Спасибо, что ты есть

Яна Белова

Они встретились, влюбились и решили быть вместе. Взаимоотношения молодых людей развиваются на фоне разнообразных пейзажей: Россия, Великобритания, Мальдивы, Африка, Болгария…Жить «долго и счастливо» в реальном мире трудно, но постоянные переезды, неврозы, травмы, семейные проблемы – все не страшно, когда есть кому сказать «Спасибо, что ты есть».

© Яна Белова, 2023

ISBN 978-5-4496-8541-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Спасибо, что ты есть

Быть рядом трудно, любить еще сложнее,

Мечтою жить, любви желать,

Встречаясь редко, вместе спать

Оно легко, а вот когда всерьез….

2012год

От надуманного драматизма легко устать. Устать вообще легко — от суеты, от бездействия, от побед, от поражений, от одиночества и популярности. Что дальше? Зачем что-то делать, если дальнейшие события легко предугадать, когда итог заранее известен. Но как не делать ничего и быть этим довольным? Что реальность, а что иллюзия?

Слишком много глупых вопросов, однозначных ответов на которые не существует. Сказать можно что угодно и кому-то это покажется истинным, но будет ли оно так — всегда будет зависеть от точки зрения смотрящего.

Мысли сочились как кисель по стенкам перевернутой кружки.

«Нет никакой ложки» — избитая фраза.

Она встряхнула головой. В лицо дышал прохладный летний ветерок. По старому парку крался обычный вечер похожий на тысячи других таких вечеров. Зажигались фонари, слышалась музыка, пахло зеленью и едой из ближайшего кафе. Все как всегда — подростки пьют пиво, кто-то ругается, кто-то играет продиктованные обстоятельствами роли — парня, девушки, свидетельницы на свадьбе, подруги, матери, мужа, жены…

Взгляд упал на семейную пару; она толкает вперед коляску, он вразвалочку идет рядом. Что связывает их? Ребенок? Любовь? Удобство? Квартира? «Так надо, все так живут»?

Чужие жизни плыли мимо нее как в замедленной съемке. Чужие смыслы — чужая реальность. От этого тоже легко устать.

Она решительно встала. Взгляд переместился на соседнюю скамейку. Странный молодой человек непохожий на ставшие давно привычными образы, одет просто, но дорого: джинсы, майка, мокасины, ничего вычурного, но она знала, сколько стоят подобные джинсы, она любила гулять по модным бутикам, несмотря на то, что не могла позволить себе стать их клиентом. Однако не одежда привлекла ее внимание, а его взгляд. Слишком потерянный, почти испуганный при полном внешнем спокойствии в выражении лица.

— Я могу вам помочь? — вопрос почти что вырвался, прозвучав совершено неожиданно для нее самой.

— What? — красиво очерченная линия губ сложилась в кривую усмешку, — У меня все в порядке, спасибо, — тут же добавил он на чистейшем русском языке.

— Извините, мне показалось, что вы потерялись, — чувствуя себя последней дурой, она отвернулась, намереваясь немедленно ретироваться.

— Я не хотел показаться грубым, простите, — в два шага он оказался рядом с ней.

«Угораздило же нарваться на придурка» — мелькнула усталая мысль.

— Я — Лекс, — парень протянул ей руку.

Она окинула его тяжелым взглядом, от которого он едва ли не поежился, но руку не убрал и не отвернулся. Красивые выразительные глаза цвета старого виски, красивые черты лица, красивое тренированное тело, хорошо одет, приятный парфюм ухоженные темно-русые густые волосы, стильная стрижка — внешне он понравился ей сразу, это и сыграло решающую роль.

— Я — Марина, — она пожала протянутую руку, с тоской и неловкостью глядя на отсутствие у себя маникюра. Его глазу не за что было зацепиться — обычная повседневная одежда, наверняка растрепанные волосы, ни лоска, ни особых внешних данных. Конечно, она знала, что обладает хорошей фигурой, что она изящна и стройна и выглядит лет на 5—7 моложе своих 30, что в ее внешности нет поводов для комплексов, да и не было их у нее. Однако она никогда не была избалована вниманием мужчин и гнала от себя подозрения, что это только следствие ее высокомерной холодности, считая эти подозрения проявлением гордыни. Высокомерно думать, что мужчины не толпятся в очереди на ее руку и сердце только потому, что она слишком высокомерна. Смешно.

Она улыбнулась, глаза потеплели, он улыбнулся в ответ. Все-таки было в нем что-то трогательно беззащитное, это подкупало.

— Я действительно потерялся. Мне нужно было попасть в стоматологию где-то тут в доме — башне, — он пространно указал в сторону высоток на другой стороне парка, но я не нашел где это, телефон у меня разрядился…

— Пойдемте, провожу, — кивнула она, — я знаю этот район. Лекс — это производное от Алексей?

— Почти.

Опять эта странная кривая усмешка. Ему идет. И молчание. Говорить было не о чем, вернее это казалось излишним. Они шли по разбитому асфальту старых аллей, обгоняя толкавших коляски толстых женщин в трикотажных трениках и растянутых майках. В который раз мелькнула мысль, о том, почему так много женщин, обзаведясь детьми, превращают себя в домашнюю уборочно — готовочную принадлежность, толстеют, перестают за собой следить, замыкая собственный мир в стенах своих квартир между телевизором, компьютером и холодильником. Отчасти это объяснялось отсутствием достаточных материальных средств, но это их жизнь, именно такая, какой они хотят ее видеть.

«Наверное, это со мной что-то не так» — одернула себя Марина, — «в отличие от тебя, они довольны своей жизнью».

— Нам сюда, — тронув за локоть своего спутника, девушка показала на узкую тропинку, петлявшую между деревьями, — здесь короче, мы выйдем прямо к стоянке, а там проход, не нужно будет обходить.

Он кивнул, послушно зашагав вслед за ней. Неожиданно из кустов им навстречу выскочил мужчина, оттолкнул Лекса и побежал прочь.

— Что это еще за псих? — опешила Марина, глядя вслед убегающему.

— Не псих, а вор или ханыга, — зло буркнул Лекс, — бумажник у меня выбил из кармана, бежит за водкой, наверное, теперь сможет два дня пить.

— Так надо же в полицию звонить!

— Да ладно, все равно искать его не будут. Пусть отравится на мои сто фунтов паленой водкой.

Сложно сказать, что явилось большей неожиданностью — происшествие или реакция на него. Странная реакция — злость, горечь и все та же растерянность.

— Вы иностранец? — осенило ее.

— И да и нет, — буркнул парень, решительно зашагав вперед, — спасибо, что не доказываете мне, что я не прав…

Она мысленно улыбнулась своей сдержанности и нежеланию развивать эту болезненную для нее самой тему, слишком много ее саму не устраивало и раздражало, и слишком некорректно и неуместно об этом было говорить в данных обстоятельствах с данным человеком. До выхода из парка они шли молча. Причем он шел впереди, будто сам показывал ей дорогу, а не наоборот. Она даже слегка отстала.

— Это здесь, — она кивнула на вывеску на торце дома, с которым их разделала открытая автомобильная стоянка, — тут проход.

За кустами амброзии в человеческий рост действительно угадывался проход между оградами, как оказалось, двух стоянок.

— Вы хорошо знаете эти места, спасибо вам огромное, — поблагодарил парень, — я бы долго тут плутал.

— О, да, — этот район я знаю, — вздохнула Марина, — ну, всего вам доброго, не теряйтесь больше.

Ответом ей была искренняя улыбка.

Расставаться с ним почему-то не хотелось, она махнула на прощанье рукой и решительно направилась в сторону своего дома. В этом районе она прожила всю сознательную жизнь, каждый куст был ей хорошо знаком. Дойдя до угла дома, она не выдержала и оглянулась. Парень сидел на ступеньках крыльца под вывеской, упираясь подбородком в сцепленные в кулак руки.

«Уже закрыто наверняка» — догадалась она.

— Лекс! — крикнула она, выходя из тени деревьев, — давайте я вас провожу до остановки.

Он вскочил, как ошпаренный, оглянулся по сторонам и, заметив ее, как ей показалось, облегченно вздохнул.

— Такси, у вас случайно нет номера телефона вызова такси?

— Проще поймать машину…

— Не хочу, — поспешно отозвался он, — лучше уж маршрутка 24 или 295.

— Давайте, я вас отвезу, обещаю, довезу до дома, — усмехнулась Марина.

— Буду весьма признателен.

— Вы, наверное, думаете, я идиот? — вдруг спросил Лекс, когда они, наконец, дошли до старенькой 206 Пежо Марины, — я бы точно так думал о себе на вашем месте.

— У всех бывают непростые дни, — сначала она хотела пошутить, но вдруг заметила, насколько у ее спутника бледный и измученный вид, — Вам нехорошо?

— Я просто устал, — словно извиняясь, пробормотал он, грузно плюхнувшись на переднее сиденье автомобиля, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

— Куда едем?

— Почти речной вокзал, самый дурацкий дом, который в той части города смотрится как кусок французского Дефанса посреди итальянской Сиены

Она сразу поняла, о каком доме идет речь. Ей самой не раз казалось, что дом из стекла и бетона смотрится довольно нелепо среди буржуазно-добротных строений, окружающих его со всех сторон. Но это было дорогое жилье и, безусловно, очень престижный район города.

— Критикан, — усмехнулась Марина больше про себя.

Он улыбнулся, не открывая глаз.

И снова молчание, только бормотание радио. Марина любила свою старенькую подержанную машину, любила быть за рулем, это успокаивало и расслабляло. Даже пробки, лихие маршруточники, жуткое состояние дорог и нервотрепки при оформлении страховых документов не могли убить в ней любви к вождению.

Смеркалось, дороги пустели, Самара — не Москва, она засыпает после вечерних часов пик, народ рассасывается по домам кушать ужин и смотреть телевизор, процент тех, кто имеет желание и средства проводить вечера иначе слишком мал, чтобы создавать проблемы и пробки на вечерних и ночных дорогах.

Город плыл мимо в сизых сумерках теплого летнего вечера, в дымке огней чужих домов, мелькали светофоры, мурлыкало радио. Марина не хотела никуда спешить, медленно погружаясь в знакомое состояние внутренней расслабленности, когда мысли текут, как им хочется, нисколько не тревожа и не волнуя, а тело на автомате продолжает выполнять практически не контролируемые мозгом команды. Наверное, именно так спят за рулем водители дальнобойщики, такая тонкая грань между автоматизмом хорошо усвоенных нервной системой навыков и просто сном. Главное сохранить контроль. Как в жизни в целом — некоторые люди проживают свою жизнь, будто во сне, делают сотни одинаковых действий каждый день и в какой-то момент перестают контролировать их — засыпают и дальше их жизнь идет уже без их активного в ней участия и бац — авария — короткий миг пробуждения — осознание краха всех надежд и целей. Как итог — развод, смена работы, алкоголизм, депрессия, кризис среднего возраста…

Марина посмотрела на своего пассажира. Казалось, он спит. На щеках горел неестественный румянец, левая скула будто припухла. Она осторожно коснулась тыльной стороной ладони его лба сбоку, у него явно был жар.

— Лекс, — громко позвала она и, заметив, что он проснулся, добавила, — может отвезти вас в другую стоматологию, у вас щека вспухла.

— Так закрыто же все, — пробормотал он, ощупывая левую половину лица, — сильно опухло?

— Заметно. Есть дежурная клиника, туда даже ночью можно приезжать.

— Мне знакомая рекомендовала врача, я не знаю…

— Мне кажется, ждать не стоит, ночью разболится, все равно к этому врачу вы не попадете.

— Второй день уже болит, только обезболивающее спасает.

— Тогда тем более, — Марина резко развернулась на перекрестке, — едем в круглосутку. А потом я отвезу вас домой, не беспокойтесь, — предупредила она, готовые сорваться с его губ возражения.

— Я благодарен вам…

— Да ладно, можно на «ты», я не часто нанимаюсь провожатым и шофером, для меня это новый опыт, — улыбнулась Марина, — спасибо, что не спрашиваешь, зачем мне это нужно, я не знаю ответа на этот вопрос.

— Ну, ограбить меня уже нельзя, так что я спокоен.

— Ну, можно изнасиловать, убить и в скверике закопать.

Лекс захохотал в голос.

— Я буду сопротивляться, учти.

— Посмотрим, — Марина аккуратно припарковалась у двухэтажного здания городской стоматологической клиники, — В кресле стоматолога особо никто не сопротивляется. С тобой идти или сам найдешь, кто тебя полечит?

— Идти, — после секундного колебания согласился он, — если тебе не трудно, все равно уже остатки самоуважения я к себе потерял, так хоть на деньги не разведут и не зарежут без свидетелей…

— Китайская народная мудрость гласит — «НИ СЫ», что означает: «будь безмятежен, словно цветок лотоса у подножья храма истины» — процитировала она заимствованный сетевой баян.

Лекс явно это слышал впервые, засмеялся совершенно искренне, видимо, фанатом социальных сетей он не являлся.

В двери клиники они вошли вместе, едва не держась за руки. Спустя полчаса Марина убедилась насколько нелишним было ее присутствие. Несмотря на отличное знание русского языка, Лекс был совершенно беспомощным перед лицом сервиса государственного учреждения. Банковские карты тут не принимали, пришлось Марине оплатить выставленный счет, ему сложно было объяснить, почему его ставят перед выбором — «хорошая анестезия» и «не очень хорошая анестезия», почему нужно кроме счета «накинуть врачу за его старания».

Когда бледный как смерть Лекс, шатаясь, покинул кабинет стоматолога, она передумала объяснять ему нюансы денежных расчетов, он явно не был настроен вникать в их суть. Говорить он толком не мог, видимо, врач переборщил с анестезией или неправильно ее ввел.

— Теперь точно до дома, — заявила Марина, когда они вновь оказались в машине.

— В банкомат, — промычал в ответ Лекс.

Хорошо хоть с банкоматом не возникло проблем, не спрашивая ни о чем, Лекс отдал Марине все потраченные в клинике деньги и еще попытался добавить 1000 рублей.

— Это лишнее, — она вернула ему купюру, — считайте меня волонтером, в таксисты я не нанималась.

— Ты потратила много времени на меня, — еле ворочая языком, пробормотал он.

— Все относительно, не думаю, что могла бы потратить это время на что-то более важное для себя. Считай, тебе повезло, что этим вечером мне было нечем заняться. И потом, может быть, я лелею надежду, что кто-то мог бы сделать для меня тоже, что я для тебя совершенно безвозмездно.

Зашелестел дождь, бросив в лобовое стекло сеть мелких капель воды, свет фонарей и фар заструился по мокрому асфальту разноцветными бликами. Запахло прибитой к земле пылью.

— Я бы мог, — будто в пустоту обронил Лекс.

До Марины не сразу дошло, что это был ответ на ее замечание.

Свернув во двор заветного дома у речного вокзала, Марина вдруг пожалела, что перед этим не сделала несколько кругов вокруг города.

— На чашку чая или кофе я могу тебя пригласить? Это не будет выглядеть пошлым? — спросил Лекс, — Я имею в виду только чай. Ну, или кофе.

— Мне пора, — вздохнула Марина, прекрасно понимая, что не сможет ограничиться чаем или кофе, — мне правда пора домой.

— Спасибо. Еще раз огромное спасибо, — поколебавшись, он все же подал ей руку вместо того, чтобы обнять ее на прощание.

Рука у него дрожала, теплое и какое-то привычное, родное прикосновение.

— Не теряйся больше, — усмехнулась она в ответ.

Обратно до своего дома доехала на автомате. Мимолетная вспышка смысла и безрассудной радости была слишком невероятной, чтобы надолго задержаться в ее жизни. Мир снова сделался серым, понятным и пустым.

По стеклу растекались капли дождя, по щекам против всякой воли катились слезы — без причины и без смысла. Она не пыталась сдержать их. Никто не увидит, никто не узнает. Жизнь идет дальше, но потери имеют право быть оплаканы. И неважно, что ничего бы не получилось и сама мысль о том, что подобное сумбурное знакомство могло быть продолжено, абсурдна. Неважно.

Иногда невозможно врать себе.

Лето пролетело незаметно. Зарядили дожди, холодные серые дни, продираясь сквозь пелену промозглых туманов, текли медленно и размерено. Ничего не происходило, но перемен не хотелось. Не хотелось ничего, даже вставать с кровати по утрам.

Есть люди, которые находят что-то красивое и хорошее в осенней сырости и увядании природы. Марина не принадлежала к их числу. Если бы ей позволяли финансовые возможности, она уезжала бы в теплые страны с наступлением сентября и возвращалась бы в конце апреля. Впрочем, сомнительно, чтобы она сочла нужным возвращаться при таком раскладе. Она с удовольствием переселилась бы в теплый климат Болиарских островов или Южной Европы навсегда.

Если бы да кабы — нет смысла думать или говорить о чем-то, что начинается со слов «если бы». Все так, как есть, ни больше, ни меньше.

Как-то вечером Марину пригласил на ужин старый знакомый. Подвоха она не ждала — он много лет был «второй половинкой» ее подруги. Не так давно он расстался с очередной девушкой, которых у него после затяжного романа с подругой Марины был косой десяток.

