Падшие ангелы

Grem Lee Miller

Скитавшийся по свету «солдат удачи» возвращается на родину и узнаёт, что она погрязла в криминале и торговле наркотиками, первоочередной и самой незащищённой жертвой которых становятся дети. Он набирает четверых неравнодушных несовершеннолетних борцов, учит их убивать и вместе с ними затем вершит «правосудие». Однако это в корне меняет суть дела, видоизменяет отношения «агрессор – жертва» и приводит к непоправимым последствиям, которые затрагивают, а затем рушат лишь вселенные главных героев. Книга содержит нецензурную брань.

Глава II

Лёха проснулся в 10:30 и, не умываясь, ринулся в гараж проверять машину. Он открутил самодельные клеммы, залил бензин в бак и, затаив дыхание, повернул ключ в замке зажигания — движок пару раз с надрывом крутанулся, Лёха помогал ему, поджимая на педаль газа, а на третий раз движок будто освободился и «полетел» — машина завелась.

— Даааа!.. — восторженно прошипел Лёха и, оставив автомобиль «прогреваться», пошёл в дом.

Мама собирала завтрак на стол.

— Завелась, мам!

— Отлично, — улыбнулась мама. — Умывайся и за стол.

— Хорошо! — Лёха подошёл к умывальнику, умылся ледяной водой и стал мочить зубную щётку. — Сейчас поедим и я проеду по улице туда-сюда… Посмотрим, может, что отвалится. Не дай Бог.

— Поешь… — Мама пожарила яичницу на сале и порезала маринованные огурцы, помидоры выставила в тарелке. — Ты рассол помидорный всё ещё любишь?

— Да, мам, — Лёха зашёл на кухню и сел за стол. — Люблю… Мммм!.. Яичница на сале! — Он закатил глаза. — Это просто фантастика.

— Да… Я беру поросёнка одного на зиму. — Мама села за стол и протянула сыну ложку. — Сейчас дорого всё. Если своей кормовой базы нет, то скотина тебя съест, а не ты её. А у меня её нет… этой базы… С паёв моих дроблёнку возит мне фермер — Науменко, помнишь?

— Всё ещё живой, что ли?..

— А что с ним сделается. Работает. Троих детей «на ноги» поставил, образование дал и прочее… Внуки уж большие. Он же один остался у нас из «кулаков», остальные разорились и опустились. Колхоз развалился. Остались тут только те, кто помирать собрался. Молодёжь пьёт, а это значит — нет будущего тут. А когда-то ведь было шумно… Работа была, и ребятишки бегали по улицам толпами. И ты с ними бегал… Знаешь, вот ни у кого из Вашей детской компании судьба не сложилась, Лёша…

Лёха заканчивал с яичницей и посмотрел на мать:

— Моя судьба не несложилась, мам. Она ещё складывается.

— Иди учится, коли деньги есть. Оставаться тут — это конец… Оставаться надо было раньше, когда колхоз был и кипела жизнь, а сейчас… Цены на всё взлетели до небес, мужики последнюю технику распродают, бросают всё, потому что не на что её заправлять. А принимают хлеб, мясо, молоко, знаешь, — за сколько? Гроши! Чтобы ты лишь бы с голоду не подох да дальше Город содержал! Ленка Крюкова ездила к младшей своей в город, на «побывку» с внуками сидеть, так говорит литр молока тут взяли за рубль, там — разбодяжили и продали — за десять. Даже не за три!.. За десять! Так что… А в райцентре только лесопилка, так с неё работяг только вперёд ногами выносят — люди держатся за работу зубами.

— Я подумаю, на кого учиться. Пока отдохну, съезжу в центр — посмотрю, что там. Мне город не особо нравится — нехер там делать.

— Ты в райцентр хочешь податься?..

— Ну да. А почему нет? — Лёха уловил тревожные нотки в голосе матери. — Там и с машиной через ментов вопрос решу… И с корешами из «пучихи», может, встречусь — интересно же, кто кем стал. Может, глядя на них, и сам пойму, куда мне надо… Чего ты?

— Там просто всё совсем не так, как было… — уклончиво пробормотала мама.

— Так это везде сейчас так — не так, как было…

— Ты не понял, — сказала твёрдо мама и посмотрела Лёхе прямо в глаза. — Там наркотики. До Казахстана недалеко. И если раньше ограничивались коноплёй да опиумным сырцом, то теперь «на иглу» молодёжь посадили — героин в моде. А кореша твои, вполне возможно, червей давно кормят.

— Откуда ты всё это знаешь?..

— Так я слушаю. Кто хочет слышать, тот услышит. О чём ещё говорить старикам — только про беспредел властей. Такого ещё не было, понимаешь? Народ скоро с вилами поднимется против торгашей…

— Да некому подниматься, мам. Всех людей нормальных ещё в двадцатом веке поубивали — между двумя Мировыми войнами — одна Гражданская, затем Афган и Чечня. Я уж не говорю про репрессии и голод… А мы-то родились от тех, кто «за кустиком, да бугорком» спрятался.

