Тринадцать странных рассказов. Сборник фантастики

Mary N

Светлые, грустные, странные. Иногда спасающие жизни и меняющие к лучшему, а когда-то усложняющие и ведущие в неожиданном направлении. Таинственные, мистические, обычные, честные… разные. Они здесь. Они таятся на листах книги. Просто странные встречи молодых людей: парней или девушек. Просто «Тринадцать странных рассказов».

Код будущего

Это случилось дождливым осенний днем. Для Лиама — обычным и ничем не примечательным. Он просто потерял бумажник и познакомился с этим странным парнем Питером. Но кто знал, что это лишь начало череды событий, втянувших его в борьбу с программой «Код будущего»? Но кто знал, что этот осенний день привычной жизни станет для него последним?

Утро

Я думал, это будет проще. Проще сказать. Проще выразить. Найти слова, те самые, которые помогут донести истину. А я ее чувствую — всей кожей, всей своей сущностью. Эта правда болит. Во мне. Можно сказать, что я ею болен. Нет — больше никто. Да — только я. И как это началось? И как это продолжилось? Я расскажу.

В недалеком будущем в генетике было совершено открытие, позволяющее человечеству шагнуть далеко за пределы возможного. Это открытие состояло в том, что у каждого человека есть определенный фрагмент ДНК, состоящий всего из нескольких элементов, расшифровав которые можно стереть любую из способностей человека.

Открытие почти сразу окрестили «Главным открытием века». А ученые, сделавшие его, оказались сразу на вершине славы.

Только все было не так просто — по сути, это знание было лишь «бомбой замедленного действия», которая рванула через несколько лет. То общество, в котором главными постулатами являлись равенство и разделение по функциям, в котором не приветствовалось выделение из этого самого общества, стали иногда появляться подростки с ярко-выраженными способностями. Когда-то их называли дети-индиго, только теперь правительства почти всех стран поддержали программу — «Код будущего», которая применяла то «открытие века» на этих детях. Единый современный мир не мог допустить подобного неравенства.

В то время мне было девятнадцать, я был самым обычным парнем. Наша семья занималась рекламой, и отец прочил меня в свои приемники. Я весьма был доволен своей жизнью, а если и задумывался о чем-то большем, то, как говорил отец, «всю эту дурь из головы можно было выбить еще большей работой». В этом обществе не принято было мечтать.

Я узнал про эту программу из новостей, да что там — про нее говорили в каждом доме. Только обычному человеку не дело было занимать много времени на эти бессмысленные разговоры. В этом обществе не принято было и бездельничать, и размышлять на эти темы.

Знаешь, не могу сейчас представить себя в том времени. Слишком много всего прошло. Вернее, даже изменилось. И все благодаря ему. Но обо всем по-порядку.

Это было осенним поздним днем. А ведь я и представить не мог, что он станет одним из последних. Именно тех, которые вошли в привычную колею еще до моего рождения. В моем мире было слишком много запретов, слишком на многое нам говорили — «Это не правильно, это не принято!». В итоге дошло до того, что не приемлемым стало думать. Еще бы — «высшие» единицы думали за всех. Так было выгоднее. Так было проще.

Что касалось всего остального общества, оно пребывало в полной уверенности светлого будущего, механически совершая движения от дома до работы, решая каждодневные проблемы…

Этой же единицей был и я. Одним из многих, одним из массы. Мне это нравилось? Не думаю! Ведь я и не думал.

Я не помню точные события того дня. Помню лишь мелкий моросящий дождь. Он был холодный и не приятный. Я засунул руки поглубже в карманы своей куртки, только это не спасало. И я заспешил, как мог, домой после учебы.

Дойдя почти до своего дома, я ненадолго остановился. Яркий рекламный щит явно выделялся из всего серого окружения. Это была реклама компании, которой владел мой отец. В голове мелькнула быстрая мысль — что-то вроде гордости за наше семейной дело, но я зашагал дальше.

