Тихие шаги любви

Ann Avarouz

Маша Сироткина – сирота. Всю жизнь росла в интернате. Григорий Соболь – сын успешных и богатых родителей. Слишком противоположные, чтобы в иных условиях даже просто обратить друг на друга внимание. Но бабушка Гриши волею судьбы попадает в районную больницу, где встречает Машу. С первых минут знакомства Маша и Гриша не нравятся друг другу. Но возможно ли, что со временем всё изменится?

Глава 5

Гриша

Первое, что я увидел — её огромные зелёные глаза; взгляд на лице совсем ещё подростка испуганный и одновременно не по-детски серьёзный. Слишком тяжелый, такой нечасто встретишь и у взрослого, много повидавший на своём недлинном пути. Это был парадокс, который встречался у людей с покалеченной судьбой, невольно заставляя задумываться о перипетиях их жизни.

Наш контакт глазами длится не более пары секунд, но за это время я словно окунулся в другую жизнь; разом провалился в пропасть её души, где на самом дне различил следы несправедливости других людей, часто наносящие ей обиду и вечный страх, являющийся верным спутником обездоленных, сближаться с каким-либо другим человеком. Там было что-то ещё, но чувствуя, как меня засасывает в этот омут, я усилием воли отвёл взгляд.

Едва вынырнув на поверхность, я и сам ощутил испуг — за короткий миг прочувствовал её эмоции, как собственные. Именно это и было страшно: тот водоворот горечи и разочарований, что захлестнул меня всего секунду назад и теперь ещё отдавался в теле гулким сердцем, мне вдруг показался знаком.

Едва я перевёл взгляд, как в голове появились вопросы: кто она? Что делает здесь, с бабушкой? Почему тут стояла вторая кровать, когда я точно помню, что палата одноместная?!

Вера подтолкнула меня в плечо и я, ощущая поднимающееся раздражение на персонал больницы, посмевший в одноместную палату запихнуть вторую кровать, сунул ей пакет, буркнув, что мне нужно кое-что выяснить.

Медсестра на посту вежливо сообщила, что девушку зовут Маша, что она сирота из детского дома, попавшая в больницу после избиения; что бабушка прониклась к девушке настолько, что забрала её к себе в палату из коридора, где она лежала до этого.

Я вспомнил, как несколько дней назад проходил мимо одинокой кровати, стоящей в коридоре. Но я не обратил внимание на человека, её занимающего, мне было не до этого: бабушка неудачно сломала ногу, ей нужна операция, которая откладывается из-за отёка ноги, и теперь она вынуждена лежать в этой нищей больнице, потому что её нельзя оставлять без растяжки.

Я готов был пойти на какие угодно затраты, лишь бы перевезти бабушку в условия, подходящие ей. Туда, где за ней будет должный уход, где врачи исключительно высокой квалификации, а питание человеческое. В конце концов работники скорой и должны были её туда отвезти, ведь у неё страховка, оформленная отцом на всю нашу семью!

Проблема в том, что бабушка не взяла с собой на прогулку документы. Только паспорт, спасибо и на этом, а то отвезли бы в какой-нибудь бомжатник.

Не вмешайся бабушка, и мне удалось бы настоять на своём и осуществить её перевозку. Но она остановила меня, твёрдо решив остаться в этой больнице.

А теперь вот я узнаю, что бабуля очарована жалкой мордочкой сиротки и даже взяла под своё крыло!

Я вернулся в палату, намереваясь решительно поговорить с бабушкой. Конечно, ей одиноко здесь и не хватает общения, но сирота — не самый лучший выбор. За жалкими мордочками беспризорников, как правило, скрываются пронырливые и расчётливые ворюги, с раннего детства умеющие втираться в доверие. Таких «милах», оборванных и грязных, полно вечерами на улицах. Они всегда выбирают места массового скопления людей, чтобы незаметно красться в толпе, обчищая карманы, и делают это крайне ловко, не разбираясь, кто перед ними — состоятельный человек или нет. Тащат всё подряд, до чего достанут. Мелкие безжалостные крысята.

Открыл дверь, и от увиденной картины меня буквально захлестнула волна гнева. Вообще-то, по здравому размышлению, ничего плохого девушка не сделала. Но это позже, а в тот момент я практически почувствовал, что поймал ворюгу за руку.

