Осколки разбитой памяти

александр худов diabolus, 2019

Цикл разнообразных рассказов, практически не связанных друг с другом, разные жанры, но с большим уклоном к ужасам, фантастике и мистике. Место действия – Россия, либо о русских персонажах.Содержит нецензурную брань.

Осколки разбитой памяти

То, ради чего стоит быть в этом мире,

Через боль переступая — это Жизнь и Свобода.

То, что дано каждому из нас,

У каждого есть свой шанс — это Жизнь и Свобода.

То, что важнее любых слов, любых понятий и суждений —

Это Жизнь и Свобода.

То, что придаёт нам силу творить и любить —

Это Жизнь и Свобода… (1)

— Домой пора двигать, — сделав магнитофон тише, сказал Миха. — Саня, че там по часам?

— Девять доходит.

Закинув ноги на перила, я достал из кармана смятую пачку сигарет и вытащил одну. Саня тут же черканул по джинсам кресалом Зиппы, которую крутил в руках.

— Понторез, — усмехнулся я, прикуривая от пляшущего огонька.

Мы продолжили сидеть на деревянных ступенях крыльца. Летние каникулы подошли к концу, завтра начинается новый учебный год. Книги за девятый класс куплены, но настроение познавать науку уходило все дальше и дальше от нас. Сегодня мы, как и каждый день, зависали на этом крыльце художественной школы, которой не посчастливилось расположиться в нашем маленьком райончике. Днем сюда приводили малышню для занятий, а вечерами это место становилось нашим.

Примерно через полчаса мы увидели приближающуюся фигуру. Миха, схватив свой мафон, пошел навстречу к ней.

— Здрасьте, дядь Сереж! — в голос поприветствовали мы Михиного отца.

— Здарова, пацаны, — приветливо ответил он.

Мишка, подойдя к нему, весь сжался, опустив глаза. Отец смерил сына холодным взглядом и молча развернулся. Миха последовал за ним, на прощание махнув нам рукой.

— Пиздец. Всего полдесятого! — сказал Саня, посмотрев на часы. — Как малого загоняют.

— Ладно загоняют, сейчас еще и отпиздит его.

— Думаешь? Хотя че там думать…

Вдвоем мы просидели там до полуночи, после чего разошлись по домам. Я все это время не переставал думать о Мишке и методах воспитания его отца. Он бил за все — задержался на улице, получил четверку или не дай бог тройку. Про двойку я вообще молчу. Однажды Миха даже сбежал из дома, чтобы не показывать дневник. Ух его отец тогда лютовал…

— Где Миша? — сквозь зубы процедил он.

— Не знаю! — жалобно ответил я, болтая ногами в воздухе.

Дядя Сережа был здоровенный мужик, как гора. Представляю, насколько мелким выглядел я, когда он поднял меня за шкирку.

Продержав так меня пару минут, словно нашкодившего котенка, он наконец опустил руку вниз, скорее всего, не поверив ни единому слову.

— Ладно, если сможешь, передай ему, чтобы возвращался домой. Ничего ему не будет, пусть не боится.

И я передал тогда, Мишка через три дня вернулся домой. И это был единственный случай, когда отец не наказал его. Но продлилось это недолго…

Повернув ключ в замке, я зашел домой. Родители не спали, и, судя по ругани, доносившейся из кухни, я понял — вот теперь начались проблемы с моим отцом. Опять.

Дверь кухни открылась, и ко мне навстречу вышла заплаканная мачеха.

— Все, началось? — тихо спросил я.

— Да. Вернулся сегодня с работы…

— Лешка че, там?

— Отвела к бабушке, у нее переночует.

Лешка — это мой младший брат, ему всего три года.

— Ты остаёшься? — посмотрев ей в глаза, спросил я.

— Ну а куда я денусь?

Кивнув, я ушел в свою комнату. Включив телевизор, я засунул в видеомагнитофон первую попавшуюся кассету. Мне было без разницы, что смотреть, лишь бы не сидеть в тишине. Ведь спокойной жизни пришел конец, это я осознавал точно. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как отец в очередной раз закодировался. Но я надеялся, что это навсегда. Я даже не знаю, кто хуже — такой отец, как у Михи, или же мой собственный, когда пьет. Ведь под алкоголем он уже не мой отец. А кто-то другой, даже что-то другое…

Загремела посуда, донесся крик мачехи. Я бросился к ним, сердце в бешеном ритме вырывалось из груди. Страшно подумать, что могло произойти, не будь тогда меня дома.

— Папа, что ты творишь? — кричал я, открывая дверь в ванную.