Уже придя домой, я обнаружил пропажу бумажника.

«Чертова рассеянность, — досада быстро завладела мной, — стоит ли говорить отцу?»

Я знал — он должен придти примерно в это время. Он был пунктуален. Не менее строг. И не терпел ошибок. Именно так. Как и мне следовало ждать своего наказания.

Минуту спустя раздался звонок в дверь. Какого же было мое удивление, когда на пороге я увидел парнишку лет семнадцати. Он был странно одет — яркая футболка, неаккуратно торчащая из-под серой куртки, по крайней мере, в колледже мне бы сделали выговор за такую одежду. Он был растрепан, а темные волосы были такой длины, что в первую секунду я чуть было не принял его за девушку.

— Лиам Лайн? — он смело посмотрел мне в глаза, а затем добавил, — мне нужен Лиам Лайн.

— Да, это я, — я быстро выскочил в подъезд, чтобы никто из домашних точно не застал меня за разговором с этим парнем, — Чего тебе?

— Наверное, это твое? Я нашел его рядом с этим домом.

Парень достал из кармана бумажник и протянул мне.

— Да… — заулыбался я, но сейчас же серьезно добавил, — но как ты нашел меня? И откуда..

— В бумажнике был указан этот адрес и это имя, — спокойно протянул парень, а затем развернулся и зашагал к лифту, — ну что ж, пожалуйста!

Наверное, в любой другой день и при любых других обстоятельствах эта странная встреча осталась бы минутным фрагментом в моей памяти, но что-то взыграло в моей душе, более того, как учил меня отец, я не мог не отблагодарить за такой поступок.

— Постой! Как тебя зовут?

— Питер!

— Питер, спасибо! Как я могу отблагодарить тебя?

— Вообще-то… есть одно желание!

День

Знаешь, я люблю это место. Оно напоминает мне о том времени, хотя сам бы я не желал в него возвращаться. Скорее, вычеркнуть из памяти… Но, когда проходящая боль исчезает, я снова принимаю все эти моменты. Знаешь, вот сюда! Сюда. В самое сердце. Да, тот день запал мне глубоко в душу.

— Ты хочешь, чтобы я проводил тебя до дома? Серьезно?

Я посмотрел в большие голубые глаза парня. Тот и не думал отводить взгляд.

— Это странное желание.

Я снова посмотрел на него. Забавно, но за некоторой небрежностью и даже неряшливостью его облика, можно было увидеть некоторые важные качества — уверенность, спокойствие, даже упорство. На секунду даже мне показалось, что внешний вид может не играть особой роли, хотя отец всегда твердил, что «именно внешний вид — залог хорошего знакомства!». Кстати, он должен был придти с минуты на минуту.

— Хорошо, Питер! Раз это твое желание, — я быстро открыл входную дверь и, схватив куртку и небольшой рюкзак, сейчас же оказался в подъезде.

Уже вечером, лежа в кровати, я обдумывал это знакомство. Странная встреча. Странное желание. Странные разговоры. Похоже, это запало мне в душу, но я уходил от этих мыслей, пытаясь думать о завтрашней контрольной. Я закрыл глаза. Где-то вдалеке был слышен звук осеннего холодного дождя, он напоминал мне об этом дне, об этой встрече… Но я запретил себе об этом думать!

Говорят, «Человек привыкает ко всему!», но теперь то я знаю, что это не совсем правда. Человек не только привыкает, он начинает полностью вживаться в новые условия жизни, подражать им. Поставьте человеку ограничения, и когда-то он поставит ограничения сам себе, запретите человеку думать, и когда-то он сам запретит себе это тоже — как будто так и было, как будто это и есть «норма». Что было «нормой» тогда для меня? Весь окружающий мир, тот, который я знал, который я видел и впитывал с рождения! Даже не задумываясь о том, подлинник ли это?

Сейчас мне есть, с чем сравнивать. И знаешь, к какому выводу я пришел? Что свобода, возможность к собственному выбору и возможность к миропознанию, пожалуй, самые важные ценности в любом обществе.

