Восхитительная черная роза

Literary Yandere, 2015

Ее магия поразительна… и подозрительна. Но Грейсон не из тех, кто боится. Он готов получить от этой экзорцистки все, что она способна ему дать, и не важно, чего это будет стоить им обоим.

Глава 9

Капризы, танцы, выходки поэтов!

А Церковь и король в пренебрежении.

Уильям Батлер Йейтс, «На королевском пороге»

Мидж пришла в себя. Сразу открыть глаза не получилось — слезы склеили ресницы, и девушка дернулась, желая потереть лицо. Но ей это не удалось: руки были связаны. И не веревкой, цепью. Возможно, даже зачарованной. Мидж замерла, вся обратившись в слух: рядом с ней кто-то был. Слышался разговор двух мужчин.

— Что пленник?

— Молчит. В том смысле, что не говорит ничего полезного. А так — мы заткнуть его не можем, он бранится так грязно, что даже сержант краснеет, не то что я.

Раздался звук скептического смешка.

— Попробуйте раскалить инструменты.

Затем настала недолгая тишина. Простучали по полу каблуки подбитых железом сапог.

— Не пришла ли пора взяться за рыжую красавицу?

Мидж окатили ледяной водой. Девушка зажмурилась, позволяя ресницам расклеиться. Но все равно — глаза открывать оказалось больно. От света еще и голова начала гудеть. Но, по крайней мере, Мидж не мутило — что означало, что все не так плохо. Могло быть много хуже. Мидж не успела осмотреться, как следует, только бросила пару беглых взглядов направо, налево: полутемная комната, с одним только протянувшимся по засоренному полу солнечным лучом едва ли в локоть шириной, на окнах — решетки, мутное дешевое стекло, и, не считая стула, на котором она сидела — никакой мебели в пределах ее зрения. Где-то вверху за левым плечом гудит бестолковая муха, метаясь по кругу.

Перед пленницей стояли двое мужчин, по одежде которых прекрасно определялся род их занятий. На одном, постарше, с проседью в висках, была тусклая кираса. Зазубрин на нагруднике набралось столько, что знаки Уризена — книга и циркуль — едва угадывались. Но Мидж знала, что они там есть. Ближе к ней, ровно в золотящемся пылью луче света, стоял с пустым ведром в руках рыцарь помоложе. Он явно начал бриться совсем недавно — юноша, еще младше Мидж. К тому же, симпатичный. В других обстоятельствах она бы ему улыбнулась.

— Итак, посмотрим-ка, что за цветочек мы сорвали на языческом дворе!

Две пары глаз окинули ее пристальными взглядами: снизу вверх, затем сверху вниз. Рыцарь постарше оказался более наблюдательным.

— Любопытно. Рисунок с птицей на твоем теле, маска птицы… Ты экзорцист? Не просто язычница, а еще и еретичка, мешающая справедливейшему судилищу Высшего нашего Уризена?

Мидж фыркнула, и, прежде чем сообразила, что стоило бы прикусить язычок, выпалила:

— Я следую своему пути! А дать людям умирать, будучи одержимыми или разорванными изнутри демонами — не благое деяние. Все наше племя не для того спускалось с небес и учило людей экзорцизму, чтобы невежи вроде вас дозволяли мучительные смерти во славу какого-то ложного Высшего!

— Так она полуцунцу!

— Нет, не на половину, только на четверть — иначе у нее были бы крылья, пусть и небольшие. — Рыцарь постарше подошел к Мидж, нагнулся над ней, изучая. — И мордочка посмазливей. Значит, нечего с ней возиться. Цунцу — не люди. Они животные. Если дуреха не пойдет на контакт, прирежь ее, капитан.

— Да, сэр.

Юноша встал рядом. Он смотрел на пленницу широко раскрытыми глазами: в его взоре читались и ненависть, старательно внушенная строгой религией, и интерес — очевидно, парнишка никогда не видел прежде цунцу. И еще — вожделение. Последнее немало напугало Мидж. В отличие от старшего воина, желторотый капитан не побрезгует воспользоваться ситуацией.

— Прочь руки! — Мидж отвернулась, хватая ртом воздух и стараясь скрыть дрожь ужаса. — Если в Эльзиле я была бы полностью в вашей власти, то здесь, в Межевых землях, у вас нет таких прав! Я экзорцистка, и каждый должен оказывать мне содействие! Таково соглашение между Мелуккадом, Эльзилом и Бралентией!

— Вот уж не думал, что в наши сети попадет такая птичка! — Старый рыцарь засмеялся собственной шутке. — Только ты промахнулась, дурочка. Знаешь ли ты, где находишься? В городе под названием Гэппл. И правит тут лорд Джеффкин. Он ненавидит айнианцев. Капитан! Заставь эту суку посмотреть тебе в глаза.