Уютное кафе, разговоры ни о чем, тепло и вдруг он все испортил:

— Ты знаешь, я всегда надеялся, мы с тобой сможем быть вместе. Ты свободна, я свободен…

Марина поперхнулась салатом.

— Дим, ты вроде не пьян.

— Ну, подожди, мы давно друг друга знаем, ты мне нравишься, почему нет?

— Я надеюсь, ты шутишь, — усмехнулась Марина, мысленно продумывая возможные пути к отступлению, — с чего ты вообще взял, что мне кто-то нужен?

— Разве тебе никогда не хотелось нормальной семьи, детей? — с легким раздражением спросил он, очевидно успев пожалеть о начатом разговоре.

— Что в твоем понимании «нормальная семья»? Где живет твоя нормальная семья, на съемной квартире? Или нормальная семья подразумевает переезд в однушку, которую до этого я сдавала и жила на эти деньги одна? Или нормальная семья живет с родителями мужа или жены?

— Денег у меня недостаточно для тебя, да? — теперь его раздражение стало явным, — Да, я не миллионер.

— И не только. Я просто тебе не нужна, — примирительно улыбнулась Марина, — я ничего не смогу тебе дать, а ты ничего не можешь дать мне, мы не подходим друг другу, мне всегда казалось это очевидным, мне удивительно, что ты думаешь иначе.

— Миллионера ты можешь и не дождаться. Не боишься остаться одна?

— Я не жду миллионера, и я не боюсь одиночества, — она спокойно вернулась к поеданию салата, — хорошо, хочешь начистоту? Тебе надоело быть одному, хочется домашнего уюта, чтобы кто-то готовил тебе завтраки и ужины, чтобы у тебя были дети, как факт, я сомневаюсь, что ты представляешь чего тебе это будет стоить в реале, но даже допустим, ты созрел до этих перемен. Твоя модель «нормальной семьи» это жена создает тебе комфорт, а ты вроде как обеспечиваешь детей.

— И не только у меня такая модель. Это нормально, так все живут.

— Вот и замечательно. Все очень просто — тебе нужно найти женщину, которая согласится создавать тебе уют, иметь с тобой детей, смириться со съемной квартирой или ипотечной кабалой, быть отличной хозяйкой и при этом быть источником семейного бюджета, потому как твои финансовые возможности не позволят заниматься ей только устройством твоего быта и детьми. Ей придется работать, тащить на себе домашнее хозяйство, потому что ты не из тех, кто после трудового дня бросится помогать жене убираться и готовить. Я же давно тебя знаю. Поэтому мой тебе совет, не ищи договорную жену, твоя судьба жениться по любви. Только любовь к тебе смирит твою женщину с твоими недостатками. По расчету за тебя пойдет разве что студентка из деревни, жаждущая зацепиться в городе и остаться здесь после учебы.

— Как всегда цинична, я забыл насколько. Когда я стану миллионером, я припомню тебе этот разговор.

— Вот правильно. Это еще один стимул для тебя. Когда станешь миллионером, скажешь мне спасибо за создание мотивации для тебя.

Разговор перешел на другие темы, но осадок остался. Выходя из кафе, она точно знала, что это последний ужин с этим человеком, непосредственность и легкость общения потеряны навсегда. Не страшно, просто из ее жизни исчезнет еще один случайный человек, который за долгие 10 лет знакомства не стал ни другом, ни врагом.

В чем-то он был прав — всем хочется тепла, быть рядом с кем-то, кому небезразлично это. И может быть она бы попыталась обмануть саму себя и попробовать быть рядом с человеком, которого она давно и хорошо знала и понимала, который был ей приятен, но, как ему объяснить, что у них никогда не будет детей. Что она не позволит своему ребенку жить в нищете российского понимания «среднего класса», в съемных квартирах спальных районов, слышать постоянное «нет денег», вырасти в стране, где имея, ум, силу и даже деньги, можно выжить, но очень трудно жить. Пусть найдет себе нормальную девушку, без подобных тараканов в голове, ведь он тоже имеет право на счастье. Ей же лучше быть одной, лучше для нее самой.

Размышляя таким образом, она шла по темным пустым переулкам, мелькнула вывеска «стоматология», будто подмигнув неровно светящимися буквами. Марина вздохнула, вдруг вспомнив вечер августа и потерявшегося иностранца с безупречным русским произношением и странным именем. Если бы он предложил ей замуж, она бы согласилась, не раздумывая. Потому что он богатый иностранец? Нет, не поэтому, хоть Дмитрий, чье предложение она так цинично отвергла, ни за что не поверил бы в это. Как и многие не поверили бы. Не объяснить этим многим, что значит за предельно короткое время понять — это мой человек. Да и не стала бы она ни перед кем оправдываться. Безумие. Но к «нормальным» ее никто не причислил бы.

Если бы… опять если бы…

— Марина! — пушечным выстрелом прозвучало из темноты ее имя.

«Галлюцинация» — была первая ее мысль. Она даже оглянуться не решилась, хоть и замедлила шаг.

— Это правда, вы? — из темноты перед ней возник Лекс, живой и настоящий в черном коротком плаще нараспашку поверх элегантного светло-серого костюма.

«Ну, хоть в этот раз я цивильно выгляжу, не стыдно с ним рядом идти» — облегченно вздохнула она про себя.

— Откуда вы тут? — не скрывая своего восторженного изумления, спросила она вслух.

— Случайно, — широко улыбнулся Лекс, — так может, все-таки выпьем кофейку или поужинаем где-нибудь?

— Я только что ужинала, но я живу тут рядом, у меня дома из еды есть пельмени и вареники с картошкой и грибами, а вот кофе у меня хороший. Я имею в виду только пельмени, вареники и кофе, так что на целомудрие твое обещаю не посягать, — засмеялась она в ответ.

— Не надейся, что откажусь.

— Я живу до сих пор с родителями, но сейчас они на даче.

— Не мешаете друг другу?

— Нет, не мешаем, мы как параллельные прямые, которые никогда не пересекаются, у каждого своя жизнь.

— Я жил пару месяцев со сводной сестрой, думал, повешусь или ее повешу, — усмехнулся в ответ Лекс.

Более дурацкой идеи, чем притащить его к себе домой, представить ей самой было сложно. Неприлично, неудобно, в квартире бардак, в коридоре вечный ремонт. Не важно. Все неважно, она не хотела его отпускать, пусть видит все, как есть и думает, что хочет.

Даже трехкомнатная хрущевка — это очень маленькая квартира, таким жильем трудно похвалиться, особенно учитывая захламленный ободранный коридор, разводы на потолке кухни, оставшиеся после того как соседи, мигранты из средней Азии забыли закрыть кран.

Лекс промолчал. Он заметил срач и обшарпанные стены в подъезде, и состояние незаконченного ремонта в квартире и неубранный кошачий лоток, вытолканный кошкой из туалета в узкий проход между крохотным коридором и не менее крохотной кухней.

— Так вот и живут два врача пенсионера и журналист фрилансер, — усмехнулась она в ответ на его тактичное молчание, — проходи на кухню, вся еда там.

По пути он осторожно задвинул лоток обратно в туалет.

— Где котэ? — спросил он, едва она, разувшись и кое-как прибрав в зале, появилась на кухне.

— Дрыхнет в кресле, у ее величества режим, часам к десяти притащится ужинать и горе всем, если чашка окажется пустой, она будет ею греметь до тех пор, пока у обслуживающего персонала не проснется совесть.

— У меня тоже живет котэ приблудный, на подземной стоянке подобрал, лапу ему переехали, но он и на трех прекрасно обдирает мебель. Я назвал его Богард, хоть это не кошачье имя, он отзывается.

— Богард — это из «Гарри Поттера»?

Он смущено кивнул.

— У меня Василиса, тоже сказочная тема, — хохотнула Марина, ставя на плиту кастрюлю с водой, — Так каким ветром тебя занесло в здешние курмыши?

Марина достала ручную деревянную кофемолку и пакет с кофейными зернами, кухня моментально наполнилась дивным ароматом.

— Я уезжал, вчера приехал, захотелось найти тебя, я помнил номер твоей машины, ждал тебя весь вечер на стоянке, хотел уже уходить, а тут ты идешь навстречу…

— Я не буду говорить, что не рада тому, что ты меня нашел, но мне все равно интересно зачем, — спросила она, ссыпая смолотый кофе в серебряную турку.

— Просто так, кофе попить, вареники поесть, — он посмотрел на нее в упор и совершенно серьезно сказал, — я не знаю, зачем и почему, — и тут же, скосив взгляд на турку, добавил совсем другим тоном, — можно я побуду занудой и сварю кофе сам?

Она вручила ему все ингредиенты.

— Можешь и вареники сварить, я буду не против.

— Вареники я не умею, а вот кофе…

Кофе он варить умел. Спустя двадцать минут все было готово, стол накрыт, пиджак повешен на угол двери, а они уютно устроившись на тесном угловом кухонном диване, наслаждались кофе с легким ароматом шоколада и сливочного ликера. Так близко, так спокойно. За окном заунывно гудел холодный осенний дождь. Она исподтишка разглядывала профиль его лица, точнее узкие едва заметные беловатые полоски качественных косметических швов — один тянулся от прикрытого торчащими в разные стороны волосами виска до брови, другой спускался вниз по скуле. Видимо почувствовав ее взгляд, он слегка развернулся, неловко задев под столом ее ногу.

— Тесно, да? — спросила она, не стараясь особо отстраниться.

— Я бы не сказал, — хмыкнул он, — о чем ты сейчас думаешь?

— О том, что у тебя ровная гладкая кожа и шрамы почти незаметны. Кстати, откуда они?

Машинально он дотронулся до виска.

— Авария автомобильная, это было давно, — передернул он плечами, залпом допив кофе, — кстати, спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, это констатация факта, — улыбнулась Марина, — ты извини, если что, я не слишком тактичная особа.

— У меня четыре вставных зуба, две титановых пластины в берцовой кости левой ноги и всего одна почка. Я почти киборг.

— Кошмар…

— Извини, о таких вещах на первом свидании говорить — это дурной тон, — снова эта лукавая ухмылка.

— У нас свидание? Что же ты раньше не сказал, я бы не стеснялась ноги на тебя сложить, — с этими словами она села, перекинув через обе его ноги свои согнутые в коленях, привалившись к угловой спинке дивана, — дурной тон, он такой дурной.

Он не возражал против такой бесцеремонности, спокойно поставил на ее колено свою пустую чашку.

— Не смотрится тут. Тебе не кажется эта ситуация диковатой?

— Кажется, — с готовностью кивнула Марина, — диковатой, невозможной и вообще сном каким-то.

Он обнял ее колени, положив на них голову.

— И мне тоже, рассказал бы кто, я бы у виска крутил долго.

— Живем один раз. Даже если не один, то в следующей жизни мы ничего об этом не вспомним. Расскажи хоть немного о себе, а то получается, что я знаю лишь твой дом и что у тебя нет одной почки и есть несколько вставных запчастей.

— Сначала ты, я о тебе не знаю даже такой ерунды.

— У меня тоже есть поддельный зуб, ты сидишь у меня дома, соответственно прекрасно видишь все сам — ни собственного дома, ни атрибутов социальной успешности, ничего, ни прошлого, ни будущего.

— Не кокетничай, у тебя же есть машина, это же показатель статуса, разве нет?

— Ах, да, забыла, могу стучать себя пяткой в грудь, доказывая что — аз есьм «апер мидл класс», — улыбнулась Марина, — так ты иностранец? Какой стороны?

— Я гражданин Великобритании и России тоже. Я вырос там и надеюсь там закончить свои дни. Здесь у меня часть семейного бизнеса, которую я закрываю. После того как завершу все дела, я уеду.

— И сколько тебе еще до завершения?

Он пожал плечами.

— Месяц, может два.

Внутри что-то больно кольнуло. Так мало. Что такое месяц или два?

— Ты скажи, когда я должен буду уйти, я не чувствую ситуацию, я не понимаю где кончается грань приличия, — попросил Лекс, глядя на часы.

— Я не хочу, чтобы ты уходил и не хочу сводить этот вечер к сексу, хотя это было бы логично, — грустно улыбнулась Марина.

Он уткнулся в ее колени, беззвучно смеясь.

— Ты странная.

— Да, я такая, — изобразила она героиню популярного ситкома.

— Я тоже не хочу уходить, Богард вполне способен обойтись без меня несколько часов.

На кухню пришла рыжая пушистая кошка, сонно взглянула на людей на диване, потянулась и красноречиво уселась рядом с пустой миской.

— Василиса, познакомьтесь, — хмыкнула Марина, с видимой неохотой отдирая себя от спинки дивана, — ее величество надо покормить, — она осторожно освободила свои ноги, почти что домашним привычным жесток приобняв Лекса за плечи, ловко перемахнула через него, не задев, — пойдем в комнату, а то тут совсем тесно…

— Ты не куришь? — смущенно спросил Лекс, вытягивая из кармана, висевшего на двери, пиджака пачку сигарет.

— Редко, но ты кури, если хочешь, здесь или можем кальян в зале зарядить, у меня табак капучино…

Лекс тут же согласился на кальян. К кальяну нашлась бутылка Мартини.

В какой-то момент Марина вновь почувствовала себя девочкой подростком, пригласившей к себе парня домой, в то время, пока родители пололи картошку на даче. Странно было осознавать, что она пьет Мартини, сидя на подушках в гостиной в компании едва знакомого человека, довольная как кошка и абсолютно безразличная к тому, что будет на следующий день. Она смотрела на расслабленного и по виду настолько же, как она сама довольного Лекса безуспешно пытаясь понять, что именно ее так уж зацепило в нем. В ответ просилось подростково — максималистское «все». Он отличался от всех знакомых ей мужчин, а вот чем отличался, сформулировать она не смогла бы.

— У тебя есть девушка? — спросила она, тщетно изображая равнодушие.

— С последней я расстался в тот вечер, когда ты возила меня по больницам, — почти что зевнул он, явно желая снять с нее груз возникшей неловкости, — она сообщила мне, как я неправ, мне было лень ругаться, я просто повесил трубку.

— И отключил телефон?

— Через пару дней я уехал, названивать мне в Лондон она не стала.

— То есть ты ей так и не объяснил, что все кончено? Не боишься, что она до сих пор так не считает?

— Перед тем, как повесить трубку, я ей сказал, что я устал от нее и наших отношений, по-моему, этого вполне достаточно, — пожал он плечами, — теперь твоя очередь доложить о своих любовных приключениях.

— У меня их нет, — хохотнула Марина, я свободна аки ветер последние… — она хитро прищурилась, — энное количество лет.

— Почему? — его удивление было неподдельно искренним, наверное, поэтому она не стала переводить разговор на шутку.

— Потому что единственный с кем у меня были отношения похожие на отношения парня и девушки умер девять лет назад, все остальные слишком сильно не дотягивали до идеализированного памятью образа, чтобы задержаться в моей жизни дольше нескольких недель, а со временем пропало даже желание сравнивать и мне понравилось быть абсолютно свободной от мужчин женщиной.

— Я похож на твоего первого парня? — из-под полуопущенных ресниц его взгляд показался ей особенно настороженным, хотя вся его поза выражала полную безмятежность.

Такого вопроса она не ждала, но ответ ей был очевиден.

— Совсем не похож. Сережка был двадцатилетним парнем, в которого были влюблены все девчонки в округе, первый парень на деревне, — улыбнулась она больше вздоху облегчения Лекса, чем собственным воспоминаниям, — У нас было общее увлечение и он и я занимались каратэ, мне льстило его внимание ко мне и зависть подружек. Да, он был брутальным, он был моим первым, но если объективно смотреть на ситуацию, то если бы он не утонул, то, скорее всего, мы бы расстались года через два легко и безболезненно, если бы мне хватило ума не залететь от него. Мы очень по-разному смотрели на жизнь. Сейчас это очевидно, тогда казалось несущественным.

— Девять лет назад я валялся по кроватям с навязчивой идеей суицида, видимо трудные времена у нас с тобой приходятся на одни зодиакальные даты, — вздохнул Лекс, скрывшись за облаком выпущенного дыма.

— Веришь в гороскопы?

— Нет, но всегда читаю свой.

Лекс разлил остатки Мартини по бокалам.

— Давай за странности судьбы…

В окно молотил дождь, играла тихая музыка — мелодичный гитарный перебор под аккомпанемент морского прибоя. Два человека сидели на полу, привалившись к дивану, разговаривая ни о чем и обо всем сразу.

— Как будто я тебя давно знаю и мы много лет не виделись, — озвучила Марина давно вертевшуюся в голове мысль, — когда-то я писала сказки. Их герои часто оказывались знакомыми друг с другом в прошлых жизнях и все в таком духе.

— Говорят мысли материальны…

— Врут, — сердито отрезала она, — были бы материальны, я бы уже давно жила где-нибудь на Мальорке, писала свои сказки в доме на берегу моря, получая огромные гонорары за свой нехитрый труд.

— Я не поручусь, что не был знаком с тобой в прошлой жизни, еще никто не доказал, что реинкарнация не существует, — Лекс встал, отставил в сторону потухший кальян, подал руку Марине.

— Позволь переместиться на диван, а то что-то холодно.

