Осколки

Леди Ксандри, 2022

Руны ведут меня всю мою жизнь – подсказывают, направляют, учат. Но помогут ли они мне, когда память разобьют на осколки? И что есть свет и тьма, когда даже в книге они сплетены воедино.Содержит нецензурную брань.

Часть 1. Сказки

Сколько сказок ты знаешь? Не тех, которые заканчиваются взаимной любовью и всеобщим счастьем. А других. Страшных, тёмных, когда злодей забирает выигрыш, а главный герой окропляет землю своей кровью. Когда добро бывает серым, а зло иногда поступает правильно. Эти сказки порой называются «жизнь».

Глава 1. Плюшевый мишка

Мягкий мех ласково щекотал щёку, было тепло и уютно, руки неосознанно сжались на мягком туловище. Глаза в растерянности распахнулись, а рука нервно ощупала мохнатое нечто. Плюшевый мишка. Странно: на нём было так уютно лежать, но как он тут оказался?.. Кремовый, с необычными значками на ушах: то ли стежки, то ли цифры… римские. Рука вновь зажила своей жизнью: провела по плюшевой шерстке, наткнувшись на галстук с надписью: «Люблю тебя». Одна лапа игрушки сплющена… Так не сделаешь за одну ночь.

Оставив в покое зверя, я осмотрелась, привстав с кровати, и тут же пригнулась, вновь повалившись на безмолвную игрушку. Два панорамных окна ничего не скрывали: ни меня, ни соседей. А я… не то чтобы совсем одета. Снова вздохнуть, собраться. На окнах приблизительно до половины чёрный покров — плёнка. Кажется, она не просвечивает. И всё же, осторожность прежде всего. Перекатилась со своего комфортного соседа на широкую кровать и вновь огляделась. Цветы. Много цветов. Очень много цветов, как будто тут обосновался садовод-маньяк. Растения окружали, пестрили листьями и цветами. Зеленые монстры захватили почти всё жилое пространство и теперь тянули свои ветви и усики ко мне… Душно. Сыро. Горло сжалось в тошнотворном спазме. Мне здесь не нравилось. Даже не представляю, как уснула в этой какофонии запахов.

Паранойя расцвела пышным цветом, и я слезла с кровати по-пластунски. Мягкий пол, покрытый розовым с золотистыми прожилками линолеумом, прогибался под пальцами и лип к рукам. Нужно одеться. Нужно… Голова закружилась от сладкого аромата цветов, перед глазами всё затуманилось, потемнело до чёрной мглы. Я уже ничего не чувствовала, но видела мириады золотых символов — рун. Сознание не успевало их изучить, кроме одной… Длинная, как палка, она буквально запечатлелась в мозгу, а затем все исчезло…

Шелковистый мех нежно щекотал щёку, было хорошо и сладко, руки сильнее сжались на плюшевом теле. Совершенно не хотелось пробуждаться, но я сделала усилие и подняла голову; яркий свет струился из окна, мешая оглядеться, в голове поселилась восторженная пустота. В эйфории я соскочила с… А неважно! Оступилась и упала на мягкий пол, ласково принявший меня в свои объятия. Пахло умопомрачительно вкусно, захотелось вздохнуть полной грудью, и я сделала это, буквально поглощая сладкий до приторности аромат. В голове приятно зашумело, и я погрузилась в чёрно-золотистый сон.

Под руками мягко стелился мех, было приятно и нежно — пожалуй, мне не стоит просыпаться.

Глава 2. Сон или воспоминание?

«Золотой» сон сменился, оставив напоследок руну в виде ветки. Руна медленно закрутилась, замирая на секунду в верхнем и нижнем положении. Через мгновение всё ускорилось, «ветка» затопила мглу золотистыми брызгами…

Я видела себя молодой, неопытной, тревожной. Тёмный костюм плотно обтягивал тело, не давая полностью вздохнуть. Куда там корсет? В этих брюках страшно было сделать лишнее движение, чтобы ткань не треснула. Я захожу в низкое, полностью зеркальное здание. Я молодой специалист в поисках работы.

Лестницы прохожу в дымке, которая бывает только во снах. Кабинет начальника перегораживает нелепая зелёная дверь, обитая дерматином. Хочется засмеяться, но я понимаю, что это будет истерикой, поэтому делаю вздох и вхожу…

Череда вопросов, которые я даже не вспоминаю во сне, и один, очень странный, который впечатывается в памяти.

— Что вас отличает от остальных?

Что меня отличает? Я вижу во сне руны, они ведут меня, подсказывают. Но как это сказать вслух? Не сочтут ли меня сумасшедшей? Я не решаюсь и долго молчу, глядя в окно; меня заволакивает туманом.

Сон скользнул дальше, оставив душу панически трепетать. Теперь я видела всё в зелёной дымке через призму разбитых стёкол. Каждый осколок разбитой надежды больно ранил душу.

Я не устроилась на работу. Крупный осколок с зазубренным краем порезал сухожилия на щиколотках. Я повалилась на колени, пачкая кровью белую пустоту.

Я не встретила друзей. Мелкая крошка впилась в сердце, заставляя задохнуться от боли и выкашлять красный сгусток.

Я не встретила Его… Самый большой и узкий осколок сверлом ввинтился в сердце. Я упала навзничь, даже не пытаясь шевельнуться…

Один момент жизни, но как многое он значил. Для меня… Но не для белой пустоты.

Меня снова поглотили тьма и золото, калейдоскоп на этот раз выхватил из памяти другую руну — перевёрнутую кадушку.

События в моей жизни отматывались с конца.

— Ты потрясающая. Любовь моя, — тёмный взгляд проникает в душу до самого сердца.

Прогулки и разговоры, тепло и радостно. Счастье.

Мы работали вместе над проектом. Задерживались до ночи, болтали, смеялись, заказывали китайскую кухню.

Я зашла в новый кабинет, залитый солнечным светом. Было так ярко, что я прикрыла глаза, и открыла их, когда услышала смех: «Здравствуй, новобранец, добро пожаловать в семью!»

Глава 3. Семена

Моё тело затекло и отяжелело, воспоминания рвались тонкой бумагой, ни один из образов не оставался подолгу, чтобы хоть как-то запечатлеться в памяти. Обрывки мелькали, путали, складывались из разных кусочков, создавая новую картину — совершенно неправильную. Моя память пыталась заклеить пробелы синей изолентой, абсолютно не беспокоясь о качестве воспоминаний. Словно несдержанный собиратель пазла с силой соединил неправильные кусочки картины. Я открыла глаза, пробуждаясь. Веки были тяжёлыми, больными, горло пересохло безжизненной пустошью, голос хрипел и срывался. «Пить», — вяло прошептала я, вновь проваливаясь в забвение…

Темнота привычно встретила меня золотым отблеском рун. На этот раз я видела ту, что похожа на крест — она сверкнула и, насмехаясь, перевернулась вверх ногами. Душу захлестнула тревога.

Сон — не воспоминание. Цельный, без кусочков смутно знакомых образов. Спальня, в которой я вижу только кровать и собственное тело. Шёлковые лавандовые простыни холодили кожу, но не успокаивали. Яркий свет не давал оглядеться. Тихо, светло, безопасно, но отчего-то тревога только нарастала. Я внимательно осмотрела свои обнажённые ноги, руки, тело. Истерика стиснула горло, не давая вырваться крику…

Семена!

В коже рук, ног, живота…

Везде!

Всюду!

Не оставляя ни кусочка чистой кожи.

О Боже!

Во мне натыканы семена, как в земле. Они вгрызались в кожу острыми краями, не выпуская из нутра ни капли крови. Зёрна довольно блестели в свете. Чистые, свежие, словно только что из фасованных магазинных пакетиков. Довольные тем, что питаются мной. Я даже физически не могла коснуться их. Мне было до одури мерзко. Всё моё естество восставало против лишних касаний к этим, этому… Боже!

Семена были разными: маленькими, большими, круглыми, продолговатыми, белыми, розовыми, в разводах…

Пожалуй, из меня вырастет множество цветов… Они такие гладкие. Стоит только чуть-чуть подцепить ноготочком…

А на ногтях не растут цветы, они слишком твёрдые для семян. Интересно, во мне есть семена роз? Я не хочу розы, они будут вонзаться в моё тело шипами. А если розы будут красными? Как кровь? Или чёрными, как…

Кажется, я схожу с ума… Они глядят на меня. Блестят, словно объевшийся хищник. Я им нравлюсь. Им нравится есть меня…

Выдернуть, надо их выдернуть! Они пустят корни внутри меня, и мои вены переплетутся с чёрными нитями их жизни. Что окажется длиннее?