— Нормально. А это для тебя, что ли?

Девушка замерла над пакетом, тараща на меня свои большие испуганные глаза. Я же молча разглядывал её, ощущая презрение каждой клеточкой тела. Не ухожена, не воспитана, ещё и задира. Фингал под правым глазом, спутанные тёмные волосы, синюшные тощие руки. На тело надета длинная тонкая сорочка, не особенно скрывающая упругую грудь небольшого размера и округлые бёдра. Но вот синяки от побоев, которые скорее всего, имелись под сорочкой, ткань прятала хорошо.

К презрению примешивалась жалость, но ровно до тех пор, пока меня не осенило: скорее всего, во всем виноваты наркотики.

Девчонка откровенно тощая. Ну точно, на игле. Под тёмными следами побоев с моего места видно не было, в каком состоянии её вены. Впрочем, это неважно, потому что я в своих выводах не сомневался. Наверняка в этом тщедушном теле скрывался клубок омерзительных болезней. Успокаивая себя, я всё же решил: ее заболевания вряд ли передаются воздушно-капельным путём, иначе девушку отвезли бы в инфекционную больницу. Но вот СПИД вполне может быть.

В тот день бабушка потребовала от меня отстать от девушки. Доводы мои слушать не стала, сославшись на опыт своих лет. Я же по-настоящему испугался: неизвестно чего ждать от такого соседства. Как бы бабушка не пострадала.

Мы поговорили, но как это часто бывает, когда старушке приходит очередная идея в голову, спорить оказалось бесполезно. Несмотря на добрые глаза и мягкую улыбку, характер у старушки железный.

Я покинул палату, едва сдерживая злость на бабушку за её непроходимое упрямство. Собирался хлопнуть дверью, как наткнулся на сиротливую мордочку со взглядом побитой собаки. Этот её чёртов взгляд, проникающий в самую душу, заставил почувствовать себя подлецом за удачу родиться в полноценной семье. Вот, вообще, ерунда полная, моей-то вины в этом нет. Так какое право имела она обвинять меня?!

Злость требовала выхода, и я прижал девчонку к стене, стараясь не раздавить. Её лицо оказалось в сантиметре от моего, и всего на секунду я опешил, разглядывая чистую кожу без изъянов. Как-то это не вяжется с образом наркоманки. Может, только начала?

Ощутил, как под рукой, что лежала на горле беспризорницы, бился пульс: часто и быстро, словно сердце испуганной пичуги. В больших глазах, опушённых густыми ресницами, застыл страх и почему-то её вид побитого щенка привёл меня в неописуемую ярость. Хотелось крушить и ломать, и наверное, поэтому я сказал злые слова. Не замечая усилий от бушевавшей внутри ярости, сжал тонкую шею, пока девчонка вдруг не захрипела. Отскочил в страхе, в ужасе от собственных эмоций, что едва не прибил эту мелочь, и стараясь, чтобы ни Вера, ни девчонка не заметили смятения, надел на лицо маску презрения.

— Фу, гадость какая.

Развернулся и стремительно пошёл, не дожидаясь Веры. Она всё же догнала и прицепилась за руку, чтобы не отстать. Темп был слишком быстрым, но я не обращал внимания, испытывая стойкое желание убежать как можно дальше.

Маша

Зайти в палату было боязно. Теперь, когда агрессоры ушли, а страх потихоньку отпускал, внутри меня проявилось другое чувство. Чувство острого сожаления, что не поговорила с Аллой Леонидовной раньше. Сейчас уже поздно; она наверняка не захочет разговаривать. Алла Леонидовна хороший человек; вряд ли она отвернулась бы от меня, узнав правду. Но ведь сделанного не воротишь.

Стоять в коридоре вечно, прижавшись к двери, я не могла. Мне следовало решиться и встретиться с разочарованным во мне взглядом Аллы Леонидовны. И лучше не затягивать. Я сделала максимально глубокий вдох — несчастные рёбра тут же заныли — и с выдохом потянула ручку двери на себя.

— Алла Леонидовна… — зашла, опустив глаза в пол. Стыдно. — Простите меня, я вам соврала…

— Машенька, давай поговорим, — в голосе Аллы Леонидовны неожиданно прозвучали мягкие интонации.