— Давно бы пересел, — Марина вытащила из-под диванной подушки плед, свернула вдвое и, невзирая на довольно пассивный протест Лекса, набросила ему на плечи. В шелковой рубашке ему действительно могло стать холодно, отопление еще не дали и в квартире температура стойко держалась на отметке 18 градусов, — Я тебя заморозила?

— Сидя на подушках сложно заморозиться, — отмахнулся Лекс и добавил без всякого перехода, — а сейчас ты пишешь сказки?

— Увы, сейчас моя специфика статьи для женских сайтов, за это хотя бы платят.

После короткого колебания Лекс вытянулся на диване, укрывшись пледом.

— Прости за наглость.

— И ты меня, — Марина устроилась рядом, бесцеремонно забравшись к нему под одеяло. От его волос пахло сладковатым кальянным дымом и мятно-древесным парфюмом, она привалилась к его плечу.

Он молча передвинулся так, что она оказалась лежащей у него на плече, обнял ее, уткнувшись в ее волосы.

— Можно я так засну? — мурлыкнула Марина.

— И я тоже, — шепнул он в ответ.

Тепло, спокойно и ясно. Так легко Марина не чувствовала себя очень давно. Не хотелось что-либо анализировать или о чем-либо рассуждать. Не прошло и десяти минут, как она задремала, через пару часов ее разбудила соскучившаяся Василиса, которая прыгнув на подушку задела ее по носу пушистым хвостом. Лекс мирно спал, не обращая внимания на обмахивающий его лоб кошачий хвост. Шикнув на кошку, Марина собиралась уже встать, но почувствовав, что сделать это, не потревожив Лекса, ей не удастся, лишь обняла его покрепче.

Василиса улеглась сзади у нее в ногах окончательно отбив желание выбираться из тепла. Все могло подождать. В жизни не так много счастья.

Ей снилось, что кто-то смотрит на нее и гладит кошку, а может она и есть та самая кошка? Она чувствовала прикосновение к руке мягкой кошачьей шерсти. Марина открыла глаза — поперек нее лежала Василиса, щурясь и урча, смотрела на сидевшего рядом парня. На него приятно было смотреть, Марина тоже бы с удовольствием смотрела бы на него долго и упорно, к сожалению, то, что можно кошкам, считается неприличным для людей.

— Сварить тебе кофе? — буднично поинтересовался Лекс.

Он казался взъерошенным и растеряно — задумчивым и в то же время довольным. Значит все события накануне — это реальность, он не растаял с приходом нового дня.

Впрочем, день забыл наступить. Стрелки настенных часов показывали 10 утра, за окном висел плотный влажный сумрак, — то ли утро, то ли день, то ли вечер, в доме напротив светились окна, видимо домохозяйкам было темно смотреть телевизор и сидеть в интернете.

— Или, может, поедем пить кофе ко мне? — вдруг переспросил Лекс, — Богарда покормим.

— У меня машина нуждается в ремонте, с тормозами беда.

— В этот раз я за рулем.

Марина не хотела с ним расставаться, кормить Богарда или тигра, ехать к нему или в Тимбукту в настоящий момент не имело разницы. Никогда прежде она не ощущала такой внутренней свободы — ни страха, ни сомнений, ни неловкости. За это ощущение не жалко умереть.

— Так, ладно, вари кофе, я в ванну, а то у меня макияж еще с вечера, нужно срочно смыть.

— Я там уже был, ты не против?

— Макияж смывал? Не против, конечно, полотенце, надеюсь, нашел чистое, я вчера только из машинки достала…

Горячий душ, отличный бодрящий кофе, мятные жвачки, поспешная уборка в квартире, урчание кошки, короткие телефонные звонки, запах дождя и мокрой земли, туман над дремлющим городом, потасканный опель мышиного цвета с вмятиной на передней дверце, удобный салон, бормотание радио, дождевые потоки, водопадами льющиеся по стеклу, разбитые дороги центральных улиц, фонари и витрины, мягкий плавный ход автомобиля, запах ментола и сигаретного дыма, красивые сильные мужские руки, лежащие на руле, ветер, обрывающий остатки желтых листьев с деревьев, лифт поднявший их прямо из подземного гаража на шестой этаж, запах отделочного пластика, который у Марины ассоциировался исключительно с офисными учреждениями, и вот они, наконец, стояли перед дверью в квартиру Лекса.

Дверь была массивной, вопреки современных тенденциям, дубовая, сантиметров пятнадцать в толщину. Сразу вспомнился сериал ее детства Санта-Барбара и вход в дом главного героя Сиси Кэпфэла. Марина хохотнула в голос.

— Да, да, я в курсе, что такие двери легко вскрыть и что это полный анахронизм.

— Не угадал, ты просто в детстве не смотрел американских мыльных опер.

Квартира Лекса не говорила о нем ровным счетом ничего. Она казалась гостиничным номером — чисто, просторно и пусто — стандартный набор хорошей мебели, никаких раскиданных вещей, ни одной сентиментальной детали. Верхнюю одежду он убрал во встроенный шкаф в холле, обувь, в отдел для обуви и будто бы никто не пришел или никто не уходил. И только Богард — ласковый хромой черный кот с белым пятном на шее и белыми «тапочками» был живым свидетельством обитаемости жилища. Кот прыгал на 3-х ногах, четвертой просто не было, пушистая культя не в счет.

Лекс взял его на руки, кот буквально обнял его за шею и, сложив голову ему на плечо, громко заурчал. Почему-то у Марины на глаза навернулись слезы.

— Ты его с собой заберешь, когда уедешь?

— Он со мной ездит всегда, — усмехнулся Лекс, — кому нужен котэ инвалид, здоровых брошенных полно, а уж такого вообще пристроить нереально.

— А ты хотел его отдать? — почему-то глядя на то, как бережно он держит своего покалеченного зверя, она не верила в такую вероятность.

— Сначала хотел, я его в гараже внизу нашел, вылечил, но я часто уезжал, у моей девушки, которая в то время часто тут бывала, была аллергия на животных. Я пытался его пристроить, — он лукаво улыбнулся, — целых две недели пытался.

Они прошли на кухню, не снимая с плеча блаженствующего котэ, он достал из холодильника банку кошачьих консервов, поднял с пола пустую миску и вывалил туда содержимое банки. Богард поднял голову, глянул вниз, и теранулся об его ухо, будто поблагодарив.

— А как девушка себя повела, когда ты его оставил у себя?

— Я с ней расстался.

— Променял девушку на кота? — Марина взяла из стоявшей на столе вазы яблоко. Даже фрукты в этом доме лежали так, будто их укладывал служитель отеля — будто не для еды, а в качестве одного из элементов интерьера.

— Коту я был нужнее, чем ей, — усмехнулся Лекс, цапнув другое яблоко, — Чем тебя угостить? У меня есть пицца, шарлотка, макароны по-флотски…

— Ты умеешь готовить? Вчера ты вроде бы вареники не умел варить.

— Я умею готовить кофе, еще я спец по коктейлям и некоторым десертам, но готовить я не умею, у меня даже яичница пригорает. Ко мне приходит помощница по хозяйству, она готовит, убирается, развлекает Богарда, пока меня нет. Готовит она хорошо, не беспокойся.

— Богард с ней ладит? — улыбнулась Марина, глядя как старательно кот вычищает свою миску от еды.

— Любить кошек — это первый пункт в списке требований к ее должности. Он обычно легко сходится с людьми, если они к нему добры, — Лекс открыл холодильник и застыл в нерешительности, — могу предложить еще пожарские котлеты…

— Если ты составишь мне компанию…

Если бы кто-то другой пригласил ее к себе домой покормить кота, а потом предложил в качестве угощения котлеты, скорее всего эта встреча стала бы последней. Но теперь все это казалось совершенно естественным, всю ночь проспать на диване с незнакомым мужчиной, с утра позавтракать у него дома — почему нет?

— У тебя очень грустные глаза, — неожиданно заметил Лекс, — второй день и до этого тоже, ты улыбаешься, а глаза остаются грустными…

— Я не замечала, — протянула Марина, — мне сложно заметить это…

Лекс разогрел завтрак в микроволновке, к котлетам нашлись сырные палочки и фрукты.

— Твоя домработница готовит превосходно, — заявила Марина, когда основная часть завтрака исчезла со стола, уступив место сладостям и разнообразным чайным пакетикам.

— Слушай, а ты меня простишь, если я тебя ненадолго оставлю? — потирая небритую щеку, спросил Лекс, — я быстро, а вы пока с Богардом пообщайтесь…

— И далеко собрался? — опешила Марина.

— В ванну, побриться переодеться и вообще.

Она не удержалась от смешка.

— Я уже думала, ты решил меня на пару часов оставить у себя дома и навестить девушку какую-нибудь, о которой забыл рассказать.

Он только руками развел.

— Я бы взял тебя с собой.

— К девушке?

— Третий не лишний, третий запасной, — засмеялся он и ретировался с кухни.

Бесцеремонный Богард тут же занял его стул, на Марину, будто оценивающе уставились изумрудно-зеленые хитрые глаза.

— Ну, рассказывай, как жизнь, — спросила она, поглаживая его за ушами.

Глаза довольно прикрылись.

— Так и живете вдвоем и никто вам не нужен?

Кот промолчал, впрочем, ответ был очевиден. Лекс не особо дорожил отношениями со своими девушками, расставался с ними легко и не задумываясь, в его жизни не находилось им места. Вот коту нашлось, а девушкам нет.

Марина поймала себя на мысли, что не может представить ту, которая сумела бы быть рядом с ним. Классический типаж «хорошей жены и матери» совсем не годился. Домработница вполне справлялась с домашними обязанностями, а представить в этой квартире ребенка у Марины не хватило бы фантазии. Красивая ухоженная кукла содержанка на роль подруги Лекса также не годилась, что-то подсказывало, что быстро бы заскучал, умная и независимая деловая женщина тоже представлялась с трудом.

Марина машинально перебирала шаблонные женские характеры, один за другим представляя их в роли его жены или подруги, будто бы анализировала очередную заказную статью для дамского журнала. Шаблоны не работали. Лекс сам не вписывался ни в один шаблон мужского образа. Возможно, она слишком мало о нем знает? По сути, она не знает о нем ничего.

Кот перебрался к ней на колени, свернулся калачиком и замурлыкал подобно трактору, Марина грызла фисташки, рассеяно глядя в затянутое пеленой дождя окно.

Точка пустоты так близка, невидимая грань, заглянув за которую, становится очевидно, что все так или иначе бессмысленно само по себе, смысл только в голове каждого конкретного человека, а чаще и вовсе заимствован из коллекции наиболее популярных смыслов. Наверное люди, которые не чувствуют потребности подвергать сомнению привычные установки проживают отведенное им время с большим оптимизмом.

Хлопнула дверь, Марина машинально обернулась в сторону коридора, в зеркальной дверце встроенного шкафа отразился Лекс в импозантной набедренной повязке из полотенца и тапочках в форме когтистых лап, не спеша прошел в спальню, очевидно не предполагая стать объектом пристального внимания. Сложен он был отлично — ни малейшего намека на живот, Марина сумела разглядеть рельефные кубики на животе и красивый рельеф мышц на руках. У него было тело танцора — стройное, гибкое и в тоже время сильное.

Кот поднял на нее свои бездонные понимающие глаза и будто подмигнув, потянулся у нее на коленях. Спустя пару минут Лекс вернулся на кухню уже одетый — джинсы и мягкая облегающая толстовка на нем смотрелись также органично как деловой костюм.

— Ты не похож на бизнесмена, — сорвалось с языка. Марина даже смутилась, не ожидав от себя того, что выскажет это вслух.

Лекс не удивился и не смутился.

— А на кого похож? — зачерпнув пригоршню сухофруктов из креманки, он буквально плюхнулся за стол, обдав Марину волной свежего аромата явно недешевой туалетной воды.

— На мажорного прожигателя жизни, хотя нет, у этих как раз брюхо отвисает после 25 лет. Я не знаю, — сдалась Марина, — правда не знаю, но ты явно не сидишь в офисе круглые сутки.

— Очень редко, но бываю в офисе, — усмехнулся Лекс, — я, если так можно выразиться, рантье, я управляю людьми, которые управляют моим источником дохода, но не больше.

— А так, по жизни ты чем занят?

— Херней, разной всякой интересной лабудой, которая иногда мне тоже приносит деньги, но… очень иногда. Я пытаюсь проектировать необычные строения, пара заказчиков осталось очень довольны, еще десяток до сих пор не определились, довольны они или нет, так что считай, я архитектор — любитель.

— Классно, когда можешь позволить себе делать то, что тебе нравится по жизни. От души и по белому завидую — с чувством произнесла Марина.

— Я где-то читал или слышал, не помню, что у каждого существа на этой планете есть свое предназначение. И единственный способ понять какое — честно спросить себя об этом. Если я готов днями напролет страдать некой фигней по общественным меркам, это и есть мое предназначение. Да, я не могу назвать себя профессионалом в деле архитектуры и дизайна, потому что я не готов заниматься этим только ради бабла, не готов угождать заказчику, поступаясь собственным видением. Потому что это МОЕ предназначение. Пусть бестолковое и бесполезное, как и вся моя жизнь, но если я жив, то так нужно, значит, именно этим я должен заниматься по жизни.

Такой тирады Марина не ожидала, видимо тема была наболевшей.

— Ты даже не представляешь, насколько я готова подписаться под сказанным тобой, — усмехнулась она, — Ты счастливый человек, ты можешь выполнять свое предназначение без поправок на заботы о хлебе насущным.

Он долго и пристально смотрел на нее прежде чем договорил.

— Я чувствовал, что ты поймешь, — и без какого-либо перехода заметил, — У тебя глаза кофейные.

Марину разобрал смех.

— А люди с кофейными глазами обычно все понимают, только знаешь, что я не могу понять? Почему ты, будучи архитектором, живешь в квартире, где нет ничего, что бы говорило о том, кто ты. Кота не считаем…

— Мне так проще, — пожал плечами Лекс, — нет привязанности, нет ничего, что было бы жаль оставить. Кота не в счет, кота всегда можно взять с собой.

— В Лондоне все иначе? Когда ты окончательно переедешь, твой образ жизни изменится?

Лекс тяжело вздохнул.

— Наверное, там у меня есть дом, который в принципе можно довести до ума, пока там только голые стены — поле для всевозможных экспериментов… Пока я ничего не решил. Пойдем в зал, чего я тебя на кухне держу, посмотришь ради чего я вообще согласился жить в этом доме.

Кот, по-прежнему лежавший у Марины на коленях, укоризненно взглянул на Лекса, когда тот, потрепав его по загривку, сунул ему под нос сушеный банан, после чего бросил его в кошачью плошку.

— Слазь.

Кот нехотя спрыгнул с колен.

— Бананы ест? — удивилась Марина.

— А еще виноград, абрикосы, персики, у него куча странных для кошек пристрастий, — Лекс подал ей руку.

Зал был ожидаемо обычной, ничем непримечательной, кажущейся нежилой комнатой — широкий диван напротив большой телевизионной панели, круглая таблетка светильника на потолке, журнальный столик, очевидно, используемый в качестве подставки для ног и большое, занавешенное только легким тюлем окно, откуда открывался потрясающий вид на Волгу. Темная гладь реки, однотонно-мышиного цвета небо, смутная за завесой дождя линия левого берега — простор и ясность. Ничто не закрывало обзор, от открывшейся панорамы захватывало дух.

— О, да! — восхищенно выдохнула Марина, — Ради такого вида можно смириться с менее комфортными условиями.

— Язвишь? — спросил он, склонившись к самому ее уху, обнимая сзади за плечи.

Марина не собиралась бороться с накрывшей ее волной тепла и желания. Она не помнила, было ли ей когда-то также хорошо в чьих-то объятиях, как сейчас.

— Чистая правда, — мурлыкнула она, первой поцеловав его, — Из спальни вид также хорош?

— Можно пойти заценить, — засмеялся Лекс, крепче прижимая ее к себе.

Способность мыслить рационально вернулась к Марине лишь поздним вечером, когда Лекс выбрался из-под одеяла дабы разогреть «что-нибудь покушать». Все было бы просто чудесно, если бы он ей так не нравился — прекрасный день, прекрасный любовник, прекрасный секс, здорово! Но он ей нравился, как расстаться теперь? Просто уйти, сказав «спасибо» будет нереально сложно. Расстаться придется очень скоро. Лучше не думать, все равно будет трудно и больно, но это будет потом. Сейчас лучше взять все от этой странной встречи. Ее даже не слишком волновали вероятные последствия отсутствия каких бы то ни было контрацептивов. Она вспомнила об этом, только когда Лекс вернулся с подносом еды — макаронами, шарлоткой, бутылкой сухого белого вина. Вспомнила и забыла. Проснувшийся голод вытеснил все способные испортить аппетит мысли.

Тарелки опустели в мгновение ока.

— Можно было бы куда-нибудь сходить поужинать, — будто оправдываясь, начал Лекс, но Марина не дала ему договорить.

— Твоя домработница отлично готовит, лучше, чем во многих ресторанах. Передай ей от меня респект.

— Сама завтра передашь, ей будет приятно.