На тот же момент я был скован запретами и страхами. Что ж, на тот момент я запрещал себе думать даже о таком непохожем на меня и странном мальчишке.

Хотя, вконец, я сдался и допустил пару мыслей.

На момент нашей с Питером прогулки мелкий моросящий дождь ненадолго прекратился, но все равно на улице было достаточно холодно. Я опять по обычаю всунул руки в карманы и зашагал привычным для себя быстрым шагом, но Питер не отставал. Мы перекинулись парой фраз, ничем для меня не значащих. Кажется, Питер спрашивал, чем я занимаюсь?

Я же, в какой-то степени, был рад этой прогулке. Во-первых, я не хотел попадаться сразу отцу на глаза — в последние дни он приходил особо раздраженным и усталым, а во вторых, все же мне было немного интересно, что это за парень.

Пройдя пару кварталов я снова увидел рекламный щит компании отца и по привычке остановился. Питер поймал мой взгляд, на экране показывали рекламную компанию того самого «открытия века», и, казалось, парень как будто ждал этой самой «команды» для разговора.

— Ты тоже в курсе?

— Да…

— Наверное, думаешь, что великое открытие? Не так ли?

— Да… наверное…

— А как же та «программа»? «Код будущего»?

— Вроде…

— Так что ты думаешь о ней?

Мы завернули на еще одном перекрестке налево. Прошли прямо. Снова налево. И Питер не отставал.

— Так что думаешь?

— Что? — переспросил я, как будто выйдя из своих мыслей, — о чем?

— Лиам, что думаешь о «Коде будущего»?

— Ну, это программа правительств многих стран, а им виднее.

На лице Питера появилась тонкая улыбка.

— Что? Ты так не считаешь?

— Нет, — мой собеседник ответил односложно, даже не свойственно для него, — не считаю.

Мы прошли еще пару метров, прежде чем Питер продолжил.

— В прошлом приветствовались свобода выбора, самовыражение личности, даже субкультуры были привычным явлением… только сейчас… я думаю, эта программа еще один пазл в системе запретов в обществе.

— Странный ты, Питер. А еще говоришь вовсе… не то.

— Так ты особо и не слушаешь, — заулыбался мой собеседник, а затем посмотрел на небо, — тебе нравится дождь?

— Не очень!

— Почему?

— Хе, — усмехнулся я, — а разве он может нравится?

— Знаешь, я люблю дождь. Только вовсе не серый, как сейчас в городе. А чистый и освежающий. Проливной и наполняющий. Такие бывают сейчас редко.

Мы снова прошли перекресток и перешли дорогу.

— Кажется, теперь туда!

— Кажется? — удивился я, — ты как в первый раз!

— Не первый, — проговорил Питер и продолжил, — Сейчас город поглотила серость — серые многоэтажки, серые кварталы, серое небо… И, похоже, серость стала привычным образом жизни. Кажется, большинство людей даже не задумываются над этим.

— А ты не большинство? — вдруг спросил я.

Но Питер не ответил. Он указал на высокую многоэтажку.

— Дальше я сам, — Питер подошел к двери забора, окружающего парк, на территории которого и находился этот дом, набрал пару цифр на панели и открыл дверь, а позже добавил, — знаешь, что я делаю, когда не знаю ответа? Просто в уме считаю до пяти, и ответ приходит сам!

«Странный парень!» — снова придя к этому выводу, я закрыл глаза и попытался уже не о чем не думать, но мысли приходили снова.

Да уж — а ведь я и не мог подумать, что этот парень живет в нескольких кварталах от меня! И уж точно не ожидал, что в одном из самых богатых районов нашего города.

«Богатые причуды! — подумал я, снова закрыв глаза, — благо, больше с ним мы не увидимся».