Я подняла удивлённый взгляд. Бабушка смотрела на меня по-доброму, даже ласково. Совершенно не понимая, чем заслужила такое хорошее отношение, я растерянно молчала.

— Пройди и присядь, — Алла Леонидовна указала на кровать рядом с собой.

Я покорно села к ней в ноги, не понимая, чего ждать.

— Извиняться нужно мне — за внука. Как я говорила, Гриша судит людей слишком поверхностно, опираясь на стереотипы. К тому же у него не самое лучшее воспитание. Что отец, что мать вечно заняты собой, своими проблемами, некогда им было о сыне думать. Дети всегда берут пример с родителей — вот и вырос беспринципный циник. Но Маша, я прошу тебя не обращать на него внимания, Гриша побесится и через пару дней смириться.

Я почувствовала, как внутри меня развязался тугой клубок нервов, в который я успела превратиться, стоило Грише зайти в палату. Неожиданная доброта Аллы Леонидовны пролилась бальзамом на измученную страхом и вечными разочарованиями душу, отчего я оказалась не в силах обуздать подступившие слёзы. Рыдания прорвались наружу, обильным потоком сметая выдержку, словно воды бурной реки — старую запруду.

— Девочка моя, ну что ты! Расстроилась из-за Гриши? Да ну его, плюнуть и растоптать! Побесится и успокоится! — Обняла меня бабушка.

Я отрицательно покачала головой.

— А почему тогда ты плачешь? — с ласковым удивлением в голосе спросила Алла Леонидовна и погладила меня по руке.

— Думала… Думала, вы обиделись или рассердились на меня, — сквозь всхлипы выговорила я: слова давались с трудом.

— Да было бы из-за чего! — изумлённо вскрикнула Алла Леонидовна.

— Что не сказала вам, что я из детского дома, — ещё один всхлип.

— Маша, неужели ты думала, что я этого не знаю? — округлила глаза бабушка. — Но это же не секрет. Я в первый вечер о тебе спросила у медсестры.

Я слушала, вытирая сопли рукавом и старалась успокоиться. Оказывается, мои страхи были напрасны. Если бы я сразу призналась, то уже знала бы об этом.

— Главное, Маша, это не отсутствие или наличие родителей. Главное — это ты, то что в тебе заложено. Я вижу, ты девочка добрая, умная. А воспитание, оно на то и воспитание, что его, как и образование, можно получить в любом возрасте.

От слов Аллы Леонидовны на душе потеплело. Слёзы текли уже не так обильно, как минуту назад, но успокоиться окончательно я всё ещё не могла. Так и всхлипывала, роняя одинокие слезинки.

— Гриша и Вера будут приходить, тут никуда не денешься. Но постарайся их не слушать, помни: я не считаю суждения Гриши о людях правильными. Ну а Вера, — Алла Леонидовна презрительно скривила губы, — мерзкая холодная рыбина. Ещё и ершистая.

Сравнение оказалось настолько удачным, что я невольно улыбнулась.

— Вот так уже лучше, — похвалила Алла Леонидовна. — Вера — это выбор Гриши, ему с ней и мучиться. Правда?

Я кивнула, вытирая последние слёзы. Конечно, угрозы Гриши не забудутся и со временем, более того, я догадывалась, что он постарается злословить в мой адрес при каждой встрече. Но главное, чего не случится, и теперь я в этом уверена — отношение Аллы Леонидовны не изменится ко мне из-за моего социального статуса. А остальное действительно можно пережить.

Скоро пришёл вечер. Медсестра делала последний обход, раздавая ночные лекарства, и выключила в коридоре основной свет, оставляя дежурный.

Наша дверь открылась и в палату заглянула Света.

— Как у вас тут, всё хорошо?

— У нас всё просто отлично, — ответила Алла Леонидовна за нас обеих.

— Очень хорошо, — — Света подошла к тумбочке и поставила на неё два маленьких пластиковых стаканчика.

— Ваши лекарства.

— Спасибо, Светочка, — благодарно улыбнулась Алла Леонидовна.

— Спокойной ночи, — выходя, пожелала нам Света.

