Жемчужина Севера

Яринка Коваленко (2024)

Северная Англия, 1069 г. Во время мятежа саксонских баронов Райнер теряет родителей и попадает в рабство. Он осиротел, лишился титула и наследства. Шестнадцать лет Райнер живет жизнью крепостного, и каждый день вспоминает мятежного барона. Он жаждет справедливости и мести. Ему удается сбежать и напасть на след врага. Оказывается, сакс со своими отрядами укрылся на шотландской границе и промышляет разбоем. Райнер отправляется на поиски. В пути его поджидают опасные приключения, непростые испытания, политические интриги и негаданная любовь. Хватит ли ему мужества преодолеть все препятствия, наказать врагов и сохранить любовь? В романе имеют место реальные события, происходившие на английской земле в начале XI века. Многие второстепенные персонажи — реальные люди, современники той эпохи. Одежда, обычаи, сказки и даже анекдоты — также взяты из прошлого. Я старалась максимально воссоздать атмосферу одного из самых увлекательных периодов в английской истории.

Пролог

28 января 1069 года граф Роберт де Комин прибыл в Дарем по приказу короля Вильгельма Первого, завоевателя Англии.

Замок Дарем находился в графстве Нортумбрия на севере, где власть норманнов была слишком слаба. И местная знать, пользуясь удаленностью от центральной части королевства, то и дело поднимала восстания. Вдоль всей шотландской границы вспыхивали мятежи. Вильгельму необходимо было укрепить свое влияние в этой части страны. Он направлял своих наместников в северные графства для поддержания контроля и утверждения собственной власти.

Роберт де Комин, верный вассал Вильгельма, после завоевания Англии получил титул графа Нортумбрии и стал наместником этого края.

В этот январский день он со своей свитой, состоящей из семи сот рыцарей, направлялся в Даремский замок, где его должен был принять епископ Этелвин. Графу потребовалось более трех месяцев, чтобы добраться до своих новых владений. Он надеялся, что этот день станет последним в его длительном путешествии.

Роберт сидел в седле как истинный правитель, кивком головы отвечая на высказывания своего управляющего, Ричарда. Тот что-то рассказывал о местных нравах и обычаях дикарей саксов. Время от времени его речи прерывал кашель. Путь был долгим, климат северной Англии суровым и многие спутники Роберта стали заболевать. Граф очень беспокоился о своей жене, Гертруде, и сыне Райнере. Он не хотел, чтобы кто-то из членов его семьи простудился. Не привыкшие к такому климату, они могли легко подхватить болезнь. Мальчик, его сын, наследник, был его гордостью. Ему было всего девять лет, но он уже демонстрировал задатки будущего воина. Стойко переносил тяготы пути и усталость. Ехал верхом на маленькой лошадке рядом с рыцарями отцовской свиты и весело переговаривался с ними. Гертруда же, слишком нежная для таких испытаний, жаловалась мужу на холод, сильный ветер и тряску каждый раз, когда он подъезжал к ее носилкам, дабы справиться о ее состоянии. От ее жалоб у него начинала болеть голова. Он искренне любил и почитал свою супругу. Она была непревзойденной хозяйкой и советчицей. Однако ее излишняя впечатлительность доставляла ему неудобства. И он предпочитал общаться с нею лишь, когда кортеж устраивал привал.

Проезжая селение у подножия замка, Роберт видел, в каком запустении находятся его новые владения. Видел покосившиеся деревянные строения, которые служили селянам домами. Кузню, которая состояла из четырех опор и навеса, служившего крышей. По двору бегали среди кур и свиней грязные, оборванные дети. Окна домов были затянуты холстинами. Топили дома очагами. Иногда в соломенных крышах проделывали отверстия, чтобы удушливый дым выходил наружу, но это мало помогало, и ядовитый чад заполнял единственную комнату.

Но один дом отличался от других. Это было каменное строение, чисто выбеленное, с добротной крышей. Окна же были затянуты бычьим пузырем. « Дом старосты», — мелькнуло в

голове у графа. На пороге стоял высокий мужчина, одетый в шерстяную тунику и кожаные штаны. К нему прижималась девчушка лет шести.

–Батюшка, кто эти люди? — испуганно спросила она отца, разглядывая всадников.