Марина с сомнением посмотрела на него. Нет, не шутил.

— Я надеялась, что ты меня отвезешь домой, холодно, конечно, вылезать на улицу и мокро, но вот надеялась я…

Лекс разлил по бокалам вино.

— Останься, пожалуйста, хотя бы до утра, ты уже большая девочка, родители не станут возражать, Василису твою они покормят.

— Василиса больше мамина кошка, чем моя, — вздохнула Марина, взяв свой бокал, — Однако мне надо домой, завтра уйти мне будет еще сложнее.

— Так не уходи.

— А что дальше?

Лекс задумчиво крутил в ладонях бокал, глядя куда-то поверх ее головы.

— Вот то-то и оно, — усмехнулась Марина.

— Слушай, ты только не смейся и тапками в меня не кидайся, пока не дослушаешь, — вдруг заговорил он, отставив бокал в сторону, — я не знаю почему, но я хочу, чтобы ты была со мной. Я могу устроить так, что твои сказки, которые ты написала, прочитают издатели в Лондоне, результат какой-то гарантировать не могу, но за объективность могу поручиться. Это тут сплошная коррупция и мздоимство во всех сферах, а там издатели заинтересованы в сотрудничестве с новыми авторами. Если твои сказки представляют собой минимальную литературную ценность, они будут напечатаны. Взамен ты просто поживешь со мной какое-то время, хотя бы полгода, домработница у меня есть, там тоже наверняка будет, можешь спать в отдельной комнате, я могу подписать контракт, что не буду приставать к тебе, но…

— С ума сошел? — недоверчиво осведомилась Марина, пытаясь уловить истинный смысл сказанного, — ты мне сейчас предлагаешь побыть полгода своей содержанкой, это тебе зачем?

— Прости, пожалуйста, — наверное, впервые он по-настоящему смутился, — прости, я не хотел тебя обидеть.

— Ты не обидел, я тебя не поняла, может у меня мозг умер сегодня, может ты околесицу несешь, но я тебя не поняла, — она опустила поднос с остатками еды на пол и. ухватив его за локоть, зарылась в одеяло, — иди сюда, а то холодно.

— Я боюсь осени, — он послушно обнял ее под одеялом, — ты не знаешь ничего обо мне…

— Так расскажи, чего я не знаю. Ты маньяк, заманиваешь невинных девушек в свои мрачные владения, варишь из них суп и ешь? Ну, так я должна тебя разочаровать, я не так уж невинна, хотя и без мозгов.

— Это я без мозгов, ты извини, если что не так.

— Презервативы тебе бы неплохо было иметь поблизости, а в остальном все отлично.

— Я ничем не болею, не беспокойся, — усмехнулся Лекс, — я страховку недавно делал, могу предъявить справку, что ЗППП и всяких там СПИДов у меня нет.

— Знаешь ли, кроме болячек тупым, тьфу, я хотела сказать наивным девушкам может передаться беременность.

— Не передастся, — уверенно заявил он, — такая болезнь от меня точно не передастся. Я стерилен.

Марина, не веря своим ушам, приподнялась на локте, заглянув в его глаза. Не врал.

— Вы полны сюрпризов, мистер Бегинс, — не сдержала она удивления, — кстати, как вас зовут мистер? Может быть, секс и не повод для знакомства, но все-таки?

На дне его глаз запрыгали и засмеялись озорные чертики.

— Александэр Лайерд к вашим услугам, — Да, да, не смотри так на меня, я клянусь, ничего тебе не грозит.

— Ну, подожди, у тебя же все на месте…

Лекс подавился смешком и смущено пояснил:

— Это просто вазектомия, все на месте и нормально функционирует, но забеременеть от меня нельзя.

Не желая чувствовать себя полной дурой, Марина положила голову ему на грудь, с намерением немедленно закончить разговор. Его сердце гулко ухало ей в ухо, он гладил ее волосы и молчал.

Конечно, новость ее порадовала, но это было так странно. Сознательно лишить себя возможности иметь потомство — не каждый на это пойдет. Да и зачем? Мужчины не обязаны заниматься воспитанием детей, существует тысячи способов уклониться от уплаты алиментов или признания отцовства. Зачем же лишать себя самой возможности иметь детей? Потом она вспомнила о сети тонких шрамов на его ноге, пояснице, плече и лице и передумала искать ответ. Значит так надо, значит, он видит в этом смысл и не ей подвергать сомнению значимость его мотивов.

— Спасибо, что не доказываешь мне, какую ошибку я совершил и как горько буду о том жалеть, — в конце концов, произнес он.

— Ты идеальный любовник с этой своей особенностью, — усмехнулась Марина, — зачем мне что-то тебе доказывать. Но мне жаль, а тебе не о чем жалеть, ты просто сделал свой выбор.

— Почему тебе жаль, я не понял?

Она обняла его покрепче.

— Потому что я бы предпочла, чтобы размножались такие как ты, а не воры, бандиты, дураки и ханыги, радею за генофонд планеты, так сказать.

— Без моих генов планета точно обойдется, — вздохнул Лекс, целуя ее в волосы на макушке, — Я не отпущу тебя сегодня никуда.

Марина дотянулась до ночника и выключила свет. Она и не собиралась уходить. Она просто не смогла бы.

Утром не привыкшее к столь продолжительным любовным марафонам тело задеревенело и на каждое движение отзывалось ноющей болью, как после изнурительной спортивной тренировки. Марина давно не занималась спортом, о чем именно сейчас отчаянно жалела.

Лекс отказывался просыпаться наотрез, каждый раз, когда она пыталась его разбудить — он что-то бормотал и переворачивался на другой бок, снова крепко засыпал.

Марина успела принять душ, одеться, накормить хромоногого Богарда, перекусить, поговорить по телефону, а он все спал. Уходить, не попрощавшись, она не хотела, хотя это было бы проще и правильней, она тянула время, лелея абсурдную надежду, что он найдет повод отсрочить их расставание.

Стрелки часов ползли к 12, ее ждали повседневные дела серой реальной, но ее собственной жизни. В итоге, уже надев плащ, она все-таки вернулась в спальню поцеловать его на прощание.

«Импульс бессознательного, не иначе» — мелькнула скорбная мысль.

Лекс дернулся и проснулся. На этот раз окончательно.

— Подожди, — едва ли не со стоном протянул он, протирая глаза, — подожди, нам поговорить надо, — и, взглянув на часы, присвистнул, — ты чего меня раньше не растолкала?

Странное чувство — радость и досада в одно и то же время. Марина разрывалась между желанием немедленно уйти и не менее жгучим желанием остаться под любым предлогом.

— Одевайся, я там кофе сварила, приходи на кухню, я уже опоздала, куда только могла.

Марина сняла плащ, но убирать его в шкаф не стала, повесила на спинку стула на кухне, как наглядное напоминание о необходимости вернуться в реальность. Лекс, видимо, не собирался облегчать ей задачу — явился на кухню в одних джинсах, соблазнять ее кубиками своего идеального торса. Она налила ему чуть подстывший кофе.

— Можешь позвонить мне, если станет скучно или тебе потребуется экскурсия по больницам города, — улыбнулась она, нервно передернув плечами.

Неловкость висела в воздухе. Все ведь уже понятно, дежурные фразы могли вызвать только раздражение, но ситуация требовала слов. Два свободных понравившихся друг другу человека провели вместе ночь — этому не нужны оправдания, как не нужны оправдания тому, что продолжение не предусмотрено. Марина не хотела ничего объяснять или что-то говорить.

— Осенью и весной мне часто кажется, что вставать по утрам абсолютно бессмысленно, — неожиданно заговорил Лекс, поставив на стол чашку, из которой так и не отхлебнул, — у меня есть деньги, но я далеко не олигарх, со мной очень непросто жить, у меня отвратительный эгоистичный характер, но я все равно прошу тебя остаться со мной, именно потому что я конченный эгоист, я не могу об этом не попросить.

Марина тяжело вздохнула. Зачем он все так усложняет.

— А дальше что? Месяц мы с тобой протусим в койке, потом ты уедешь, а я тихо повешусь от тоски?

— А дальше ты издашь свои сказки в Лондоне, и если тебе там понравится, то… — он развел руками, — я не шутил вчера.

— Ты больной на всю голову, — улыбнулась Марина, — ты знаешь меня двое суток и еще пару часов, ты даже не представляешь, какой геморрой ты просишь с тобой поселиться. Я не менее эгоистичная свинина, чем ты сам. Зачем тебе это?

— Я могу с тобой говорить. Какая бы ты свинина не была, но я могу с тобой говорить откровенно. Мне это нужно, я устал быть один.

Марина потерла гудящие виски. Когда у нее успела так заболеть голова, кончики пальцев мелко дрожали. Поверить в такой соблазнительный и очевидный бред или поступить благоразумно, и после долгие годы об этом жалеть?

— Ладно, синяя борода, считай, заманил очередную жертву в свои коварные сети, — усмехнулась она, глядя на него задумчиво и бесцельно, — только учти, визу мне так просто никто не даст, у меня официальной работы нет, английский я знаю плохо и поскольку мои родители на сегодняшний момент не считают, что не знать о каждом шаге своей тридцатилетней доченьки это, в общем-то, нормально — на органы меня продать будет проблематично, хватятся меня очень быстро, — она встала и отвернулась, дабы скрыть совсем уж некстати подкатившие к глазам слезы.

Он подошел и обнял ее. Родные привычные объятия, как же ей не хватало такой, казалось бы, сентиментальной ерунды.

— Визу сделать не проблема, английский выучить не сложно, а на органы я тебя не продам, сам сварю и съем, — хохотнул он, целуя ее в висок. — Синяя борода был каннибалом, или я что-то путаю?

— Я точно не помню, — хлюпнула она в ответ, — первую визу дают на месяц, сразу визу на полгода сделать нельзя, врушка ты просто.

— Поспорим? Но торопиться нет смысла, через месяц я хочу все закончить и уехать, да, но не в Лондон, а куда-нибудь, где тепло и светит солнце. Ноябрь — декабрь в Лондоне — это даже тяжелее, чем здесь, там редко идет снег, и осень чувствуется еще острее.

— Мне нужно съездить домой, — вздохнула Марина, не пытаясь ни отстраниться, ни высвободиться из его объятий, — Если хочешь, поехали со мной, прокатишься по магазинам, познакомишься с моими предками, я обещала, что договорюсь с рабочими-плиточниками, толчок надо отремонтировать…

— Мне надо побриться и вообще в душ, — в тон ей проговорил Лекс, также не сделав ни одного движения для осуществления своего намерения.

— Доверишь мне разогреть макароны? — усмехнулась Марина, — Долго только не тяни резину…

Не прошло и часа, как Марина все-таки попала в магазин стройматериалов. Лекс ждал ее в машине, потом он отвез ее в другой магазин, затем в банк, на почту и наконец, к ней домой, где его, как ни в чем не бывало, встретили ее родители.

— Это мой очень хороший знакомый — Александэр Лайерд, — невозмутимо представила его Марина

Ей даже удалось не переврать окончание в его полном имени. Только маме это было безразлично. Лекса тут же переименовали в Сашу. Потому как его перекосило, стало понятно, что такое случалось не однажды. Марине пришлось спешно объяснять разницу имен Александр и Александэр, хотя для нее самой разница была далеко не очевидна.

Она нисколько не сомневалась, что Лекс не вызовет бури восторга у ее родителей, он принадлежал к противоположному типу мужчин, которых ее отец хотел бы видеть в своем доме и тем более рядом со своей дочерью. Конечно, он ничего не сказал и вел себя безупречно, но Марине и не нужно было что-то говорить. Она все знала и видела — смазливый мажорного вида бездельник (а раз не работает по 10 часов в день — то определенно бездельник), не проявивший даже тени рвения к просьбе заглянувшего на минутку соседа «помочь поднять диван с первого этажа на третий», не мог завоевать симпатии ее отца. А уж после фразы «я не смотрю футбол», Лекс погиб в его глазах навсегда.

Мама не была столь категорична, но она всегда с большой осторожностью относилась к тому, что не могла понять резко и сразу — а тут она не понимала слишком многое. Кто такой Лекс и почему он оказался у нее дома, Марина приводила своих гостей исключительно редко и всегда это были люди, которых ее родители знали едва ли не с подросткового возраста. Странное имя, иностранное подданство, подозрительное для молодого мужчины неприятие крепкого алкоголя, в Лексе ее настораживало буквально все, однако она также не высказывала своих опасений вслух.

Поужинали, обсудили ремонт и семейные новости, Марина упаковала свой ноутбук, переоделась и, невзначай сообщив, что ночевать не придет домой, тронула Лекса за плечо:

— Ты идешь или остаешься?

Родители услышали посыл и поняли его правильно. Марина никогда не считала нужным отчитываться в том, что происходит в ее жизни, но никогда особо того не скрывала. И хоть родители и были в курсе всех знаковых поворотов в ее личной жизни, эта тема никогда не обсуждалась. Отец усмехнулся, мать даже порадовалась бы, если бы Лекс не казался ей настолько «темной лошадкой».

Лекс тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он не знал, как ему следует себя вести, какую роль играть — то ли прикидываться «случайным знакомым», то ли считать себя «частью семьи». Он не был ни тем, ни тем и не игнорировал этот факт.

— Извини за эти смотрины, — едва они оказались в машине, сказала Марина, — теперь многие вопросы отпадут сами собой.

— Я переживу, — знакомая кривая усмешка, — у тебя хорошие отношения с родителями, это того стоит… наверное.

— А у тебя плохие?

— Я бы так не сказал, мы очень редко общаемся, чтобы иметь отношения, — невозмутимо пожал плечами Лекс, — чему я очень рад.

— Лекс, а ты кого-нибудь когда-нибудь любил? Только честно?

Если бы он не ответил или сделал вид, что не услышал или не понял вопроса, она не стала бы настаивать. Сама бы она не позволила такого вторжения в свой приват, потому заранее приготовилась к обороне. Но он ответил, просто и честно.

— Моего деда и его жену. Дед умер, когда мне было 15, с Маргарэт мы тогда же отдалились в силу разных обстоятельств, кроме них близких людей у меня не было. А так, я регулярно люблю красивых женщин, но ты ведь не это имеешь в виду.

— Нет, конечно, извини, это профессиональная деформация, я лезу не в свои дела.

— Не извиняйся, я черствый сухарь и не вижу смысла это скрывать.

Марина вспомнила прошлую ночь и лишь улыбнулась про себя. Какое странное порой представление о себе у некоторых людей: чуткий, умеющий быть нежным человек называет себя черствым сухарем, зато какой-нибудь твердолобый мужлан, наверняка, считает себя способным понять чувства других людей и любить.

Остаток пути ехали молча, курили ментоловые вредные для сердца сигареты, стряхивая пепел в карманную пепельницу, слушали сонное бормотание радио и думали каждый о своем, не испытывая ни малейшей неловкости от висевшей в воздухе паузы.

В квартире было убрано, она снова казалась бездушно нежилой — все на местах, по полочкам, холодильник забит продуктами и готовыми блюдами, Богард накормлен, полы чистые, пыли нигде нет. Домработница знала свое дело.

Лекс ужинать не стал, он будто сдулся, но Марина почему-то была уверена, дело не в ней и он был рад, что она рядом. Она заварила себе свежего чаю, отрегулировала ноутбук и, стараясь не думать, о чем может размышлять человек, не мигая смотрящий в экран выключенного телевизора, решила наконец-то проверить электронную почту. Писем накопилось много, деловых, дружеских, с форумов, отвечая на них, она не заметила, как Лекс ушел в спальню, а закончив, обнаружила, что на часах два ночи и она единственная кто не спит в квартире. Лекс спал на неразобранной постели, Богард спал в кресле. Поколебавшись, Марина содрала с дивана плюшевое покрывало и, пристроившись на краешке кровати, укрылась им, заодно накрыв Лекса. Очень скоро тот придвинулся вплотную, отчего стало по-настоящему тепло. Марина провалилась в чудесный сон.

«…В высокой синем бескрайнем небе кружат белые птицы, ласковый бриз трепет волосы, оставляя на губах отчетливый привкус соли, волны льнут к ногам, шурша мелкой галькой, где-то на линии горизонта белеет парус яхты. Она стоит на берегу и терпеливо ждет, пока парус приблизится и вроде все замечательно, есть время насладиться морским воздухом и пейзажем, но беспокойство свербит в районе солнечного сплетения. Парус не двигается, он не становится ближе, не становится дальше и ровно в тот момент, когда она входит в воду, кто-то больно толкает ее в спину…».

Картинка дрогнула, парус замерцал и завалился за горизонт. Она проснулась. Лекс метался по кровати, будто в бреду, переворачиваясь едва ли не всем корпусом, всякий раз попадая ей локтем то в плечо, то в руку. Она навалилась на него боком и, не желая будить, осторожно погладила его по щеке.

— Ну-ка, цыц, — словно заклинание проговорила она тихо и внятно.

«Заклинание» сработало, он затих и не проснулся, лишь тяжело вздохнув.

— Вот и отлично, спи крепко, все пройдет.

