Хрустальная Лестница

Alessandra Grosso

Добро пожаловать в мою историю. Эта книга – не более, чем сборник кошмаров, и написана для того, чтобы показать вам сложные полеты моего воображения. Я думаю, каждый хоть раз переживал кошмары – во сне или наяву – и могу с уверенностью назвать себя специалистом по ночным ужасам. Кошмарные сны всегда были моим личным проклятием: они снились мне с детства, и я никак не могла понять, почему. В детстве мною постоянно владел страх, что вот-вот случится нечто ужасное, со мной или с моими близкими. Обычно я ощущала ледяное дыхание на шее, от которого волосы вставали дыбом, влажную холодную руку на спине, и вздрагивала от ужаса. Часто у меня темнело в глазах, так что мне приходилось ложиться в кровать, чтобы оправиться; но, входя в спальню, я боялась того, что могу увидеть, закрыв глаза. Мои кошмары не кончились и в подростковом возрасте: каждый раз я просыпалась дрожащая и в поту. Разумеется после этих снов мне приходилось вставать и вести себя как ни в чем не бывало, но я сомневалась, что смогу жить, как все: каждый раз, когда мне приходилось делать выбор, оказывающий влияние на мою дальнейшую жизнь, кошмары ухудшались. В такие периоды моя жизнь превращалась в сущий ад; я совершенно закрывалась от окружающих и думала, чего я достигла в жизни и чего хочу от нее получить. Со временем я начала записывать свои сны, чтобы понять их, как и свои желания, чтобы знать, сбылись ли они. Эти записи не единожды помогли мне. Но вернемся к кошмарам. Затем я решила, что поведаю вам о своих ужасах, опишу каждый в зловещих деталях, и составлю из них сборник леденящих душу историй. Я прошу прощения за столь жуткий подарок, но таково уж мое воображение. Я – женщина, и я – боец, которому пришлось сражаться со злом, и теперь я рассказываю о нем. Впечатлительные сердца могут ужаснуться, но я не считаю себя лучше них. У каждого свое мировоззрение, в соответствии с которым мы чувствуем и понимаем мир. И теперь, после всех испытаний, выпавших на мою долю, я хочу создать более обнадеживающую версию будущего. Я хотела бы увидеть будущее, полное надежд, интересов и путешествий: надежды – это желания нашего сердца. А кошмары… Я – специалист по ночным ужасам, и тому есть несколько причин. Самая главная из них заключается в том, что я всегда была стойкой, но в то же время эмоциональной и чувствительной; и за свою жизнь я пережила и неприятности, и черные дни. Но я всегда старалась найти свет даже в такие темные времена, и поэтому я расскажу вам про мое любимое стихотворение: «Мать – сыну» Ленгстона Хьюза.

БЕГСТВО

Жизнь — один долгий урок смирения.1

Я бежала вверх по лестнице за ключом, с помощью которого мы наконец-то освободимся. Я интуитивно знала, что в лестнице пятьдесят пять ступеней. За моей спиной закрывались двери, ворота и древние решетки; я видела кругом только тьму и отчаяние.

Я начинала нервничать, уставать и задыхаться; стены из золотисто-желтых становились кремовыми… Я знала, что иду в ад, но сбавить шаг не могла. Как только я поднялась на последнюю ступеньку, я бросилась к комнате, где должен был быть ключ от последней двери.

В спешке я думала только о ключе. Он был спасением, символом освобождения, нашим избавлением от тьмы; но я знала, что когтистый монстр будет отчаянно его защищать: просто забрать его не получится.

В прошлой жизни он был мужчиной, сильным и властным; насильником.

По правде сказать, мне понадобится напрячь все силы, чтобы выйти против него. Я могла только отклониться и одновременно ударить стоящей рядом табуреткой; всего лишь табуретка против монстра, на которого молились при жизни. Он ни в чем не сдерживал себя при жизни, пил до самого утра, принимал кокаин, менял женщин как перчатки и бил детей до самого дня своей ужасной смерти в огне.

Но я всегда была особо восприимчива, и смогла найти его слабое место.

И тогда я резко атаковала: я отклонилась и ударила его табуреткой по голове. Дерево треснуло и сломалось, у меня в руках остались только две ножки. В смятении я вонзила их в грудь и шею монстра.

Его ужасное, опаленное тело теперь лежало на полу; и я решила, что смогу сжечь его совсем. По крайней мере, такая попытка замедлит его: он боялся огня, который наконец-то очистил бы его от зависти к красоте и невинности. Только ее он и развил в себе вследствие своих манипуляторских и психопатических наклонностей.

И все же, хоть я и была уверена в его всепоглощающем страхе огня, мне было его совсем не жалко; прежде всего мне нужно защитить себя и как-то его обезвредить.

При жизни, зная, что зависть и неприязнь порицаются обществом, он прятал их за обаянием и интеллектуальностью, но его мысли всегда были злобными и черными. Как говорят, голод острее меча: а я считаю, что зависть еще острее, и на протяжении всей истории она причиняла раздоры, войны и бесконечные страдания.