Тот, что ехал впереди отличался от попутчиков, чем и привлек внимание девочки. Это был высокий, статный мужчина средних лет. Его аккуратно подстриженная, треугольная бородка придавала его лицу благородный и величественный вид. Волосы его черные и густые, волнами ниспадали на плечи. Чело его венчал серебряный обруч, инкрустированный драгоценностями. Он так же заметил ее и, вынув из кошеля, висевшего у него на поясе монету, бросил девочке. Она вытянула руки и поймала монетку, искоса поглядывая на незнакомца. Тот лишь улыбнулся и продолжил путь.

— Папа! Этот рыцарь дал мне монетку! — радостно вскрикнула девочка, показывая подарок отцу.

–Тихо, Дженна, иди в дом, — и он втолкнул девочку в дверь.

Роберт оглянулся по сторонам и заметил, что селяне побросали свои занятия и кинулись прочь. Кто забежал в дом и плотно закрыл дверь, кто кинулся в лес. Дети жались к своим матерям. «Черт бы их побрал! Дикари!», — мысленно выругался про себя Роберт. Он собирался навести порядок в своих владениях. Собирался упрочить власть своего короля, но не огнем и мечом. Он желал, чтобы в его графстве царили мир и порядок. Когда селение осталось позади, Роберт твердо решил в ближайшее время посетить все селения и города Нортумбрии. Он обратился к своему советнику и управляющему Ричарду, который надсадно кашлял.

— Ричард, я желаю, чтобы ты в ближайшее время объехал мои новые владения и осмотрел состояние крестьянских домов, конюшен, сараев. Тебе предстоит заняться постройкой каменных домов и кузней.

— Слушаюсь, милорд, — прохрипел Ричард.

Роберт удовлетворенно кивнул и махнул рукой в знак рыцарям ускорить ход. Солнце катилось к закату и графу не хотелось, чтобы ночь застала их в пути. К тому же стало холодать.

Когда последний рыцарь из свиты графа скрылся из вида, Дженна выглянула на улицу и тут же забежала обратно с криком:

–Мама! Мама! Это были норманны! Норманны!

Она уже слышала страшные рассказы поселян о высоких воинах, пришедших из Нормандии и устроивших террор на их земле. Поговаривали, что норманны никого не щадят, что им нужна только их земля, а людей они истребляют до последнего.

Мать Дженны, невысокая красивая женщина, еще не старая, но с уже прорезавшимися морщинами и загрубевшими от тяжелого труда руками, обняла дочь и прижала к себе. В эту минуту в дом вернулся отец. Он был явно чем-то озабочен.

–Уильям, это и правда норманны? — спросила она мужа, все еще обнимая дочь.

Уильям только мрачно кивнул.

–Что же нам теперь делать? — ее глаза испуганно искали ответ на лице мужа.

–Вот что, — немного помолчав, начал он, — если бы они собирались совершить набег на нашу деревню — они бы так и поступили. А так я думаю, что они направляются к нашему епископу Этелвину. Их предводитель — не простой рыцарь. Это видно по его осанке и одеянию. Скорее всего, какой-то вассал Завоевателя, — Уильям сплюнул.

–Но случиться может всякое, — продолжил он, — и я хочу, чтобы вы беспрекословно выполнили то, о чем я сейчас скажу. Если что-либо произойдет со мной — вы немедленно отправляетесь в лес. Матильда, ты поняла меня? — он посмотрел на жену. Женщина, крепко прижимала к себе дочь, — там, на опушке, окруженной елями, я отстроил охотничий домик. Мы там еще летом коптили мясо, ты помнишь, Дженна?

Дженна помнила. Она посмотрела на отца, в его всегда смеющиеся глаза, когда он смотрел на нее. Но сейчас они, серые, как сталь, были сосредоточенными и напряженными. Он ждал ее ответа.

–Да, батюшка, помню.

–Хорошо, — он кивнул.

Направляясь к двери, он добавил, — мне нужно поговорить с вилланами, предупредить.