Натянув на плечи сброшенное одеяло и, удобно устроив голову у него на груди, Марина вновь вернулась на берег моря. Среди плавно меняющей на горизонте оттенок синевы моря и неба больше не болтался белый клочок мечты. Немного обидно, но день все равно хорош и море теплое и даже не важно, что в прибрежных волнах болтаются желтые листья. Осень не остановить. Но осень тоже пройдет.

Проснулась она в обнимку с Богардом. Наглый кот вытянулся вдоль ее тела, подложив единственную переднюю лапу ей под подушку. Рядом на кровати лежала записка и ключи.

«Я уехал по делам, это твои ключи, если надумаешь куда-то идти, просто захлопни дверь, потом откроешь нижний замок. Пожалуйста, возвращайся вечером, а лучше совсем не уходи. Убираться сегодня никто не придет, никто не будет тебе мешать.

Лекс».

Марина с огромным удовольствием просидела бы в пустой квартире целый день, ничуть не скучая, но повседневные заботы и проблемы требовали внимания. О будущем думать не было сил, настоящее казалось слишком зыбким, чтобы пытаться структурировать его даже в сознании, а в прошлом не было ничего, за что бы ей хотелось держаться. Она решила принципиально ни о чем не думать.

Заехав ненадолго к родителям, она честно сказала, что намерена неопределенное время пожить не дома.

— Ой, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнула мать, больше не сказав ни слова по этому поводу.

— Звони, а лучше приезжай каждый день, — предупредил отец, и, смеясь, добавил, — мужиков на свете много, а родители у тебя одни.

Ближе к вечеру, пытаясь писать заказной рекламный проспект, Марина вдруг подумала, что ей совершенно необходимо обновить отдельные детали гардероба.

«Ничто не делает женщину женщиной больше, чем присутствие в ее жизни мужчины» — написала она в своем статусе в «вконтакте». Прочитала, усмехнулась и стерла, не пожелав менять на более соответствующий ее настроению «ничто не делает женщину большей дурой, чем наличие мужчины в ее жизни». Вместо этого она захлопнула ноутбук и поехала в магазин нижнего белья.

Никогда прежде ей не нужны были в жизни мужчины. В 15—18 наличие парня было просто синонимом популярности у сверстников, задача тех ее кавалеров была проста — сопровождать ее на тусовки. Задача не сложная, но почему-то всем им было что-то от нее надо и приходилось избавляться от них, прежде чем они обозначали свои претензии. Задержался один — на целых 4 месяца, исправно дарил цветы, гулял с ней по парку, а потом вдруг стал встречаться с ее подругой. В душе она даже не расстроилась, но этикет и условности подросткового сообщества требовали записать его и подругу в недруги. В 18—23 было любопытство, хотелось новизны, страстей. Страсти особой никто так и не вызвал, новизна скоро улетучилась, первая романтическая любовь трагически погибла, к 25 годам она поняла, что не хочет ни обязательств, ни условностей. Ей стало скучно быть в отношениях с мужчинами, все казалось предсказуемым и неинтересным с самого начала.

Лекс не был предсказуем, он был ей интересен, условности не играли никакой роли, не было места соревнованиям или доказательствам собственной важности, но помимо всех этих плюсов был еще самый важный — это был первый мужчина в ее жизни, при взгляде на которого сладко замирало сердце и хотелось чувствовать себя женщиной. Просто женщиной, вздорной слабой и неразумной.

Тема и структура новой статьи нарисовались. Прогуливаясь по бутикам торгового центра, она уже продумывала детали, однако воплощать эти замыслы на бумаге или в сети не было ни малейшего желания. Мозг видел в этом бессмысленность, для себя она сделала выводы, коммерческая сторона вопроса ее не воодушевляла, рекламные статьи оплачивались лучше, так стоило ли тратить время на то, что не принесет особой прибыли и не имело смысла лично для нее.

«Работа должна приносить либо солидный доход, либо удовольствие, иначе к черту такую работу, это просто поглотитель времени и сил. Счастливы люди, которые могут себе позволить думать и жить так» — заключила она про себя, без тени сожаления отдав кассиру в бутике, за комплект нижнего белья 2/3 полученной от квартирантов месячной арендной платы.

На выходе из магазина ее настигла кара за расточительство в виде старой знакомой, с которой она когда-то училась в параллельных классах и с которой она была счастлива не видеться последние пять лет.

— Мари! Ну, надо же! Ты не изменилась! — тут же запричитала девушка, для верности ухватив Марину за руку, — Ты здесь не покупай, здесь все так дорого! Я знаю магазин в Меге, там все это же самое дешевле раза в два, — тараторила она.

— Привет, Настя, давно не виделись, — запоздало поздоровалась Марина.

— Пойдем в кафе внизу, посидим, хоть расскажешь где ты и как. Ты ведь знаешь, Светка Одинцова второго родила недавно, мы теперь гуляем с ней каждый день, я в курсе всех новостей.

У Марины возник логический диссонанс «родила — гуляем — новости». Какие новости, если родила? Телевизор стала чаще смотреть? А гулять? Разве недавно родившие гуляют по клубам? И только потом она сообразила, что «гуляет», — с коляской, а «новости» — это сплетни.

— Так, и что за новости? — без особого энтузиазма поинтересовалась она, только чтобы сместить акцент интереса с собственной персоны.

— Помнишь Таньку Янушеву? Второго родила весной и развелась, — трагично сообщила Настя.

— Я не помню и того, что она замуж вышла и ее саму не помню, — не удержалась от сарказма Марина.

— Точно, ты ведь уже не училась в старших классах с нами, я забыла. Конечно, не помнишь, а Бурдяеву помнишь?

Марина помнила Бурдяеву очень хорошо, обычно первых шлюх на деревне знают даже те, кто никогда с ними не общался, но «новости» Бурдяевой ее интересовали еще меньше, чем новости Насти, тащившей ее в кафешку, потому она лишь покачала головой.

— Смутно, очень смутно.

— Она второй раз недавно замуж вышла, удачно, мужик у нее богатый, сейчас ходит, не здоровается ни с кем, одевает он ее, конечно, хорошо, но Димку она оставила у матери жить, он уже большой совсем.

— Димка это кто?

— Да сын ее, ты что?! Она в 18 лет его родила, то, что не знаешь?! Вы еще тогда с Сережкой ездили к ее сестре на дачу, Ольгу ты должна помнить!

— Ой, ну их всех в баню, — отмахнулась Марина, — ты вроде замуж собиралась, вышла что ли?

— А как же, — Настя с видимым удовольствием продемонстрировала ей кольцо на безымянном пальце, — у нас уже доче полтора года. Светочка у нас. Скоро на второго пойдем.

— Куда пойдете? — опешила Марина.

— Ой, ты дикая, — звонко засмеялась Настя, — родить второго планируем через годик. А ты когда собираешься?

— Куда? — Марина уже тоже чувствовала себя дикой и глупой. Она же должна знать свою целевую аудиторию, и она была уверена, что знает ее — именно таким как Настя предназначались статьи в женских журналах и на форумах.

— Рожать когда собираешься? Пора уже, а то потом не родишь!

— Ну, я же не замужем, — облегченно вздохнула Марина, наконец уловив нить рассуждения.

— Так для себя хотя бы, замуж может и не выйдешь, хоть ребеночек будет. Пора уже, потом поздно будет.

— Если поздно будет, значит, так тому и быть, — улыбнулась Марина, — не судьба, значит.

Девушки заняли столик в уголке. Подошла официантка с меню. Марина с тоской посмотрела на часы — 20:00. Лекс, наверное, уже вернулся, а она торчит тут в компании мало понятного и мало приятного ей человека.

— Настен, ты прости, поздно уже, у меня дел выше крыши и завтра рано вставать.

— Кофейку попьем и пойдем, у меня дел тоже гора, вырвалась буквально на пять минут. Ты ведь на машине? Подбросишь меня? Две остановки всего тут, я к свекрови Светочку отвезла, забрать надо.

Вот это уже разозлило. Отвези к свекрови, потом наверняка последует — подожди и отвези с ребенком домой. Ну, уж нет.

— Не могу подбросить, — во-первых, я в другую сторону, — сочувственно вздохнула Марина, — а во-вторых, машина только что из ремонта, я сама боюсь на ней ездить, сама знаешь, как у нас могут отремонтировать, пока не пойму, что все тормоза работают, не буду никого возить, боюсь.

Глупейшая отмазка, но первая пришедшая в голову.

— Скажи просто, что ты эгоистка и тебя ломает сделать мало-мальски доброе дело для другого человека, — неожиданно резко вспыхнула Настя, явно не ожидавшая такого прямого отказа, но тут же с милой улыбкой добавила, — Вот поэтому ты не замужем и детей у тебя нет. Правильно, зачем тебе ребенок, ты лучше тряпку дорогую себе купишь, — кивнула она на пакет из бутика нижнего белья, — ты извини, это не мое дело, конечно.

Видимо, она рассчитывала задеть своей тирадой, но Марина осталась глуха ко всем скрытым и явным посылам: к скрытой зависти и досаде, что не удалось с комфортом прокатиться до свекрови и домой; к обиде, что не было выражено восхищение ее успехами в личной жизни; к явному желанию поднять собственную пошатнувшуюся самооценку за чужой счет. В принципе, Марина могла с ней согласиться — да, эгоистка, потому и не замужем и потому никогда «не родит для себя». Ребенок заслуживает любви двух родителей и уровня жизни, при котором ему не придется поступаться собственным предназначением в угоду потребности кушать три раза в день и жить в цивилизованных условиях. Марина слишком хорошо помнила, что значит «нет денег» на все, кроме самого необходимого, она умела жить без денег, но как, же она это ненавидела.

— Ладно. Я пойду, — едва ли не с облегчением сказала она, вставая. Теперь настаивать на своей компании Настя точно не посмеет, — рада была повидаться.

Издевка все-таки проскочила. Марина ушла, не оборачиваясь, итак столько времени потеряно напрасно.

Лекс был дома. Ее встретил роскошный разогретый в микроволновке ужин — мясной стейк из баранины, салат из креветок и пирожные с заварным кремом. Что-то было не так, но что именно — сказать она бы не смогла. Лекс казался подавленным, несмотря на внешнюю веселость это чувствовалось.

— Я там кое-какие вещи привезла, ты, надеюсь, не против?

— Спасибо, что оставила, а то я бы под дверью сидел, гадая, придешь ты или нет, — усмехнулся он.

— Что-то случилось? Ты какой-то кислый.

— Ничего, — поспешно отмахнулся он, — просто осень.

Настаивать она не стала, перевела разговор на другие темы. С ним было легко говорить обо всем — о глобальном экономическом кризисе и отзывах на статьи, о кошках, о шмотках, о различиях условий для бизнеса в Великобритании и России, о сексе, фильмах, книгах, музыке. Выяснилось, что вкусы у них во многом совпадают, причем в том, что не нравится, они были солидарны друг с другом по всем пунктам.

— Я на тебя смотрю, тебе на вид 22—23, ты как черный ящик, — вдруг заметил Лекс.

— Я никогда не считала внешнюю молодость проблемой, — пожала плечами Марина, — алкоголь мне продают без проблем уже года три как, так что мне параллельно.

— Я пытаюсь представить ситуацию — вот ты понравилась кому-то мужского пола, вот твой молодой образ перед глазами, потом ты открываешь рот, и мужской пол погружается в пучину разочарования.

— Разочарования? Что же так разочаровывает мужской пол? — улыбнулась Марина, не собираясь опровергать его слова.

— Смотря сколько лет ему, если больше 25, то мужской пол пугается циничной бескомпромиссности, девушки нежного возраста должны транслировать если не наивность, то хотя бы уязвимость, если мужской пол сам молод, то он сразу считает что добыча не по зубам и, скорее всего, обвинит тебя в завышенном уровне притязаний.

— Тебя пугает бескомпромиссная циничность?

Лекс долго и пристально смотрел на нее прежде чем ответить.

— Мне проще, я знаю сколько тебе лет и потом мы с тобой перешагнули через стадию флирта и ухаживаний слишком быстро, ты просто не успела напугать меня, — в конце концов выдал он.

— Я всегда была такой, — вздохнула Марина, — сейчас я научилась не раскрывать рот без особой необходимости и желания, а в 22—23 меня тянуло сообщать людям «правду о них». Это сейчас мне накакать на многое, что в 22—23 хотелось доказать.

— В этом и есть цинизм, — возразил Лекс, — именно когда человек перестает верить в людей и начинает просто их использовать, он становится циничным.

— Я не люблю людей, — призналась Марина, — я их просто боюсь.

— Это пройдет. Просто ты живешь в стране, где нет уважения и охраны прав личности. В менталитете нет ценности индивидуальности. Поэтому так выражено стремление масс оставаться массой — это инстинкт самосохранения.

— Это тоже инстинкт самосохранения прятаться за такими обобщениями, — вздохнула Марина, — страх признаться себе, что прикидываясь серостью, я могу, по сути, и быть этой серостью, которую боюсь и не люблю.

— Нет серости. Серость состоит из людей, по-своему уникальных, все так или иначе личности, возможно нежелающие использовать свои яркие сильные качества, возможно не стремящиеся к успеху или сломленные обстоятельствами, но все люди изначально заслуживают к себе уважении, — уверено возразил Лекс, — но не учат у вас тут этому с детства, не приучают к мысли, что каждый человек имеет права и обязан уважать права других, потому как права есть у всех, нет ценности себя, есть ценность общности, коллектива, той самой безликой серости. И все старательно мимикрируют под серость. К счастью, не все в этом преуспевают, — Лекс посмотрел на часы, — пойдем, Хауса посмотрим пару серий, я купил весь последний сезон для свободного просмотра…

Никто из знакомых Марины не стал бы покупать то, что можно свободно получить пиратским способом, однако об уважении к правам любили покричать многие, особенно, когда нарушались их собственные права. Марина никогда не верила людям, рассуждающим о правовом нигилизме и возможностях создания действительно правовой общественной системы.

Лекс был другим. Она вдруг поняла, что при всем желании не смогла бы манипулировать им, у нее просто не было кодов доступа — менталитет был другой. Теперь она поняла насколько.

— Пойдем смотреть Хауса, — с готовностью согласилась она, почти что обрадовавшись сделанному открытию.

Утром наступила зима, провозгласив день жестянщика. Лужи сковало льдом, превратившись в сплошной каток. Собиравшийся по делам Лекс, прослушав сводки о многочисленных утренних ДТП и пробках, передумал куда-либо ехать. Впервые в жизни Марина порадовалась гололеду — отличный повод не выходить из дома.

Она всегда считала себя одиночкой, она быстро уставала от компании, от общения, от дележа совместного пространства, она старалась не ездить отдыхать с подругами в номера дабл. Сколько она себя помнила, в личном пространстве она нуждалась всегда. Однако общество Лекса ее не тяготило, совсем наоборот — ей казалось совершенно естественным, что он заглядывает ей через плечо в монитор, крошит при этом круасаном на клавиатуру, отвлекает от работы разговорами. Она отвлекалась с удовольствием. День пролетел как одно мгновение.

Лекс отправил по почте своему поверенному номер заграничного паспорта Марины, по его словам этого было достаточно, чтобы организовать получение визы для нее. Марина не спорила и не возражала.

К вечеру столбик термометра за окном полез вверх, и небо пролилось дождем.

— Зима отменяется, — вздохнул Лекс, с тоской глядя на мутно-серую туманную завесу над Волгой, — рано я обрадовался.

— Да ладно, какая разница, зима тоже теплом не балует, не дождь, так снег и холод.

— Зимой не так тяжело, — он вернулся на диван, Марина накрыла его краешком пледа, завернувшись в который сидела сама, он придвинулся ближе, — Ты не знаешь кое-чего важного обо мне…

Марина крепко его обняла.

— Чего не знаю? Под какой березой закопал десять бывших жен? Расскажи, буду знать.

Лекс усмехнулся.

— Под осиной, а не под березой и не десять, а сорок и не бывших, а потенциальных…

— Под осиной сорок жен не поместятся, так что давай правду говори, что я должна знать, что у тебя осенняя депрессия? Это я догадалась

— Правда?

— Понять не так сложно, ты плохо спишь, ты подавлен и говоришь, что осенью тебе плохо, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы собрать все это воедино.

— Я не всегда могу с этим справиться.

— У всех свои тараканы, — Марина привстала и поцеловала его, — где-то я читала, что от депры есть два универсальных средства — смех и секс, а лучше сочетать.

Лекс беззвучно засмеялся, повалив ее на диван.

Медленно и неотвратимо ползли дни — тихие, уютные, странные, насыщенные незначительными событиями, приятными и не очень. Марина учила английский язык, занималась своими повседневными делами, почти убедив себя, что не так уж в ее жизни многое изменилось, просто она переехала к бойфренду.

Лекс болел. С каждым днем ему все труднее было делать вид, что все в порядке. Впрочем, никто от него этого и не ждал. Марина старалась не заострять внимание на его упадническом настроении, бессонных ночах, после которых на кухне приторно воняло табаком, на его молчаливости и нежелании что-либо делать. Пару дней он не вставал с постели, молча наблюдал за тем как она погруженная в работу, путешествовала с ноутбуком от кровати к столу и обратно, время от времени забывался прерывистым беспокойным сном.

