Рецидивист. Век воли не видать

Deadnoser (2024)

Ему триста лет. Он проклят, но бессмертен. Он идёт по жизни, нарушая божественные и человеческие законы. Иначе его ждет непереносимая боль и страдания. Он — «одинокий волк», вечный преступник-рецидивист. Но он ничего не может с этим поделать. Ей тридцать. Она — ревностный служитель закона. Честная, принципиальная, непримиримая к преступникам. Но в душе она глубоко несчастна и одинока. Их пути сходятся, а судьбы переплетаются, закручиваясь сложным узлом. И случается так, что неисправимый преступник помогает честному следователю раскрывать самые запутанные преступления… Это захватывающая история о борьбе за справедливость, о тайнах и загадках, которые скрываются за повседневной рутиной и кажутся неразрешимыми.

Глава 3

На все той же парковой лавочке сидел «задумчивый» Лис и вновь кормил семечками из пакетика наглых голубей. Заметив идущего по аллее с прохиндейским выражением лица мордатого и розовощекого прапорщика Наливайко, Лис приветливо махнул ему рукой. Прапорщик подошел к скамейке и, нависнув над щуплым Лисом, грозно поинтересовался:

— Ты, что ль, меня видеть хотел?

— Я, — согласно кивнул Лис.

Наливайко грузно упал на лавочку рядом с Лисом, задев его плечом и заставив немного подвинуться:

— Ну, зачем звал?

— Мне сообщили проверенные люди, что через вас можно кое-что передать…

— Ну… Возможно… Наливайко настороженно огляделся. — Но смотря что, кому и за сколько?

Лис неторопливо достал из-под лавочки небольшой рюкзачок, ловко расстегнул молнию и показал его содержимое прапорщику:

— Это нужно передать Хоботу. И чем быстрее, тем лучше!

От увиденного Наливайко побагровел и «закашлялся»:

— Ты спятил, мужик? Понимаю: марафет там, анаша, бухло… У нас и так шмон за шмоном — ждут какое-то высокое начальство!

— Не хотите услышать ответ на третий вопрос? — не слушая жалоб прапорщика, произнес Лис.

— Какой-такой «третий»? — не понял Наливайко.

— Главный: за сколько?

— И сколько же?

Лис расстегнул внешний карман рюкзака:

— Впечатляет?

— Кхм… Охренеть! — на секунду впал в ступор прапорщик.

— Так мы договорились?

Наливайко молчал, но по его лицу было видно, что он не готов расстаться с рюкзачком.

— Передадите посылку по адресу — и можете уносить ноги! Этой суммы с лихвой хватит на безбедную старость.

— А! Черт с тобой — один раз живем! — решился Наливайко. — Давай свою посылку!

***

СИЗО №…

В небольшой камере, рассчитанной всего лишь на четырех человек «проживал» негласный хозяин тюрьмы — «вор в законе» Хобот, прожженный рецидивист с узким костистым лицом и «вислым» длинным носом (за который, собственно, и получил свою кличку). И хорошо жил — не тужил, со своими авторитетными сокамерниками — Гвоздем, Фунтом и Зямой. Имелся в камере и холодильник, забитый нажористым хавчиком, и телевизор с халявными каналами, и ковры, зарывающие облупленные стены. Даже на параше был установлен чистенький фаянсовый толчок, а не лоток-приемник, как в общих камерах. Не жизнь — малина! Разве, что протекала она за решеткой.

За столом, расположившемся между шконарей, сидели, и вяло перебрасывались в картишки Хобот и Гвоздь. У порога тусовался самый молодой из их компании — Зяма-разводила, вертлявый и «скользкий», словно глиста. Он заглядывал в коридор через небольшую щель между створкой и косяком с помощью «обезьянки» — собраной из кусочка зеркала и зубной щетки. Четвертый сокармерник — Фунт, так же, как и остальные — сиделец «со стажем», примостился на краешке стола, ковыряясь со «стрелой» — приспособлением из толстой лески и тяжелого наконечника.

Где-то в коридоре бухнула дверь и раздались шаги. Фунт быстро сунул «стрелу» за пазуху.