Выходя, он впустил в комнату морозный воздух и тот заклубился над полом. Дженна обвела взглядом их жилище. Здесь всегда было спокойно и уютно. Но сейчас чувствовалось какое-то давящее напряжение. Это был их дом, но как будто и не их. Дженна всматривалась в обстановку и предметы, пытаясь понять, что изменилось. Земляной пол был чисто выметен и покрыт свежими, ароматными циновками. Вдоль стены лежали два тюфяка, набитые соломой и покрытые овечьими шкурами. Летом мать замачивала эти шкуры в щелочном растворе, чтобы прогнать вшей и блох. У стены напротив стоял деревянный стол и три стула. Отец сам смастерил. На ее стульчике он даже вырезал забавные фигурки белочек. И конечно, очаг. Это была отцовская гордость. Это была каменная печь, у которой имелась металлическая труба, конец ее уходил наверх, сквозь крышу. Таким образом, дым от печи не коптил, в комнате не было слышно его запаха. В печи так же имелась дверца, за которой было полое пространство. Там мать готовила еду. А дрова выкладывали в другое отверстие в печи. Оно располагалось сверху. Его закрывал металлический, тяжелый диск. Такие печи нигде не встречались и считались диковинкой. Когда-то отец Дженны был купцом и много путешествовал. Такую печь он увидел в далекой северной стране. Тогда он тщательно изучил ее устройство и решил построить такую же у себя дома. Матильда так же с энтузиазмом восприняла нововведение, и расхвалила ее перед своими соседями.

Дженна очень любила свой дом. Но сейчас напряжение ее родителей передалось и ей. И она видела все вокруг уже как-то по-другому. Ее маленькое сердечко сжалось в предчувствии беды. Она присела на скамеечку рядом с прялкой и погладила висевшую на ней шерсть. Какое-то время она сидела неподвижно, но затем тряхнула головой и побежала во двор. Будучи ребенком, Дженна не могла долго грустить и тут же присоединилась к игре, в которую играли соседские дети. Их матери уже успокоились после дневного происшествия и выпустили детей на улицу. Мать Дженны, Матильда, занялась хозяйством, но она не могла так быстро, как дочь, забыть тревогу, которая угнездилась в ее душе. Она чистила печь и молила Бога, чтобы не привел он беду в их дом.

Тем временем Роберт со своей свитой приблизился к цели своего путешествия. Даремский замок располагался на скалистом берегу реки Уир. «Удобное расположение для обороны», — одобрительно отметил про себя Роберт. Замок был воздвигнут сразу после норманнского завоевания для защиты от шотландцев, и служил резиденцией епископа Даремского.

Он был квадратной формы. По углам имел круглые башни с бойницами. Перед въездом в замок находилась прямоугольная арка с квадратными башнями. Арка имела три готических окна. Одно сверху и два по бокам от входа. От арки простиралась каменная крепостная стена, окружавшая замок. Четыре дозорные башни с бойницами составляли углы стены. Рядом с замком находился Даремский собор. Роберт подъехал к подъемному мосту и назвал себя окликнувшему его дозорному. Мост поднялся, и граф со свитой прошествовали в замковый двор. Сразу же подбежал конюший и принял у Роберта коня. Ступив на землю, граф оглянулся по сторонам. Замок возвышался над ним, как величественная гора из камня. К нему примыкали пристройки, а через реку пролегал арочный мост. Граф с женой и сыном прошли внутрь. Гертруда, войдя в замок, ахнула, увидев огромных размеров зал. Она еще никогда в жизни не находилась в таком гигантском помещении. В центре зала находился помост с уже расставленными на нем столами. Слуги выкладывали на них яства. Все было готово к приезду графа. С левой стороны от помоста к стене примыкал невероятных размеров камин. Живой огонь плясал в нем, отбрасывая блики на противоположную стену и отражаясь в огромных готических окнах. Стену за помостом украшали гобелены со сценами норманнских завоеваний. В противоположном от зала крыле находилась кухня, от которой исходили запахи стряпни. Напротив входа была большая каменная лестница, ведущая к покоям. На лестнице послышались шаги, и вскоре Роберт увидел пожилого человека, одетого в епископскую сутану, который шел, опираясь на молодого юношу в одежде слуги.

— Рад приветствовать тебя, граф Нортумбрии, в своей резиденции, — произнес старик ровным и спокойным голосом. Он был высокого роста, худощавый. Из-под его алой митры виднелись седые, коротко остриженные волосы. Щеки епископа Этелвина обвисли и имели тот сероватый оттенок, который присущ людям его почтенного возраста. Он зябко потирал руки, спускаясь по лестнице. Молодой слуга придерживал его за плечи.