Глядя на него такого, Марина окончательно утвердилась в мысли, что ни один из шаблонных женских типажей не ужился бы с ним на одной территории — ему не нужна была нарочитая забота или мотивирующая сила позитива, его бессмысленно было пытаться отвлечь, развлечь или разговорить, но одного его оставлять было страшно. В его глазах не чувствовалось никаких эмоций. Она старалась не выпускать его из вида, даже по делам уходить старалась тогда, когда в доме была домработница, но ему о своих страхах говорить не хотела. Все-таки он человек взрослый и вполне умеющий справляться со своими сезонными особенностями. Только не ночью, только не во сне. Чтобы хоть как-то унять его метания по кровати, она буквально спала на нем, зажав его голову в руках, иначе он просто не спал.

В один из дней, вернувшись от родителей, Марина застала в квартире только растерянную домработницу.

— В ванной раковина разбита, кровью забрызгано все, я убрала, позвонила Лексу, не дозвонилась, трубку не берет, может я зря убрала? Может, вы ему позвоните? — с порога заговорила она.

— А в чем он ушел? — удивилась Марина, увидев в шкафу и плащ и куртку и пальто.

— Я не знаю, обуви нет, а верхняя одежда вроде бы вся здесь, — обеспокоенно закивала женщина, — может он скорую помощь вызвал и его увезли?

Марина почувствовала, как по спине скатилась волна жалящих холодом мурашек.

— И никакой записки? Давно вы пришли?

Паникерство никогда не было ее отличительной чертой, но мозг, лихорадочно перебиравший варианты возможных событий, не мог найти ни одного повода думать, что ничего страшного не случилось.

— Записок не было, я минут тридцать назад пришла, не сразу в ванну зашла… Кот тут, спит, значит, никуда уезжать он не собирался, он бы предупредил…

Марина влетела в спальню проверить на месте ли документы. Бумажник с водительскими правами лежал на своем обычном месте, паспорт и страховой полис тоже явно не покидали ящика тумбочки. Марина позвонила ему со своего сотового. По нервам стеганули длинные гудки. Она уже хотела отменить вызов, как вдруг услышала совершенно незнакомый хриплый мужской голос.

— Да, слушаю.

— Кто вы? Почему у вас этот телефон? — Марина не узнала бы собственный голос, он вдруг стал жестким и властным.

— Потому что это мой телефон, — отозвался голос, и по некоторым интонациям стало понятно, что это действительно осипший до неузнаваемости Лекс.

Марина невольно всхлипнула.

— Ты где? В больнице? Что случилось?

— Нет, нет, я на первом этаже, я приду сейчас, не беспокойся.

Марина уже бежала вниз по лестнице.

— В какой квартире?

— Нет, подожди, подожди…

Марина не заметила, как добежала до площадки первого этажа, дверь на лестницу закрывалась на магнитный ключ, она хотела уже открыть дверь в холл, куда выходили двери квартир как из тени лестницы выступил сам Лекс, прижимая к себе замотанную окровавленным полотенцем руку. Он явно был не в себе — глаза лихорадочно блестели, сам бледный, явно замерзший.

— Ты чего тут? Тебе в больницу надо! — воскликнула она, заметив насколько пропиталось кровью полотенце.

— Нельзя, — стуча зубами, пробормотал он, сползая вниз по стене, — я хотел сначала, но я бы не доехал и потом… нельзя и ключи я забыл и Галине Петровне меня незачем видеть так…

Марина скорее почувствовала, чем поняла, в чем дело, обняла его за пояс, заставив подняться.

— Поехали, отвезу туда, где никто ничего не спросит, давай, идем.

Кое-как они спустились в гараж. Лекс больше ничего не говорил и не пытался что-то объяснить, Марине даже показалось, что он не вполне понимает что происходит. Впихнув его в машину, она включила печку. Лекс откинулся на спинку и прикрыл глаза, по его лицу пробежала судорога.

— П….прости, — выдавил он, прежде чем потерять сознание.

— Так, а ну не вздумай мне тут скончаться! — Марина потерла его щеки и, убедившись, что он вновь пришел в себя, легко коснулась губами уголка его побелевших губ, — Все нормально будет, — уверенно заявила она, садясь за руль.

Уверенности в сказанном у нее не было, как не было и четкого представления, что ей делать. В такие моменты она полностью полагалась на встроенный в подкорку автопилот, он никогда не подводил ее.

До больницы доехали без приключений. Марина набрала номер своего старого знакомого, работавшего там, и облегченно вздохнула, услышав, что сегодня как раз его смена. Тыкаться по регистратурам без полиса и документов ей совсем не хотелось.

— Сегодня твой день, — сообщила она, едва увидела подошедшего к их машине врача.

— Ты не охренела ли? — удивленно осведомился тот, заглянув в машину и увидев снова отключившегося Лекса, перемазанного в крови.

— Страховка у него хорошая, я позвоню, все привезут и бумаги и деньги, у него рука разбита, просто бытовая травма. Это не бандитские пули, — успокоила она, помогая ему вытаскивать не желавшего двигаться Лекса из машины.

— Ладно, не причитай, звони кому там надо, разберусь с ним. Ты его что ли так уделала?

— Раковина уделала, спасибо тебе огромное, Серег.

— Спасибо не отделаешься.

Серега был травматологом, когда-то он работал под руководством отца Марины и даже какое-то время пытался строить ей глазки, когда приезжал к ним домой консультироваться по поводу своей диссертации. Марина тогда считала его «староватым» для себя, хотя он был старше ее всего на пять лет. Просто он был довольно упитанным и лысоватым уже тогда, сейчас же он отрастил приличное брюшко и окончательно полысел, рядом с ним она теперь действительно казалась юной девушкой.

Внезапно очнувшись, Лекс не придумал ничего лучше, как смачно и грубо выругаться и в попытке обрести почву под ногами размазал кровь со своей повязки по белоснежному халату Сергея.

Марина резко потянула его на себя во избежание падения, Сергей подозвал санитаров с каталкой. Лекс отчаянно замотал головой.

— No, no. I am fane…

— Это он меня послал? Упорот по самое не балуй, — Сергей ловко запрокинул его на каталку, — Раковина напала внезапно? Выскочила из-за угла? — на полном серьезе спросил он у пытающегося осмотреться Лекса.

Санитары быстро вкатили его внутрь здания, Марине приходилось почти бежать рядом с каталкой.

— Все в порядке, успокойся, руку зашьют, и домой поедем.

— Взгляд у него сделался практически безумным.

— Как бы ни так, — усмехнулся Сергей, — я даже без снимка скажу, что у него перелом, по меньшей мере, двух пальцев, царапину то я зашью, но без гипса хрен вы отсюда уедите куда. Он под какими препаратами? Мне надо знать, анестезия потребуется.

— Какими препаратами? — машинально переспросила Марина.

— Чем упоролся он, спрашиваю, — терпеливо пояснил врач, — ты посмотри у него зрачки как блюдца.

— Амфетамины какие-нибудь, — кивнул санитар, втолкнув каталку в грузовой лифт.

Лекс шумно вздохнул и как будто бы вновь отключился.

— Иди домой, — посоветовал Сергей Марине, — сегодня пусть здесь переночует, мало ли на какие подвиги его еще потянет, а ты утром приедешь, заодно бумаги привезешь.

— Так, — Марина с трудом собралась с мыслями, — чем бы он не упоролся или обдолбался — этого быть не может, потому что не может быть. Я понятно объясняю?

— Это само собой, — усмехнулся Сергей, — врачебная тайна всегда тайна. У нас тут как не ночное дежурство, так сплошь невероятные нападения бытовых предметов на людей.

Оба санитара расплылись в понимающих ухмылках и, вкатив каталку в процедурный кабинет, молча удалились.

— Дорожек нет, — констатировал Сергей, едва осмотрел руки пациента, — может на руках только…

— На ногах тоже нет, — пробормотала Марина и добавила в ответ вопросительному взгляду, — с анестезиями аккуратнее, у него нет одной почки и он действительно не долбается постоянно, это или какие-то антидепрессанты или…

Сергей бросил ей крошечный пакетик с белым порошком.

— Смой в раковину.

Марина выполнила просьбу. Руки мелко дрожали.

— Значит, нанюхался, — буднично продолжал врач, — придержи его на всякий случай, пока я снимок сделаю.

Вскоре зашла медсестра, Марине пришлось выйти в коридор. В голове стоял туман, надо было взять себя в руки и спокойно все обдумать. Клиника, хоть и частная, но страховой полис здесь более чем необходим, к тому же конфиденциальность и врачебная тайна должны быть оплачены. Она набрала номер домработницы и рассказала где что найти и куда привезти, потом вспомнила, что на Лексе только легкая пропитанная кровью рубашка, позвонила еще раз, попросив привезти одежду.

Приглушенный свет в холле казался слишком темным, это действовало на нервы. Она подошла к окну. На улице снова шел дождь, по запотевшему от ее дыхания стеклу с обратной стороны ползли крупные капли, отражая и множа свет от подъездных фонарей.

Минус еще одна маленькая тайна, хуже всего, что эта тайна скоро перестанет быть тайной для ее родителей. Серж обязательно поинтересуется у ее отца ее новым знакомым, просто из любопытства. Он будет врать под присягой, оплачивая счет конфиденциальности, но он не упустит случая доказать себе, что ее отец был не прав, не обращая внимания на него как на своего потенциального зятя. Может, стоило иначе себя вести, проявлять меньше заинтересованности, теперь поздно об этом думать.

«В любом случае, это не имеет значения» — мысленно постановила она. Кто-то тронул ее за плечо.

— Телефон забери, три раза уже кто-то звонил, — Серж протянул ей смартфон Лекса и снова ушел.

Словно в подтверждение его слов телефон громко завибрировал и разразился оглушительным гитарным соло. Высветившийся номер не был как-либо обозначен.

— Добрый вечер, Лекс в данный момент не может подойти к телефону, — тоном автоответчика проговорила Марина.

— А когда сможет? — спросил женский голос.

— Завтра к вечеру точно, звоните после трех — четырех дня.

— Передайте ему, что путевки оформлены и ему надо их забрать вместе с паспортами. Если бы он забрал их завтра, это было бы очень хорошо, Четвертого ноября мы не работаем.

— А ему обязательно лично забирать их? Я могу заехать к вам и забрать все сама, могу даже с утра, я вроде его личного секретаря в ближайшие пару дней.

Девушка задумалась, с кем-то посоветовалась и ответила:

— Если вы Корташева Марина Владимировна, то это вполне возможно.

— Я самая.

— Тогда отлично, знаете наш адрес?

— Я записываю, — Марина достала собственный телефон, набрала в «блокноте» адрес турагентства, — Простите, а куда тур и на какое число?

— На 14 ноября, Мальдивские острова, тур на двоих, — с удовольствием пояснила девушка.

Марина устало улыбнулась.

«Значит Мальдивы?» Интересно когда он собирался об этом сказать, ехать уже меньше чем через две недели. Что я еще сегодня узнаю?» — в висках пульсировала кровь, голова гудела. Не успела она убрать телефоны в карман, позвонила ее старая знакомая спросить как дела, только она от нее отделалась, позвонила с тем же намерением мать. Ей врать не хотелось.

— Мам, Лекс в ванной поскользнулся, руку о раковину разбил, мы в больнице, я попозже позвоню…. Нет, нет, все нормально, ничего страшного, палец сломал, гипс наложат и все, завтра я к вам заеду, расскажу, не беспокойся…

И еще минут пять она повторяла то же самое другими словами, пока не убедила, что сама она в порядке и не считает произошедшее чем-то выдающимся.

Стоило ей присесть на диван — вновь ожил телефон Лекса. На этот раз обиженный женский голос, помеченный как «Аля или Вика» разговаривать с Мариной не стал. Минут через десять позвонила подъехавшая к больнице Галина Петровна, Марине пришлось спуститься и забрать у нее сумку с вещами и документами и заодно свою собственную сумку, которую она не подумала взять, когда в спешке бежала за Лексом на первый этаж.

— Спасибо вам огромное, простите, пожалуйста, нас за эти дополнительные хлопоты, — Марина извлекла из своего бумажника тысячерублевую бумажку и протянула домработнице.

— Да что вы, мне не сложно, — растерялась та, однако деньги взяла, — если вдруг что понадобиться, звоните, я завтра могу приехать, если нужно.

— Нет, завтра отдыхайте, я вам позвоню. Спасибо.

«Деньги делают людей любезными и готовыми в любое время суток прийти на помощь», — мелькнула горькая мысль, — «бабло побеждает зло».

Сидеть в коридоре и ждать Марина больше не хотела, поэтому сразу направилась в процедурный кабинет.

— В верхней одежде сюда нельзя! — напустилась на нее медсестра.

Марина отмахнулась от нее, как от надоевшей мухи.

— Серега, как закончишь, вылезь, надо поговорить, — крикнула она через перегородку.

— Я иду уже, подожди минуту, — отозвался тот.

Медсестра недовольно поджала губы.

— Идите, идите, нельзя здесь вам быть, — с этими словами она буквально вытолкала ее обратно за дверь.

Марина сняла плащ, бросив его на диван рядом с пакетами, присела рядом, уронила голову на руки. Стрелки часов ползли к девяти вечера, всего два часа прошло с того момента, как она спокойная и довольная возвращалась домой.

Домой. Знать бы, где это теперь. Квартира Лекса определенно не была ее домом, квартира родителей — это все-таки квартира родителей, со всей определенностью она это поняла, выбирая плитку для ванны — ту, что она бы выбрала для своей собственной квартиры определенно не устроила бы их, она не чувствовала себя в праве навязать им свой выбор. Это их дом, просто она там до сих пор живет. В своей собственной квартире, которую она сдавала она не жила и двух дней, это тоже был не ее дом.

— Ну, что, красавица моя, можешь забирать своего неруся, — провозгласил Серж, сунув ей в руки папку с тремя листами, — номер страховки впиши там, счет в кассу, если не покрывает, и можете валить на все четыре стороны.

Марина протянула ему страховой полис Лекса.

— Этот должен покрыть?

Серж кивнул и присел рядом.

— Этот все покроет, я таких давненько не видел, он у тебя экстримальщик что ли? По-русски совсем не говорит, только материться?

— А что, сильно матерился? — улыбнулась Марина.

— Да он вообще молчит, донт андестенд он меня и все тут, а тебя, я так понимаю, очень даже андестенд. Сейчас Машка закончит с ним. Я ему легкий гипс поставил, снимать нельзя, мыть можно. Там, где швы, часть открыта, ее не мочить.

— А как же мыть, если не мочить? — удивилась Марина.

— А как угодно, — засмеялся Серж, — швы через недельку снимем, потом пусть как угодно моет, а пока швы есть — не мочить. Гипс недели на 3—4.

— Так долго?

— А чего ты хотела, два пальца вывихнуты, я думал, сломаны, но нет, вывихи я вправил, трещина вот тут и две трещины вот тут, — он неопределенно показал на свое запястье, — это с какой, же силой надо бить, чтобы так себе руку уделать, он не убил никого?

— Раковину убил вдребезги, — усмехнулась Марина, отдавая ему копию заполненного договора, — так что бытовая травма и никаких?

— Никаких, — улыбнулся Серж, — а то еще мало ли, международный конфликт…

Марина отдала ему папку, вложив туда пятитысячную банкноту.

— Страховка его покрывает все, счет можешь выкинуть.

— Выкинь сам, — ухмыльнулась Марина, — мало ли, может, еще приедем, а ты уставший.

Серж, так же как Галина Петровна ломаться не стал, аккуратно пристроил купюру в нагрудный карман рубашки под халатом.

— Заходите, если что. Ты что же, теперь с ним?

Из процедурного кабинета вышла медсестра, Марина встала.

— Пока не решила. Рада была тебя увидеть, позвони как-нибудь, поговорим, расскажешь мне о тяготах семейной жизни.

— Хорошее дело браком не назовут, — полушутливо, полусерьезно проговорил он. И стало в миг понятно — семейная жизнь не особо его радует, — Давай, иди, переведи ему, что раковины бить не полезно для здоровья, я печать поставлю и приду.

Когда она вошла, Лекс развлекался тем, что разворачивал окровавленный рукав, пытаясь натянуть его на гипсовую перчатку.

— Снимай, снимай, Галина Петровна привезла все.

Не дожидаясь какой-либо реакции с его стороны, она собственноручно принялась расстегивать на нем рубашку. Он не сопротивлялся и ничего не говорил. Так, молча, она натянула на него хлопчатобумажный тонкий свитер и куртку, правда с курткой домработница не рассчитала, рукав на гипс не натянулся, пришлось просто накинуть ее на плечо. Лекс хлопнул себя по карманам, Марина молча протянула ему его телефон.

— Оставь у себя, вдруг потеряю, — голос у него был жуткий, глухой и хриплый. Он оглянулся по сторонам, будто надеясь найти что-то на полу.

— Пакет пришлось спустить в канализацию, они тут все мнительные жутко, — предупредила Марина.

От неожиданности он на секунду замер, будто получив удар в поддых.

Странный обреченно усталый взгляд, Марина не могла бы точно сказать, какой реакции она ожидала, но определенно какой-то другой. Он не отреагировал, неопределенно дернул плечами и поднялся.