— Не хочу в это верить… что не осталось Людей… И, кстати, брат деда твоего по отцовой линии, не прятался — он Героем войны был. Через Ладожское озеро боеприпасы возил. И топили его и убивали, а он до Берлина всё равно дошёл. Черед 12 лет после войны умер…

— Остались, мам, да. Только гавно, как всегда, «плавает сверху». Все эти недоноски, неучи и просто быдло однажды нас шапками закидают своими… И дальше будет только хуже. «Национальной идеей» станет ни стабильность и процветание, а выживание и помоехлебание.

— Откуда ты всё это знаешь?.. — в свою очередь спросила изумлённая мама.

— Я видел весь Мир, мам… И я хорошо учился в школе по «не точным» наукам: не надо иметь семи пядей во лбу думающему человеку, когда он видит то, что видит и умеет сравнивать и рассуждать. И делать выводы… потом…

Мама убирала со стола посуду, а Лёха выпил кофе и двинулся к выходу:

— Я на тест-драйв!

— Чего?..

— Выходи на меня посмотреть.

Лёха выехал из гаража на широкую и просторную улицу — ни асфальта, ни гравия не было — просто обычная просёлочная дорога растягивалась на триста метров в обе стороны. Ночью грязь хорошо подморозило, Лёха спокойно доехал до одного из концов улицы, развернулся и разогнался до скорости в семидесяти км/ч до следующего края. Там вновь развернулся и «втопил» уже сотню — машина вела себя прекрасно, остервенело отбрасывая во все стороны куски сырой земли. Мама стояла у калитки и смотрела на сына. Он подъехал к ней и опустил стекло:

— Садись, поехали. Ленинская улица асфальтированная и длинная — не меньше километра.

— Я?! Я не поеду…

— Не бойся.

— Колёса отвалятся!

— Я хорошо прикрутил.

— Ну, значит ещё что-нибудь отвалится — она на пеньках шесть лет стояла…

— Да поехали, мам. Она новая, в том-то и дело, что на пеньках стояла…

— Ладно… — Нехотя согласилась мама и села на заднее сиденье.

Леха проехал главную улицу, протяжённостью в тысячу сто метров за пять минут — некогда приличный асфальт превратился в ничто: яма на яме, ухаб на ухабе… Только последние метров стопятдесят-двести выдался нормальный отрезок, и Лёха снова разогнался до сотки.

За концом асфальта кончалась и сама деревня — дальше раскидывались только поля да леса с деревенским кладбищем…

Машина ровно гудела.

Лёха сидел и смотрел в даль.

— Поехали, — через некоторое время тихо произнесла мама, — я тебе могилу отца покажу…

Он был похоронен у самого края — Свечников Сергей Константинович, 11.11. 1958г. — 12.12. 1997г.

— Такой лютый мороз стоял в тот день, что мужики кирками копали могилу — экскаватор гонять такую даль из райцентра было накладно…

Они вернулись домой, и Лёха снова затопил баню — хотелось нормально, не в торопях, погреться и подумать. Переписав идентификационный номер автомобиля, он зашёл в избу и сел возле печки так же, как любил делать отец.

— Завтра я уеду, — сказал он маме. — Я тебе оставлю денег… Тебе надолго хватит. Если там меня ничего не «зацепит», то поеду в город и начну новую жизнь.

Мама села на диван в прихожей и молча смотрела сыну в спину — он чувствовал её взгляд, он жёг его, как огонь.

— Будь осторожен. Приезжай…

— Теперь буду приезжать. Обещаю…

Лёха рано утром затопил печку, натаскал дров, сена корове и телку и уехал при первых лучах солнца. Мама делала вид, что спит.

***

Он вставил кассету в магнитолу и ехал по знакомым и родным местам: он смотрел вокруг и видел себя буквально по всюду. Так или иначе, маленьким, он был тут везде…

Через полчаса Лёха заехал в село, вокруг которого и формировался район. Доехав до центральной площади, он остановился и, не заглушая мотор, зашёл в Универмаг купить газету. Ему нужна была квартира и желательно в центре — тут находился районный Дом Культуры, поликлиника и школа, а значит, именно здесь жизнь и била «ключом».

«И всё по голове», — подумал Лёха и, вернувшись в машину, забегал глазами по строчкам газеты «Знамя труда».

Ему повезло — сдавалась «двушка» на первом этаже двухэтажного кирпичного дома по проспекту Победы. Это было, конечно, не совсем в центре, но и не у чёрта на рогах: на машине — пару минут езды. Пешком — минут десять-пятнадцать.

Поэтому он, не раздумывая, добрался до телефонной будки и набрал нужный номер.