–Мир вам, Ваше Преосвященство. Безмерно рад встрече с вами, — ответил граф на приветствие епископа. Затем, когда священнослужитель поравнялся с ним, Роберт почтительно склонился перед ним на одно колено и припал губами к перстню.

–Благословите, Ваше Преосвященство, — обратилась к епископу Гертруда, также склонившись над перстнем. Этелвин осенил всех троих крестным знамением и жестом пригласил пройти в зал.

Ему было невыносимо холодно. Он чувствовал, как мороз проникает в его старческие кости. Он увлек Роберта к камину и протянул руки к огню. Какое-то время оба молчали. Первым заговорил епископ:

— Сын мой, известно ли вам истинное положение дел здесь, на севере? — поинтересовался он.

— Смею вас заверить, Ваше Преосвященство, что я осведомлен в достаточной мере о положении дел на севере королевства самим королем. Да ниспошлет ему Господь долгих лет и процветания, — Роберт перекрестился.

Епископ выждал паузу, причмокнул сухими губами и произнес, глядя на огонь:

— Я не сомневаюсь в осведомленности нашего короля, однако его величество далеко отсюда. Его власть здесь многие знатные англосаксы ставят под сомнение. Боюсь, они могут воспользоваться своей полу независимостью и поднять восстание. Вам следует, сын мой, принять меры для возможной обороны.

Роберт смотрел на епископа недоуменно.

— Для того я и послан сюда, чтобы оборонять северное графство. Однако, я не вижу причины для ваших тревог, Ваше Преосвященство.

Епископ кивнул и продолжил:

— Вы прибыли сегодня вечером, милорд. Вы не знакомы с местной знатью, а также с их решимостью отвоевать свои земли. А я знаком с каждым из них. Я смею утверждать, что Эльфгар, эрл Мерсии, сплотил вокруг себя союзников, состоящих из влиятельных англосаксонских вельмож. Есть сведения, что они готовят восстание, — последнее слово епископ подчеркнул и внимательно посмотрел на Роберта. Но тот лишь отмахнулся:

— Ваше Преосвященство, никто не посмеет поднять бунт теперь, когда Вильгельм — король и Англия принадлежит ему. Все кончено, саксы никогда больше не будут хозяевами на английской земле.

Епископ тяжело вздохнул. Он надеялся убедить Роберта в том, что графство как никогда нуждается в защите. Но понял, что тот ему попросту не верит. Что ж, на все воля Божья. Этелвин перекрестился и пригласил графа к столу, за которым уже разместились на почетном месте графиня и его сын Райнер. Граф разместился между ними. На другом конце стола, напротив графа, сел епископ. Он был задумчив и поглаживал свой подбородок. Граф встал, подняв кубок:

— Выпьем за короля Вильгельма и во славу его!

Все присутствующие встали из-за своих мест и дружно поддержали тост. Пели менестрели, слуги меняли блюда, гости громко переговаривались, слышался хохот. Среди всего этого людского гомона никто не услышал звуки разгоравшегося боя во внутреннем дворе замка. Но, когда двери в зал резко распахнулись, и внутрь ворвался невысокий человек в сопровождении вооруженных топорами и мечами людей — все резко стихло. Их предводитель обвел пирующих тяжелым взглядом. От него исходил гнетущий смрад крови и пота. Борода висела бурыми сосульками. Из-под слипшихся волос поблескивал серебряный обруч. По напряженному и жесткому лицу струился пот. Глаза искрились неестественным блеском. Пока гости графа в немом шоке рассматривали его, он крепко сжал рукоять меча и произнес:

— Норманнские псы пируют на нашей земле! Что ж, мы тоже умеем веселиться. Братцы, устроим потеху собакам Вильгельма?