Вечер

Здесь красивый вид. Не правда ли? Этот вечер, этот закат… Тогда мы не могли увидеть всего этого. Не могли. Сейчас позволено немного большее, по сравнению с тем временем. Не потому что нет запрета — он все так же висит над всем обществом, а потому что тогда даже не думали об этом, не мечтали, не видели… Такие главные слова! Они ведь пришли только со временем.

Следующее осеннее утро не радовало своей погодой, если не сказать хуже. Дул сильный порывистый ветер, солнца почти не было видно за серыми тучами мегаполиса, моросящий дождь усиливался с каждым часом. Более того, до колледжа мне пришлось добираться самому. Отец чаще всего подвозил меня, но сегодня был не этот день. Со вчерашнего дня мы перемолвились лишь парой фраз, а потом он сослался на занятость — его работа в недавнее время требовала все больше сил и отдачи.

По дороге до учебы я старался думать о той самой контрольной, но в голову лезли мысли вовсе не об этом. Так что выходя из вагона наземного метро я чуть не повернул обратно. Странно, позже я задумывался об этом, но так и не пришел к единому мнению.

В наш современный век многое остается недоказанным, многое остается в виде теории, а что-то и вовсе лишь на уровне чувств и ощущений. Было ли это тем, что невозможно объяснить и придать точной характеристике? Было ли это тем, что можно назвать предчувствием? Но, так или иначе, в колледже я уже не появился.

На то время одним из главных органов, ведущих охрану общественного порядка и борющихся с преступностью, были полицейские отделения. Но существовало еще одно подразделение. О нем знали, но говорили весьма неохотно, и отношение большинства общества к нему было лишь одно — «никак не взаимодействовать». Это подразделение и занималось делами, связанными как раз с теми самыми подростками и их способностями.

Особое полицейское отделение, а в обществе просто «Отделение-18» — к сожалению, я заметил их достаточно поздно. Да и что говорить — все произошло слишком быстро, ведь что мог сделать напуганный девятнадцатилетний парень против нескольких человек того отделения?

Спустя годы я снова и снова воспроизводил в своей памяти этот день, этот момент. Страх — вот что я чувствовал тогда. Страх — вот что я чувствовал еще долгое время.

Но что такое это чувство и почему он возникает в нас?

Достаточно вспомнить уроки из совсем раннего детства — мы не боимся опасности, пока сами и не научимся, что это может причинить боль. Именно те самые уроки на собственном опыте и рождают в нас первые ощущения страха. Я думаю, что страх как раз и основан на боли. Ударят ли тебя по лицу или в самую душу — не важно, ведь ты будешь бояться…

В тот же день меня привели в один из многочисленных кабинетов какого-то высотного здания. Я пытался сопротивляться, задавал много вопросов, но это было все равно, что биться об стену — мои сопротивления ту же секунду подавлялись еще большей силой, мои слова оставались без ответа. Я пытался держаться спокойно, лишь теперь уже следуя указкам приставленного ко мне полицейского, но мое сердце бешено отстукивало свой ритм. Мало сказать, я был очень напуган — меня просто разрывало от страха.

Несколько минут я сидел в тишине в этом кабинете, разве что по соседнему коридору слышались звуки от проходящих мимо людей. Я сжал кулак с силой так, что стало больно, от этого секундная волна прокатилась по телу и немного присмирила страх. Я осмотрелся — кабинет был небольшой, да и мебели было немного, всего два стула и стол. Окон в нем не было, и бежать через дверь тоже был не выход, я почти сразу понял, что под видео наблюдением.

Спустя какое-то время, дверь открылась, и ко мне зашли два человека. Это были высокие и физически хорошо сложенные мужчины. Они были одеты в костюмы, и особо ничем не отличались от «обычных людей», по крайней мере, я бы не выделил их из толпы. Один из них быстро кивнул второму, который подсел ко мне.

— Говорят, по дороге ты задавал вопросы, Лиам, — начал низким спокойным голосом подсевший ко мне мужчина, — Так?

Я замотал головой, не зная, что ответить.

— Что ж, тогда я начну.