…В квартире был сделан очень приличный ремонт, и проектировка в целом радовала своим «угловым» расположением: кухонное окно и окно зала выходило во двор, окно спальни — в переулок. Совмещённый санузел отделан кафелем, водонагреватель, вся мебель и кухонный гарнитур со всеми бытовыми приборами тоже были в наличии — заходи и живи. Что Лёха и сделал, заплатив сразу за два месяца. Потом он заехал в магазин и закупился продуктами так, чтобы не ходить туда каждый день — сыр, колбаса, мясо, рыба, яйца, пастеризованное молоко и прочее, что не портится в течении нескольких суток или даже лет.

Когда он «забивал» холодильник, мысли бродили в его голове, но не спешили выстраиваться в ряд: он пока не знал, что он тут будет делать, но чувство предчувствия его не подводило никогда — должно произойти что-то такое, что не оставит в стороне никого. Он посмотрел на часы — был полдень.

«Скоро закончатся занятия в школе у первой смены… Надо посмотреть, кто тут есть — кто и чем живёт. Посмотреть, приглядеть, „срисовать“ действующие лица, одним словом, — оглядеться и, возможно, можно будет начать действовать. Мне нужна цель… Тогда здесь будет сделано много хороших дел. Мать сказала — наркотики. Значит, надо перво-наперво в школу съездить».

В час дня Лёха вышел из квартиры и закрыл за собой дверь, однако, выйти из подъезда на улицу ему помешал подозрительный шорох на втором этаже — Лёха осторожно поднялся на лестничную клетку и увидел открытый люк на крышу. Выглянув наружу, он застал двух мальчишек лет 14 — 15: один из них с белой пеной у рта находился в «отключке», второй пытался, видимо, ему помочь. Когда мальчишка увидел Лёху, то на мгновение растерялся и бросил товарища, но затем заговорил:

— Я только клей нюхал, а этот…

— Давно он такой? — Лёха подскочил к телу подростка и попытался нащупать пульс.

— Я не знаю…

Лёха поднял глаза на парнишку и понял, что они тут «зависали», должно быть, с восьми утра — с начала уроков. Пульс не прощупывался, но дыхание ещё было. Лёха посмотрел зрачки — расширены. Он перевернул мальчишку на бок, достал перочинный нож и надавил им на основание носа, затем попробовал сжать трапециевидную мышцу — подросток не приходил в сознание. Лёха снова положил мальчишку на спину.

— Засунь руку ему в рот и держи язык, чтобы тот не запал.

— Что?..

— Ты глухой? Держи ему язык!!!

Лёха приступил к сердечно-лёгочной реанимации: он через носовой платок на каждый один вдох трижды массировал сердце, но это не помогало. Через пару минут он начал просто бить по сердцу, изо всех сил пытаясь завести измученный подростковый «мотор», но тщетно…

— Спускайся вниз, примешь его, — сказал Лёха второму наркоману. — Повезём в больницу.

— Я не поеду…

— Помоги мне его спустить отсюда и вали куда хочешь!

Они погрузили тело на заднее сиденье «Жигулей», и Лёха на скорости пролетел всё село до самого бора — там находилась ЦРБ.

Лёха положил на каталку своего «пассажира», доктор начал проверять состояние пациента. Через несколько секунд доктор повернулся и посмотрел на Лёху ничего не значащим взглядом:

— Он мёртв. Давно…

Лёха опустился на корточки, но никак не мог оторвать взгляда от трупа: «не от пули он погиб, не от ножа… Не сгорел в БМП, не подорвался на мине. Просто ввёл героин…», — думал Лёха.

— Он же холодный, вы не чувствовали?.. — не унимался доктор.

— На улице холодно…

Лёха не стал никого ждать и ничего подписывать, а просто уехал. Надо было заехать в «гайцам», узнать о машине и поставить её на учёт — советские номера выдавали с потрохами. Он посмотрел на часы — время 13:45. «В школу можно наведаться теперь только часов в семь вечера, — думал Лёха пока ехал, — если наркоту «толкают» там, то это происходит скорее всего на парковке, а не внутри.

Идентификационный номер есть, осталось просто заехать в ГАИ и заплатить за информацию: согласится мент — хорошо, нет — тоже хер с ним. Говорить надо всегда правду — в большинстве случаев ложь до добра не доводит, поэтому, наверно, начну-ка я сразу с постановки на учёт — чего «лепить горбатого»? Там сразу всё и вскроется, если она в розыске. Я, по крайней мере, владельца узнаю… Но припаркуюсь всё равно где-нибудь в далеке, чтобы не сцапали в случае чего. Пока так, а там посмотрим».

Лёха припарковался возле дома-интерната и последние триста метров до отдела ГИБДД прошёл пешком. В «дежурке» сидел развязного вида не по годам всё ещё лейтенант, курил и смотрел телевизор.