Вытащить… Хоть одно. Хоть это белое зернышко на правой руке. Чуть зацепить и, как прыщик… Только не внутрь, а наружу.

Есть ли семена на лице? Это ужасно, когда на лице вырастают цветы, даже если это маки или незабудки.

Протянуть руку, коснуться только пальцами… Давай! Это нестрашно. Это почти часть тебя.

Сколько их на мне? Десятки? Сотни? Тысячи? Наверное, тяжело таскать на себе целую клумбу.

Они вызывают тошноту, моя кожа стала неровной, ребристой. Теперь моё тело не только моё.

Живые ли они? Не как растения, а как семена? Что, если оболочка гораздо умнее содержимого? Что, если я тоже оболочка?

Надо их выковырять, пусть у меня пойдет кровь. Я хочу увидеть свою Красную жидкость. Я не земля? Я ведь не земля? А думает ли земля? Ведь я думаю! Или нет?.. Думают семена?

Мне страшно. Тут никого нет. Мне нужна помощь! Уберите их с меня!!!

Они блестят. Я знаю этот блеск. Это их маленькие глазки, которыми они наблюдают за мной… Я тоже вас вижу.

Есть ли семена на ступнях? Гладкие… Меня обуревает сумасшедшая эйфория — я смогу ходить.

Что, если цветы будут частью меня, как рука, нога… Я смогу управлять ими? Или они — мной?

Чем я буду питаться, когда вырастут цветы? Обычной едой или светом?

Я же буду совершенно голой, без одежды. Я никогда не видела одежду для цветов. Роза в кофте… Смешно. Или нарцисс в юбке. Хотя нет, нарцисс в брюках, и он любит зеркало…

Я не слышу свой разум; а был ли он у меня? Или во мне были семена, и только сейчас они показались на поверхности?

Сколько ещё ждать? Когда они начнут прорастать, мне будет больно или я ничего не пойму? Не почувствую? Мне будет всё равно.

Пожалуйста, кремируйте меня…

Зеленые ветви жадно тянулись ко мне, скрывая живительное солнце. Я проснулась.

Глава 4. Рождение легенды

«Только змеи сбрасывают кожу,

Чтоб душа старела и росла.

Мы, увы, со змеями не схожи,

Мы меняем души, не тела».

Николай Гумилев

Тело было каменным, неподвижным. Любое неосмотрительное движение отзывалось сотнями мелких иголок, впившимися в кожу. Зелёные пятна растений не отступали от меня, сколько бы я ни моргала. Оставалось только смириться. Понемногу, раз за разом пробуя согнуть пальцы, я обрела чувствительность, оставалось только встать на ноги. От идеи просто скатиться на пол и пробовать уже оттуда отказалась. Чутьё подсказывало, что я могу что-то утратить — стоит мне только коснуться головой пола.

Поднималась осторожно, шипя от боли. Из глаз брызнули слёзы, но я упрямо разминала затекшие мышцы. Шаг, правая ступня подвернулась. Снова растереть мышцы. Я была так сосредоточена на себе, что абсолютно перестала обращать внимание на раздражающую зелень. Автоматически оделась — кажется, это было платье в полоску, — и вышла в коридор.

Воздуха! Мне нужно выйти. Входная дверь. Я повернула ручку. Лестница или лифт? Лестница… Хочу почувствовать себя живой! Голые ступни касались холодных шершавых ступеней, спешила, используя перила для толчка. Схватиться, перепрыгнуть. Пятый этаж, четвёртый, третий… Свобода! Горький загазованный воздух города, ни капли аромата зелени. Как хорошо! Я шагала по тротуару, озираясь, словно была несмышлёным ребёнком. На меня обращали внимание, но мне было всё равно. Я вас не знаю — или не помню, — так важно ли мне ваше мнение?

Первые минуты просто шла, упиваясь свободой, а затем начала вслушиваться в окружающий мир. Людей было много, они гомонили, как птицы на базаре; не сразу, но я приноровилась слышать отдельные диалоги.

— Говорят, её удушила лиана.

— А я говорила тебе, мать. Нельзя плющ дома держать.

— Да не умерла она. Просто надышалась гадостью какой-то. Откачали же.

С интересом оглянулась на трёх старушек, неспешно идущих по тротуару. Ощутив мой взгляд, высокая дама в сиреневом берете презрительно фыркнула и потянула подруг дальше. Теперь они обсуждали меня.

Под ступнями похрустывала дорожная грязь: мусор, окурки, бумажки… Мне не было противно, я словно отстранилась от происходящего, вслушиваясь в голоса людей. Может, я что-нибудь вспомню?

Летнее кафе. Плетёные столики, огороженные низким забором. У меня нет с собой денег, но я же могу просто присесть?

Солнце ярко светило — полдень. Люди скрывались под зонтиками, прячась от живого тепла. Я выставила из тени зонта ноги; солнце — это прекрасно.

Здесь тоже велись разговоры: о семье и дружбе, любви и предательстве. Я впитывала в себя эмоции, примеряла на себя, словно маску. А было ли у меня так же?

— У меня статья горит. Нужно что-то сногсшибательное! Потрясное! Мистическое!

Я чуть наклонила голову, краем глаза наблюдая за двумя девушками с ноутбуком. Высокая в малиновом свитере и рыженькая пушистая девчушка, похожая на одуванчик…

— А давай про городскую сумасшедшую?

— Какую? — оживилась рыженькая и в предвкушении заерзала на стуле.

— Ну, про эту, как там её… Цветочная Леди.

«Что-то знакомое», — подумала я и впала в прострацию, вспоминая, пока брюнетка активно диктовала текст:

«В нашем городе много загадочных мест. Старинное здание, древнее кладбище или обычная квартира. И никто вам не скажет, что страшнее — оказаться в полночь на старом кладбище или в полдень в квартире, заполненной цветами.

Это рассказ о девушке, которая не мыслила себя без зелёных растений. История о том, как половина населения города выкинула свои растения из окон, и ни один дворник не осудил их. О том, что нужно быть осторожнее со своими питомцами, даже если это цветы.

Год назад в нашем городе случилось несчастье. Любящий муж не смог дозвониться до жены из командировки. Он срочно прервал поездку и вернулся домой. Дома пахло сыростью и плесенью, но весь запах перебивал стойкий аромат цветов. Мужчина нашёл свою любимую в кровати. Кожа была холодной и липкой, пульс не прощупывался, и всё же она была жива. Редкое явление — летаргический сон. Скорая увезла девушку в больницу. Причина сна неизвестна. Люди начали бояться, что причиной являются цветы».

— Скучно! — надула губки рыжая. — Ты мне дала какую-то сводку из новостей, ещё чуть-чуть — и будет заметка из некролога. Я слышала версии гораздо увлекательней!

— Ну, давай, жги! — брюнетка сердито скривила губы.

«…даже если это цветы.

В городской квартире номер 146 жила девушка, душа которой лежала ближе к растениям, чем к людям. В крошечной однушке она устроила целый сад. Каждое утро начиналось с особого ритуала: она обходила каждое растение, поглаживала его и шепталась с ним. Муж никак не мог повлиять на неё, поэтому дома он стал появляться всё реже и реже. Её душа всё ближе сплеталась с обожаемыми растениями, пока однажды муж не нашёл её дома в глубоком трансе. Девушку увезли в больницу, а её любимый начал сходить с ума. Ему казалось, он слышит её голос в каждом шелесте листьев. Слова, которые она когда-то шептала своим зелёным любимцам.

Люди, у кого дома были растения, стали замечать, что к ним приходит образ той, которую они прозвали Цветочная Леди. С собой она всегда приносила цветочный аромат. Сладкий — жди удачу. Горький — грядут беды и печали. А если аромат начинает разъедать твоё горло, значит, не по нраву ты Цветочной Леди. Единственное, что может спасти тебя от её гнева, — только если дома не останется ни одного растения… Тогда она не сможет прийти к тебе и отравить третьим ароматом — смертельным ароматом олеандра.

Я с интересом посмотрела в глаза врунье, стараясь уловить хоть крупицу стыда. Незнакомки тоже не оставили без внимания мой интерес.

— А ещё она ходила босиком… — шёпотом предложила брюнетка.

Я встала и легко перескочила через низкую преграду. Мне не интересны сказочные бредни. В конечном счёте, ни правды, ни пользы они не несли. Олеандр, ха! Если травить, то только ароматом дурмана.