— Почему я здесь? Я ведь… я ведь… ничего не делал, — тот час вырвалось у меня, — почему?

— Знаешь этого парня? — сидящий рядом мужчина раскрыл темную папку и показал мне.

Это была фотография Питера.

— Да, это Питер, — я тот час замотал головой в знак согласия, — мы… он…

— Хорошо, Лиам. Вас вчера засекли камеры наружного наблюдения. Ты последний, кто видел его. Не знаешь, где он?

— Я… я проводил его до дома. Кажется, двенадцатая-стрит, это… богатый квартал… Там дом еще необычной формы… Все, больше я не знаю…

Стоявший у двери мужчина снова быстро кивнул второму.

— Лиам, а давно Вы знакомы?

— Вчера… Я только вчера его видел…

— Как Вы познакомились?

— Он принес мой бумажник, и попросил… попросил проводить… Все! Прошу, отпустите меня! Мой отец уже, наверное, волнуется!

Мужчины снова переглянулись. Сидящий рядом быстро закрыл папку и подошел к тому, что стоял у двери.

— Прошу, мне нужно домой, — снова вымолил я, — мой отец…

— Лиам, пока все указывает на то, что ты близко знаком с этим парнем. Питер, но он называет себя по-разному. Он замешен в преступной деятельности, а, в частности, пропаганде анти-государственных движений, выступающих против внешне-государственной программы «Код будущего». Ты знаешь об этом?

— Нет, — я замотал головой, — нет!

— Что ж! Тебя видели вчера с ним, как показывают свидетели и камеры наружного наблюдения, Вы провели вместе, общаясь, около двух часов. Поэтому, пока идет расследование, ты останешься здесь.

— Прошу…

— Более того, в твоем бумажнике найдена карта памяти, на которой часть важной информации, указывающей именно на тебя. Как ты это объяснишь?

— Я… не знаю, — я растерянно подскочил к этим мужчинам, но меня тот час усадили на место, — прошу, я ничего не делал, я не знаю…

— Лиам, мы не сторонники наказывать не виновных! Но все указывает на то, что ты посредник Питера.

— Я не знаю, — снова протянул я и от отчаяния сжал руки в кулаки, — я не знаю ничего!

Уже позже, сидя в одиночной камере, которая больше походила на палату какой-то лечебницы, я повторял эти слова — а я ведь действительно ничего и не знал! Только мне надо было дойти, дорасти до этих мыслей. Мне нужно было ощутить эту боль, как катализатор к этим знаниям, вливавшимся в меня постепенно — с каждой каплей, с каждой дозой этих разговоров.

Кажется, я просидел там дней пять. Почти единственным ощущением стала ненависть к тому парню — да, я ненавидел его всем сердцем, всей своей сущностью! Более того, мне не давали общаться ни с кем, кроме этих двух мужчин. И каждый раз все заканчивалось почти тем же. Одиночной камерой. После очередной порции разговоров я стал сдавать. Можно сказать в меня вбивали эту истину, что я здесь один и никто мне не поможет. Кроме меня же. Если я не сдам им Питера. Да, я был их единственной зацепкой. Но как я мог? Я же и вправду ничего не знал!

В тот раз разговоры снова закончились одиночной камерой. В моей голове крутились мысли, но я почти даже не думал — все было больше на уровне ощущений.

«Я один!» — та самая мысль, которую внушали мне.

«Никто мне не поможет!» — я прокручивал это в голове снова и снова.

Хотелось сжать руки в кулак так, чтобы стало больно, закричать… Но сил едва хватало, чтобы думать. Мои мысли — единственная привилегия, которая была со мной.

Именно тогда мне стало приоткрываться многое. За это время я думал обо всем — себе, своей семье, своих целях. Городе, стране, мире. Боли, запретах, страхе… Об этой чертовой программе «Код будущего» и Питере. Странная мысль, но ведь все, что было сейчас в моей жизни, вертелось именно вокруг них. И на какой-то момент мне даже стало казаться, что и я часть этой программы.