— Добрый день, — сказал Лёха и достал документы на машину. — У кого мне машину на учёт поставить?

«Летёха» не сразу соизволил посмотреть на посетителя: только спустя несколько секунд он всё-таки оторвался от своего зомбо-ящика и демонстративно смерил Лёху презрительным взглядом:

— ОБЕД, — наконец-то выдавил из себя «мусор» и упёрся локтями в стол. — До ДВУХ.

Лёха сквозь стекло смотрел на него какое-то время, совершая внутри себя моральный выбор между: «а не въебать ли ему?» и «да ладно, сучок недоделанный, ради благой цели потерпим».

— Ну ладно, — спокойно отозвался Лёха, — до двух обед, а после что, все на фронт идут что ли?

Лейтенант снова откинулся на своё кресло и повернулся боком, бросив:

— Третий кабинет…

В 14:05 Лёха постучал в третий кабинет и, дождавшись слова «Войдите!», приоткрыл дверь:

— Разрешите?

— Да, проходите, — за столом сидел приличного вида молодой инспектор лет тридцати в звании майора и смотрел на Лёху. — Присаживайтесь. Чем могу служить?

Лёха сел на стул и моментально оценил и вид, и голос, и приятный взгляд милиционера и принял решение не юлить, а рассказать всё, как есть:

— В общем, дело такое…

Рассказав десятиминутную историю внезапного появления автомобиля в гараже отца, Лёха уставился на своего ровесника, пытаясь уловить его отношение к этой истории и, по возможности, предсказать реакцию. Он рассказал всё, кроме настоящего адреса и названия деревни, где это всё происходило.

— Вы сейчас на ней? Я имею ввиду — машину…

— Н-н-ет…

— Ясно… — всё понял «гаец».

— Я хорошо заплачу за постановку на учёт и новые номера, если, конечно, она не в розыске. Ну, а если в розыске, то отдам. Но только не спрашивай ничего — не заставляй меня врать.

«Гаишник» некоторое время смотрел на Лёху, будто оценивая его, решая, нравится ли он ему или нет. Решение было принято положительное:

— Ладно, давай VIN…

Лёха протянул листочек, на котором был записан номер.

— Автомобиль не в розыске, — сказал инспектор через пару минут, смотря в компьютерный монитор. Затем, немного замешкавшись, непродолжительно посмотрел в окно. — Но я не могу его поставить на учёт без договора купли-продажи или дарственной. Есть вариант тебе ездить по доверенности, но фактическим владельцем будет оставаться тот человек, на кого машина оформлена.

— И кто владелец?..

— Цхавребов Алан Асланович.

— Ахуенно… — Лёха откинулся на спинку стула.

— То, что я тебе уже сказал, стоит 300 долларов. Хочешь липовую доверенность и номера — это ещё 1200…

— Не хило.

— Можешь не брать.

— Да ладно… Она мне нужна.

— Тогда давай все документы и встречаемся завтра у стадиона, часов в семь вечера, чтобы темно было уже…

Лёха отсчитал инспектору 300 долларов, пожелал ему здоровья и простился до завтра.

***

Лёха стоял в гаражах напротив школы с 7:30. Первая смена начала выходить с половины первого и до 13:20 — в бинокль Лёха вычислил поставщика и ученика, который взял товар утром. Этот ученик выглядел «старым» и потасканным для своих лет: долговязый и худющий, в нестиранных джинсах и потёртой «косухе» он выглядел как «колхозный панк». Ему, конечно же, было не больше восемнадцати, но на лице его неизбежно отметились все его беспутно прожитые детские годы, слишком рано «обросшие» пагубными привычками. С ним было ещё двое, таких же, как и он — без определённого возраста, — с дебильными лицами и глазами, не выражающими ни одной мысли. Они стояли поодаль и ждали, когда их старший решит вопрос. Лёха намётанным глазом сразу выяснил кто есть кто по жестам и поведению, по движениям и выражениям лиц.

Поставщик приехал на модной машине, был молод и хорошо сложен, старше школоты лет на пять-семь. В салоне виднелись ещё люди, но они не выходили.

— Это в последний раз, когда я вот так приезжаю, «Тощий», — сказал парень из автомобиля, когда поздоровался.

— А в чём дело? — спросил «Тощий»

— Сегодня в ДК встретимся вечером и я расскажу всё.

— Ну лады, — «Тощий» пожал руку поставщику и со своими подручными скрылся в здании школы.

Это было утром, а в обед они торчали у ворот и снабжали вторую смену — совсем ещё детей лет по 10—14 — своим проклятым «зельем». У Лёхи «кипело» всё внутри — дети брали это. Много. Почти все что-то да приобретали. Лёха хотел подойти и побить эту паршивую троицу, но потом понял, что этот поступок, сделанный на эмоциях, навредит всему делу непоправимо. Затем у него появилась мысль съездить за винтовкой и «пощёлкать» всю эту рванину поганую на следующий день, но и это было слишком необдуманно…

Из грустных и гневных мыслей Лёху вывело одно обстоятельство: на воротах произошла стычка нечестивой троицы с тремя молодыми людьми и единственной среди них девочкой.