Я налила в кружки воды из бутылки, что сегодня принёс Гриша. Подала Алле Леонидовне её лекарства, держа наготове кружку. Она положила в рот две таблетки, запила их водой.

— Спасибо, Маша.

Я съела свои обезболивающее и антибиотик, также запивая. Вернула чашку на тумбочку, поправила у Аллы Леонидовны подушку и одеяло, помогая ей устроиться на ночь. Выключила в нашей палате свет и залезла в кровать, спрятавшись под одеялом.

Спать в палате оказалось очень хорошо. Глаза не раздражал горящий ночь напролёт свет, не мешали шаркающие по коридору шаги медсёстры. Сквозь приоткрытую форточку в палату залетал свежий ночной воздух, даря облегчение моим измученным лёгким. Я устроилась поудобнее на спине, закрыла глаза и даже не заметила, как заснула.

Гриша

Девчонка не выходила у меня из головы.

Злость вроде как унялась, и почувствовав себя лучше, я повёл Веру в ресторан: после пережитых эмоций есть хотелось, словно я только с голодного острова. Я пожирал мясо, чувствуя раздражение от косых взглядов Веры. Она мясо не ест, харчит салатик, запивая водичкой.

— Что хорошего в твоём мясе? — спросила с укором.

— Что хорошего в твоём салате?

— Отсутствие калорий и большой набор витаминов, — просветила меня довольным тоном.

— Мне калории не страшны, а витамины и в мясе есть.

— А ещё там есть остатки тех препаратов, которыми кормили скот, чтоб заразы не было.

Снова ощутил, как поднялась волна раздражения. Ну и денёк! По-моему, все участники этого дня решили посоревноваться, кто быстрее выведет Григория Соболь из себя. Даже не знаю, кому приз отдать…

Интересно, девчонка из интерната тоже исключительно салатики хомячила? Может, поэтому такая тощая? И парню своему небось рассказывала о вреде мяса на организм. Наверно, ведь все девчонки одинаковы.

— А ты бы попробовал, — бесстрашно продолжала Вера. — Без мяса вполне можно обойтись, зато когда я перестала его употреблять, в теле появилась такая лёгкость.

— Ну и на хера мне эта лёгкость? Чтоб ветром сносило?

Вера обиженно надула губки.

— Я серьёзно с тобой говорю, а ты шутишь, да ещё так… глупо.

Я устало откинулся на спинку дивана. Ну вот как так у девушек получается: капала мне на мозг, а теперь я ещё и виноват. Я был несогласен и исключительно в качестве протеста набрал номер Витьки. Вера молча, но с беспокойством наблюдала за моими действиями.

— Привет, друг.

— Здорово, Гриш. Что-то срочное? — на заднем фоне послышался довольный женский смех. Похоже, я не вовремя.

— Чёрт, чувак, настроение — полный отстой. Надеялся, у тебя есть план на вечер.

Вера возмущённо ахнула. Витька обожал ходить в клубы. А Вера считала такой вид развлечений плебейским, предпочитая музеи и театры.

— Был план зарулить в «Преисподнюю». А чего, хочешь присоединиться?

Витька торчал в клубе все выходные. Я со своей занятостью при всём желании не мог поддерживать такой напряжённый график развлечений.

— Именно. Настроение говно, надеялся развеяться…

— Какого чёрта? — гневно прошептала Вера. — Мы же договаривались!

Ах да, я тут же вспомнил, что мы собирались в театр на вечерний спектакль, не помню какой. Я и раньше-то с трудом переваривал театр, но высидеть сегодня будет равняться смерти. Мне хотелось напиться и желательно, в компании надёжных друзей, а не Веры.

— Развеем! — сказал Витька, уже одним этим вселяя в меня оптимизм и желание поскорее встретить вечер. — Ну так чего, до связи?

— Да, друг, до вечера.

Я нажал отбой под разъярённым взглядом Веры.

— И как это понимать?

— Извини, Вера, но в театр без меня — мне нехорошо.

— Настолько нехорошо, что ты собираешься в клуб? — иронично выгнула она тонкую бровь.

— Именно, — не стал я спорить.

— А давай иди! А я позвоню Пегаеву — он наверняка не откажет мне и с удовольствием сходит со мной в театр.

