Она преподносит мне алый ком
вырванного сердца в своей ладони.