Вместо ответа незваные гости принялись рубить присутствующих налево и направо. Граф поднялся со своего места, все еще не понимая, что происходит. Графиня, широко раскрыв глаза от недоумения и ужаса наблюдала, как ворвавшиеся достают из камина горящие головни, а затем поджигают гобелены, деревянные столы со скамьями. На них не было доспехов. По грубым рубахам, перетянутым кожаными ремнями, граф понял, что это — саксы. Поднялся невообразимый хаос, огонь быстро распространялся по залу. Райнер, подскочивший со своего места вместе со всеми, услышал, как отец кричит матери, чтобы та спасала сына. И тут же он почувствовал, как чья-то рука схватила его за запястье. Это была его мать. Она быстро поволокла его к выходу. Проходя вместе с ней по залу, Райнер видел, как мечутся обезумевшие люди, спотыкаясь о трупы убитых и поскальзываясь на их крови. В то же время слуги, большинство из которых были саксами, хватали серебряные кубки, золоченые подсвечники, все, что было более-менее ценным. Из кладовых выволакивали мешки с провиантом. Огонь охватывал все большую часть помещения, и мальчику стало трудно дышать. Он хотел остановиться и откашляться, но мать не позволила ему, продолжая тащить к выходу. Когда они достигли коридора, она собиралась выбежать на улицу, но им преградили путь двое рослых мужчин. Райнер едва не налетел на охваченное шкурой и стянутое ремнем колено одного из них. На поясах обоих болтались топоры.

— Не так скоро, милая! — прорычал один из них и в следующее мгновение Матильду схватили за руки и поволокли верх по лестнице.

–Беги, Райнер! — кричала женщина.

Райнер спрятался за лестницей. Он слышал удаляющиеся шаги мужчин, и голос матери, отзывавшийся эхом от каменных стен:

— Пустите меня! Руки прочь!

Затем голос ее затих, как и шаги. Райнер выглянул из-под лестницы. Он мог видеть часть торжественного зала. Он увидел отца, который пытался отбиться от предводителя саксов. Роберт не был вооружен, но, тем не менее, нанес тому несколько увесистых ударов в челюсть, повалил на землю и сам насел сверху, пытаясь задушить. Противник, распластанный на полу, потянулся рукой к лавке и, схватив ее за ножку, с нечеловеческой силой обрушил на Роберта. Тот рухнул на спину. Мятежник поднялся, опрокинув на бок увесистый стол. Затем он повернулся к Роберту.

— Тряпичный наместник, взгляни на меня, — обатился он к графу.

— Посмотри на меня, — повторил он, — меня зовут Эльфгар. Я — хозяин земли, которую лже-король вручил тебе. Мои предки веками владели ею. Так было и так будет. Твоя судьба постигнет каждого, кто посягнет на нее. Клянусь памятью моего рода.

Затем он резко развернулся, прикрыл лицо накидкой и двинулся прочь, пригинаясь от пламени.

Райнер видел, как отец пытался сдвинуть массивную преграду, но безуспешно. Стол уже был охвачен огнем. За спиной графа полыхало пламя. Мальчик пытался закричать, позвать его, но из горла раздался только хрип. Горло его горело как в огне, глаза слезились от дыма. В последний раз он увидел лицо отца прежде, чем пламя полностью закрыло его. Слезы текли из его глаз. Вне себя от горя и отчаяния мальчик догнал шедшего к выходу Эльфгара. Запрыгнув тому на спину, Райнер вцепился врагу в шею. Тот взревел от боли, когда Райнер укусил его за ухо. Рывком он сбросил с себя ребенка, и тот ударился о стену. Эльфгар, держась одной рукой за ухо, другой, закованной в железную перчатку, ударил его по лицу. В глазах Райнера побелело от боли. Звуки стали глухими, он почувствовал, как лицо заливает что-то теплое. Он словно во сне двинулся к выходу. На улице творилось то же самое, что и в замке. Всюду бегали люди. Одни отчаянно пытались спастись и молили о пощаде. Другие уводили коров. Конюший выводил лошадей. И коня графа в том числе. Кто-то приторачивал к седлу куриц. Совсем рядом с мальчиком провизжала свинья. Райнер видел горы трупов, разбросанных повсюду. Он узнал их. Это были рыцари его отца. Он стоял, как во сне и его маленькая, застывшая фигурка резко контрастировала с творившимся вокруг хаосом. Из оцепенения его вывел пронзительный женский крик, доносившийся откуда-то сверху. Райнер поднял голову и увидел, как с бойницы столкнули какую-то женщину, и она полетела вниз, хватаясь руками за воздух. Мгновение — и она с глухим стуком упала на землю рядом с Райнером. Он посмотрел на разбившуюся женщину и узнал в ней свою мать. Мальчик не мог оторвать от нее взгляд и продолжал смотреть, пока кто-то резко не схватил его за шиворот. Райнер повис, удерживаемый сильной рукой.