Против Пегаева, заменяющего меня в театрах, я ничего не имел. О чём Вере и сообщил. Её глаза зло засверкали из-под неестественно длинных ресниц.

— А не пожалеешь? — прищурила девушка сердитые глаза.

— Только рад буду, — сделал я вид, что не понял её намёков.

Я отвёз рассерженную Веру к её подруге и вернулся домой. Красивый особняк на окраине города, три этажа, на заднем дворе бассейн. Зал с тренажёрами, сауна. Верхний этаж, под самой крышей — комнаты для прислуги. Из постоянных у нас работали кухарка, экономка, садовник и две девушки в качестве уборщиц. Второй этаж — спальни. На первом этаже гостиная, столовая, кухня, мини-бар, небольшой кинозал — отец любит ретрокино и когда-то давно они с мамой коротали вечера в этом зале; терраса с выходом к бассейну — а эту часть дома обожал я. Единственное моё сожаление — отсутствие тёплой части бассейна для купаний в холодное время года. Но переделывать дом отец отказался, сообщив, что лично его всё устраивает.

— Построй свой дом по своему вкусу, — бросил он мне в ответ на моё предложение утеплить террасу и провести туда часть бассейна. Так-то оно так, только на хера мне свой дом, если и квартира часто стояла пустая?

Перед домом был разбит сад — тут росли розы, а в деревянных кадушках сидели красно-жёлтые, согласно сезону, гномы в смешных колпаках — так проявилась мамина любовь к известной сказке «Белоснежка и семь гномов». Цокольный этаж — парковочные места для машин.

В гараже стоял мой Лексус. Феррари Калифорния Т стояла на подземном паркинге квартиры. Ещё здесь две машины отца: рабочий Ленд Ровер и Ауди А3 Кабрио для вечерних прогулок. Мама сама водить не умела и просила либо отца, либо пользовалась услугами такси.

Дом встретил тишиной. Отец в офисе, а мать, скорее всего, в салоне или в модном тренажёрном зале. Промучившись полчаса в одиночестве, я сел в машину и поехал колесить по городу.

Несколько часов ожидания тянулись слишком медленно. Я гулял по набережной, любуясь зеркальной гладью воды, а взгляд то и дело скользил по толпе, словно выискивал кого-то…

Я в раздражении вернулся в машину. Да что со мной такое?!

Но чем ближе вечер, тем легче становилось у меня на душе. Хотелось, как в старые добрые времена, напиться с друзьями, подцепить какую-нибудь красотку, согласную на одну ночь и завалиться в квартиру. От предвкушения долгожданной встречи я нетерпеливо стучал пальцами по рулю. Из динамиков в салон лилась чудесная музыка и я всё веселее подпевал куплеты. И совсем скоро меня охватио приятное волнение.

Когда улицы родного города осветились уличными фонарями, я вырулил на парковку самого крутого клуба, параллельно набирая номер Витьки.

— Привет, друг. Ты где?

— Гриш, мы с Глебом уже у входа. Только тебя ждём!

На заднем фоне услышал бой динамиков, звонкие женские голоса, с возмущением требующие пропустить королев Африканских степей, сердитый окрик охранника, указывающий, что малолеткам в клубе делать нечего.

— Я уже паркуюсь.

Отключил телефон и подъехал к шлагбауму. Парковка закрыта, действует только для посетителей клуба. Пропуском служила дорогая машина: место элитное и абы кто внутрь не проникнет. Если вы приехали на старом Мерсе, то смело проезжайте мимо.

Шлагбаум поднялся, пропуская меня занять место среди Инфинити и Феррари.

Припарковав машину, направился к центральному входу. Можно было зайти с парковки, но Глеб и Витек ждали за углом.

— Привет, дружище. Давно не виделись, — обнял меня Витька. — Как дела?

— Всё путём! — преувеличенно громко ответил я, не справившись с эмоциями. — Ну что, заходим?

Длинный коридор очереди нас не интересовал. Нам даже документы предъявлять не нужно: Витька — резидент, его отец-политик соучредитель клуба.

— Подождите, — взгляд Витьки скользнул по очереди и остановился на красотке. — Прихвачу девчонку. Эй, девушка!