Я вспомнила эту историю, мне её рассказывал кто-то близкий, почти родной. Образы всё ещё уплывали из памяти, но я помнила чувство сродства.

Девушка давно знала, что у её супруга любовница. Детей нет, животных муж ненавидел, поэтому оставались только растения. Много, много растений. Она их обожала, заботилась о них. А потом её нашли спящей. Не муж — соседка. Супругу давно было не до неё. Обыкновенная история, разрастающаяся на моих глазах нелепыми слухами и вымышленными подробностями. Быт — превратившийся в легенду.

Я в ужасе расширила глаза. Квартира, из которой я выбралась, была под номером 146. Как я оказалась в спальне коматозной девушки?

Глава 5. Сказки тёмного леса

«Если ты ещё не знаешь этой сказки, значит, ты не ведаешь о том, что человеческая жадность гораздо сильнее магии, оружия и любви».

Библиотека! Это всё, что смогла придумать для восстановления своей памяти. Уже час я тенью бродила между полок в поисках газетных подшивок, пока не наткнулась на книгу в кожаном переплёте. Она выделялась среди прочих бумажных, малость потрёпанных корешков. Коснувшись шероховатой кожи, бездумно вынула книгу. На обложке золотым витиеватым шрифтом было выведено: «Сказки тёмного леса». Растения преследовали меня! Если бы не режим тишины, я бы точно не стерпела и истерически расхохоталась.

Отыскав между стеллажами уютный угол, с зелёным креслом и журнальным столиком, я раскрыла книгу.

С первой строчки меня зацепил эпиграф. Снова посетило ощущение сродства. Эту книжку мне читал вслух тот, чьё лицо я никак не вспомню. Но может, я вспомню книгу? Я положила ладонь на переплёт, прикрывая глаза. В этой книге много красивых сравнений и витиеватых фраз. Я помню, как мы смеялись над наиболее удачными. Как же мне вспомнить его лицо? Гораздо проще вспомнить героев сказки:

«Чёрноокий страж подземного королевства лжи и светлоликий жрец правды». Я чуть нахмурилась… У моего друга, тоже были чёрные глаза.

Крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить, — ничего. Хорошо, размеренно задышать, успокоиться. О чём же сказка?

Страж тьмы, проклятый днём и миром, вынужден скрываться в глубоком подземелье. Жрец света живёт в небесном царстве, в мире богатства и магии. Один говорит правду, другой лжёт.

Я раскрыла книгу наугад.

«Я не верил ей. Не верил, что магия нашего мира в деревьях. Не мог верить. Я не хотел быть предателем, уничтожившим наш мир…»

Я вновь окунулась в раздумья. Древний лес, вырубленный людьми, жестоко отомстил им. В каждом магическом мире есть свой источник силы. «Светлые» быстро поняли, что в лесах магия просто льётся. В течение года был подготовлен указ, разрешающий населению строительство деревянных домов без уплаты налогов.

Жадность! Вот, что горело в глазах людей, которым дозволили рубить лес бесплатно. Всего десяток лет, и люди остались без магии.

Я снова наугад пролистала книгу…

«Безжизненные чёрные остовы деревьев окружали разросшиеся города. Голод — первое, что ощутили мы, простые люди, и только потом осознали: нас лишили гораздо большего. Но было поздно! За десять лет богачи создали парящий сад, который унёс их далеко от народного гнева. А мы ушли под землю. Планета взбунтовалась; лишившись родной энергии, нам было не выжить. Теперь я — страж. И я в ответе за брошенный народ. Один шанс… И я поквитаюсь с теми, кто предал нас».

И, конечно, этот шанс был ему предоставлен… Но выбор был тяжёл: любовь или месть.

Перелистнув до конца, прочла последнюю фразу: «Это навсегда останется со мной… Её кровь расплескалась, словно море на чёрной земле. Ни мне, ни жрецу не видать больше покоя».

Я вдруг вспомнила, что в этой книге есть иллюстрации. Осторожно шурша страницами, нашла красочные рисунки. Они стояли рядом: чёрноокий юноша в потрёпанном доспехе и светлоликий мужчина со строгим лицом. Не знаю зачем, я прикрыла ладонью сначала верхнюю половину лица жреца, а потом нижнюю — стража. Меня прошиб холодный пот. Я уже так делала! Именно так выглядит мой друг: длинный с горбинкой нос, почти каменная нижняя сторона лица, тёмные волосы и чёрные глаза. Виктор.

Глава 6. Разговор по душам

Я прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания. Секунды шли, сменяясь минутами, пока я не увидела уже знакомую мглу с яркими блёстками рун. На этот раз я сама неосознанно потянулась к золотым значкам, выбирая одну, вот эту, в виде золотой рыбки. Руна охотно придвинулась ко мне, увеличилась в размерах. Заполнив пространство золотым светом, руна растаяла, оставив в белой пустоте.

Я вздрогнула, когда чёрное сменилось белым, мне показалось, что темнота гораздо добрее и ласковее, чем белое ничто.

Вначале меня оглушила тишина, тут было не просто тихо, я словно попала в вакуум. Потом я услышала голоса…

— Ты же знаешь, она не справится, — с силой бахнуло у меня в голове, разрывая ушные перепонки.

— Не справится! — взвизгнул другой почти на ультразвуке.

— Не справится…

— Не справится…

Голоса становились всё тоньше и тише, ввинчивая в мозг только одну мысль: «Я не справлюсь!»

Тряхнув головой, прогоняя назойливый трезвон в ушах, я выпрямилась и заявила всем голосам сразу: «Справлюсь!»

Голоса притихли, озадаченно прислушиваясь к моему голосу.

— С чем ты справишься? — вкрадчиво, почти мурлыча, спросил первый голос.

Чуть подумав, я уверенно ответила: «Со всем!»

Голоса расхохотались разными нотами, словно по всем клавишам пианино вдарили в один момент.

— Кто ты? — первый голос, самый тяжёлый и властный, не хотел отставать от меня.

— Кто я? — я пыталась вспомнить. — Действительно, кто?

— Я могу помочь, — предложил мелодичный женский голос. — Память — это плёнка, перемотай назад.

Я задумалась, вспоминая. Помню комнату, заполненную растениями. Странный аромат, не дающий сосредоточится, помню плюшевого медведя, на котором просыпалась раз за разом. Что было «до»? Нужно только подтолкнуть катушку, на которой записаны мои воспоминания.

— Ярость, — хороший стимул вспомнить, — подтолкнул меня первый голос.

— Мне не из-за чего злиться, — напомнила я.

— Есть, — удивил женский голос. — Виктор.

— Что он сделал? — нахмурилась я, пытаясь соотнести образ друга с каким-либо грехом: предательством, жадностью, трус…

— Трусость, — подтвердил женский голос. — Он струсил и оставил тебя разбираться самой.

— Чувствуешь это? — первый голос будто раздулся, стал массивнее и весомее. — Огонь в груди, кровь бежит быстрее, глаза застилает белая пелена…

— Нет. — пожала плечами. — Я всё ещё не помню.

В моей голове тоненько задрожали:

— Ты помнишь страх? — новый голос был неуверенным, ломающимся на полуслове.

— Только во сне, — честно сказала я. — Ещё меня пугают растения.

— Это не страшно! — энергичный голос почти выплюнул фразу. — Это жутко любопытно!

— Из-за тебя она и лишилась памяти, — женский голос стал строже.

— Зато я теперь главный, — не успокаивался тараторящий голос, — о вас она не помнит.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! — выкрикнул дрожащий голос и в испуге затих.

Голоса поддержали крикуна, лишив на некоторое время меня собственных мыслей.

— А обо мне ты помнишь? — ласково вклинился женский голос. — Я не могла полностью пропасть из твоей памяти, я была рядом с твоего рожденья, впрочем, как и наш несносный болтун.

— Ты любовь?

— Любовь… — прошелестела она, касаясь меня образами. Тепло, уютно. Я вспомнила рыжеволосую стройную женщину — маму. Отца, высокого и недостижимого. Мы нечасто виделись, но я всё равно его любила.

— Дружба — это тоже любовь, — подсказал мне голос.

— Виктор… — я начинаю привыкать к этому имени, к образу. — Мы вместе работали… — осторожно начала я. — Расследовали феномены, неподвластные объяснению науки. Нас отправили в квартиру 146, девушка несколько месяцев не выходит из летаргии.