Молодой рыцарь сжал подбородок Мидж пальцами, и она повиновалась его движению — взглянула на него прямо, с вызовом. Страх и смущение капитана прошли, он осмелел, почувствовав, что девушка и впрямь полностью в его власти.

— Знаешь, сладкая, как называют у нас таких, как вы? Айнианок? Веселые шлюхи. Всем известно, что айнианки трахаются с кем попало.

— Айнианки спят только с теми, кто их достоин и кого они сами выбирают, — промычала Мидж. Пальцы рыцаря мешали ей говорить внятно. — А Вас, наверное, и коза не одарила своим вниманием.

— Ах ты дрянь! — Капитан хлестнул девушку по щеке, да так мощно, что потерял золотой наруч — он покатился по полу, бренча. Было больно, и в голове у нее зазвенело, но Мидж только рассмеялась. Ее не раз били сильнее, это — так, шлепок котенка. — Я думал, все экзорцисты — смиренные, а у тебя язык, как грязное помело!

— Нет, смиренны только ваши несчастные рабы. А наша земля никогда не покорится вашей ущербной религии!

Молодой рыцарь замахнулся, но помедлил, прежде чем опустить кулак — не хотел испортить личика девушки прежде, чем насладится ею. В том, что после он найдет удовольствие, изуродуя ее, Мидж не сомневалась. Но секундная заминка позволила ей заметить татуировку на запястье юноши.

— Что я вижу, капитан? — Волосы упали на лоб Мидж, она смотрела из тьмы под их путаницей, так что выглядела, словно злая нимфа из детских сказок. — На Вашей руке — паук… Знак той самой религии, которую Вы только что проклинали!

Рыцарь вздрогнул, глянул на напарника, опасаясь, что тот успел заметить татуировку.

— Вы скрываете его. Ведь как признаться, что был айнианином, но предал свою веру, а? Что же Вас так в ней не устроило, что Вы перешли в уризенианство?

— Известно что, слишком нахальные шлюшки! — рявкнул старший рыцарь. — Капитан ошибался семнадцать лет, но ему хватило ума перейти в истинную веру. Кончай с ней, парень. Эта кретинка не скажет нам ничего полезного. Кичится своим кощунственным званием, будто оно спасет ее. Делай с ней, что хочешь, только побыстрее. Нам еще нужно заняться здоровяком, сержант там в одиночку явно не справится.

Мидж снова ощутила прикосновение влажных пальцев молодого рыцаря. Он сжал ее шею, заставляя запрокинуть голову.

— Умоляй меня, — ощерился рыцарь.

Мидж похолодела. Во-первых, она терпеть не могла просить. Во-вторых, она поняла: дело не просто плохо, а предельно катастрофично. Ее убьют в любом случае, только сперва поиздеваются. И одна Айне ведает, как. Впрочем, должно быть, пытки состоят в ведении Айфе, злой ипостаси Всевысшей.

— Ну!

Нет, этого просто не может быть! Мидж не могла поверить. Беды всегда обходили ее стороной. Она была беззащитна долгие годы, но с ней ни разу не случилось ничего плохого — а теперь она, видимо, вышла, как говорится, из-под сени Святого Древа. Благословение Айне покинуло ее.

— Хочешь умереть молча? Что ж…

— Пожалуйста, не надо, — промямлила Мидж. Если б от страха у нее не холодели затылок и не отнимались руки, она бы сгорела со стыда. Но одной секунды понять, что все взаправду, хватило, чтобы перешибить все прочие чувства. — Прошу, не убивайте меня.

Капитан засмеялся, довольный. От возбуждения слюна в его рту забулькала, брызжа на Мидж. Ничего привлекательного в его внешности больше не осталось: голубые глаза горели жаждой крови.

— Еще!

Но больше ничего капитан не услышал. Окно разбилось — рыцари успели только обернуться и раскрыть рты. И в следующий миг оба рухнули на грязный пол, хрипя. А между ними спиной к пленнице стоял высокий стройный юноша в черном. Два крохотных кинжальчика, которые и назвать-то так было трудно, торчали в горлах и первого, и второго уризенианина. Убийца дождался, пока бульканье в горлах его жертв стихнет, и по очереди освободил их от своего оружия. Вытер кровь о штаны капитана, помедлив несколько мгновений — должно быть, боролся с брезгливостью. Не всякая ткань достойна касаться благородного оружия.

Все это время Мидж пораженно молчала, не в силах расслабить брови, изумленно изломившиеся дугами на лбу.