Серж вернулся с подписанным и проштампованным выписным листом, отдал Лексу, тот что-то буркнул по-английски. Марина надела плащ, взяла сумку, и они не торопясь, покинули больницу. Тащить Лекса на себе больше не пришлось, он, несмотря на очевидную слабость, старался держаться отстранено. Всю дорогу домой молчали, он прикидывался, что спит, Марина делала вид, что верит в это.

Войдя в квартиру, он против обыкновения не разулся у порога, а прямиком двинулся в спальню в куртке и уличных ботинках и, не включая свет, грохнулся с размаху на кровать. Марина лишь вздохнула. Правила жанра требовали прояснения ситуации и выяснения отношений. Что-то выяснять или доказывать у нее не было ни сил, ни желания. Она не спеша закрыла дверь, разделась, покормила крутившегося под ногами соскучившегося кота, приняла душ, переоделась, выпила чашечку ароматного чая и только после этого зашла к Лексу в спальню.

У порога в беспорядке валялись ботинки и куртка. Свет включать она не стала, наоборот, выключила в холле и на кухне и в полной темноте на ощупь, добралась до кровати, споткнувшись о скомканный свитер. Лекс свернулся в комок почти на самом краешке, и, казалось, спал. Марина отбросила покрывало с другой стороны кровати, осторожно, стараясь не задевать покалеченную руку, развернула его на спину, в ответ он только шумно вздохнул. Подумав, она все-таки стащила с него брюки и, выдернув из-под него одеяло, накрыла им сверху.

— Ну, вот и отлично, — вздохнула она, устало уронив голову на подушку, почти моментально заснула, уткнувшись лбом в его плечо.

Под утро ее разбудил Богард, скатившийся во сне, с верхнего края подушки ей на голову. Лекс обнимал ее загипсованной рукой, повернуться, не потревожив его, не было ни малейшей возможности. Марина стащила кота с подушки, тот недовольно фыркнул, повернулся к ней спиной и улегся ей под бок.

«Обложили со всех сторон» — усмехнулась она про себя.

В окно медленно вползал мутный рассвет, тихо шуршал дождь, глаза закрывались сами собой.

В следующий раз Марина проснулась от грохота. Она буквально подпрыгнула на кровати. Лекса в комнате не было, зато был кот, очевидно, только что перевернувший тяжелый крутящийся стул у компьютерного стола, и теперь взиравший на него с высокомерием победителя. В дверях показался полураздетый Лекс — мокрые волосы торчали во все стороны, лицо в пене для бритья и почему-то опять в крови. Марина заметила в его левой руке бритвенный станок и внутренне расслабилась.

— Какое нежное пробуждение, — только и сказала она, откидываясь обратно на подушки.

— Напугалась? — Лекс поднял стул и погрозил коту бритвенным станком, тот угрозой не проникся, задрал хвост и удалился прочь.

— Ты порезался, — она потянулась и встала.

Лекс дотронулся до кровоточащей царапины торчащими из гипса кончиками указательного и среднего пальца.

— Надо электробритву найти, левая рука нерабочая.

Она забрала у него станок, одновременно развернув крутящийся стул.

— Падай, — она слегка толкнула его в грудь, заставив сесть, — шрамов на тебе и так много, не вздумай ерепениться, — с этими словами она уперлась коленом в стул, придвинула его к стене, осторожно провела бритвой по его щеке.

— Как бы и не собирался ерепениться, — усмехнулся он, здоровой рукой обнимая ее за талию под своей же майкой, заменявшей ей часто ночную одежду.

— Не отвлекай меня, — с притворной серьезностью отозвалась она, разворачивая его подбородок так, как ей было удобно.

В его глазах заплясали черти, взгляд вновь казался живым.

— Я дам тебе знать, когда ко мне можно будет приставать.

— Хм…

Она вновь бесцеремонно повернула его голову.

— Не хм, а мера предосторожности, это тебе дело привычное, а для меня новый опыт, брить лицо совсем не то, что ноги, — закончив, она поцеловала его в губы.

Он слегка развернулся, и она немедленно оказалась сидящей у него на коленях.

— Можно приставать? — сдвинув брови, поинтересовался он.

Марина только кивнула в ответ.

До обеда они из кровати не вылезали. Как будто прошлого дня не было вовсе, она, наверное, не вспомнила бы о случившимся накануне инциденте, если бы Лекс сам об этом не заговорил.

— Извини за вчерашнее и спасибо, что не доказываешь мне, что я дурак.

— Ты разбил себе руку, тебе месяц ходить в гипсе, я тебя за что должна извинять? — усмехнулась Марина, проводя одним пальцем по повязке, под которой были наложены швы, — Болит?

— Она вся болит изнутри. Пройдет, все проходит и это пройдет. Ты знаешь стоматологов, хирургов, кого еще, так на всякий случай?

— В этом городе я при желании могу найти кого угодно. Это мой город. В любых сферах, в любом районе, здесь как большая деревня, все где-то с кем-то когда-то работали, учились, женились, жили рядом…

— Поэтому ты живешь здесь, а не в Москве?

Марина пожала плечами.

— Наверное, и поэтому тоже. Я никогда не хотела жить в Москве. Я слишком ценю собственный комфорт, чтобы согласиться жить в коммуналке или с кем-то на ограниченном пространстве, а на свою квартиру в Москве мне за всю жизнь не накопить.

— Со мной жить можно?

— С тобой можно, — она развернулась и крепко обняла его, — ты меня не бесишь.

— И вчера?

— И вчера, — подумав, согласилась она, — ты напугал меня, но не взбесил. Кстати, мне нужно поехать забрать путевки на Мальдивы, я вчера была твоим секретарем.

— Сюрприза не получилось, — вздохнул Лекс ей в ухо, — Поедешь со мной? Скажи, «да».

— Только если ты поедешь со мной сегодня к моим предкам. Это глобальный стратегический ход, предъявив тебя вменяемого почти сразу после того, как у некого старого знакомого возникнет желание поделиться твоими вчерашними подвигами с ними, я сразу обеспечу тебе кредит доверия — мол, знакомый ошибся, а ты няшка.

— Еще раз, — помолчав, попросил Лекс, — я ничего не понял.

Марина нехотя рассказала ему о знакомстве Сергея с ее отцом и вероятной перспективе того, что вчерашний инцидент станет известен ее родителям.

— Это издержки жизни в Самаре, на одном конце города пукнешь, на другом тебе предложат таблетки от газов в кишечнике, — заключила она в итоге, — И все вроде бы мелочи и не стоит внимания, а только чтобы обеспечить неприкосновенность собственной частной жизни время от времени нужно уметь не давать расползаться сплетням.

— Сложно все как, — поморщился Лекс, — я вчера сильно невменяемым был?

— Ты не помнишь?

— Помню, но смутно, легче сказать, что не помню.

— Ты ничего такого экстраординарного не говорил и не делал, если не считать разбитой раковины, но по тебе очень заметно было, что ты не в себе. Ну, так как, собираемся?

— Ну… там холодно и сыро…

— На Мальдивах тепло и море…

— Уговорила, — хмыкнул Лекс, — идем.

День ушел на поездки, встречи, дежурные разговоры, решение мелких проблем: забрали путевки, съездили к родителям Марины. Серж даром времени не терял, видимо, прямо из больницы позвонил сказать что «лично сделал все возможное и наилучшим образом». Осталось загадкой, добавил ли он какие-либо дополнительные подробности или тактично промолчал. Во всяком случае, никакого негатива по отношению к Лексу не добавилось. Марина вскользь предупредила, что уедет недельки на две в теплые края. Отец буркнул что-то про то, как ему всегда не давали отпуск в силу ответственной работы, намекая на праздный образ жизни Лекса, мать рассказала пару жутких историй о несчастных случаях в Египте с туристами, на этом вопрос был исчерпан. Лекс был им непонятен, но острой неприязни к нему они не испытывали.

— Как же он так с рукой? — спросила мать Марину на кухне, пока они вдвоем резали овощи для ужина.

— Честно говоря, я не поняла, — пожала плечами Марина, ничуть не слукавив, — раковина вдребезги, упал, наверное, неудачно так.

На кухню пришел сам Лекс, и разговор прекратился сам собой. Отец предложил к ужину по «чуть-чуть». Лекс не любил водку и если пил ее, то только в составе коктейлей, но отказываться не стал. Однако тот факт, что в водке он не разбирается, от отца не укрылся.

— Пиво не пьешь, водку не пьешь, что ты пьешь-то? — усмехнулся он, убирая в шкаф графин, — коньяки и виски?

— В основном вино, но и вермуты и нескольких марок ром и коньяки некоторые, пиво исключительно редко, но тоже бывает…

— Это тебе с мужиками не посидеть, — засмеялся отец, — ну хотя бы не алкоголик закодированный и то ладно. А то все эти, кто «я не пью» — все алкоголики, потому они и «не пью», что нельзя им, от одной рюмки дуреют.

— Я пью, но мне реально нельзя много, — усмехнулся Лекс, — у меня одна почка, второй уже десять лет нет.

Отец опешил.

— Ты извини, тогда я тебе не предлагаю ничего, сказал бы сразу.

— Фигня, все мне можно по чуть-чуть.

Домой вернулись поздно. На автоответчике Марину ждал очередной неприятный сюрприз — сообщение от истерично рыдающей девицы, сообщавшей, что она ждет ребенка от Лекса, не знает, как это могло получиться, но это определенно его ребенок. Это было бы смешно, если б не было так грустно.

— Что, папаня, теперь женись, — вздохнула она, включая телевизор, — это та, с которой ты летом расстался?

— Не, это ее подружка, из-за которой я расстался с ней, мы не были вместе, чтобы расставаться, просто…

Марина вопросительно посмотрела на него.

— Ты ее не предупредил, что ты неудачная кандидатура в папаши по залету?

Лекс упал рядом на диван.

— Я не распространяюсь на эту тему всем подряд, девушек может оскорбить, что, несмотря на эту мою особенность, я хочу обезопасить себя от всяких ЗППП. Тот случай не был исключением, ее беременность не стала бы вероятнее, даже не будь я стерилен, я слежу за здоровьем и предохраняюсь при случайных связях.

— Как ты теперь ей скажешь? — Марина привалилась к его плечу. Успокаивающее родное тепло.

— Так и скажу, наверное, чтобы делала ДНК тест, идиота нашла, блин. Я похож на идиота, на которого вот так можно повесить отцовство?

Марина обернулась к нему, он казался по-детски обиженным.

— Как бы тебе помягче это сказать, ты очень… неместный… — улыбнулась она, — девушка вычитала в каком-нибудь журнале, что иностранные мужчины обычно радуются, узнавая, что они станут родителями, в отличие от россиянских залетных папаш. Вот и пожалуйста. По ее представлениям ты богат и не станешь мелочиться, скрываясь от алиментов или, быть может, ей просто нужны деньги и она хочет, чтобы ты постарался откупиться от проблемы. Это даже более вероятно, она может быть совсем не беременная.

— Тупо все это, — фыркнул Лекс, — противно.

— Я сама ей завтра позвоню, потроллю слегка, ты не против?

Он поцеловал ее в макушку.

— Да по фигу, как хочешь, проще всего сказать ей все как есть, чтобы не питала иллюзий.

— А какая она? — вдруг спросила Марина, — Она тебе хоть немного нравилась?

Лекс какое-то время молчал, прижавшись щекой к ее виску, думая о чем-то своем. Марина не стала бы повторять вопрос, но он все-таки ответил:

— Она да, наверное, нравилась, чисто внешне, мы недолго были знакомы, я к своему стыду не помню, как ее зовут, толи Аля, толи Вика.

— Тогда я вчера с ней уже перемолвилась парой фраз, она тебе звонила, я как прилежный автоответчик предложила оставить сообщение, но она повесила трубку. Какая она внешне?

— Обычная, — усмехнулся Лекс, — волосы длинные рыжие, высокая, бюст такой…

Марина засмеялась.

— Ну, в смысле хороший такой бюст, — и несколько скомкано закончил, — неприятная и некрасивая история, если уж так — клуб, чей-то непонятный день рождения, чиллаут, скандал, потом она ругается с подругой, приезжает ко мне, все дела, мы расстаемся утром, приходит девушка моя — ее же подруга, опять скандал, я не люблю скандалы, пришлось взять тайм-аут, я выставил вон обеих, потом через две недели мы расстались без дальнейших выяснений.

— Романтика, — картинно вздохнула Марина, — а у той, с которой ты расстался, у нее тоже хороший бюст?

— Третий-четвертый, — хохотнул он в ответ, — Я думаю, с ней я был неправ конкретно, она хотела и ждала от меня совсем другого, чем я мог ей предложить. Я должен был заметить это раньше и не тянуть четыре месяца.

— А что я от тебя жду, ты знаешь?

Он вновь замолчал, задумавшись, Марине его ответ был безразличен, она задала этот вопрос себе. Просто вслух. Просто вырвалось. Просто ответа она не знала сама.

— Я не знаю, чего ты ждешь, — эхом ее мыслей отозвался Лекс, — и если честно, я не хочу это знать, не говори.

— Не скажу, — заверила его Марина.

А на утро выпал снег. Белые хлопья за несколько часов укрыли грязь и раздолбанный асфальт, укутали ветви деревьев чудесными кружевами, спрятали всю, торчащую из старых аварийных дворов центральных улиц, неустроенность.

Марина шла от подруги, с которой договорились встретиться больше недели назад, окрыленная. Лекс уехал по делам, перед праздником примирения настроения у трудящихся было нерабочим. Тем более пятница, тем более так красиво стало вокруг. Хотелось думать только о приятном. Однако позвонила Галина Петровна, сообщить, что приходила некая Алина, хотела поговорить с Лексом, просила дать ей возможность подождать его в квартире, но получив отказ, сказала, что намерена ждать его у дома. Марина в это время как раз заходила во двор.

У въезда в подземный гараж стояла высокая рыжеволосая девушка в короткой дубленке и не по погоде короткой юбке.

— Да, спасибо, я скоро приду, — вздохнула Марина, отключая связь.

— Ну и чего ты тут трешься, яичники не болят с чужими мужиками спать? — нарочито громко осведомилась она, не взирая, что рядом проходили незнакомые женщины.

Одна обернулась. Алина тоже обернулась и явно растерялась.

— Это вы мне?

— А кому еще? Кто еще спит с чужими мужчинами, а потом пытается неизвестно где нагулянный приплод пристроить?!

Уже дойдя до арки въезда в гараж, тетки остановились, сделав вид, что что-то ищут в снегу.

— Да как ты разговариваешь? Да кто ты какая вообще, чтобы так со мной разговаривать?! — оправившись от неожиданности Алина, решила пойти в наступление. Однако стало понятно, что прямой базарный стиль общения не ее конек. На щеках заалели алые пятна нервного румянца.

— Кто я такая тебя не касается! А вот кто ты такая, если думаешь, что без генетической экспертизы кто-то поверит в твои сказки?! Самая умная?! — голос Марины резал слух ей самой. Она умела напускать в интонации жесткие ноты, при этом у нее менялось даже дыхание, все повышенные интонации уходили в глубину, голос становился глубже и жестче.

— А будет экспертиза, учти — я прослежу, чтобы ребенка у тебя отобрали, потому что такая потаскуха не может быть хорошей матерью! Ты, небось, и пьешь как последняя алкашка, раз не помнишь, с кем еще трахалась?!

— Да как ты! Да кто ты! Малолетка! — от бешенства и бессилия Алина не могла толком ничего выговорить.

Марина смотрела на нее в упор. Своего взгляда она видеть не могла, но прекрасно представляла, что именно он удерживает Алину от рвущегося наружу желания кинуться на нее с кулаками. Холодный злой немигающий взгляд.

— Пошла вон отсюда. Это не его ребенок и если не хочешь, чтобы я нашла всех твоих половых партнеров и познакомила их друг с другом, а тебя с их женами и подругами, коллегами и просто всеми любопытными — никогда даже не икай в его сторону! Разговор окончен, — Марина резко развернулась и пока Алина не опомнилась, быстро зашагала к подъезду. О спину ей разбился поток бессвязного мата.

Только оказавшись в лифте, Марина перевела дыхание, внутри медленно слабела натянутая до предела пружина. Она прикрыла глаза в надежде избавиться от мелькающих красных мух. Умиротворение и хорошее настроение улетучились. Как жаль. Она не любила такого рода скандалов и всячески старалась обходиться другими средствами, однако в подобной ситуации, скандал ей казался самым быстрым и надежным способом решения проблемы. Алина очевидно молода и полна веры в стандартные житейские алгоритмы поведения. Ей был представлен один из таких.

Весь негатив вылился в публикацию о том, насколько нецелесообразно полагаться на опыт прошлых поколений в выборе модели поведения в отношениях и в собственной семье. Отправив редактору одного из журналов свой очерк, Марина окончательно успокоилась.

Незаметно стемнело, Марина нашла на полке с DVD дисками фильмы о Гарри Потере. Она знала их практически наизусть. Лекс пришел, когда она досматривала второй фильм. Не раздеваясь, он плюхнулся на диван в гостиной, откинулся на спинку.

— Я все сделал, можно уезжать.

Марина приземлилась рядом.

— И когда?