— Дальше? — болтун решил проявить участие в диалоге, пока все остальные голоса продолжали бушевать.

— Мы не нашли ничего, что могло способствовать болезни, и я решилась на эксперимент. Виктор был против.

— ВИКТОР СБЕЖАЛ! — прогремел первый голос, заглушая все прочие голоса.

— Там было страшно, — едва прошептал страх.

— Но интере-е-есно, — промурлыкал болтун еле слышно, чтобы не услышали остальные.

Образы из памяти толкались и мешали друг другу, не давая сосредоточиться.

— Мне нужно вернуться, — прервала я голоса собственных чувств и рывком вернулась в сознание.

Глава 7. Виктор

Солнце уже клонилось к закату, лучи высвечивали библиотечную пыль, делая её схожей с пыльцой фей. Я медленно поднялась, разминая затёкшие мышцы. Книжка с громким стуком упала с колен, раскрываясь на странице с иллюстрацией стража и жреца. Наклонившись, я подняла книгу, ещё раз удивляясь занятному феномену. Виктор был словно собран из двух образов: тьмы и света. Когда я поставила книгу на место, мне пришла ещё одна мысль: а что, если он вобрал в себя не только внешность вымышленных персонажей, но и всё остальное. Страж бесконечно предан своему народу, но струсил перед чувством и убил свою любовь. Жрец был трусом, но ради любимой преодолел себя, чтобы спасти её… Но опоздал.

В раздумьях я не заметила, как добралась до квартиры 146. Дверь, как и прежде, была распахнута, но никто не торопился воспользоваться случаем. В квартире было сыро и душно. С некоторым страхом вошла внутрь и быстрым шагом направилась в ванную — ноги были грязные, да и сколько я спала в этой духоте? После прохладного душа стало легче, хотя память упорно скользила по извилинам мозга, особо не задерживаясь, чтобы поразить меня новыми образами.

Закутавшись в полотенце, я осторожно прошла в комнату. Теперь я была начеку и на всякий случай замотала лицо краем влажного полотенца. За растениями явно ухаживали: зелёные, цветущие без единого сухого листа. А вот пыль не особо убирали. Я осторожно исследовала комнату в поисках подсказок. Где-то тут должны быть мои документы. Документы — паспорт и водительское удостоверение — нашлись в коридоре, там где раньше лежало платье. Я положила руку на паспорт, не решаясь его взять; всё моё нутро содрогнулось в страхе. Сама не знаю, чего испугалась. Глубоко вздыхаю и всё-таки открываю первую страницу: Маргарита Вольницова. На фото на меня смотрела девушка лет двадцати, задорная, пушистая, как одуванчик. Сейчас я не такая — в этом я уверена, хотя и не смотрела в зеркало. Не выпуская из рук документы, прошла в ванную, где заметила раньше зеркало. В отражении на меня смотрела женщина тридцати лет. Длинные медно-рыжие волосы, узкое лицо, карие глаза… Господи, как много морщинок: у рта, возле глаз, между бровями на лбу. Я часто хмурюсь и грущу. Я провела рукой по зеркалу, словно стараясь стереть себя нынешнюю и вернуть то яркое солнышко. Нет, так это не работает. Глубоко вздохнула. Ещё раз. И ещё. Голова немного закружилась, я прикрыла глаза, а когда открыла, оказалось, что я уже не одна. Ночь и день. Страж и жрец. Даже не была поражена, увидев ожившую иллюстрацию, — в конечном счёте, сама виновата со своей дыхательной гимнастикой. Нельзя, нельзя было дышать этим воздухом!

— Возможно, ты права, — прошептала тёмная тень, становясь у меня за правым плечом.

— А возможно и нет. — свет пристроился за левым.

Я пожала плечами и вернулась в комнату. Я уже сошла с ума, так что попутчики только добавляли разнообразия.

— Правда наверху, — пропел жрец.

— Правда в деревьях, — не согласился страж, с интересом разглядывая заросли.

С этим я была согласна. Цветы, цветы… Меня давно уже тошнило от зелени, но я всё ходила вокруг растений, пытаясь найти зацепку. Вьюны, кусты, одиночные стебли… Мне они были незнакомы.

— Сила во многих, один слаб, — это мнение было обеих теней.

— Чтобы найти «многих», мне нужно их вспомнить, — проворчала я, стаскивая простыни с кровати вместе с плюшевым медведем. Чисто! Я с сомнением огляделась на игрушку, жалко мишку портить, но его тоже необходимо проверить. Может быть, разгадка в игрушке, а не в несчастных растениях.

— Хватит и одного, — загадочно улыбнулся страж, окончательно меня запутав. Но прежде чем я успела сломать голову в поисках разгадки, в дверь нерешительно позвонили. Звук был таким прерывистым и тихим, словно палец случайно соскользнул с кнопки звонка. Я неуверенно вышла из комнаты, задержалась на пороге, а потом быстро и бесшумно прошмыгнула в кухню за оружием. Открывала дверь, готовая к бою.

— Один говорит лишь правду, другой лжёт, — закружились в бешеном вихре видения, чтобы слиться в одном человеке. Виктор. Когда же я перестану произносить это имя?

Глава 8. Шантаж

— Здравствуй… Рита.

Странно, моё тёмное видение говорило точно таким же баритоном… Это что-то подсознательное? Я махнула головой, отгоняя видение.

— Может, уберёшь нож? — нервно предложил Виктор, косясь на тесак для мяса у меня в руках.

Я пожала плечами и повернулась в сторону кухни, по дороге, наконец, осознала, что встречала гостя в одном полотенце, поэтому сначала заглянула в ванную.

Гость расположился на кухне, сам разлил по кружкам чай и теперь заискивающе смотрел мне в глаза.

— Я принёс твой любимый зелёный чай с имбирём и мёдом.

Я молча проанализировала новую о себе информацию и аккуратно отпила чай. Пожалуй, он мне больше не нравится — бережно отставила чашку с напитком и заглянула в глаза собеседнику. Мужчина смутился под моим взглядом и шумно отхлебнул свой чай. Чёрный с бергамотом — всплыла в моей памяти абсолютно ненужная информация.

Пока Виктор делал вид, что для опустошения кружки требуется полчаса, я имела возможность разглядеть его: под глазами залегли тени, лицо белое, измождённое. Я чуть прикрыла глаза, вызывая золотой поток рун. Когда-то я умела ими управлять, пора учиться снова. Ёлочка без половины веток — то, что нужно.

— Как ты? — наконец перестал мучить кружку мужчина.

Я потянулась к своей кружке, пряча за напитком свою усмешку.

— Я понимаю, что не очень, — сам себе ответил Виктор, с грохотом поставил кружку и повысил голос: — А я говорил тебе! Говорил, никаких экспериментов без ведома начальства!

Я по-прежнему давилась острым чаем и молчала, анализируя яркие вспышки воспоминаний.

— Рита! Ты уже не маленькая, я не обязан следить за каждым твоим шагом и подтирать тебе сопли!

Я изогнула бровь. Так выговаривает мать нерадивому чаду, когда он виноват. Но вот в чём дело… Я не чувствовала себя виноватой.

— Мне кажется, ты слишком много на себя берёшь, — наконец оторвалась я от напитка.

Плечи мужчины тут же поникли.

— Прости… Мне нужно извиниться, но ты сама знаешь, обвинять проще. Я видел, как ты спала, и ничего не мог поделать… Но я поливал цветы!

Я откинулась на спинку стула, внимательно разглядывая собеседника. Мы дружили. Нет, он мне нравился, очень нравился когда-то давно, за чертой прошлой памяти. Как я не замечала, насколько он жалок? Виктор ничего не мог поделать? Нет, любой вызвал бы скорую. Он струсил. Побоялся, что о моём поступке узнает начальство, и не видать Виктору повышения…

— Я хотел тебя пригласить в ресторан, меня вчера повысили…

Вот и подтверждение моей догадки.

— Мы можем вместе обсудить наш грядущий отчёт начальству.

Я фыркнула и иронично изогнула губы.

— Риточка, ты же понимаешь… — Виктор попытался дотянуться до моей руки, но я ещё больше откинулась назад, поставив стул на две ножки.

— Рита! — снова это родительское возмущение. — Я теперь твой начальник и я запрещаю писать отчёты без согласования со мной!

Какой у него визгливый голос, когда он волнуется! Я бы зажала уши, но тогда точно упаду со стула.

— Уходи! — я рукой указала на дверь.

— Это не твой дом, — усмехнулся Виктор и попытался повторить мой манёвр со стулом.