— Спокуха! — успокоил сокамерников Зяма. — Дубак[1]мимо прохилял.

Фунт вынул «стрелу», еще раз внимательно её осмотрел. Добравшись до параши, он пропихнул тяжелый конец стрелы в «очко». Спустил воду из бочка: стрелу понесло потоком воды по стояку. Леска натянулась, и начала стремительно разматываться на катушке. Наконец леска замерла и слегка провисла. По прошествии нескольких секунд леска опять натянулась и начала подергиваться. Фунт в ответку тоже несколько раз дернул за моток.

— Рыбка на крючке! — довольно сообщил он подельникам.

— Гвоздь, всех предупредил, чтобы никто по стояку парашу не гонял? — спросил сокамерника Хобот.

Гвоздь кивнул:

— Еще вчера по хатам разослали.

Фунт начал осторожно вытравливать леску. Наконец из очка появился «конь[2]» — замотанная в целлофан и скотч «колбаса»-посылка, измазанная в канализационной слизи. Фунт сполоснул «коня» под краном и передал «посылку» Хоботу.

Хобот надрезал целлофан заточкой и заглянул внутрь. Довольно кивнул и достал из коня мобильник, набрал номер и поднес трубку к уху.

После пары гудков из динамика донесся невозмутимый голос Лиса:

— Посылка дошла?

— Да! — коротко ответил Хобот.

Лис, стоя на противоположной стороне улицы от тюремных ворот, внимательно наблюдал за ними, продолжая говорить по телефону.

— Хорошо. Действуем по намеченному плану… — Лис отключился и убрал телефон в карман.

Из ворот вышел прапорщик Наливайко и, воровато оглядываясь, засеменил прочь от тюрьмы. Лис, немного выждав, надел на голову глубокий капюшон куртки и пошел следом за Наливайко.

***

Зинчук остановился возле кровати Хряка.

— Присаживайся, Пряник, — повелительно произнес смотрящий. — Так лучше: мандраж в коленках будет не заметно! — он сипло рассмеялся, вальяжно почесывая волосатую грудь, демонстрируя новичку тюремные татуировки.

Растянутые пружины жалобно скрипнули, когда Зинчук опустился на кровать. Теперь новичка и смотрящего разделял только стол, стоявший в проходе между лежанками. Хряк внимательно вгляделся в спокойное лицо Ключника, довольно хмыкнул:

— Молодец, Пряник — не обделался!

Смотрящий с хрустом потянулся, скинул с нар босые ноги на холодный бетонный пол и задумчиво пошевелил пальцами. Каин молчал, а Хряк продолжал разглядывать свои босые ноги. Молчание затягивалось.

— Малява[3] с воли пришла: сходняк[4] раскачал[5]тебя на «перо посадить», — наконец произнес смотрящий.

— Предъявы? — коротко осведомился Зинчук.

Хряк поднял глаза и, не мигая, посмотрел на новичка.

— Серьезные, Пряник… Серьезные!

— Какой расклад, Хряк? — потребовал объяснений Ключник.

Хряк задумчиво потер небритый подбородок, заросший рыжей щетиной.

— Ты на предвариловке Демона и Спирю начисто заделал[6]…

— Не в авторитете твои демоны, чтобы из-за них меня на ножи ставить, — возразил на предъявленные обвинения Ключник. — Так сявки, а я все-таки вор!

— Не-а, Пряник, не угадал! — довольно ухмыльнулся смотрящий. — Сходняк тебя не признал и короны воровской лишил!

— И кто же под прогоном[7]подписался? — Прищурился Зинчук.

— А какая тебе разница? Допустим, Антиквар…

Невозмутимое спокойствие Зинчука оказалось, наконец, «пробито».

— Антиквар? — пораженно воскликнул Ключник. — Так он же сдох…

— Прикинь, Пряник, не угадал! — Хряк расплылся в довольной улыбке, наваливаясь локтями на стол. — Да и какой из тебя авторитет? Ты ж баланды у Хозяина[8] ни разу не хлебал! Я бы всех «апельсинов»[9] сразу на ножи ставил и без решения сходки! Поэтому — буду тебя кончать…

— Атас, дубаки! — закричал пацан, стоявший у дверей на стреме.

