Живое Серебро

Anne Dar (2024)

А из Живого Серебра шипы растут, точно из розы, которая, не умирая, ожила в студёные морозы. А у Живого Серебра нет чувства боли или меры: ведь всё совсем не навсегда — и штиль, и бури, веры, надежды, песни, ночи, дни — пройдут и не заметишь, как розы расцветут в тени лесов, где встретишь могилу той, что краше роз была, с шипами поострее… Ты храбрым был, но должен был всего лишь быть её смелее. Четыре части под одной обложкой!

Глава 12

День 1

Нас разбудили железным стуком по двери, эхом отбившимся от потолка и мгновенно, крайне неприятно влившимся в наши сонные уши. Когда мы вышли в коридор, парни пятикровки и тэйсинтаи уже плотным потоком двигались по нему в неизвестном направлении. Следуя логике, мы влились в общее шествие и пошли вместе со всеми. Я всё надеялась разглядеть в этом тесном и словно бурлящем потоке людей Стейнмунна, но было слишком темно и тесно, чтобы я могла рассмотреть лицо ближайшего соседа, не то что идущего где-то впереди или позади друга.

Меньше чем через десять минут мы резко вошли в просторное и очень странное помещение. На вид это была выдолбленная в скале, огромная пещера с неровными каменными стенами и таким же потолком, освещенная отчего-то очень угнетающим красным светом и кое-где развеивающим общий мрак тускло-желтым светом, который лился от прикрепленных к стенам ламп, направляющих своё свечение исключительно вверх и тем самым отделяющих от зазубренных каменных поверхностей причудливые тени. О том, что мы зашли в столовую, свидетельствовали местами длинные, а местами совсем короткие столы с железными при них лавками — на столах стояли железные подносы со странным содержимым, которое уже пытались нюхать и есть некоторые пятикровки…

— Столовая? — послышался сзади знакомый голос, от которого по моей коже вдруг разбежались приятные мурашки.

Резко обернувшись, я с облегчением почти воскликнула:

— Стейнмунн!

— Давай-ка побыстрее займём вот этот обрывок стола, пока его не застолбили другие, — взяв меня чуть выше локтя, он буквально довёл меня до миниатюрного столика, за который сразу же бухнулся. Довольная тем, что мы нашлись и что, вроде как, нам удастся избежать дискомфортного соседства, так как на нашем столе оказалось установлено всего два подноса, я с удовольствием заняла место напротив знакомого человека, к моей радости являющегося моим верным другом.

— Докладываю ситуацию: люди из всех Кантонов, кроме нашего, прибыли на поезде. На рельсах Кантона–J произошла какая-то авария, так что только люди из нашего Кантона были доставлены в Кар-Хар на шаттле.

— Что за авария?

— Говорят, будто в ночь, когда в вас стреляли и вы потеряли Ардена, Арлена и Гею, кто-то взорвал цистерну с горючим топливом прямо на рельсах железнодорожной станции. А ещё говорят, что это сделали контрабандисты Кантона-J.

— Но мы не делали этого!

— Тише говори. Здесь хотя и шумно, всё же много ушей. Я знаю, что вы этого не делали, и тем не менее, вину, очевидно, повесили именно на вашу компанию. Похоже, ликторы заметают следы своего участия в грабеже копей Кантона-J. Повесили вину на вас, что весьма удобно — в “J” расстреливали и за меньшее, а ты как раз внебрачная дочь главнокомандующего ликтора, факт чего тот жаждет замести…

— Они же не доберутся до меня здесь?!

— Ликторы повсюду. В конце концов, мы всё ещё в Дилениуме, а не где-то в Диких Просторах… Так что будь осторожнее, ясно? Держи ухо востро.

— Да куда уж… — недовольно поморщила носом я, как бы говоря “куда уж осторожнее, я ведь уже в яме с голодными львами”, и в следующую секунду посмотрела на стоящий передо мной поднос, на котором, на трёх разных плоских тарелках лежало три бруска серого, коричневого и зеленого цветов, откровенно напоминающие мыло. — Что это вообще такое?

— Очевидно, наше питание. В этих брусках достаточное количество белков, углеводов и прочих необходимых человеческому организму элементов, должных помочь нам не склеить ласты от голода.

— Откуда ты это знаешь?

— Мужская казарма оказалась очень информативным местом.

— Что узнал ещё? — уже взяв ложку в руки, остановилась я, демонстрируя свою готовность слушать с вниманием.

— Место, в котором мы сейчас находимся, зовётся Рудником. Рудник расположен глубоко под землёй, в центре Кар-Хара, так что получается, что мы сейчас в самом сердце Дилениума — в столице. В этом месте проводятся тренировки тех, кто потенциально имеет шансы стать Металлом. Известно, что выживших в Руднике перебросят в некое Ристалище. А вот об этом месте я уже ничего не знаю, за исключением того, что из этого самого Ристалища в итоге живыми выйдет только семь человек, без учёта трёх участвующих в Турнире Металлов.