Одежда и свежие румяные лица ребят говорили о том, что они учатся, вероятнее всего, занимаются спортом и не имеют бесполезных привычек. Девочка держала за руку одного из ребят, а остальные двое выполняли роли как бы телохранителей — когда они увидели на воротах дилеров, то сразу встали по обе стороны от пары и продолжили движение, постоянно смотря по сторонам.

— О-хо-хо-хо!.. — деланным смехом американского Санта Клауса пробасил «Тощий». — Не желаете ли ширнуться, Дааамы и… Господа?

— Отвали, — парировал высокий, стройный молодой человек с длинными чёрными волосами, собранными в хвост — он был ближе к «Тощему» и потому едва выставил левую руку вперёд.

Ребята вышли из ворот, но быстро набрать скорость им мешал поток детей, идущих в школу, и двое отморозков — «шестёрок» «Тощего».

— А Светочка всё хорошеет и хорошеет… — «Тощий» громко втянул воздух ноздрями, будто желая уловить запах прекрасной белокурой красавицы с телом богини любви и красоты. — А какая у неё Ж-ж-жопа-а-а, ха-ха-ха-ха!!! — покатился он со смеху от своего «остроумия». — Эй, Света! Тебе если уже не в терпёж, то я тебя вы@бу! Обращайся.

Все четверо недоумённо уставились на «Тощего» — хамству не было предела и с каждым годом это заходило всё дальше, но теперь… Если и сейчас смолчать, то что будет завтра?

Парень, которого Света держала за руку, вдруг отделился от неё, сделал несколько быстрых шагов и отчаянно вмазал «Тощему» по морде. Тот в свою очередь не ожидал такой борзости от тех, кого он вечно шпынял, и не успел закрыться от удара: удар-щелчок развернул «Тощего» вокруг своей оси, и он даже коснулся земли обеими руками, дабы не сесть на жопу. Но это было лишь секундой — он быстро оправился от шока и кинулся на обидчика.

— Витя, осторожно! — пронзительно крикнула девушка своему защитнику.

— Ах ты петух ебуч… й! — прорычал «Тощий».

Он в прыжке хотел ударить ногой Витю в грудь, но Витя «пропустил» летящую в него пятку «Тощего» и когда «Тощий» по инерции на какой-то миг оказался к Вите спиной, тот кинулся на него сзади и обхватил худую шею «Тощего» в удушающем захвате. На стороне «Тощего» было преимущество в росте в целую шею и голову — Витя со своими ста семи десятью пятью сантиметрами просто болтался на нём. «Тощий» прижался спиной к железным воротам школы, придавив к ним Витю, и начал «окучивать» его у себя на загривке локтями по бокам то справа, то слева пока в конце концов Витя не ослабил хватку, и «Тощий» не сбросил его через себя на землю. Он, не давая передышку ни себе, ни противнику стал исступлённо топтать Виктора — длинные ноги «Тощего» не давали подняться Вите с земли, и тот, лёжа на спине, пытался обороняться также — отпинываясь ногами.

— Эй ты! Ну всё, хорош! — крикнул парень с длинными волосами — его звали Валерой.

— Да иди нах… й! — злобно огрызнулся запыхавшийся «Тощий», не прекращая пинать своего противника.

Валера зашагал к «Тощему», но ему наперерез выскочил один из тех двух бойцов — унылое гавно с перочинным ножом. Валера нанёс разворотный удар ногой в голову, используемый в кикбоксинге, и любитель перочинных ножей упал, как подпиленное дерево, потеряв сознание. Второй друг «Тощего» просто беспомощно поднял руки и привалился к деревянному школьному забору.

— Суши колготки, чушкан, — посоветовал ему третий мальчишка из компании друзей — блондин, с волосами длиннее среднего, поднятыми при помощи лака и фена вверх и образующими на голове «творческий беспорядок». Его звали Стас и он на всякий случай прикрывал своей спиной Свету — девушку своего лучшего друга.

«Тощий» перестал пинать Витю и угрожающе сделал пару шагов навстречу Валере, однако, остановился на почтительном от него расстоянии. Витя, наконец, смог подняться с земли.

— Слышь, ты, кикбокСер… У тебя яйца до колен висят, да? Не боишься зацепиться ими за что-нибудь… ОСТРОЕ?

— Присматривай за своими бубенцами, Саша, — Валера подошёл вплотную к «Тощему». — Я каждого из Вас, выродков, покалечить могу даже не напрягаясь.