Я думал, и мои мысли текли сами в некую сторону.

«Что если и я, как в этой программе, тоже некий элемент, который нужно познать, или расшифровать?»

«Что если и меня после этого не оставят, да просто „никак“, и сотрут, уничтожат?»

В то время я снова столкнулся со страхом. Я познал его. Еще сильнее. Еще глубже. И то чувство, которое я ощутил впервые, было лишь мелким подобием того, что чувствовал я сейчас. И выбор был один — поддаться ему полностью и быть уничтоженным, или бороться… И найти собственные силы в противовес этому.

Знаешь, боится тот человек, которому есть что-то терять. А если я не боюсь? Неужели, это значит, что терять уже нечего? Неужели так?

Я закрыл глаза. В голове вертелись картинки последнего допроса. Меня спрашивали, но я уже не различал звуков. Я помню, как один из тех мужчин, показал знак «Хватит!» другому. Я помню, как меня выводили из того помещения.

«Я один, и никто мне не поможет! И я ничего не знаю!» — снова мысли, вертевшиеся по кругу.

Но с каждым кругом во мне что-то менялось, даже преобразовывалось. Словно я стал смотреть на все под другим углом. На страх, на боль. На этот мир. А что, если я и не боюсь? А что если я сильнее и выше страха? Что если мои силы намного выше и больше этого «крючка», цепляющего меня? Что если я и есть сама сила, которая вытащит меня отсюда?

Что если? Нет! Так и есть — я не боюсь.

Ночь

Знаешь, я люблю ночь. Именно люблю. Это россыпи звезд, луна и время для собственных мыслей. Я много думаю. И действительно много думал перед тем, чтобы рассказать все это тебе. Ты ведь особенный, и должен знать. Хотя сейчас время, чтобы насладиться ночью.

В этот раз мне не пришлось идти на допрос. Они пришли сами в мою палату. Задали опять те же вопросы. Я посмотрел на них припухшим лицом, но уже совсем другим взглядом. И они все поняли. Я думаю, не нужно было сейчас повторять им дважды.

Они сказали, что теперь мне верят. И что мои мучения скоро прекратятся. Они сказали, что раз я из тех детей со сверх способностями, то тоже должны провести эксперимент и ввести ту самую вакцину, которая и положит всему конец. Я лишь ответил, что принимаю это.

Когда я открыл глаза, я долго не понимал, где нахожусь и что происходит. Я провел руками по грубой ткани простыни, которая укрывала мою кровать в этой комнате. Я посмотрел вперед — только дверь, которая была под паролем. Я закрыл глаза и погрузился в темень.

Я снова открыл глаза. Целым потоком информации на меня обрушилось то, что тогда я понимал и чувствовал. Сейчас я привык к тому, как теперь воспринимаю и чувствую этот мир, но тогда мне было все ново и непонятно. В голове вертелись множественные картины, причем я даже не был уверен — не сон ли это был? Я быстро приподнялся, но тот час мое тело сковала колкая пронизывающая боль. И я рухнул опять на подушку.

Через какое-то время я все-таки нашел в себе силы и подошел к двери. Это была мощная железная дверь, пройти которую можно было лишь одним способом — ввести пароль. Я осмотрелся по сторонам. Это была не та палата, в которой я провел предыдущих несколько дней, и может быть, даже не в этом же здании.

Я схватился руками за голову — отчаяние и страх снова возвращались ко мне, как некоторый замкнутый круг. И не мог найти на них ответы.

Странно, но именно в этот момент я вспомнил те непонятные слова Питера, которые он сказал мне в конце нашей единственной встречи.

«Знаешь, что я делаю, когда не знаю ответа? Просто в уме считаю до пяти! И ответ приходит сам!»

Я закрыл глаза и стал считать, и все действительно вставало на свои места.