Дверь скрежетнула и открылась, на пороге появился надзиратель-сержант:

— Осужденный Зинчук! На выход!

Хряк недовольно скрипнул зубами:

— Позже добазарим…

***

Ольшанская ожидала появления Зинчука в маленькой комнате для допросов. Входная дверь открылась, впуская в комнату Поликарпа в сопровождении надзирателя. Сейчас Зинчука пребывал в небольшом «раздрае» чувств, стараясь понять, как смог выжить его заклятый враг — Антиквар. Однако информация, сообщенная Хряком, что инициировал его «развенчание» как «законника» именно Антиквар, не подвергалась сомнению.

«Провел, сучий потрох! — мылено выругался Ключник. — Ну, ничего, еще посчитаемся…»

Погруженный в свои мысли Поликарп, мельком мазнул взглядом по Ольшанской, и неожиданно замер, обратившись в безмолвный соляной столб. Нет, он никогда раньше не встречался с Ольгой, но вместе с тем черты её лица, улыбка, наклон головы и жесты…

Надзиратель недовольно толкнул в спину ладонью неожиданного замершего у порога Зинчука:

— Вперед! Чего завис?

Поликарп «собрался» и сделал шаг вперед, вновь надевая маску невозмутимого спокойствия. Надзиратель сопроводил заключенного к столу, за которым сидела Ольшанская.

Поликарп «плюхнулся» на свободный стул и развязно поинтересовался, стараясь соответствовать «роли» прожженного рецидивиста:

— Это откуда к нам такую красивую тетеньку занесло?

Ольшанская сделала знак надзирателю, что хочет поговорить с заключенным наедине. Надзиратель кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

— Не паясничайте, Зинчук! — произнесла Ольшанская, изучающе разглядывая Поликарпа.

— Простите великодушно, мадам! — Рецидивист картинно наклонил стриженную «под ноль» голову. — Обидеть не хотел. Имел целью, лишь выразить свое восхищение вашей красотой!

— Это пустое, Зинчук! — отмахнулась Ольга. — У меня мало времени…

— Зато у меня его — хоть отбавляй! Хотите, вам одолжу? — продолжая паясничать, произнес Поликарп. — А если серьезно: чё надо, начальничок? — грубо и резко произнес он.

— Я — майор Ольшанская, Ольга Васильевна, старший следователь…

— Не интересно! — беспардонно перебил её Зинчук. — К делу давай!

Ольшанская выдохнула, собираясь с силами, и продолжила:

— Вы знакомы с Вениамином Тимофеевичем Подорожниковым?

Поликарп на мгновение задумался:

— Подорожников… Подорожников… А! Веня Подорожников? Чудак профессор? Да, знаком. Натворил чего?

— Нет, — мотнула головой Ольшанская. — Вы когда-то вскрывали для него сейф…

— Было такое, — не стал скрывать Зинчук. — Вскрывал для него старого «медведя» с таким хитрым запором, что прямо-таки настоящий оргазм получил! — усмехнулся он, наблюдая, как недовольно поморщилась Ольга. — Но у нас все по обоюдному согласию было!

— Никто вас ни в чем не обвиняет, — произнесла Ольшанская. — Просто… нам тоже нужно кое-что открыть…

— Нам, это кому? — уточнил Ключник.

— Подорожникову, полиции, Родине, в конце концов!

— Родине-полиции? Не интересно! — пошел в «отказ» Ключник. — Я с красноперыми не сотрудничаю. Не по масти мне[10].

— Да бросьте вы, Зинчук, из себя криминального авторитета-отрицалу[11]строить! — укоризненно произнесла Ольшанская. — Нам известно, что это ваша первая ходка, а короновали вас как «вора в законе», по всей видимости, за деньги!

— За очень большие деньги! — ввернул Зинчук.

— Ну, вот, видите: мы будем полезны друг другу! Ведь вас здесь банально убьют! — Попыталась Ольшанская предостеречь Зинчука.

— Не интересно. Купил, не купил, а сукой[12]никогда не был. А что касаемо моих личных проблем — разрулю и без вас. Аудиенция окончена? Тогда зовите охрану.

