Волхв. Сердце угасающей жизни

J. R. Crow, 2022

Этот дуб стоял здесь до того, как на благодатные земли легла тень войны. И будет стоять, когда остатки человечества сгинут в небытие, как Мировое Древо на Алатырь-камне, вечное отражение покоящейся на его плечах реальности. И Мечеславу, младшему волхву дружины темнейшего князя Святогора, иногда становилось мучительно стыдно перед дубом. За то, что они, волхвы, тянут из измученной природы последние жилы, не для того, чтобы сотворить – распределить жалкие крохи силы. А значит – забрать у кого-то, кто слабее. Остаётся только надеяться, что, может быть, однажды радостная весенняя зелень вновь распустится на древних ветвях, и другие люди – чище, чем они…

Ростки жизни

Лица матери Мечеслав не видел очень давно — лишь глаза, всё такие же любящие и добрые, смотрели на него сквозь полупрозрачные стёкла очков. Иногда он думал, что может это и к лучшему: туман минувшей войны уродовал людей, внутренне или внешне — не имеет значения. А так он навсегда запомнил маму молодой — и неважно, что роскошная коса с годами превратилась в короткий светлый ёжик, а спина согнулась от горя и бедствий, обрушившихся на долину. В новом мире не было места красоте.

И когда странная птица уронила на колени молодого волхва письмо, словно говоря: «надежда есть» — единственное, о чем печалился Мечеслав — не разочарует ли маму его уход. Может, она скажет: «сынок, пора перестать верить в сказки»? Или предупредит строго: «уйдёшь сейчас — и назад не воротишься». И будет совершенно права: никто не будет искать сгинувшего среди диких земель, но с дезертирами у князя разговор короткий.

Но мать лишь обняла его, крепко-крепко, как в детстве, голос зазвучал ласково, несмотря на маску:

— Добрый путь, сынок. Если сможешь — спаси нас. Если нет — будь счастлив.

И сколько бы Мечеслав ни приучал себя ничего не чувствовать, одинокая слеза скатилась по щеке, намочив подкладку респиратора. В тот момент он верил, что обязательно вернётся — научится дарить жизнь и вернётся.

Школа Созидательной Магии ждала его.

Гонец из Школы, как условились, встречал его возле старого дуба. Он был точно так же облачён в защитный костюм — а в этих местах по-иному и нельзя. Молча кивнув в знак приветствия, он взмахнул рукой, будто открывая дверь в другой, лучший мир. И дверь открылась — сквозь искрящуюся воронку Мечеслав увидел голубое небо. Солнце. Зелёную траву. Посланник нетерпеливо толкнул его под лопатки, и Мечеслав шагнул в новую жизнь.

Кричали чайки — не злобным гоготом мстительных гарпий. То был обычный птичий клич — одна из мелодий гимна матушке-природе. Синее море лениво набегало на жёлтый песок. Мечеслав сдёрнул маску — и зажмурился, подставляя лицо солнечным лучам.

— Потом надышишься, — ворчливо поторопил его проводник. — Ждут тебя.

Крепость на горе издалека виделась, как царские палаты. Расписные терема, наличники с исконным узором — всё так правильно и гармонично, что Мечеслав начал воображать премудрых старцев в белых робах, что говорят с ветром и понимают шёпот моря. Но вдоль всего пути — никого. Будто бы скрываются до поры, а вдруг недостойным окажется новый ученик? Сердце волхва сковал липкий страх: что, если впрямь нет ему прощения за былые дела?

Долго ли коротко ли, проводник втолкнул его в кабинет, где за столом сидел не благообразный учитель — человек в чёрной военной форме. Он улыбнулся, вроде бы дружелюбно, а вроде бы насмешливо:

— Новобранец, значит? Волхв? Мечеслав?

Нет ничего страшнее звона в ушах, когда мечты разбиваются о суровую реальность. Но годы в дружине не прошли даром — Мечеслав выпрямился и с холодным спокойствием произнёс:

— Я пришёл в Школу Созидательной Магии, а не военный лагерь.

Человек в форме ответил, в голосе его послышалась ностальгия и сочувствие:

— Какие времена, такая и одёжа, сынок.

Он затянулся короткой самокруткой и медленно выдохнул серый дым:

— Мы не можем, как встарь, созерцать движение небес и сажать священные рощи. Мы ведём войну — с такими бездарями, как этот ваш Святогор, Афольфус, Эрлих… надменные князьки, уверенные, что после них — хоть потоп. И поэтому я хочу спросить тебя, сынок… готов ли ты воевать за жизнь и мать сыру землю?

Да или нет? Слово «война» навсегда стало для Мечеслава самым страшным проклятием. Но за окном он видел небо и море. И слышал крики птиц.

Он кивнул — медленно.

Военный ободряюще улыбнулся:

— Тогда покажи мне свой посох.

Волхв медленно достал из-под плаща короткий деревянный жезл. Нельзя было назвать его посохом — с ними и бегать неудобно, да тяжесть лишняя. Мечеслав сам вырезал его из ветви старого дуба — когда ещё верил, что волховское искусство правда служит добру и людям. Теперь он старался прикасаться к жезлу как можно реже — он ощущался отрубленной рукой мертвеца, которой не позволили успокоиться и снова и снова терзают нечестивым колдовством.

— Удручает, — произнёс военный с горечью, но без осуждения. — Но это поправимо. Пусть твоим первым заданием будет вернуть этой вещи жизни. Так мы и узнаем, годишься ли ты для созидательной магии.

— Но как?! — воскликнул волхв. Если бы он знал… если бы умел…

Ответ был слишком неожиданным для человека в форме:

— Попробуй для начала поверить.

Мечеслав закрыл глаза, представляя, как тянется к жезлу тонкая сияющая ниточка. Она то и дело прерывалась, истончённая глубинным страхом… но вдруг окрепла, обрела силу и лозой оплела мёртвое древко.

Даже не открывая глаз, волхв видел, как распускаются пока что робкие, маленькие, зелёные листочки.