«Тощий» по имени Саша промолчал — он только люто смотрел Валере в глаза, а Валера смотрел в его. Эта «дуэль» продолжалась несколько секунд, но «Тощий» внезапно моргнул и напряжение спало… Витя, проходя мимо «Тощего», бросил ему:

— Ещё раз заговоришь с ней — я тебе шею сверну, понял? Руками не дотянусь, так я возьму что-нибудь в них и этим заколочу тебя, гнида…

— Это типа как сейчас? — «Тощий» презрительно смерил Витю сверху вниз взглядом и подошёл к своему лежащему бойцу, склонился над ним, похлопал по щекам — тот пришёл в себя, но подняться пока не мог. — Ещё увидимся, козлы, — прошептал «Тощий», посмотрев вслед удаляющимся друзьям.

Драка привлекла не только Лёшкино внимание, но и половины школы, включая учителей, поэтому ребята поспешили смыться с глаз долой, а Лёха, изумлённый, решил проследить за каждым из них и выяснить, где они живут:

как выяснилось, пешком они не ходили — у Валеры была «Жигули» — «шестёрка» и он развозил своих «корешей» по домам. Так получилось, что все жили в разных концах села: дом Светиной мамы стоял на выезде из села на город — это около двух с половиной километров до школы, Витя жил с родителями прямо противоположно Свете, только с ещё большим километражем, а сам Валера и Стас проживали за рекой в бору, по соседству, и являлись друг другу троюродными братьями.

Но ребята не поехали по домам, а отправились на речку: они хотели развести костёр, посидеть, отдохнуть и обсудить произошедшее. Валера на пустынной дороге скоро заметил Лёшкино преследование и сказал друзьям:

— За нами «хвост».

Витя и Света сидели сзади и оба повернулись, чтобы посмотреть назад:

— Не похоже на местных «торчков». Ещё номера эти чёрные — бред… — произнёс Витя.

— Надо остановиться и всё выяснить, — заключил Валера и включил поворот «направо», прижимаясь к обочине. — Стасян, приготовь ствол.

Стас достал из бардачка «травмат», переделанный в боевой, и передал Валере. Валера остановился, но не вышел из машины — он скрытно, под курткой, правой рукой держал пистолет, готовый выстрелить сквозь дверь в случае необходимости.

Лёха не стал объезжать ребят спереди, а остановился за ними в нескольких метрах.

«Что я им скажу?» — думал он. Но он ничего не придумал сказать, кроме правды…

Лёха подошёл к «Жигулям» со стороны водителя — стекло уже было приспущено и на него смотрели два мужественных и серьёзных зелёных глаза. «15-ть, — подумал Лёха про возраст. — 16-ть — это „потолок“…».

— Заметили? — улыбнулся Лёха. — Я разведчик никакой… Да ещё с такими номерами. — Лёха махнул рукой в сторону своей машины и наклонился, чтобы заглянуть в салон. — Не волнуйтесь… Я хочу подружиться и рассказать Вам свою историю, после которой, я думаю, мы сможем — все вместе — очистить улицы от этого Дерьма.

— Слишком дерзкое желание для нескольких секунд Незнакомства, — сказал Валера, не спуская с Лёхи ствол. — И с чего мы тебе должны верить? Ты из их кодлы?

— Валер… — вмешалась добрым ангелом Света и дотронулась до плеча друга. — Это невероятно — слишком быстро.

— Не быстро, — ответил Валера, не отрывая взгляда от Лёхи. — Он с утра там торчал.

В воздухе повисла гнетущая тишина, которую нарушил сам «виновник»:

— Ребят, тут вообще-то не место стоять и «отсвечивать». Поехали за мной — ко мне — и я Вам всё расскажу. Я на дембеле неделю всего, недалеко отсюда моя Родина, ПТУ я здесь заканчивал в 94-м году… Поехали! Подробности будут в надёжных стенах. Я пойду к машине и не торопясь тронусь в сторону своей берлоги. Если Вы за мной не появитесь — я пойму и отстану от Вас.

Лёха направился к своей машине, а ребята переглянулись — никто не знал, как поступить, но, видимо, «купил» незнакомец Свету своим открытым и добрым взором.

— Мальчики, надо ехать за ним… — произнесла девушка.

— С какой стати? — спросил Валера и повернулся, чтобы посмотреть на неё. — С чего?

— Ты что не видишь, что он не местный? Всё в нём какое-то… другое… что ли… Не могу объяснить, но думаю, он хороший.

— Хороший? — усмехнулся Стас.

— Я чувствую, ребята! Не смейтесь… Скажи, малыш! — в поисках поддержки обратилась она к своему любимому, как к последнему, кто может принять правильное решение.

— Нам нечего бояться, — сказал Витя Валере и похлопал того по плечу. — Я тоже не почувствовал в нём никакой опасности… К тому же ствол у нас на готове — ты останешься с ним на лестнице или крыльце, а мы осмотрим помещение. Если что, завалим его нахуй и дёру. Оставим Свету на это время за «баранкой» — если что, сигналить будет об опасности извне. Ну?