— Ну, вы хотя бы взгляните… Ольшанская вынула из сумки пенал и положила его на стол перед Каином. Глаза Каина мгновенно «загорелись». — Это нужно открыть.

— Ух, ты, какая тонкая работа! — Каин взял в руки пенал и, просто «залип». Особое внимание Ключника привлекла «замочная скважина» в виде фигурной восьмилучевой звезды. — Откуда это у вас? — с трудом оторвавшись от раритета, спросил он Ольшанскую.

— Вам же не интересно, — парировала Ольга.

— Ладно, поймали, — ворчливо произнес Зинчук, — замки и запоры — моя страсть! Ак откуда шедевр?

— Три дня назад в Москве была ограблена китайская выставка. Среди похищенных экспонатов — и этот пенал. Мы сумели выйти на исполнителя. У него удалось изъять два самых ценных экспоната — этот пенал и древний китайский свиток…

— Свиток внутри? — догадался Поликарп.

— Да, — вновь кивнула Ольшанская. — Этот пенал снабжен неким устройством уничтожения — внутри горючая смесь. Одно неверное движение — и свиток будет уничтожен! А это — международный скандал!

— Неужели у вас нет своих специалистов?

— Есть. Но профессор Подорожников настоял на вашей кандидатуре. Возьметесь?

— Возьмусь, но с условием!

— Я вас внимательно слушаю…

— Вытащите меня отсюда, — неожиданно заявил Зинчук.

— Что? — Ольшанская решила, что ей это послышалось.

— Мне нужно выйти на свободу! — повторил Ключник.

— Да вы с ума сошли, Зинчук! — воскликнула ошарашенная Ольшанская. — Как вы себе это представляете?

— Это ваши проблемы. Если нет, зовите охрану — я устал!

— Но… я… Это невозможно… — устало выдохнула Ольга.

— Открыть ваш пенал — тоже невозможно! — продолжал торговаться Зинчук. — Но я возьмусь. Дело за вами, Ольга Васильевна!

— Ваше освобождение займет много времени! А его у нас нет!

— Я подожду, — произнес Поликарп. — Но помните — вы мне обещали!

— Договорились, Зинчук! — Ольшанская, наконец, решилась.

Ключник, весело скалясь, подмигнул Ольге — типа: «на боись — все будет нормуль»:

— Я вам сообщу адресок, где хранятся мои инструменты. Без, боюсь, них пенал не открыть.

***

На столе — большой винтажный саквояж из потертой кожи. Ключник положил на него руки и почти «любовно» провел пальцами по грубой, местами шелушащейся коже.

— Я собирал их целую вечность! — Щелкнув замками, он распахнул саквояж. — Что-то делал сам, что-то с помощью великих… да-да, великих мастеров!

Из чрева саквояжа он начал доставать и выкладывать на стол разнообразные инструменты: никелированные тиски, большую лупу, сумку-скатку с инструментом. В течение короткого промежутка времени весь стол оказался завален странными приспособлениями, которые не выглядели новыми — ими давно и успешно пользовались.

Зинчук залез в один из кармашков саквояжа и вынул из него небольшой медальон, выполненный в форме сердечка. Не вынимая его из саквояжа, он открыл крышечку медальона. Внутри — старая, пожелтевшая от времени фотография. На ней изображена женщина — один в один Ольга Ольшанская в наряде начала 19 века. Даже родная мать, наверное, не отличила бы их. Каин бросил мимолетный взгляд на фотографию, а затем — на Ольгу. После чего закрыл медальон и вложил его обратно в кармашек саквояжа.

— Ольга Васильевна, — обратился он к Ольшанской, — что-то вы не слишком весело выглядите.

— Не вижу повода для веселья, — буркнула Ольга, погруженная в собственные мысли.

— Не сомневайтесь, если Ключник взялся что-либо открыть… Репутация, знаете ли, дорогого стоит!

— Скажите, Зинчук, а где вы учились? — неожиданно спросила Ольшанская.