Когда село солнце, вся семья собралась за столом. Дженна придвинула свой маленький стульчик, и мать стала выставлять блюда на стол. Отец отломил кусок ржаного хлеба и ел его, запивая молоком. Дженна, в свою очередь схватила вяленое мясо и стала усиленно его жевать, желая поскорее закончить и упросить отца рассказать ей легенды о лесных феях. Когда ужин был окончен, и Матильда убирала со стола остатки — Уильям усадил Дженну себе на колени и стал рассказывать сказку. Девочка слушала, завороженно глядя на язычки пламени, выбивающиеся из печки. Вдруг послышался страшный грохот, лязг оружия, крики и запах гари.

Уильям тут же поднялся на ноги, взял тяжелую секиру и велел всем затаиться. Он не выходил на улицу, а притаился возле двери. Дженна дрожала всем телом, прижимаясь к матери.

Внезапно о дверь что-то сильно ударилось, и ее пронзил стальной клинок меча. Все трое вздрогнули. Уильям крепче сжал рукоять секиры. Потом на дверь кто-то навалился. Потом еще раз и еще. В комнату ворвался мужчина. Он был весь взлохмачен. Одежда изорвана. В руках он сжимал окровавленный топор. Он не заметил стоявшего за его спиной Уильяма и тот замахнулся на чужака секирой. Лезвие вошло в спину по рукоять. Чертыхаясь, Уильям попытался вытащить свое оружие из тела убитого. Одной ногой он уперся в его спину, а руками ухватился за рукоять. Резким движением он выдернул оружие, но в открытую дверь уже вбежали другие мятежники. Уильям снова замахнулся, но не успел он нанести удар, как один из них пронзил его мечом. Матильда дико закричала, чем обратила на себя внимание убийц. Один из них хищно осклабился и направился к ней. Женщина толкнула дочь под стол, а сама схватила прислоненную к печи кочергу. И, выставив ее перед собой, приготовилась защищаться. Но тут же один из нападавших метнул в нее кинжал. Матильда покачнулась и опустилась на пол, выронив свое оружие и вцепившись руками в рукоять кинжала, торчащую из ее груди. Мужчины подбежали к ней, стали рвать на ней одежду. Все это время Дженна сидела под столом и смотрела, как истязают ее уже мертвую мать.

Сколько она так просидела, девочка не знала. Вокруг уже все стихло, в окна лился рассвет, а она все сидела. Немигающим взглядом смотрела она на тело своей матери. Дженна не чувствовала ничего, она не могла даже моргнуть. В ее душе все замерло, остановилось.

Наконец, она решилась вылезти из своего укрытия. Ее затекшие ноги отказывались повиноваться, но она не обращала на это внимания. Ничего не осознавая, девочка вышла из дома. Ее взору предстала картина полного опустошения. Сгоревшие дома, трупы ее соседей. Кто-то был повешен, у кого-то не хватало частей тела. Резкий запах гари и сожженной человеческой плоти ударил ей в нос и Дженну стошнило. Прижав руки к губам, чтобы не закричать, она направилась прочь из деревни. Куда и сколько она шла — девочка не помнила. Очнулась она в лесу, когда заметила, что стало смеркаться. «Мне нужен ночлег», — пронеслось в ее голове. Тут же она подумала о родителях, о своем доме и родной кроватке. Нет! Она не будет об этом думать. Не сейчас. Сейчас она ничего не чувствовала и ей хотелось, чтобы это состояние не покидало ее никогда. Она найдет ночлег, еду и даже будет жить, но никогда не вернется мыслями к этой ночи.

Дженна вспомнила, что на опушке есть небольшой домик из сруба, где они летом коптили рыбу. Она пойдет туда. А там видно будет.

Определившись, где находится, Дженна направилась к опушке. Уже светила луна, когда перед ней возник домик. Она прошла внутрь, не забыв плотно закрыть дверь и задвинуть засов. Опустившись на лавку, она мгновенно погрузилась в тяжелый сон.