То непонятное ощущение, которое пронизывало всю мою суть, говорило лишь об одном — нужно выбираться. Я подошел к двери и ввел пять цифр. Забавно одновременно сомневаться в себе и своих силах и в то же время идти за неким ощущением, которое тогда, как предчувствием я назвать и не мог. Ощущением, на которое я ставил все, что у меня было — свою жизнь. Ощущением, которое, как некий алгоритм появлялось в моей голове и которое вело меня к цели.

Надо ли говорить, что спустя часа два я вышел с черного хода этого здания? Надо ли говорить, что этим зданием, где все время меня держали, было то самое, куда я провожал Питера?

Я уже знал, что меня будет искать «Отделение-18», чем мне это грозит, что домой я уже не вернусь и вряд ли когда-нибудь мой мир станет прежним. Но, более, я знал, куда мне следует идти и где меня ждут такие же как и я, я уже думал над тем, что мне следует делать и верил, что обязательно приду к своей цели.

Утро

Я думал, это будет сложнее. Снова погрузиться в те моменты того прошлого. Но ты просил провести со мной время — целых суток будет достаточно? Что же, снова на улице утро — вселенная так устроена, что все идет по кругу, и иногда нужно принять темные времена, чтобы когда-то достигнуть и света.

После тех событий я снова встретился с Питером. Он ждал меня на одной из улиц. Было опасно светиться, да и я уже понимал, кем он является, но он пришел. Он и не мог не придти. Ведь я становился последним звоном этой системы, вернее, механизма, который, наконец, мог сражаться.

Я знал, что он не мог поступить иначе. Ведь слишком многое было поставлено на карту.

Вся правда была в том, что Питер являлся человеком, объединяющим и выступающим за тех детей с ярко-выраженными способностями, он был одним из них, он был их главным звеном. Но до одного момента, а именно до введение «Кода будущего» в действие. Тогда таких, как они стали разыскивать и предлагать работать на «Отделение-18», а, по сути, на них испытывали вакцину «Кода будущего». Те, кто отказывался, больше уже не видели. И им понадобился новый план. И Питер его нашел. А вернее, меня. Украсть мой бумажник и подложить в него некоторые данные было не такой большой проблемой по сравнению, скажем с тем, что должны были сделать со мной те следователи из «Отделения-18». Но сейчас все слова были за Питером, а все ставки были на меня.

В той палате я блефовал, что у меня есть сверх способности, я думал, что эта вакцина, как минимум, избавит меня от страданий. Что же, в какой-то степени, так и вышло. Ведь открыв глаза я понял, что по какой-то непонятной причине могу видеть отрывки прошлого, или информации, которая все еще оставалась в том или ином месте. Именно так, я и ввел тот код, именно так и вышел из того здания. И Питер не случайно был тогда там, тем самым, оставляя мне такой нужный след.

Благодаря этой моей способности мы смогли собрать нужные данные. И через несколько месяцев запустить обличающий ролик о «Коде будущего» по центральному рекламному каналу. Да, мне пришлось встретиться со своим отцом, недолго, но, тем самым, раздобыв все сведения о том, как показать ролик с помощью его рекламной компании. И это была наша первая победа. Правда, для компании отца это означало полный крах.

После с несколькими подростками мы скрылись из этого города в безопасное место. Ведь ролик на самом деле означал не победу, а лишь начало войны.

Сейчас много лет прошло с того времени. А я… до сих пор чувствую всю правду мира, так или иначе соприкасаясь с информационными потоками. Нет — больше никто. Да — я единственный человек, который приобрел способности с помощью этой вакцины.

Несколько лет назад Питер, помогая другим подросткам скрыться, был убит. Я узнал об этом так же, как и о «Коде будущего» — из новостей, которые тогда еще транслировались от «Отделения-18». А позже я узнал о тебе.

Ты спрашиваешь, какую способность имел Питер?

Он имел ту же, что будет и у тебя, ведь ты — сын Питера, но позже, ведь тебе всего десять лет.

Знаешь, однажды хороший друг мне сказал, что делать, если не находишь ответа. Но тебе я и так отвечу — он мог видеть будущее.