В отдалении

Ярослав Зайцев, 2022

В мире распространяется пугающая болезнь. Юноша Иль постепенно отдаляется от всего, что может быть источником заражения, размышляя о происходящем. К чему его приведёт новый образ жизни?

Посвящается моей маме и моей девушке

Иль сидел на паре. Преподавателя не было (а может и был, но его присутствие не нарушало обычного расслабленного состояния студентов), поэтому велись размеренные разговоры на любые темы.

— Это… Если вирус дойдёт до нашего города, я на пары ходить не буду, — сказал Илю сосед по парте.

— Хах, боишься? — насмешливо спросил Иль.

Это было очень давно. На самом деле прошло всего около двух лет, но сейчас эти воспоминания являются в дымке небытия, будто погружённые под воду и оставленные там навечно, обречённые слушать давящий гул морских глубин. Короткий диалог, в котором с одной стороны сквозила беззаботность, а с другой — настороженность, обозначил, как потом оказалось, новую эру в жизни Иля.

Через полгода сосед по парте перенёс эту болезнь, а его страхи закончились. Как и многих других. А потом вирус настигал снова и снова… и свирепствует сегодня. Большинство людей скоро свыклось и перестало бояться неизвестного недуга. Но в Иле что-то необратимо изменилось за это время. Что-то настолько большое, что не сразу осознаётся и не может быть определено каким-либо одним словом или даже скупой заметкой в энциклопедическом словаре. Да и как эта страшная и успокаивающая волна пережитого внутри человека может быть помещена в виде скупой заметки в словарь, пусть даже и психологический. Судьба двух лет, на протяжении которых Он ждал конца пандемии…

I. Начало

На следующий день после разговора учебные заведения были переведены на дистанционное обучение. Казалось, про студентов забыли во всеобщем коллапсе сознания, где теперь каждому пришлось замкнуться не только в сильно ограниченном круге общения, но и в своём доме. Правда, через какое-то время учащиеся были сполна награждены массой заданий, а вот пары нового формата ввелись не сразу. Новые, неведомые многим поколениям счастливые пробуждения за несколько минут до пар приводили в эйфорию, сменяемую временами страданиями от технических проблем. Из-за таких перепадов не получилось бы дать однозначный ответ на вопрос о том, нравится ли новое состояние Илю. Достаточно быстро внешние заботы, особое внимание и настороженность вызвавшие только своей новизной, стали рутиной. Дни шли один за другим настолько быстро, что не было смысла выделять какой-то из них как имеющий особое значение. Но вскоре у Иля появились вопросы, которые ранее не возникали. С шутки «для меня-то ничего не изменилось, я как сидел дома, так и сижу» начинался большой путь, следование по которому требовало пересмотра своих взглядов на мир и отношений с ним.

Гораздо больше Иль начинал думать о своих внутренних изменениях. Сначала мысли о своём новом положении проскальзывали почти незаметно, являясь в виде единичных суждений общего характера. Со временем они проникли в вечерние рассуждения, которые Иль так любил.

Каждый вечер, ложась спать, он начинал думать о чём-нибудь. Это могли быть и абсолютно абстрактные фантазии, и самые невероятные жизненные сюжеты, и мысли о прошлом — о том, как повернулась бы жизнь, поступи он по-другому когда-то. Попадание предмета рассуждения в эту категорию значило, что он имеет большое значение для Иля, точнее, для его воображения.

И такая жизнь могла бы казаться вполне удовлетворительной, даже беззаботной, если бы не причина, по которой вводились многочисленные меры безопасности. Она заставляла узнавать о себе всё больше и больше, незримо нависая над человеком, подстерегая его на каждом шагу. Сам воздух нёс опасность. Как только начались ограничения, Иль начал достаточно настороженно и внимательно следить за происходящим. Было понятно, что происходит что-то важное. Иль догадывался, что процесс затянется несколько дольше, чем на месяц-другой, но не предполагал, что на такой срок. Прислушиваясь к рекомендациям, он стал соблюдать меры предосторожности. В считанные недели соблюдение их приобрело, по мнению близких, гипертрофированную форму. Илю же казалось, что окружающие недостаточно серьёзно, в отличие от него, относятся к происходящему.

Появилось много свободного времени, высвободившегося от бессмысленных разъездов к месту учёбы — теперь-то, получив в своё распоряжение более трёх часов дополнительного времени, Иль увидел годами мучавшую его вопиющую несправедливость. Вставай, когда хочешь… Ложись, когда вздумается… Сиди дома, тебя за это только похвалят… Столько времени, что аж дух захватывает! Он начал тратить его с невообразимой скоростью, гораздо быстрее, чем это время успевало появляться снова. Ах, как хорошо успевать делать все обязательные дела настолько быстро, что отдых обесценивается до крайней степени, становится избыточным. Чтение, интернет, игры стали основным видом деятельности. Развлечения с невообразимым аппетитом поглощали вбухивавшиеся в них сотни часов. Поначалу было совсем незаметно, что день пробегал быстро.

Если бы Илю пришло в голову посчитать время, которое он тратил на разные виды деятельности и рассказать кому-то об этом, то собеседник наверняка был бы как минимум удивлён. На втором месте после уже упомянутых занятий было его нахождение в ванной. Он стоял перед раковиной, мысленно считая время, необходимое для полного уничтожения микробов на руках. Этим не ограничивалось — сначала нужно было намылить вентили кранов (иначе какой смысл мыться, если уже чистыми руками приходится браться за грязные предметы?), подождать. Потом намылить само мыло, подождать ещё. И только потом приниматься за основную часть. Иль перестраховывался, поэтому процедура занимала не меньше десяти-пятнадцати минут. Иногда, забывая считать секунды, он задумывался, разглядывая своё отражение в зеркале. Иногда через закрытую дверь он слышал, как родители говорили друг другу: «Моет, моет…» Сколько времени проходило? Полчаса? Сорок минут? Сейчас время его заботило меньше всего. Совсем не заботило.

Раз в несколько дней пресыщение досугом доводило до одурения, до тошноты. Обжорство свободным временем вызывало симптомы, схожие с возникающими при переедании, только в душе. Потом возникало лёгкое головокружение, он по несколько раз открывал одну и ту же вкладку в браузере, заходил на сайты в надежде, что за полчаса там появилось что-то новое, хотя все разделы интересующей его информации уже не раз в течение дня были просмотрены самым внимательным образом от начала и до конца. Кое-как дождавшись наступления вечера, он пытался как обычно под стройный аккомпанемент своих мыслей погрузиться в сон, но отсутствие усталости не давало этого сделать. Голова Иля набухала, мысли закипали, наполняя горячим паром всё тело. Он ворочался, его жгло со всех сторон, и в попытках найти удобное положение он обгорал ещё больше… В конце концов, измотавшись в борьбе с «неусталостью», зацепив необходимый минимум растраченных сил для засыпания, он забывался в лёгкой дремоте. Утром всё начиналось сначала; в конце недели, на выходных, это состояние достигало своего пика.

И если ежедневный эффект отсутствия утомления несколько сбрасывался за ночь, так как спал он теперь меньше и уставал уже от отдыха, то кумулятивный эффект постепенно накапливался. Кровать плавно поднималась, клонилась куда-то в сторону, тело смещалось в невесомость… В забытьи Иль чувствовал, что из-под него уходит опора, оставляя лишь кружащийся водоворот пространства. Он снова просыпался. Ощущение помятости пронизывало всё тело.