Наконец, ее нежданный спаситель обернулся. На нем была птичья маска — точно такая же, что болталась на ее поясе.

— Встретимся в таверне «Оседланный олень». Ты свободна.

Мидж не успела глазом моргнуть — на самом деле, буквально это сделать, — как юноша оказался у нее за спиной. И так же быстро она ощутила, что ее руки больше не скованы цепью.

— Я буду ждать тебя там сегодня и завтра на закате. Но после — уеду.

Мидж обернулась, однако позади нее уже никого не было. Она могла поклясться, что это не магия: легкий ветерок коснулся ее щеки за миг до того. Гость скрылся через окно, точно так же, как проник в комнату. Он не был магом. Он был искусным сумеречным воином.

И у него был голос Айнара.

Мидж выпуталась из цепей и, перескочив через трупы, помчалась вон из комнаты, вниз по лестнице — в поисках Грейсона.

Он оказался на первом этаже. Израненный, залитый кровью, прикованный к стене, но уже почти свободный: закусив кончик языка, в замке его кандалов копошилась Геселин. У двери ничком лежал воин в кольчуге — очевидно, сержант, заботам которого поручили Грейсона. Неподалеку валялась издохшей змеей плетка, и на досках пола отпечатался кровавый двойник орудия пытки.

— Грейсон! Геселин?!

Мидж плотно сжала губы, чтобы подбородок не дрожал.

— О, я брызнула на стражника сонным зельем, — сказала Геселин. — Он не очнется еще часа четыре. А больше никого в доме я, кажется, не заметила. То ли кто-то отправился за подкреплением, то ли эти дураки были уверены, что справятся с вами втроем…

Мидж не слушала, и аристократка нахмурилась, раздосадованная непривычным ей пренебрежением. Экзорцистка подбежала к своему телохранителю, выхватила у Геселин ключ из рук, принялась судорожно крутить его в замках кандалов. И вот когда оковы спали, Мидж бросилась к нему на шею, ощупала лицо, задержала руку над рассеченным виском.

— Грейсон, Грейсон! О, святое древо, что они с тобой сделали! Тебе больно? Нужно обработать, чтобы не осталось шрама…

Грейсон рассмеялся, запрокидывая голову назад, и рука Мидж таким образом оказалась далеко от раны. Девушка смутилась и отшагнула от Грейсона. Ей вдруг стало стыдно за проявленное беспокойство.

— Я и так весь в шрамах, птичка, что мне еще один?

— Что ж, это верно подмечено.

Мидж тряхнула волосами, прогоняя последние капли жалости к телохранителю, засевшие у нее в голове. И принялась рассказывать им с Геселин о том, как ее спас загадочный мужчина в черном. Но договорили они уже на ходу: Грейсон обыскал трупы наверху и спящего сержанта, взяв в качестве, как он сказал, компенсации, деньги и оружие, а после все втроем покинули пыточную. Когда мужчина развернулся, поднимаясь по лестнице, Мидж увидела, что спина его жестоко исхлестана, и чуть не охнула от ужаса, но жалость истаяла, стоило ей подумать, что ее сострадание напарнику не нужно. Стыд, что накатывал на девушку, когда она проявляла чувства, которые не были нужны адресату, глушил любые чувства, даже самые сильные.

Уже на свежем воздухе, насколько это словосочетание применимо к городу Межевых земель, Мидж обернулась, запоминая и дом, и улицу. Не знай она, что только что побывала в плену у жестоких уризениан, никогда бы не подумала, что ветхий домик с облупленными стенами чем-то отличается от своих соседей, таких же побитых жизнью строений.

Как там сказали ее мучители? Лорд, правящий городом, ненавидит айниан? Что ж, легко в это верилось: разрушенное святилище и ловушка, в которую должны были попасться те, кто рискнет отправлять запретный культ. Что же делать? Что она, хрупкая девушка, пусть и четвертьцунцу, может в такой ситуации?..

— Мидж.

Экзорцистка обернулась на голос Геселин. Аристократка тоже о чем-то думала, пока они шли по улице. Но не об уризенианах.

— Хочу дать тебе бесплатный совет. Это насчет Грейсона. Смотри, не влюбись в него. Вы как огонь и вода — один постоянно будет тушить другого, пока сам страдает от иссушения.

Даже не думала, мысленно отмахнулась Мидж, ничего не ответив. Она чувствовала себя хватающейся за тонкий лед: чем больше она прикладывала усилий, тем глубже уходила на дно. И, быть может, тянула остальных за собой.

Она должна пойти в «Оседланного оленя», иначе и быть не может. Но — одна.