В толпе произошло оживление. В радиусе пяти метров, куда пришёлся взгляд Витьки, барышни оглянулись друг на друга, в душе надеясь, что парень обращался именно к ней. Витька недовольно мотнул головой, понимая свою ошибку, и подошёл вплотную к бархатному ограждению.

— Привет! Тебя как зовут? — улыбнулся он понравившейся девчонки. От внезапных перспектив девушка потеряла дар речи.

— Лариса её зовут, — пришла на помощь подруга.

— Пойдёшь со мной?

— Д… да, — ошарашенно, всё ещё не веря своему счастью, кивнула девушка. И вдруг торопливо. — Только я не одна!

Витьке приветливо махнули руками ещё три девчонки.

— А, ну не вопрос. Давайте сюда.

Девчонки не сдержали счастливого: «Ехууу» и спешно перелезли через красный канат. В толпе раздались возмущённые голоса, настойчиво требующие от охраны не пускать наглецов.

— Ничего не могу поделать! — крикнул в толпу охранник. — Резиденты имеют право. — И без разговоров открыл нам дверь.

Внутри было шумно и уже достаточно тесно. Музыка на танцполе орала на всю катушку, яркие огни стробоскопа и колонченджеров выхватывали из непрерывного потока движений одно и останавливали его на доли секунд.

Мы прошли за VIP зону, расселись на кожаных диванах. Подошла официантка, приняла заказ: мужчинам Macallan Fine Oak двенадцатилетней выдержки, что припасён специально для VIP-персон, девочкам сладкие коктейли.

— Что за праздник? — неожиданно раздалось громкое над ухом.

К нашему столу подошёл Пашка. Как всегда, он был немногословен и с ухмылкой на лице. Мы вскочили все втроём обнимать друга. Пашка только что женился. Молодая супруга — красивая и умная девчонка, наверное, поэтому не запрещала мужу порой отдыхать с друзьями. Впрочем, ей бояться нечего: Пашка человек надёжный и ответственный. Он бы не женился, если бы его интересовали другие девочки.

— Привет, друган! Как отдохнули? — спросил я.

Паша и Света на целый месяц уезжали в путешествие. Начинали с Бали, а дальнейший маршрут собирались проложить, вволю накупавшись в море. Пашка стоял, сверкая белозубой ухмылкой на загорелом лице. Видимо, путешествие приходилось на солнечные страны.

— Отлично!

Мы расселись обратно, и Паша повторил вопрос.

— Хандра у нас, — ответил Глеб за всех: похоже, Витька уже успел рассказать про мой звонок. — Обычная осенняя хандра.

— Да ладно, вот я не понимаю, чего хандрить-то? — посетовал Витька. — Девчонок, что ли, мало?

Витьке девчонки не давали покоя ни днём, ни ночью. В том смысле, что не выходили из его головы. Он был самым настоящим Казановой. Вот и сейчас страстно заглядывал новой подруге в глаза, поглаживая спину девушки.

— Ничего ты не понимаешь! — Глеб был очень чутким. Для него проблемы друзей — не пустой звук. Возможно, сам он никогда и не хандрил, но за друзей переживал. — Не любим мы осень.

— Ну а кто её любит? — не сдавался Витька.

— Есть любители, — усмехнулся Паша, имея в виду себя.

— Так, любители хандры, то есть осени, — Витька уверенным жестом открыл бутылку и разлил напиток по роксам. — Предлагаю выпить, а иначе для чего мы сюда пришли?

Все согласились и выпили. От хандры и осени разговор перешёл на тему отдыха, и мы дружно стали выяснять у Паши, где они со Светой были, что видели. Девчонки преимущественно молчали, всё больше налегая на коктейли, и слушая удивительные рассказы. Мы же за разговорами не заметили, как выпили бутылку, и тут же приговорили вторую.

Витя позвал подружку на танцпол. Я проводил их туманным взглядом и замер, чувствуя, как сердце пропустило удар. Вот только что луч лазера выхватил из толпы знакомые зелёные глаза!

Я вскочил, повергая друзей в шок и перепрыгнув ограждение, понесся туда, где видел Машу. Какого чёрта она была здесь, если должна быть в больнице?!

И уже в толпе до меня дошло, что в этом клубе её не могло быть вообще, так как сюда нищих не пускали!