— Теперь ты должен Анжелике новый стул! — надо же, смех не только продлевает жизнь, но и прочищает память.

— Ничего я не должен, она не выйдет из летаргии, — мужчина со злостью отряхнул брюки и посмотрел мне в глаза. — Ты уволена! По статье… Скажем, разглашение государственной тайны. О… — он притворно прикрыл рот. — Кажется, там ещё прилагается срок до четырёх лет. Если ты не возьмёшь себя в руки, срок будет максимальным.

— Виктор, — промурлыкала я. — Ты ещё помнишь, сколько раз я прикрывала тебя… напарник.

Мужчина дёрнулся и что-то буркнул, выйдя из комнаты.

— Удостоверение отдай! Я помню, как его клала на стул, теперь его там нет… Это воровство!

Я истерично расхохоталась под звук хлопнувшей двери. Потребовалось потерять память, чтобы понять, какое говно мой друг.

Глава 9. Расследование

Память… Как много она даёт и как много отнимает. Я задумчиво рассматривала красную корочку удостоверения. Эту часть жизни ещё не вспомнила. Что меня ждёт на страницах этого документа? Руки мои дрожали, я сильно боялась разочароваться… В себе. Вдохнуть, выдохнуть и перевернуть страницу. На этом фото я старше, чем в паспорте. Солидные очки в чёрной оправе, которыми пыталась придать себе важности, тугой пучок волос на голове. Я почему-то стеснялась своей рыжины, считала её чем-то несерьёзным. Мне казалось, что рыжей девушке никогда не доверят по-настоящему сложное дело. Но при этом я никогда не красилась. Сказалось ли это воспитание или что-то ещё… Нет, не вспомнить. Да и зачем вспоминать первопричину комплексов, если у меня появился шанс начать всё с чистого листа?

Ещё раз вздохнув, перестала оттягивать неизбежное — Центр Исследования Явлений Признанных Паранормальными (ЦИЯПП). Да! Я не разочаровалась. При этом названии организации в моей груди вспыхнуло солнце, не обжигающее, но тёплое и уютное. Я любила свою работу, это точно. Сколько историй было связано с ней, каждый момент был особенным. Пусть сейчас не вспомню всё, но и это задание когда-нибудь отложится в моей памяти слитком золота, хотя, может, с небольшой примесью пирита.

Я удовлетворённо закрыла глаза, вызывая поток рун. Ну, здравствуйте, мои хорошие: Эйваз, Ингуз, Перт… Ваш момент настал, мне нужно понять, с чем же я столкнулась. Руны вспыхнули и рассыпались пышным облаком, я открыла глаза. Теперь рассматривала помещение по-новому, без душной плёнки непонимания. Маленькая кухня была когда-то очень чистенькой, но сейчас на ней скопилась месячная пыль. Кроме меня и Виктора, её никто не посещал, ванная комната, по моим ощущениям, была чище. В спальне тоже скопилась пыль: на листьях, в воздухе и на полках. Я нервно шагала вдоль горшков с цветами, зажимая мокрым платком нос. Хватит, надышалась. С каждым пройденным шагом меня посещала уверенность в неправильности происходящего. В любой другой ситуации тут было бы полно народа из нашей организации. Почему же я тут одна, да ещё без памяти?

Закрыть глаза и прислушаться к себе. В этой квартире — до этого задания — я не была. Трудно забыть зелёных монстров, окружающих тебя со всех сторон. Но что-то меня с этим местом связывало, какая-то тонкая и весьма непрочная нить. В памяти всплыл образ Анжелики. Весёлая толстушка-хохотушка с милой щербинкой на переднем верхнем зубе. Я чуть прокрутила эту мысль, этот образ не сходился с найденным телом девушки. Нашли Анжелику спящей на плюшевом медведе. Худое, мокрое от пота тело со слипшимися неровно обрезанными волосами. Но я помнила и другое — значит, с девушкой мы были знакомы раньше, может быть, даже учились вместе, но вряд ли дружили.

И всё же это не до конца объясняет отсутствие специалистов.

— Ложь и правда вместе создают необыкновенный букет противоречий.

Ну, надо же, всё-таки надышалась, и мои книжные герои вернулись.

Жрец вольготно расположился на моём правом плече, решив играть роль ангела. Страж аккуратно примостился на левом. Верить что одному, что другому по книге было полностью нельзя, поэтому я только хмыкнула и продолжила поиски.

— Ответ перед твоим носом, и над ним и даже под, — разсловоохотился жрец.

Я оглядела так бесившие меня заросли и кивнула. Да, дело в них. Только секретов, возможно, больше, чем я могу понять за один раз. Анжелика в больнице уже давно, в квартире пыльно и душно, но эта пыль явно не годичной давности — месячной. То есть перед моим расследованием здесь всё убрали. Я провела рукой по ближайшим листьям комнатного растения, на них скопилась пыль, но земля в горшках была мокрая. Виктор действительно приходил их поливать, и мне почему-то стало не по себе, когда представила его на фоне моего бессознательного тела. Сжав зубы, подошла к каждому горшку с растением — почти всё свободное пространство было заставлено ими. Под потолком свисали лианы, их усы касались моей макушки, вплетались в волосы, дёргали за пряди. Еле сдержалась, чтобы не содрать зелёное украшение со стен. Горшки, кашпо, вазы, куча цветов, тёмное пятно в виде окружности. Так, а это интересно… Здесь когда-то стояло растение, и унесли его не так давно.

Я присела на корточки, пощупав тёмное пятно, линолеум неприятно лип к ногам, но я уже не обращала на это внимание. След был застарелый, но не очень пыльный, просто немного вдавленный в пол. Подняла ближайший горшок с цветком и посмотрела на его отпечаток — такой же тёмный, возможно, даже чуть темнее. Поставив горшок на место, вздохнула: без лаборатории я ничего не смогу сделать.

— Почему, почему я тут оказалась одна? Без страховки, без специалистов. Это ведь даже не мой профиль, — голова начала кружиться, я оперлась руками об пол. Линолеум под руками запузырился, а потом пошёл волнами, завораживая, гипнотизируя, приглашая в свои объятия. Руны замерцали перед глазами и начали водить хороводы, выстраиваясь в совершенно немыслимые ставы. Задержала дыхание и, переждав головокружение, поднялась, шатаясь, направилась к кухне.

— Нельзя закрывать глаза, нельзя! — паническая мысль заставляла делать шаг за шагом.

— Усни вечным сном, проснёшься потом, когда солнце и луна сольются в одном, — хором запели Жрец и Страж.

Раздражительно повела плечами. Почему в моей голове всплывает много лишней информации и очень мало по-настоящему нужной? Песенка была из книги, так описывался конец света в их мире. Еле добравшись до раковины, выпила из пригоршни холодной воды, а потом умылась, стало гораздо легче. Забралась с ногами на стул, поджав под себя пальцы ног. На столе всё ещё стояли две кружки, в моей оставалась жёлтая жижа чая с немного острым ароматом; я задумчиво поводила пальцем по кромке, это немного меня успокаивало и приводило мысли в порядок.

Итак, что мне удалось вспомнить? По всей видимости, расследование было неофициально, об этом знала только я и Виктор. Кто нас попросил? Точно не сама Анжелика. Я прокрутила в голове образ девушки. В последний раз я видела её в больничной палате, подключённой к аппарату. Сердце Анжелики билось так медленно, удивительно, что её случайно не признали мёртвой: бледная кожа, синие прожилки вздувшихся вен, криво обрезанные волосы — сломанная кукла. В палате был кто-то ещё, образ туманной дымкой никак не хотел собираться воедино. Высокий мужчина в стильном тёмном пальто, а лицо… Нет, не вспомнить. Я, чуть прищурившись, представила золотистую ансуз и чуть по-хулигански отправила руну прямо в лицо дымке воспоминаний. Дымка начала рассеиваться. Первое, что я увидела, — чуть искривлённый нос в россыпи тёмных родинок, потом чёрный глаз — мужчина стоял ко мне боком — и светлые пряди волос. Заказчик. Я кивнула своим мыслям и снова подтолкнула руну, чтобы проявить всё пространство. Больничная палата на одного пациента, но здесь, кроме больной, ещё трое: я, Виктор и…Игорь — муж Анжелики. Я почесала нос, вынырнув из памяти. Игорь приехал из Англии, чтобы, наконец, развестись со своей супругой. Целый год их общение сводилось к коротким сообщениям в мессенджерах и банковским переводам, при этом Анжелика писала гораздо чаще: признавалась в любви, просила вернуться, но ни разу не звонила. Игорю это было не нужно, у него давно была официальная девушка, представленная родным и друзьям; брак же тянул его вниз, но всё же развестись он задумал только недавно. Я снова в раздражении почесала нос. Ему жалко было жену, когда-то он обещал её престарелому отцу заботиться о ней и заботился, пока все чувства не растаяли, как утренний туман. И даже после этого он помогал и иногда отправлял цветы в коллекцию. О том, что его с женой что-то не так, Игорь узнал только в России; целый год незнакомый человек писал сообщения от имени Анжелики. Он обратился неофициально к Виктору. Шумиха ему была не нужна, будущая жена очень держалась за свою репутацию, моему напарнику обещали неплохой бонус, ну, и мне за компанию. Нет, тут что-то не то. Я старалась соединить осколки воспоминаний. Виктор упоминал об отчёте, значит, просили не нас, а кого-то, кто стоит гораздо выше наших полномочий.