Несмотря на то, что Грейсон спас ей жизнь практически сразу же после знакомства, а Геселин не пожалела денег на то, чтобы сделать их путешествие комфортабельным, Мидж уже раскаивалась, что взяла с собой в путешествие напарников. Стоило ей услышать любимый голос, и вся ненависть, копившаяся в ней годами, истаяла. А значит, рассудила Мидж, ее и не существовало никогда. Это был — снова — обман чувств, но не больше. Такое уже случалось с между нею и Айнаром, почему бы этому не повторяться еще и еще?

Она уже была уверена, что сама искала Айнара потому, что любила его, она попросила бы его снять проклятие — но и только. А Геселин… Мидж так и представляла, как лже-аристократка с визгом вцепляется ногтями в прекрасное бледное лицо Айнара. И Грейсон не остался бы в стороне, добив мага — ведь таково желание Геселин, а она в сложившейся ситуации, пожалуй, могла приказывать Песчаному Тигру. Мидж не была уверена на сто процентов, что между ее спутниками столь сильная связь, но не исключала худшего варианта. Грейсон теперь знает ее слабое место. Воспользуется ли он им?

Как оказалось — да. Не погнушается.

Мидж обработала раны Грейсона и оставила его отдыхать на конюшне. В нормальные, человеческие помещения он упорно не шел. То ли кровь линормов, игравшая в его жилах, восставала против этого, то ли Грейсон всего лишь потакал причуде, старой привычке. Мидж не спрашивала. Геселин была права — чем больше они знают друг о друге, тем больше привязываются. Она уже допустила одну такую ошибку — теперь из груди, из сердца, из разума вряд ли получилось бы изгнать жалость и сострадание к лже-аристократке. Грейсону она уже была обязана своим спасением. Это пугало. Привязываться — плохо, любить кого-то — еще хуже. Мидж уже на своем опыте знала это.

Геселин, судя по ее рассказу, тоже это знала, но при том — тянулась к обоим спутникам. Грейсон же… что ж, на его счет Мидж не могла утверждать с уверенностью.

Но он за ней следил — это точно.

Мидж удалось ускользнуть от Геселин (лже-принцесса жаловалась, что разволновалась, и легла в постель, накапав себе успокоительного в ананасную воду), но у дверей, несясь на всех парусах, экзорцистка стукнулась лбом о широкую грудь Грейсона, перетянутую бинтами.

— Зачем ты встал?

Лучшая защита — это нападение, как знала Мидж. К тому же, Грейсону действительно лучше было бы поспать, чтобы раны затянулись.

— Провожу тебя. Куда ты?

Мидж вздохнула. Полулинорм занимал весь дверной проем. Если бы девушка не рассказала, куда ей нужно идти, он бы ее не пропустил.

Мидж ждала, что Грейсон будет препятствовать ее встрече с Айнаром — предполагаемым Айнаром, стоило сделать оговорку, — но все вышло иначе. Полулинорм взял руки девушки в свои и опустился перед нею на корточки, так что Мидж оказалась в непривычной для себя позиции: глядя на мужчину сверху вниз.

— Вот как мы поступим. Я понимаю, что ты рвешься увидеть своего возлюбленного сегодня же, но… мы не готовы. Иди отдыхать, пожалуйста, ты настрадалась за день. И Геселин тоже. А ведь мы все трое — мы в связке. Ты была добра, когда перевязывала мне раны, но сейчас пытаешься вести себя, как эгоистка. Айнар нужен нам всем троим. Дай нам день отдыха, и завтра мы все вместе отправимся в таверну «Оседланный олень». Ты согласна с тем, что я предлагаю?

Мидж не могла двинуться, не могла отступить: Грейсон держал ее ладони в своих нежно, но так, что вырваться она не могла. Он весь был словно каменный.

— Я клянусь, что мы и пальцем его не тронем — беру на себя ответственность за Геселин тоже. Если ты не прикажешь мне размазать его по стенке.

Мидж чувствовала себя маленькой девочкой, которую папа уговаривает не капризничать.

— Ладно, будь по-твоему.

Лишь бы он просто перестал греть ее руки в раковине своих грубых ладоней. Девушку раздражало исходившее от Грейсона тепло — на несколько градусов выше, чем у чистокровного человека.

Ночью же она видела в окно, что Тигр не спит: он скакал по двору, размахивая мечом, и луна пускала тусклые зайчики от лезвия. Видела Мидж и то, что Грейсон в остервенении сорвал с себя бинты посреди тренировки, бросил их на землю. Когда он, наконец, угомонился, согнулся, уставший, черная спина его блестела, и Мидж с волнением задалась вопросом: от крови или пота?