— Я согласна, — сказала девушка и взяла Витю под руку.

Валера колебался. Он смотрел на Стаса.

— Чего смотришь? — ответил Стас на вопросительный взгляд брата. — Я — как ты… Но, может, всё-таки стоит рискнуть?

— Ладно… — выдохнул Валера, спрятал пистолет во внутренний карман куртки и круто развернул автомобиль.

Лёха проехал мост через реку и до дома оставалась пара минут… Он уже успел потерять надежду увидеть машину подростков в зеркало заднего вида, когда она вдруг появилась на горизонте и стала быстро приближаться. «Да… — улыбнулся Лёха. — Молодцы, ребята».

Лёха позволил проделать ребятам в своём жилище всё, что те задумали. И когда весь «официоз» был позади, Лёха вытащил кухонный стол в зал, «накрыл» на него «чем Бог послал» и достал пиво — из мальчишек не отказался выпить только Стас. Но через двадцать минут посиделок, до всех постепенно начало доходить, что опасности действительно нет. Лёха сделал огромный бутерброд из колбасы, сыра и помидор и протянул Вите:

— Сходи, отдай девчонке своей. Сидит там голодная… Воду возьми в холодильнике — я покупал минералку себе на утро…

Ребятам стало совсем не по себе — глупо как-то что-то из себя воображать, осторожничать после такого жеста таинственного нового друга: стал бы он заботиться о девчонке в машине. Другой на его месте о ней, скорее всего, вообще бы не вспомнил…

— Пойду я позову её, короче… — буркнул Витя и, ни на кого не посмотрев, вышел из квартиры.

Через час в ход пошло и пиво. По дому разлилась тёплая и душевная атмосфера — такая бывает, когда встречаются родственные души, а в тепле и уюте так хорошо, что Мира за окном вовсе не существует… Ребята оказались все из нормальных семей, правда, не у всех они были полные: Валера жил с отцом и у них не было мамы — она умерла три года назад от рака. Валере тогда было двенадцать. У Стаса были мать и отец, они работали и имели хороший социальный статус, но это нельзя было назвать счастливой жизнью: их постоянные склоки и ссоры угнетали Стаса, и он часто уходил из дома, благо особо никто не беспокоился, да и уходил он не дальше Валериного двора. Братья являлись погодками. У Светы не было отца, мама-пенсионерка одна «поднимала» дочь — четырнадцатилетняя Света оказалась младше всех своих друзей. И только у Виктора были и мама, и папа и, насколько он мог судить, они любили и уважали друг друга. Оба работали в районной поликлинике — мать терапевтом, а отец — педиатром. Мальчишки дружили с первого класса, называя себя «святой троицей». Спортивных развлечений в селе особых не было: Валера сам для себя изучал кикбоксинг, бегал за школу кроссы на районных соревнованиях; Стас любил стрелять — из тира его было не вытащить за уши, но Валера часто брал его своим спарринг партнёром, благодаря чему и Стас умел хорошо съездить по роже — удар у него был «поставлен». Иногда можно было увидеть его с сигаретой и если это видел Валера, то тумаками гонял брата «по кругу», где бы они ни находились в тот момент.

Витя играл в футбол и баскетбол, но везде без фанатизма, а Света очень хорошо училась и писала сказки для детей и стихи про любовь… Когда два года назад они с мамой переехали и её определили в 7й «В» класс, любовь между Витей и Светой возникла с первого взгляда. С тех пор Витя никогда больше не сидел с мальчиками, и «святая троица» тоже перестала существовать — в компании друзей появился четвёртый «номер» — Света, девушка Вити.

Ребята поведали Алексею всё о местных «воротилах»: их было два брата — одному 22, другому — тому, что был у школы — 17-ть. Старший брат чем-то занимался в городе, а младший — тут за «старшего» оставался. Их отец владел мельницей, имел паи в лесном хозяйстве, но тем не мнее оба его чада оказались не способными трудится и обучаться и ступили на «скользкую дорожку»: сначала старший, а через пару лет — и младший. Торговля процветала не из-за чумовой заселённости района и близлежащих населённых пунктов, а благодаря двум курортным зонам, до которых было рукой подать. «Тощий», несмотря на всю свою ограниченность, мечтал открыть собственную лабораторию и начать свой собственный бизнес, затем — собственный траффик, но… тут-то ему и не хватило образования. Однако же главным тормозом всё-таки являлись обилие попоек и лень…

Местная банда включала в себя от 30-ти до 40-ка человек и была хорошо моторизирована и вооружена. «Крышевал» их и снабжал товаром некий «Барон».

Лёха в свою очередь рассказал ребятам всю свою жизнь, начиная с ранних лет и заканчивая возвращением и посещением дорожного инспектора.