Тогда мне повезло найти на полу зажигалку; к моему удивлению, это оказалась зажигалка из моей юности, которую я называла «Зиппо шестнадцатилетия» — тогда я время от времени втайне курила. Я быстро кинула в него зажженную зажигалку, схватила ключ и помчалась с ним к лестнице.

Пятьдесят пять ступеней. Я была молода и взлетела по лестнице. У меня заболело колено, но я терпела: каждая ступень решала жизнь, так что я пересчитывала их снова и снова.

Я добралась до верхней ступени, перескочила через перила и наконец-то отдала ключ спутникам — некоторые из них хотели двигаться к свету, другие, напротив, заглянуть в бездну.

Замок со щелчком открылся, но я снова почувствовала приближение монстра: он пытался вернуться по своим шагам. Нам нужно было поскорее покинуть это место и бежать к свету, которого я всегда искала.

Последним препятствием стали резные белые ворота, напомнившие мне о чистоте: их решетка была прочной и защищала меня так же, как и свет, они не пропустили бы монстра.

Но что же это за защитная аура? Просто свет?

И что это за свет? Сам Бог? А быть может, «светоносный» Люцифер?

Вопросы, вопросы… Ответы ускользали от меня.

Монстр в ярости выкрикивал проклятия жутким гортанным голосом. Мы сбежали и заперли за собой ворота; ключ мы оставили тому, кто тоже захочет бросить вызов монстру.

Я решила, что здесь больше делать нечего и направилась вперед, к темной и мрачной церкви. Я попыталась разглядеть ее получше и неожиданно обнаружила себя в одиночестве и темноте. Здесь все рушилось и покрывалось пылью. Я пошла по залу — должно быть, это был правый неф — и обнаружила необычный стул у пьедестала статуи.

«Как странно», — подумала я. — «Что же это…»

Он весь был залит кровью.

Я вздрогнула; и раздался голос.

Бывает, умираешь не единожды!

Что? Разве смерть — не конец всему? Разве мы не исчезнем как дым?

Может быть, мы попадем вперед или назад во времени? В давнее или совсем недавнее прошлое, а может, и вовсе в параллельное измерение?

Я поняла, что уже нахожусь снаружи этой загадочной церкви, брожу среди папоротников. Их великолепные блестящие листья пахли дикой природой и напоминали мне о деревенском доме моего детства, который стоял у озера.

Похоже, до старого дома было уже недалеко, но мне было слишком любопытно, чтобы останавливаться здесь; с исследовательским интересом ранней юности я желала перейти это зеленое поле. Моя прямота требовала исследовать, моя мудрость — подумать, а сердце — почувствовать. И я, потворствуя своей отчаянной натуре, отправилась дальше.

А затем я внезапно увидела сюжет из моего прошлого: яростную схватку тираннозавров.

Я сбежала — в свое оправдание могу сказать, что успела вблизи увидеть острые зубы гигантских ящеров и заметить, что их позы изменились и превратились из провоцирующих в агрессивные. Их огромные мускулистые тела столкнулись, разрушая все на своем пути. Они выворачивали деревья с корнем и затоптали мой чудесный папоротник — обычная драка периода спаривания.

Я так спешила оказаться от них как можно дальше, что несколько раз спотыкалась о камни, усеивающие мой путь. Шум привлек внимание зверюг: они тут же насторожились, повернули ко мне головы и пошли охотиться.

Как многие дикие животные, они чуяли все, и мой запах, и мой страх.

Я отчаянно бросилась прочь, тяжело дыша. Моя селезенка заболела от напряжения, но мне нельзя было останавливаться: я должна была где-нибудь найти выход. Но иногда выход бывает даже страшнее того, от чего бежишь.

Единственный проход привел меня в темную аллею, переходившую в покрытый трещинами тоннель естественной пещеры.

Мне пора было разобраться со своей клаустрофобией. Собрав остатки сил, я протиснулась в тоннель. Огромные звери снаружи взревели от ярости — они больше не видели свою жертву.

Я ползла долго, и дышать было неприятно — воздух был затхлым и вонючим. А еще я ужасно боялась пауков и мышей, и всегда их терпеть не могла. В частности, мыши пугали меня с тех пор, как — еще ребенком — я зашла в курятник и обнаружила, как огромная коричневая крыса ворует яйца из гнезда. Но тогда я была маленькой девочкой; а сейчас я была женщиной, и мне пришла пора бороться за свою жизнь.

Бей, чтобы выжить, или беги, если враг больше тебя: таковы основные инстинкты самосохранения. Так было всегда, и мне предстояло с этим жить — ради себя, ради выживания человеческого рода, даже ради всего человечества.

Меня всегда мало волновало общество. До этого я была социально неприспособленной; упрямым интровертом, вечно в темной одежде и унылом настроении, даже с суицидальными мыслями. Но сейчас пришло время преодолеть свои эмоциональные расстройства.

А пока я еще ползла; в кровь обдирая руки и ноги, с трудом пробираясь вперед.