Я двумя руками схватил его за кулак, сжимающий кухонный нож. Он занес его над мачехой, повалив ее на ванну. Я что есть сил тянул сжатую руку на себя, не давая ударить. Через какое-то время белена слетела с его бешеных глаз, и он расслабил руку, опустив ее.

Мачеха громко рыдала, а отец молча побрел в родительскую комнату. Этой ночью мачеха собрала свои вещи и ушла. И мне было не за что осуждать ее. Я тоже мог уйти к бабушке, жила она в соседнем доме, но остался дома.

* * *

Первый школьный день мы решили прогулять. Предложение поступило от Михи, а я и Саня были совсем не против. Уходить далеко от моего дома не пришлось, мы просто залезли на чердак, где нас уже ждали подготовленные лавочки, которые мы соорудили еще весной.

— Ну че, батя сильно лютовал? — спросил Саня у Миши.

— Мать, сука, ударил. Я хочу вальнуть его, — дрожащим голосом поделился он. — И это не шутка, пацаны, уснет, и я ебну его топором по голове.

— Завязывай, — сказал Саня.

— Завалю, встану на труп ногой и покурю. Надолго не закроют, я малолетка.

— А о матери ты подумал? Что с ней будет? — протягивая сигарету, спросил я.

— Только это и держит, — затянувшись, ответил он. — Ладно, че сам-то загруженный?

Я рассказал им о прошлой ночи.

— Ну, у меня с этим проще, батя только бурогозить начинает, его брательник сразу пиздит. Че ты к бабуле не свалишь?

Услышав вопрос Сани, я лишь пожал плечами.

А в самом деле, почему я упорно продолжал терпеть отцовские запои, ведь это уже было не в первый раз. Когда отец трезвый, он хороший человек. Ни разу не поднял на меня руку, как дядя Сережа, даже в те моменты, когда действительно стоило вломить мне, ибо ребенок я был не совсем простой в воспитании. Моя старшая сестра давно уже перебралась к бабушке, но ее судить было не за что. Ей приходилось куда хуже, чем мне. Когда мама умерла, мне было семь лет, отец был рядом. А что было с ее отцом, никто не знал. Быть может, он вновь посетил казенный дом, а может, и вовсе давно помер.

Мачеха была старше меня лет на тринадцать. Вообще, стоило отдать должное ей за то, что она в принципе не побоялась вступить в семью с мужиком с уже немаленьким сыном. Но сейчас ушла и она, скорее всего, чтобы мой маленький брат не знакомился с тем существом, которое заменяло нашего отца, пока тот был залит белым ядом. Мог уйти и я, но что бы тогда было с ним?

Так мы и жили — днем школа, улица. Вечером существо, которое я должен сторожить. Он бил посуду, приводил стремных друзей и засыпал ночью, чтобы утром отец смог сходить на работу и вновь уступить свое тело твари. А позже он уже не мог даже спать. Я лежал в комнате с открытой дверью и слушал. Иногда он нес какую-нибудь околесицу, иногда вставал и ходил по дому в поиске ножа или веревки. Я прятал все, чем он мог навредить себе. Однажды я задремал, но резко проснувшись, вскочил, словно чувствуя, что что-то не так. Забежав в ванную, я увидел, как отец привязывает шнур кипятильника к трубе. Я ничего не сказал, но этого не требовалось. Отец посмотрел на меня и, молча бросив кипятильник, ушел спать. Он не был трезв, но и не был пьян, что-то между. Зачем он хотел навредить себе? Чтобы убить тварь?

Через пару месяцев он закодировался вновь, мачеха и брат опять жили с нами, а я наконец мог спать за закрытой дверью, бросив свой пост.

* * *

Мы сидели и слушали раскаты грома. Дверь подъезда была слегка приоткрыта, чтобы дым от сигарет вытягивало на улицу. Нас опять было трое, на улице осенний дождливый день, но сегодня все было иначе, как минимум для Мишки.

Мы сразу поняли по его лицу, что случилось что-то, но не решались спросить. А Михе понадобилось около десяти минут и пара глотков пива прямо из полторашки, чтобы наконец-то поделиться с нами.

— Отец умер, что-то с сердцем, — наконец выдавил он.

Сбылась мечта Миши, больше никогда дядя Сережа не накажет его за четверку в дневнике, за опоздание на пару минут. Его мать сможет без страха заходить домой, не ожидая удара по лицу за неправильный взгляд. Они были свободны.

Но почему тогда Мишка сидит и плачет?

1) Группа «Многоточие»