— Эх, Ольга Васильевна, знали бы вы, у каких людей мне довелось учиться… — Ключник, прикрутив тиски к столу, принялся устанавливать рядом большую лупу на ножке. Установив лупу, он развязал тесемки большой сумки скатки и развернул её. В многочисленных кармашках скатки обнаружился большой набор пинцетов разных калибров, отмычки, крючки неизвестных назначений и прочая подобная «мелочь». —

Когда-нибудь, на досуге, я, возможно, поведаю вам о них.

Зинчук достал из саквояжа специальное приспособление — налобную лупу с подсветкой, и надел его на голову. Затем он бережно взял в руки китайский раритет и закрепил его в тисках с мягкими губками.

— Посмотрим… Ключник включил подсветку в налобной лупе и погрузился в изучение пенала. Время от времени он переворачивал его в тисках и всесторонне изучал. В ход пошла большая лупа. Рассмотрев, как следует, пенал, Зинчук вынул из скатки какие-то необычные крючечки-проволочки, которыми начал осторожно ковыряться в фигурном замке.

Ольшанская тихо сидела рядом, стараясь даже не дышать, чтобы ненароком не помешать Ключнику. Если свиток погибнет, ей этого не простят! Наконец Поликарп оторвался от пенала и выключил свет в лупе.

— Не получилось? — расстроено выдохнула Ольшанская.

— Тот, кто придумал этот замок — настоящий гений! — с белой завистью в голосе произнес Ключник.

Он достал из саквояжа стопку бумаг, чертежные инструменты и начал набрасывать на них нечто вроде механической схемы замка. Ключник крутил схему и так, и этак, он даже высунул наружу кончик языка от усердия.

— А как дела с остальным похищенным хабаром[13]? Вы так ничего кроме этого пенала и не нашли?

— Не нашли: нет ни свидетелей, ни подозреваемых!

— Как так? — удивленно приподнял брови Ключник.

— Был один фигурант, — пояснила Ольшанская, — но его убили. Снайпер. Прямо в момент задержания.

[1] Дубак, ветухай, пупкарь — тюремный надзиратель (тюремн. жаргон).

[2] Конь — груз, то есть самодельная посылка запрещённых вещей и предметов, который заключённые передают друг другу по дороге (верёвка для налаживания дороги).

[3] Малява, Малявка, мулька — письмо (записка), нелегально передаваемая заключёнными из тюрьмы на волю либо из камеры в камеру в пределах комплекса тюремных зданий, как правило, путём отправки по дороге (тюремн. жаргон).

[4] Сходка, сходняк — 1) сборише преступников; 2) собрание воров (тюремн. жаргон).

[5] Раскачать — обсудить поведение вора на сходке (тюремн. жаргон).

[6] Сделать начисто — убить (тюремн. жаргон)..

[7] Прогон — 1. ультимативное и обязательное к исполнению указание авторитетных заключённых, как правило, изложенное в маляве и прогонямое для доведения информации до адресатов по камерам с использованием дорог, кабур и прочих хитроумных зековских приспособлений; 2. также гон — речь, возможно не правдивая или бессмысленная (тюремн. жаргон).

[8] Хозяин — начальник СИЗО или зоны (тюремн. жаргон).

[9]Апельсин — человек, присвоивший себе положение авторитетного вора в уголовном мире, однако сам не прошедший лично всех типичных процедур и испытаний, характерных для биографии действительного классического кандидата в авторитетные воры (не сидел в тюрьмах и ИТК по определённым статьям Уголовного кодекса, чужд интересам и чаяниям заключённых и т. п.) (тюремн. жаргон).

[10] Тюремные касты (или «масти») — группы заключённых, занимающие различное положение в неформальной иерархии, складывающейся в местах лишения свободы. В зависимости от принадлежности к той или иной касте заключённый имеет различные права и обязанности (тюремный жаргон).

[11] Отрицалово — арестант, вставший на путь бескомпромиссной борьбы с тюремной администрацией и мусорами.

[12] Козлы, суки, красные — заключённые, открыто сотрудничающие с администрацией, занимающие какую-либо административную должность (завхоза, коменданта и т. д.) (тюремный жаргон).

[13]Хабара — доля украденного, взятка (тюремный жаргон).