Прикрыла глаза, воскрешая в памяти последующие события. Напарник надеялся, что моих рун хватит. Обычно в странном месте мне хватает одной ночи сна, чтобы понять, в какую сторону вести расследование, но здесь было не так. Запах, этот стойкий приторно-мерзкий запах сшибал все настройки. Игорь даже не стал заходить в свою старую квартиру, доверив нам ключи. Мне тоже хотелось убежать, но мы обследовали всё; напарник снял отпечатки с ручек двери, кружек и других доступных поверхностей. Помню: меня тогда удивил ход расследования, ведь гораздо проще было вычислить местоположение телефона.

— Телефон старый, не отследишь, а на звонки не отвечают, — пояснил мне тогда Виктор.

Я согласно кивала и вновь проверяла спальню, руны позволяли запоминать многое, и я старалась не упустить ни одной детали. Каждую полку, горшок, растение. Я нахмурилась. В том месте, где я обнаружила пятно, раньше стоял белый, в чёрную полоску горшок, а в нём росло растение с длинными ярко-алыми вытянутыми листьями с тёмно-зелёной окантовкой. Кто же его унёс? Таинственный похититель телефона или всё же Виктор?

Глава 10. Смертельный аромат

Я прижала правую ладонь ко лбу. Ситуация мне нравилась всё меньше и меньше. Сколько я здесь пролежала? Несколько дней или всё же месяц? Каждый день пропитываясь ядовитыми парами всё больше и больше. Меня не вынесли из опасного помещения, а оставили. Но зачем? Что такого важного я должна была узнать? Я разъярённо бухнула кружкой об стол, и та раскололась, расплескав остатки чая. Почему меня никто не искал? Что такого сказал Виктор, что обо мне предпочли забыть? Вопросы, вопросы… В голове молоточком отбивала мелодию мигрень. И вдруг, на какой-то особенно громкой ноте, в мозгу что-то щёлкнуло, и память, словно чёрно-белая плёнка, начала мотать назад: вот я в первый раз засыпаю на плюшевом медведе, как до этого неоднократно делала Анжелика прежде, хожу меж цветов и прокручиваю вариацию рун, все как одна говорят, что дело в цветах, но всё не так просто, и нужно зайти глубже. Я решаюсь на сон в этой комнате, хотя уже понимаю, что это опасно.

Мне нужно ещё одно сновидение, но не в зелёном хаосе, а, пожалуй, тут, в относительно чистой кухне. «Память, как же ты мне нужна», — прошептала я перед тем, как меня закружил золотой вихрь, в котором ярче всех сверкнуло поставленное на бок коромысло.

Я провалилась в вязкую мглу, стало душно, на язык словно вылили кисель с горьковато-приторным послевкусием, глаза слезились, веки припухли, под руками расстилался нежный мех, в который я вцепилась, чтобы не потеряться в этой какофонии запахов и образов. Я вжалась в пушистый бок, и мне стало… хуже, сильный, удушающий аромат просачивался сквозь пальцы. Сладковатый аромат ландыша, нежный, приторный запах мака и что-то ещё… Не менее концентрированное, горьковатое и острое, неприятно ворочающееся на языке. Я заставила себя проснуться в уверенности, что нашла разгадку; слишком резкий подъем — поскальзываюсь на простынях, нелепо валюсь на пол. Моя щека прилипает к полу, и я от омерзения дёргаюсь, вдыхая полной грудью. И снова забвение.

На этот раз запахи ещё резче, они проникают в сознание, распугивают руны, колотят молоточком по стеклу памяти в надежде его разбить, но безуспешно. А потом в моём сознании просачивается тень, она ласково берёт меня на руки, а потом кладёт обратно на плюшевую игрушку и снова исчезает, не отпечатавшись в памяти. В голове шумят чужие голоса, шелестом они пытаются пробиться в моё сознание, что-то говорят или даже приказывают, но я не понимаю. Всё происходит сначала. Понимание, пробуждение, мои онемевшие конечности подгибаются в самый неподходящий момент, и лечу на пол, еле успев выставить руки, чуть отдышаться, и в голове поселился мерцающий туман, и снова приходит тень.

Иногда приходит и другая, чуть выше, тоньше. Он тянется к зеленным монстрам и забирает у них что-то важное, очень нужное, но отдаёт не менее ценное, и растения успокаиваются. Эта тень стоит над моим телом, что-то шепчет, гладит по слипшимся волосам, а потом уходит, тихо претворяя за собой дверь. Словно боясь разбудить. От дуновения свежего воздуха моё сознание на краткий миг вспыхивает, и я нахожу в себе силы проснуться, ползу до края кровати, в бессилии валюсь на пол и снова затихаю, вдохнув смесь ароматов. Тень ласково возвращает меня на место и вытирает салфеткой лицо, а потом вновь исчезает. И мне кажется, я слышу два голоса: мужской и женский — но сознание не успевает засечь момент разговора и снова уплывает туда, где уже лежит моя покорёженная память: в трещинах, зазубринах выбоинах — но ещё целая. И снова тени меняются местами, высокая тень долго стояла, склонившись над моим ложем. Провела пальцем по моим губам, взяла за плечи и немного встряхнула, моя голова мотнулась из стороны в сторону, но я не очнулась. Мне послышался тяжёлый вздох, а потом тень опустила меня обратно, обвив моими руками игрушку, и двинулась прочь из комнаты. Почти у самого порога остановилась, повернулась вправо и забрала зелёного монстра. Голосов в моей голове стало на одного меньше. Когда он ушёл, я снова попыталась встать и даже сделала пару шагов, но мир пошатнулся, и я рухнула всей тяжестью на ненавистный пол. В голове тоненько зазвенело, звон становился громче с каждым мгновением, пока не разнёсся оглушительным гулом. Моя память осыпалась осколками, куда-то внутрь сознания, дальше образы мешались, переплетались и совершенно не собирались воедино.

Я очнулась, тяжело дыша, волосы, как и во сне, прилипли к лицу, пот ручьями стекал за шиворот. Мне было до того омерзительно, что я дёрнулась всем телом; стул накренился, и одна из ножек подломилась от моего веса. Как ни странно, это меня взбодрило и привело мысли в порядок. Черт с ним — с напарником, и эта квартира пусть идёт туда же, в конечном счёте у меня есть знакомые специалисты, которые могут помочь с негласным расследованием. Пора выбираться из этой западни.

Глава 11. Свобода

Ветер был прохладным, ласкающим. Мокрые пряди неопрятными локонами зависали над головой, а потом снова укладывались в невообразимый хаос. Со стороны это, наверно, выглядело довольно противно, но меня это не беспокоило. Я чувствовала себя свободно, словно оковы, которые я на себя нацепила добровольно, наконец, спали. Мостовая была прохладной, и я слегка поджимала пальцы на ногах, чтобы не замёрзнуть, в руках держала документы, нервно сжимая кулаки, отчего корочка удостоверения слегка похрустывала. Я прекрасно осознавала, что сама я не дойду до своего дома — не вся память ещё восстановилась, — но в паспорте был указан адрес, и я надеялась, что не ошиблась: улица Летняя, 22. Я прошептала этот адрес несколько раз, пока в голове не оформился образ: трёхэтажный кирпичный многоквартирный дом, открытый балкон увит плющом. Этот плющ разросся на полдома. Я вздохнула: раньше это растение было визитной карточкой моего дома, сейчас я ещё долго не смогу выходить на балкон, пока не переборю страх перед зелёным ужасом.