— Ничего себе, ты успел проинформироваться…

— Это ещё не всё. Слушай дальше. Тэйсинтаи в большинстве своём законченные отморозки — нормальные люди в тэйсинтаи не записываются.

— Вот спасибо!

— Сама посуди: кто ты по факту? Опасная контрабандистка. Но даже ты со своей степенью отмороженности не пошла бы в тэйсинтаи, не прижми тебя обстоятельства.

Я сразу же нахмурилась, невольно вспомнив то, что он только что обозвал коротким словом “обстоятельства”. Взяв свою ложку в руки, Стейнмунн вдруг указал мимо моего левого плеча. Обернувшись, я поняла, что он указывает на двух парней, сидящих через один стол от нас:

— Эти двое крепких парней — пятикровки. Тот, что чуть покрупнее — двадцатидвухлетний Брейден Борн. Второй — Трой Имбриани, двадцать один год. Оба из Кантона-B, заняли два этажа соседствующей с моей койки, лучшие друзья, состоящие в крепком союзе. Они меня во всём и просветили. Неплохие ребята, запомни, на всякий случай.

Словосочетание “на всякий случай” заставило меня непроизвольно нахмуриться. Какой ещё случай? В каком случае мне может понадобиться помощь каких-то незнакомых мне парней, если у меня под рукой всегда есть Стейнмунн?

И всё же я хорошо запомнила этих парней: более крупный — Брейден Борн, более миловидный — Трой Имбриани.

— Есть ещё один парень, — продолжал просвещать меня Стейнмунн, у которого, в отличие от меня, никогда не было трудностей с налаживанием новых связей. — Мой сосед, занявший койку сверху, — отлично, Стейнмунну удалось занять удобное нижнее койко-место. — Зовут Веркинджеторикс Астуриас. Парню двадцать два года. Обращаю твоё внимание на то, что он не пятикровка — тэйсинтай, — но, вроде как, несмотря на всю свою хмурость, нормальный.

— Что значит “нормальный”?

— Может, не попробует зарезать во сне, — в ответ криво ухмыльнулся собеседник.

Хорошее замечание. Значит, он тоже просчитал вероятность ночной резни, и значит, будет бдителен и сможет обезопасить себя. Впрочем, здесь нечему удивляться, это ведь Стейнмунн.

— Жаль, что казармы не общие, спали бы ночью нормально, карауля друг друга, — вслух заметила выспавшаяся этой ночью я, но уже понимающая, что грядущей ночью не позволю себе такой легкомысленной роскоши — после разговора с не опускающим руки и успевшим успешно добыть ценную информацию Рокеттом, напряжение внутри меня значительно возросло и жажда выжить вновь начала бить ключом из-под свежих ран, тянущих ко дну, неустанно нашептывающих о вечном спокойствии, ныне доступном моей семье. — Что по пятикровкам из нашего Кантона? Быть может, можно образовать союз? — с откровенной надеждой предположила я, стараясь не слишком уж перекрикивать шум толпы, сидящей за моей спиной.

— Здесь всё беспросветно, — отрицательно покачал головой Рокетт, отчего я ощутила моментальное разочарование. — Пятеро состоят в союзе, в который никак не вклиниться, если не хочешь стать шестым-лишним, то есть тем, кого пырнут первым. Ещё трое — раскаченные анаболиками отморозки, о которых я немного слышал в “J”: законченные мерзавцы — с такими союза не составишь, если не хочешь добровольно насадиться на нож. Остальные — подозрительно тёмные лошадки: могут выкинуть всё что угодно, так что тоже не вариант, — с этими словами он стрельнул взглядом в сторону стола, за которым расположились девушки. — Что по твоим соседкам?

— Да негусто, — красноречиво пожала плечами я.

— Лучше изучи их в ближайшее время. Ведь для того, чтобы стать девушкой-тэйсинтаем, нужно, чтобы мозг был совсем набекрень.

Здорово, однако, он снова хвалит мои наклонности и способности: мозг набекрень — как мило.

Наконец я донесла до рта кусок мыла со своего подноса, но стоило мне его попробовать, как я сразу же скорчила недовольную гримасу:

— Безвкусная хренотень.

— Однако не худшее, что нам обоим доводилось вкушать, так ведь? — с отчего-то довольной ухмылкой метко подметил Рокетт, потянув в свой рот очередную порцию непойми чего — должно быть, ему понравилось выражение моего лица, потому как и в прежние времена он улыбался и заигрывающе двигал бровями, стоило мне только ярко выразить своё недовольство чем-либо.

Однако же, я не была вором — я была успешной контрабандисткой и названной дочерью лучшего контрабандиста во всём “J”, так что последние тринадцать лет своей жизни питалась я не только сытно, но и вкусно. Впрочем, Стейнмунн всё же прав — это безликое мыло действительно не худшее, чем мне доводилось питаться. В одну из голодных зим моего раннего детства, мы с матерью ели тушёную кошатину — вот это было действительно ужасно.