Когда я вышла с другой стороны тоннеля, стояла ночь, жутковатая, почти безлунная ночь; темное небо иногда казалось зловещим, а облака цветом и формой здорово напоминали огромных кошек.

Я все еще видела тираннозавра прямо перед глазами, я наблюдала за ним из укромного места за естественным уступом.

Я спустилась вниз только днем, когда почувствовала себя сильнее, готовой изучать и понимать истинную природу вещей; мой разум был открыт любым возможностям: обнаружению новых созданий, толкованию странных снов.

Сны с детства были для меня всем; осуществлением всех моих желаний, предвосхищением событий. Одним памятным случаем они послужили мне предчувствием, что мою просьбу о помощи проигнорируют — любимый друг, который никогда не понимал меня как человека.

Сны предсказали это предательство, но я проигнорировала их, упрямо желая жить как раньше. Я захлопнула дверь своему чувствительному внутреннему голосу.

Впервые я ощутила присутствие этого голоса еще ребенком; но только сейчас по-настоящему его осознала, только сейчас — когда сражалась с монстрами и убегала от них.

Я начала спускаться в долину. Была осень, красные дубовые листья лежали повсюду и падали с деревьев, в воздухе стоял запах только что прошедшего дождя и дикого мха.

Неподалеку я заметила укромное местечко; наконец-то я могла разжечь костер и согреться. К счастью, с собой в сумке у меня все еще был запас сушеного мяса. Я развела костер и устроилась с удобством; затем я улеглась спать.

Я спала целую вечность; мне снилось, что я пересекаю моря на неуклюжих парусных судах.

По пробуждении я увидела, что все покрыли роса и иней. Должно быть, стояла середина сентября. Пока я шла, мои ботинки проваливались в слои листьев, покрывших землю — женские ботинки, изящные, но удобные, как старые ковбойские.

Эти размышления отвлекали меня от глубоко и остро ранящей ностальгии, одиночества и других печальных и глубоко личных чувств. Те же самые чувства исходили из глубины этого странного леса красных дубов, опадающие листья которых были кроваво-красными.

Но вскоре я почувствовала, что за мной следят.

Чувство, что кто-то за мной следит — тревога, что что-то скрытно окружает меня и что-то планирует за моей спиной — часто посещала меня в подростковом возрасте, когда кто-то начал оставлять анонимные послания в моем почтовом ящике. Они были похожи на любовные письма, но настолько туманные, что пугали меня.

Несмотря на плохие предчувствия, я прошла дальше в лес, часто оглядываясь через плечо — на душе у меня было тяжело; я видела туман, росу и что-то еще, чего определить не могла.

И внезапно мои невнятные чувства стали почти осязаемыми; меня охватил настоящий ужас, какой испытывают только дети.

Я почувствовала себя беспомощной и побежала от начавшего преследовать меня мужчины в черном. Как маньяк, он повторял: «Почему?»

«…Почему? Лучше ответь, почему ты задаешь мне этот вопрос?» — удивилась я.

На бегу, чтобы не поддаться панике, я планировала, как буду выживать дальше: на чистых инстинктах, меня гнала вперед своего рода врожденная гордость и отстраненность.

Может, он и убьет меня, но в мои мысли он не проникнет; мое тело бежало, но мой разум сражался.

Я бежала сквозь древесные корни и надеялась, что мой безжалостный преследователь споткнется. Не раз я встретилась с ним взглядом. Крокодильи глаза, сосредоточенные и исподтишка контролирующие жертву из-под поверхности воды.

Интуиция подсказывала мне, что у этого мужчины диабет; интуиция и голоса из далеких-далеких измерений. Но я знала это еще и потому, что видела раны на его ногах; скоро его ноги придется ампутировать.

Моя надежда происходила от моей целеустремленности: надежда, что он устанет, что его болезнь неожиданно усилится прямо во время погони, что у него случится приступ и он упадет.

Я бежала, а ветви деревьев опускались все ниже и становились все запутаннее. Я пригнулась и понадеялась, что ему, с его высоким ростом, стало бежать еще труднее; когда я могла, я хватала ветки, мимо которых пробегала, в надежде, что они ударят его по лицу.

Я ненавидела его за то, что он делал, в частности, за то, какое отчаяние он во мне вызывал. И отчасти из-за гордости — признаю: кто он такой, что мне приходится от него бежать, мучает меня, когда я и так в пасти страха?

Я продолжала бежать, но гонка на скорость вскоре превратилась в гонку на выносливость, и его сильное тело, похоже, неплохо с ней справлялось.

Что же насчет меня, я роняла на землю крупные слезы и пот и чувствовала, что моя надежда угасает, пока не увидела впереди еще одного человека: моего дедушку.

Я была уверена, что, почувствовав мою тревогу, он перенесет меня в другое измерение, возможно, в куда менее опасную ситуацию, и наедине успокоит меня.

Вскоре моя уверенность оправдается… или нет.

1 Оригинал: Barrie, J. M. (2006) The little minister. Reprint. Fort Worth, Texas: RDMc Publishings↩︎