Я покрутилась на месте, надеясь, что сработает механическая память, и ноги сами приведут меня к дому. Не сработало. Сил оставалось мало, но я всё же прикрыла глаза и вызвала руну пути. Теперь ноги действительно шли сами прямо по мостовой, мимо окованного железом моста, по левому берегу небольшого озера, больше похожего на болото. Прошла под кроной высокой берёзы, свернула в тёмный проулок, чуть не наступила на стекло; из проулка я вышла на небольшую улицу и уже через пару кварталов была возле дома.

Дом был таким, каким я себе представляла: старинная кладка, отбитый правый угол дома, два клёна, сплетённые аркой над моим подъездом. Преодолев лёгкую дрожь, я прошлёпала босыми пятками в третий подъезд. Старая, обшарпанная, но чисто вымытая лестница… Здесь всегда было чисто, жильцы любили свой дом и жили в квартире поколениями, сохраняя старые устои. Каждый жилец знал соседа как напротив, так и во всех подъездах. Вот тут, на первом этаже, проживали четыре семьи: смешливая Вероника со своим вечно хмурым мужем; старая чета Варьяновых, которых нельзя было представить друг без друга, скандальная пара Марцепановых — сладким в их отношениях была только фамилия, их дети часто убегали в первый подъезд к живущей там всеобщей бабушке Груне, у которой всегда наготове были пироги и доброе слово. В четвёртой квартире жил замкнутый паренёк Виктор; я помнила его, ещё когда он был розовощёким смешливым, радостно агукающим на руках у родителей. К сожалению, родители не дожили даже до его совершеннолетия. Каждая ступенька словно растворяла дверь моей памяти: первый поцелуй на пролёте между первым и вторым этажом; мальчик был мил и застенчив, как, впрочем, и я. На этой ступеньке мы сидели компанией и распевали песни во всё горло под гитару, соседи ласково попросили заткнуться, пригрозив ведром ледяной воды. На втором этаже была одна объединённая квартира большой семьи Филатовых и две квартиры двух одиноких старушек — заклятых подруг. Я поднималась всё выше, лёгкие наполнял запах старого жилья, пирогов, кто-то варил суп, у кого-то на обед были котлеты, и это прекрасно. Третью ступеньку после второго пролёта я переступила машинально, она была ниже всех, словно полуступенька, — не знающий человек всегда спотыкался о неё. Дальше мой шаг замедлился, я вспомнила весь мой подъезд и третий этаж, и даже рифлёные голубые шторы на своих окнах, но меня вдруг посетил страх. Я не дошла до конца — ноги внезапно подогнулись, перестав держать, и я рухнула коленями на ступеньки, даже не почувствовала боли. Ноги просто онемели и перестали слушаться. Я изо всех сил вцепилась в металлические витые перила, чёртовы цветы были даже здесь — чугунные бутоны розочек и распустившиеся васильки. Я бы плюнула, но дело же не в цветах, я сама заработала себе фобию, всего лишь доверившись не тому человеку. Через пару минут я нашла в себе силы и поднялась, ноги гудели, но я сделала усилие и преодолела две последние ступеньки.

Синяя облупившаяся краска неопрятными хлопьями свисала с железной двери. Я нечасто бывала дома, и меня особенно не заботили ни внешний вид, ни убранство квартиры, всё оставалось так же, как и при жизни папы. Последние шаги давались с трудом, к ногам опять прилипла слабость, но я успела в последнее мгновение перед падением нажать кнопку дверного звонка… Меня чуть не снесли дверью, так быстро она открылась, и подхватили на руки. Я расслабленно закрыла глаза, уплывая в темноту. Я дома, я с Ним.

Глава 12. Твои проблемы — это мои проблемы

Сны — странные подсказки, которые мне не всегда удаётся полностью расшифровать. Я не вижу обычных снов, мои видения — переплетения моей и чужих судеб. Но не сегодня. Сегодня это блаженная тягучая темнота, она отпускала неохотно, медленно разжимала свои пальцы, через которые я начала видеть проблески утра, слышать тёплое дыхание рядом. Я медленно повернула голову, чтобы встретить настороженный взгляд глубоких темно-синих глаз.

— Не дёргай рукой, — предупредил Он, медленно поглаживая длинными пальцами по моей щеке. — Я пока не буду спрашивать, почему ты в таком состоянии, спрошу лишь одно… Почему о твоём задании никто не знал?

Прежде чем ответить, я медленно пошевелила пальцами правой руки, в кисть отдало холодом. Ну, конечно, он слишком умён, чтобы не заметить моего состояния — уверена, капельница с глюкозой.

— Даже твой напарник молчал, — шептал тихий голос с нотками укора.

— Виктор знал, — я еле продышалась от схватившего горло спазма. Тогда в этой чёртовой квартире под номером 146 всё казалось несколько проще. Мои чувства были придавлены тяжёлым ароматом и прятались где-то под грудой осколков воспоминаний.

Нежные пальцы успокаивающе коснулись моего лба.

— Знал, — тихо повторил он за мной. — И солгал, — Он потёр гладкий подбородок. — Этого стоило ожидать, его повышение… Вы расследовали неофициально?

Я согласно кивнула, прикрыв глаза. Он всегда был умнее меня, Его уровень — моя недостижимая мечта, но я никогда не завидовала этому.

— Ты мне расскажешь?

Расскажу, мне потребуется помощь, я утонула в страхах и обрывках воспоминаний, я разочарована в себе и людях. Мне так больно, что становиться трудно дышать…

— Да… — прошептала я.

Моя гордость и непомерное эго тоже растаяли с осколками недособранных воспоминаний.

Он удивлённо выгнул бровь, но промолчал.

Я хмурила брови, силясь вспомнить Его имя, в своих мыслях я всегда возвышала Его над всеми, обожествляла, почти поклонялась. Но имя… Оно было каким-то не Его, невеличественным, ненужным. Он был тенью, скрытым мозгом. Имя… Я даже не уверена, что в действительности знаю его. Даже руны не давали чёткого ответа. Нет, не стоит мне его называть, боюсь, что, ошибаясь, я могу попасть в точку, и тогда моя жизнь окончательно пойдёт трещиной.

–Я спала в квартире 146, в комнате…

— Коматозной девушки, весь город знает, но почему только сейчас?

Я тяжело повела плечами, чувствуя, как слабость шалью окутала плечи.

— Её муж решил развестись, он целый год получал с её номера СМС и был не в курсе, что она в больнице.

— Глупости, — нахмурился мой мужчина. — Мужу сообщают в первую очередь.

Я не знаю, я не следователь, а всего лишь… А кто? Гадалка? Я потёрла переносицу, звучит очень глупо и даже унизительно, но мне пока не подобрать более подходящего определения.

— Дело в цветах, в аромате. Виктор унёс один из горшков, и только тогда я смогла очнуться.

— Ты всё это время спала? — глаза моего собеседника потемнели, а наволочка затрещала под его руками.

Я смежила веки.

— Я хочу есть, — получилось жалобнее, чем хотелось. Кровать моментально выпрямилась, а быстрые шаги удалились на кухню. Мне было почти стыдно за доставленное неудобство, но сейчас это было легче, чем отвечать на вопросы без ответа.

Он пришёл через пару минут с тарелкой куриного бульона. Молча поджав губы, накормил меня с ложечки, обтёр губы полотенцем, поправил катетер на руке, плотно обмотал его бинтом, чтобы рука не сгибалась.

— Ты не разобралась, — он хмуро закутал меня в одеяло и взглядом приказал молчать. Я повиновалась, пытаясь соотнести его образ с событиями в моей жизни. Я встретила его в тот же день, что пришла на работу, он был строг и саркастичен. Ему я не понравилась, и он особо этого не скрывал.

— Вы расследовали без лаборатории, полагаясь только на чутье и твои умения. Но, как я понимаю, воздух был отравлен, тот цветок…

— Там был плюшевый медведь, — я отвлеклась от своих воспоминаний. — Он пахнет даже острее, чем цветы в этой комнате, а ещё пол, он был липким… — Я крепко задумалась, представляя розовый в золотых прожилках линолеум. — Но не грязным, да. Его мыли каким-то раствором и… Если голова слишком близко к полу, то теряешь сознание, — я сжалась, уж слишком нехорошим взглядом одарил меня мужчина.

— Я так понимаю, как только это случалось, Виктор тебя укрывал одеялом, поливал цветочки и снова уходил по своим делам?