Витя и Света пригнездились на диване у стены — девушка лежала у своего парня на плече, а Стас и Валера придвинули кресла к столу и так и «утонули» в них, разморённые едой и алкоголем. Лёха сидел на табурете во главе стола и смотрел на спускающиеся сумерки за окном. Свет никто не хотел включать.

–…я служил восемь лет… Воевал за разные государства и флаги. Иногда эти войны сводятся к чьим-то меркантильным и грязным интересам, таким, как у этих, что орудуют прямо здесь и сейчас. Почти всегда в жизни не надо далеко ходить, чтобы что-то пережить — достаточно просто высунуть башку в окно и открыть рот. Единственное, что не даёт оседлая жизнь — это опыта и сознания того, что счастье зарыто у порога. Только ради того, чтобы приобрести опыт и благодаря ему стать взрослыми, мы и уходим из родительского дома… Только с опытом мы становимся способными дать отпор иным силам, большинство из которых не желают нам добра. Я сделал такой жуткий круг по этому Свету, убивал людей за границей, которые не причинили мне вреда и всё это, как выяснилось, было только для того, чтобы обрести опыт убийства и применить его здесь, дома. Я тут учился, дружил, впервые любил… Не было в те времена всей этой «накипи», что сейчас убивает детей. Это не укладывается в голове, но всё то зло в моей жизни, что я совершил, сейчас впервые может послужить претворению в жизнь добрых дел…

— Ты хочешь Их всех убить?.. — прозвучал в тишине голос девушки.

— Да, — однозначно ответил Лёха.

— Как ты хочешь сделать это, Лёша?..

— Именно… — отозвался Валера. — Этим же не сорванцы заправляют. Они лишь пешки, Брат…

— Я знаю… Но они тут выполняют важную функцию — через них идёт наркота в столицу края. Если мы им тут всё «обосрём», приедут более значимые силы из города на разборки и тогда можно будет задать вопрос им, кого надо замочить в городе, чтобы тут это всё прекратилось, понимаете?..

— Ты в это правда веришь? — пришёл в себя Валера, но не от воодушевлённых речей товарища, а начиная немного терять терпение от всей этой дремучей наивности. — Веришь, что всё прекратится и что мы в силах это прекратить? И что на место того скота, которому мы, пока что только чисто теоретически, отшибём голову, не придёт другой? Ты бредишь…

— Я не такой наивный, чтобы не понимать, что войну нам не выиграть, но можно хотя бы побеждать в битвах, забирая их одна за другой, ребята! Нельзя ничего не делать!

— Почему Мы? — спросил сонным голосом Стас. — Мы?..

— В Вас есть стержень и характер, а именно это мне и надо. Думаете, мне есть кого звать? Я всех «своих» похоронил… И думаете, взрослым такое под силу вообще? Где Менты, где ФСБ, где Спецназ? Потерялись? Только что были здесь и потерялись? Да нет же!.. Растлённый мозг, развращённый, с посеянными в сердце семенами лжи и обмана, связанный Законом, писанным Оборотнями для Оборотней, и семьями с жёнами и детьми, — он не может вершить Правосудие. Потому что в этих людях воспитан «предохранитель», не позволяющий кусать руку Хозяина… Это может сделать только ребёнок, движимый возвышенными светлыми чувствами и преданностью своему детству и будущему, обострённому чувству справедливости, любви к правде. Помните: «пусть всегда будет небо, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду Я…». Это и есть детская правда, которую взрослые, повзрослев, забывают…! Я, наверное, и сам нифига не вырос, раз вообще говорю такое и готов за эти слова кровь пролить. За все эти годы именно Эта кровь для меня не будет напрасной, мальчики и девочки. Я вооружу Вас и научу убивать, лишь бы у Вас хватило желания столкнуться со своим страхом и мужества выстрелить в него, а затем стрелять снова и снова, пока не останетесь только — ВЫ…

Возникла долгая тишина. Лёха поднялся со стула и прошёл на кухню, чтобы налить себе воды.

— Мне пора ехать к «гайцу» на стадион. У Вас есть время подумать до конца недели. Я начну без вас, если откажетесь, только держите язык за зубами… Это будет «в одного» не так стремительно, конечно, но кровь я им попорчу изрядно.

Ребята поднялись со своих мест, собираясь, и Лёха включил в коридоре свет.

— У тебя есть оружие? — обуваясь, спросил Стас.

— Всё будет к концу недели, — ответил Лёха.

Когда все вышли в подъезд и Лёха закрыл дверь на ключ, девушка первая протянула Лёшке руку:

— До скорого, Алексей…

— До скорого, Света…

Ребята, словно следуя примеру девушки, все пожали Лёхе руку, тепло попрощались, развернулись и вышли в холодную мглу. Лёха немного помедлил, как бы застывая на линии, перешагнув которую будет уже не вернуться.