— Не он, — горло опять сжало неприятным спазмом. — Там был другой и женщина. Он поднимал меня с пола и укладывал в кровать. А Виктор… поливал цветы, — мне стало смешно почти до слез. Сколько бы мне понадобилось времени, чтобы очнуться, если бы эти чёртовы цветы засохли? Он сам продлевал мои мучения, я вспомнила прикосновение ледяных пальцев, и меня пробила дрожь.

Он вышел, на ходу связываясь с кем-то по телефону, решая мои проблемы, как и в первый раз. Тогда я зареклась просить Его о помощи, я хотела доказать, что тоже чего-то стою. Юношеское стремление быть правым, быть первым, даже потом, когда прозвучала его фраза: «Твои проблемы — это мои проблемы».

— Пусть, — я махнула рукой. Моя гордость сейчас крепко спит, а сознание решает более насущные проблемы.

— Это ведь не всё? — он зажал трубку рукой, чтобы не расслышал собеседник.

Я удручённо помотала головой.

— У меня пробелы в памяти… Длиной в целую жизнь.

Глава 13. Новый удар

Меня больше не пустили в чёртову квартиру, твёрдо отстранили от всех домашних дел и буквально приковали к кровати… Опять. Капельница, бульон, зарядка и куча книг по психологии, манипулированию, криминалистике… Владимир, а Его для меня звали именно так, не давал мне спуска ни в чём, заставлял тренировать память, распознавать ложь. Он прекрасно знал, что я не брошу свою работу, поэтому устроил мне мини-курс молодого бойца.

Я вздыхала, но молчала, наградой мне служили новости о ходе расследования. Милый мишка был обработан составом из нескольких растительных компонентов: выжимки мака, ландыша, наперстянки, мандрагоры, цикуты… Состав был кустарным, некоторые компоненты ослабляли действия друг друга, другие были в слишком малой или наоборот сильной дозировке, и всё же главный эффект он достигал — обладал снотворным эффектом и вызывал галлюцинации. Пол тоже был обработан схожим составом, но более концентрированным. Но даже этого не хватало бы для полученного эффекта, требовалось что-то ещё.

— Цветок, который унёс Виктор. Может, в нём дело?

Мой мужчина покачал головой.

— Я попробую узнать, но не думаю, что от этого растения остался хоть один листик. Насколько я понимаю, это было последнее растение, которое подарил Игорь Анжелике. Я думаю, твой напарник пытался замести следы, так до конца и не поняв, что дело не только в растении.

— Это не Игорь… — почти уверенно начала я.

— Не он, — перебил меня Владимир и мягко, как ребёнка, погладил по голове. — Возможно, я бы смог выяснить, кто это, но вы своими крайне непрофессиональными действиями могли спугнуть преступника.

Я бы хотела сказать, что это не так, мы старались в силу своих возможностей… Но это ложь.

— Я думаю, это кто-то близкий, тот, кому Анжелика доверила уход за своими цветами.

— Почему? — мужчина присел на край моей кровати и строго посмотрел в глаза, заставив стушеваться.

— За цветами ухаживали и до Виктора. Анжелика слишком давно лежит в больнице, а у растений нет ни одного сухого листа. Возможно, это женщина, и она тоже любит или, по крайней мере, разбирается в растениях. Я бы ограничилась только поливом, — смущённо закончила я свою мысль, уткнувшись взглядом в белые простыни.

— У соседки были ключи, — Владимир задумчиво потёр подбородок. — Анита, вроде так её зовут. Она сейчас в отъезде.

Я пожала плечами, чувствуя себя несмышлёной девочкой. Мы не сделали ничего: не провели работу следователя, не сделали химический анализ воздуха. Хотя я знала, что Виктор очень опытный следователь. Мне всё больше казалось, что единственной целью этого расследования была моя невменяемость.

— Там был ещё мужчина, — напомнила я.

Мне ехидно улыбнулись с некоторой ноткой превосходства.

— Марго, обижаешь. Я понимаю, что ты в работе давно, но тут вы сплоховали, что меня удивляет, но об этом разговор не с тобой. И соседку мы тоже проверяем по мере возможности. Расследование все ещё неофициально и… Раз ты почти пришла в себя, у меня для тебя новости.

Мужчина медленно, как-то нехотя поднялся и потянулся к папке с документами, лежащей на тумбочке у кровати. Тумбочка была пыльной, у меня от стыда покраснели щёки, я так задумалась о необходимости уборки, что не сразу заметила лист перед собой. Абсолютно чистый лист.

— Что это?

— Тебя попросили написать заявление об увольнении, моё вмешательство оказалось фатальным для твоей карьеры. Единственное, что я могу сделать, это перевести тебя в мой отдел.

— Что? — мне показалось, что меня оглушили, звук проникал тяжело, словно преодолевал расстояние от Солнца до Земли.

— Твоё начальство решило, что ты перестала быть компетентной. Это если мягко выразиться. Я не буду передавать тебе весь двухчасовой разговор, но мне разрешили сделать вашу работу при условии, что в отделе твоё имя больше не услышат.

У меня не было слов, точнее, я не могла выдавить ни звука. Огромный ком застрял где-то в горле, не давая толком вздохнуть. Обида? Мягко сказано, по мне словно проехались катком. Все мои достижения оказались ничем перед желанием начальства прикрыть свой зад.

— Я не буду тебе говорить о справедливости, её тут нет. Скажу, что тебе очень повезло выйти из этой истории с минимальными последствиями, и я сейчас говорю не о работе. В течение недели я разберусь с вашим делом, надеюсь, за это время ты полностью восстановишься, и мы сможем поговорить о твоих новых обязанностях. Кстати, я был у твоей мамы и забрал кое-что из твоих вещей, надеюсь, это тебе поможет в восстановлении памяти.

Он положил мне на руки альбом в толстой кожаной обложке и маленького плюшевого медвежонка в тельняшке и вышел. Владимир не любил истерик, это то единственное, с чем мне приходилось справляться самой.

Глава 14. Извинения, не похожие на извинения

Он пришёл вечером. Тихий, неуверенный стук в дверь. Похоже, это входит в привычку. Я долго думала, пускать ли бывшего друга и соратника в квартиру, а потом всё же решилась, хотя бы для того, чтобы посмотреть в глаза. В этот раз он выглядел не лучше, чем я после квартиры 146. Бледный, потухший, кожа на лице была неприятно оттянутой, словно он очень быстро похудел.

— Твой дома? — с порога начал он.

— Ты же знаешь, что нет, — хмыкнула я. — иначе бы не пришёл.

— Знаю, — сквозь зубы прошипел он, а потом с размаху сунул мне что-то в руки. Я только в последний момент поняла, что это тот самый горшок с уже пожухлым цветком.

— Я знаю о твоей проблеме, я дурак, и не спрашивай, почему так получилось. Но этот цветок, — он кивнул на мою ношу. — Поможет тебе и, возможно, Анжелике. У него ещё нет названия, его просто выдрали из земли возле корней какого-то южного растения и сочли достаточно привлекательным, чтобы продать. Никто не думал, что он способен усиливать запахи. Я действительно подставил тебя. Но думаю, тебя уже вознаградили, — он вдруг неприязненно ухмыльнулся. — Хорошо, когда у тебя есть такие покровители, чуть запахло жаренным — и, опа, ты в новом теплом гнёздышке, где тебя всё холят и лелеют.

Я даже не заметила, как размахнулась и ударила его по щеке. Во мне горела такая обида, что я готова была опустить «подарочек» ему на голову. Единственное, что меня пока сдерживало, так это ценность этого растения для Анжелики.

От ответного удара я ушла в последний момент, пнула его в живот, и он, выдохнув, сделал два шага назад в ещё открытую дверь, мне оставалось только её захлопнуть и повернуть вертушку замка. С другой стороны забарабанили, и посыпались самые омерзительные оскорбления, на которые способен человеческий мозг.

Виктор бушевал долго, а я слушала, и меня тошнило — от злобы, ненависти, несправедливости, обиды. Там, за облупленной дверью, меня ровняли с землёй, а тут меня рвало, словно всё то, что мне высказывали, проходило сквозь меня и растворялось в канализации.

Этот концерт остановили быстрые шаги моего вечного спасителя. Глухой удар, ругательства и, кажется, моего бывшего напарника спустили с лестницы под улюлюканье соседей. Где они были раньше? Я отвлеклась на очередной спазм и пропустила тот момент, когда Владимир, чертыхаясь, запнулся о несчастный цветок.

Конец ознакомительного фрагмента.