— Когда скажешь, на Мальдивы полетим через Москву, проштампуем тебе визу, там есть формальности — надо фоткаться в посольстве и сканировать пальцы и все в таком духе, а потом…

Марина тяжело вздохнула.

— Ты не передумал?

— Мне трудно здесь, я мечтал уехать последние пятнадцать лет, за исключением тех лет, когда учился в другой стране.

Она могла его понять. Она сама мечтала о том же примерно столько же. А теперь, когда практически иррациональное желание, сокровенное, казавшееся всегда невыполнимым обрело перспективу сбыться, она испугалась. Все так зыбко, так внезапно. Отказаться от такого подарка судьбы она не могла, поверить в лучшее и ринуться в омут с головой тоже.

— Ладно, сделаем визу, мы же вернемся потом сюда после Мальдив?

— Как скажешь, — снова пожал плечами Лекс, — кота я на Мальдивы брать не хотел, побудет тут с Галиной Петровной, потом надо будет еще машину продать, съездить в Лондон, узнать, что с домом, насколько там ремонт, все это мелочи

— Вот и хорошо, будет время привыкнуть к этой мысли, — кивнула Марина, — мне надо привыкнуть.

Она помогла ему снять рукав пальто с загипсованной руки.

— Я сегодня видел Алину, узнал о себе много лестного. Она сказала, что успела пообщаться с тобой, — нести пальто в шкаф было лень, здоровой рукой Лекс забросил его на спинку дивана.

— Все-таки дозвонилась до тебя?

— Она целый день трезвонила, я ей перезвонил в итоге. Вот, полчаса, как с ней все мы выяснили, не ожидал я от нее такого идиотизма.

— Знаешь ли, она не производит впечатление обладательницы ума и сообразительности, — ухмыльнулась Марина, проводя пальцами по его волосам на виске, — рассказал ей свой стратегический секрет?

— Пришлось. Она выскочила из кафешки как ужаленная. Я оказывается подлая скотина, что не сказал ей об этом сразу, заставил, видите ли, унижаться и выглядеть дурой.

— Она даже не усомнилась?

— Нет, я сомневаюсь, что она беременна, вполне возможно, это какой-то хитрый план моей бывшей заставить меня пересмотреть свой образ жизни.

— Почему ты так думаешь? — Марина удобно устроилась у него на коленях, накрыв сверху пледом и себя и его.

— Во-первых, они общаются, я знаю это точно, а во-вторых, она сказала «ты робот с программой на самоуничтожение» — это не ее фраза, я это слышал от Ольги, много раз слышал.

— Ну, все мы… — Марина крепче обняла его, уткнувшись в его плечо, — немножечко лошади. С тобой тепло, значит, ты не робот.

И не хотелось включать свет, не хотелось ни двигаться, ни говорить, тихо бормотал телевизор, за окном густели ранние осенние сумерки, урчал прикорнувший рядом кот — все, так как должно быть — ясно, спокойно и тепло…

Перед поездкой на Мальдивские острова Марина решилась на тяжелый эмоциональный разговор с родителями. Ее отъезд заграницу на полгода, а при удачном стечении обстоятельств и дольше они не могли принять легко и сразу. Ее желание жить в другой стране никогда не находило у них отклика, впервые она заговорила об этом после университета, но тогда это казалось нереальным и большого значения они тому не придали. Они не поняли тогда «почему?». Они не понимали никогда, что ее так не устраивает и почему она не может как все дети их знакомых — найти достойного человека и быть довольной, ведь ни жилищные, ни острые материальные проблемы ей не грозили. Никогда она не пыталась этого объяснить, но она не могла просто взять и уехать внезапно и вдруг. Так что пришлось объяснять, долго и подробно. Утром отец объявил матери, что и он и она немедленно записываются на курсы английского, чтобы могли «ездить туда-сюда», у Марины вырвался невольный вздох облегчения. Если даже они не поняли «почему», они поняли насколько это важно для нее.

Положа руку на сердце — родители были единственными по-настоящему важными людьми в ее жизни. Теперь у нее был еще Лекс, но пока она боялась откровенно и вслух себе в этом признаться.

За пару дней до отъезда Лекс снова скатился в суровую хандру. Марина варила кофе и читала вслух сказки собственного сочинения. Вопреки ожиданиям он слушал с живейшим интересом, эмоциональный ступор отступал, депрессия отползала в темные углы и тихо дожидалась очередной бессонной, беспокойной ночи.

— На самом деле это классно, — признался Лекс, когда Марина перевернула последнюю страницу своего эпохального труда, — я конечно не специалист, но это классно.

Как же все-таки приятно такое слышать. Тщеславие автора замурлыкало и заурчало глубоко внутри. Значит, все не зря, значит кому-то все-таки это нужно, с новой силой вспыхнул давно потухший огонек надежды на лучшее и веры в собственные силы.

В тот вечер Марина вдруг подумала, что неплохо было бы закончить более пяти лет назад начатый роман. Тогда она бросила его писать на середине. Не потому что разочаровалась в сюжете или главной теме, просто пропал смысл, просто вдруг стало сложно писать «в стол» и бороться с ощущением, что на всем белом свете только ей одной нужны ее сказки.

Как и предполагал Лекс, с британской визой не возникло никаких проблем. Полчаса в посольстве и заветный штамп стоит в паспорте. До рейса Москва — Мале оставалось более двенадцати часом. Лекс и Марина решили прогуляться по Москве.

Погода выдалась не прогулочная — пасмурная, хмурая и на удивление холодная. Заледеневший простуженный город искрился миллионами огней. Суета, хмурые лица, аляпистые рекламные растяжки — роскошная витрина бессмысленного стремления за бессмысленными достижениями: работа, успех, статус, символы успеха и статуса — дорогие вещи, правила писанные и неписанные, но всегда надуманные.

— Гулять приятно, но жить я бы тут не смогла, — выдала вдруг Марина, глубже засовывая руки в карманы меховой куртки.

— Я тут жил, — усмехнулся Лекс, — три года, потом родители решили уберечь меня от тлетворного влияния столичных соблазнов и выслали в провинцию. Вон мой дом.

Марина посмотрела в указанном направлении. Красивый дом, самый центр Москвы, престижный район Смоленской набережной. Сложно, наверное, переехать подростку отсюда в скучную и малоблагоустроенную провинцию.

— И как тут жилось?

Лекс пожал плечами.

— Летом, после дня на воздухе, черные сопли, правда, есть плюс — в метро давки довольно редкое явление в этом районе, а так, я жил тут не долго, я плохо помню.

— Черные сопли это фигурально?

— Нет, вполне реально — от пыли. Здесь в воздухе жуткое количество всякой дряни, не самый экологически чистый район.

— Ужас, — фыркнула Марина, взяв его под руку, — расскажи еще что-нибудь. Каким был Лекс в 15—18 лет?

— Жутким стервом.

Ледяной ветер обжигал лицо, пробирал до костей. Холодный город. Москва всегда ей казалась холодной и пустой. Сейчас же символичный опустошающий холод вырвался за пределы представлений в осязаемый реальный мир.

— Подростки все не подарки…

— Не мой случай, — он обнял ее за плечи, она перехватила его за пояс.

— Не хочешь рассказывать?

— Не знаю даже, — вздохнул Лекс, — пойдем, погреемся куда-нибудь.

Марина с радостью согласилась. Их пригрел первый попавшийся бар. Приятная обстановка, скудное меню несоразмерные качеству цены. Москва. Центр. Другого никто не ожидал.

— Пить, есть хочешь? — спросил Лекс

Марина отрицательно покачала головой.

— Чай, если только.

— С шоколадкой, чай нам в чайнике, — бросил он официантке.

Руки медленно согревались, играла тихая музыка, что-то ненавязчивое и неторопливое. За соседним столиком грелись коньяком туристы из Украины, мечтающие перебраться в Москву.

Чай оказался на удивление неплох.

— А почему ты не вернулся в Москву после совершеннолетия? — все-таки спросила Марина.

— Я хотел жить один, тут жили родители, я не хотел, чтобы они считали своим долгом принимать участие в моей жизни.

— Все так запущено?

— Да, — просто ответил он, спрятавшись за чашкой, говорить на эти темы, он, очевидно, не был расположен.

Марина не настаивала, хотя мысли упорно возвращали ее к вопросу, «какого масштаба должен быть конфликт», чтобы добровольно променять возможности столицы на сонную рутину города, в котором его абсолютно ничего не держало, в котором не было родных или друзей, с которыми его бы связывали теплые воспоминания.

Стеклянная дверь мелодично зазвенела, впустив двух тощих девиц в коротких юбках и шубках нараспашку. Марина не удержалась от смешка, заметив, как поежился Лекс при их виде.

— Как только не холодно им, — буркнул он, — красота красотой, но это уже мазохизм.

Марина присмотрелась к девушкам внимательнее — молодые, одна брюнетка, вторая шатенка, обе высокие, выпирающие прелести одежда не только не скрывала, но и всячески подчеркивала

— Какая красивее?

— Одинаковые, — улыбнулся он, — такие — все одинаковые.

— Какие они эти такие?

— Ну… такие… как Алина, только в масштабе Москвы, вечные студентки мутных платных ВУЗов или, как вариант, офисные менеджеры нижнего звена с повышенной оплатой, хотят замуж, но скрывают это, потому что бояться дешево себя продать. В результате выходят за того, кто предложит и мечтают дальше, короче, дамы в вечном активном поиске — того самого одного единственного. Пока ищут, успевают накачивать губы и сиськи, делать детей, несколько раз побывать в замуже, менять тонны шмоток каждый сезон и тд.

— Под твое определение не подходят только ленивые, — засмеялась Марина.

— Ну не у всех же сиськи 3—4 размера и модельные параметры, если конечно они бдят фигуру.

— То есть дело только во внешности?

— Во многом да, — кивнул Лекс, — модно сейчас иметь в доступе подобный женский типаж. У них широкая целевая аудитория, поэтому и есть иллюзия, что лучший мужик у них еще впереди, но нельзя же всем подряд говорить «нет», они живые и житейские потребности требуют удовлетворения.

— Забавная философия.

Марина задумалась. Она не была высокой, ее второй размер груди полностью ее устраивал, она никогда не хотела быть другой.

— Мне сложно представить тебя с этим типом женщин, что-то мешает, какой-то диссонанс возникает моментально.

— Я тоже плохо себе это представляю. Я не их объект для поиска. Иногда они обманываются на мой счет, промахиваются, но, как правило, очень быстро понимают, что промахнулись и исчезают сами. Это удобно.

— Алина не исчезла.

— Она первая, — пожал плечами Лекс, если бы ее не надоумили, она бы не рискнула врать так беззастенчиво.

— Твоя бывшая? — Марина допила свой чай.

— Скорее всего. Бывшая была немножко из другой категории, она была оригинальнее в своих стремлениях. Она считала, что сможет сделать меня «нормальным» и этим осчастливит. А тут случай удобный подвернулся, восстановить отношения с подругой и наказать меня за то, что недооценил ее стараний.

— Отношения с подругой она этим не восстановила, да и наказать липовым отцовством — не прошло бы это. Нет, она хотела подставить эту Алину и она ее подставила.

— Она не настолько хитроумна, — возразил Лекс, также допивая остатки чая, — не стоит усматривать злого умысла там, где все вполне объяснимо глупостью — хорошая поговорка.

Покинув уютный бар, они направились прямиком в аэропорт. На метро. И не потому, что на такси дороже, просто так быстрее и надежнее, без пробок. А еще потому что поездка в переполненном метро была лишь частью московского колорита, а совсем не повседневной обрыдшей необходимостью. Впереди восемь часов перелета, стоило постараться хорошенько устать, чтобы спокойно их проспать. Метро имело много преимуществ.

Перелет Москва — Мале — портал в другое измерение. Из недружелюбного, закованного в лед и холод царства в теплые, благоухающие незнакомыми ароматами, поражающие яркостью красок джунгли посреди лазурного бескрайнего океана.

Легкий бриз дыхнул в лицо терпкой соленой свежестью, от непривычно ярких красок и запахов закружилась голова, чтобы не упасть, спускаясь с трапа, Марина буквально повисла на своем спутнике, двумя руками обхватив его за пояс.

В аэропорту их встретил служащий отеля, в котором у них был забронирован номер. Он проводил их к легкому гидросамолету, призванному доставить их непосредственно к нужному острову — отелю. Он же взял на себя все заботы, связанные с багажом.

— У нас вам понравится, — заверил он молодых людей, прыгнув за штурвал пилота, — у нас лучшие отзывы от постояльцев за этот год.

— Очень на это рассчитываем, — буркнул Лекс, заворачивая рукав свитера на загипсованной руке.

Швы с раны сняли, но гипс ему предстояло носить еще пару недель. Марина устроила в ногах громоздкий пакет с верхней одеждой, отчаянно пожалев, что вместе с меховой курткой не сняла еще и шерстяную водолазку.

— Жарко тут у вас.

— Это еще не жарко, только семь утра, днем будет жарче, — заверил ее довольный пилот.

Легкий самолет белой птицей взмыл в сверкающие прозрачной чистотой небеса. Врывающийся в приоткрытое боковое окно ветерок играл с волосами, медленно, но верно выдувая из головы все тягостные мысли, опасения и тревоги. Настоящее было безоблачным и прекрасным, все остальное пыль и дым.

На Мальдивах понятия «отель» и «остров» зачастую являются синонимами. До выбранного Лексом острова пришлось лететь около сорока минут. Впрочем, полет оказался не утомительным и приятным — просто экскурсия, возможность посмотреть на другие отели с высоты птичьего полета. Некоторые острова казались насыпными, другие выглядели совершенно естественными. Остров их отеля представлял собой нечто среднее — с одной стороны расположились ряды домиков на врытых в океанское дно сваях, соединенных с островом деревянными мостками, с другой полоска естественного пляжа и хитро спрятанные среди деревьев и цветов аккуратные домики, поблескивающие миниатюрными бассейнами на широких террасах. Один из таких домиков предназначался Марине и Лексу.

Несмотря на заряд бодрости, позитива и жгучее желание немедленно изучить новые владения, разница часовых поясов, резкая смена климата и долгий перелет сделали свое подлое дело. Едва молодые люди оказались у себя в номере, точнее в доме, были розданы чаевые носильщику и служащему, показавшему им, где найти туалет, а где душ, они закрыли дверь, стянули несоответствующую климату одежду и без долгих раздумий, не сговариваясь, нырнули в нежный плен шелковых простыней, мгновенно провалившись в сон.

Шелестел прибой, жаркие косые лучи набиравшего силу дня постепенно затопили всю спальню, беззастенчиво заглядывая в лица спящих людей. В итоге Марина проснулась, от того, что в комнате стало слишком жарко. Лекса, однако, это нисколько не беспокоило. Стрелки его переведенных на местное время часов подползали к трем пополудни. Сладко потянувшись, Марина нехотя выбралась из постели.

В номере обнаружился кондиционер, чем она немедленно воспользовалась, предварительно закрыв окна и задернув шторы.

Стараясь не шуметь, она достала из чемодана косметичку с шампунем и прочими косметическими средствами и отправилась изучать достоинства здешней сантехники. В домике была только одна просторная комната, стеклянная дверь выходила на широкую террасу, с небольшим бассейном и плетеным столом, окруженным четырьмя удобными плетеными креслами. Половину ванной комнаты занимала огромная ванна джакузи, здесь же была душевая.

Никогда прежде Марине не доводилось иметь дело с джакузи. Полузабытое чувство новизны и первооткрывательства. Она даже улыбнулась, представив, насколько глупо это бы прозвучало, скажи она об этом вслух. Последний раз нечто подобное она ощутила, когда впервые села за руль. От приятных размышлений о превратностях судьбы, позволившей ей заглянуть в мир непривычных вещей и явлений, ее оторвали мысли куда более приземленные, а именно — где и что можно поесть, ланч они пропустили, а до ужина оставалось много времени. Бурлящие пузырьки живо стали ассоциироваться с бурлением в желудке.

Лекс спал. Марина успела принять ванну, разобрать вещи, которых к слову, они взяли очень немного, привести себя в порядок, осмотреть веранду, изучить содержимое минибара, отослать по интернету сообщение, что они благополучно долетели и все в порядке, а Лекс все еще спал. Будить его не поднималась рука — так глубоко и спокойно, он не спал последние пару — тройку недель, а может и больше.

В конце концов, она решила отправиться на разведку самостоятельно — выключила кондиционер, чтобы он не замерз и, нацарапав и прилепив к зеркалу записку, вышла в полукруглый дворик — сад, окруженный с трех сторон такими же домиками — номерами.

У дорожки, ведущей к основным зданиям отеля, росли классические рекламные пальмы, между которыми кто-то натянул пестрый плетеный гамак. Звуки, запахи, цвета — все казалось нереальным. Казалось, стоит закрыть глаза и пальмы превратятся в голые заснеженные деревья и вокруг снова будет зима.

Из соседнего домика вышли парень с девушкой. Она пухлая миловидная кокетка, он высокий нескладный и худой. Поздоровались с Мариной на английском, но дальше между собой они заговорили на французском. Неожиданно девушка спросила, говорит ли Марина на французском языке.

— Только английский, — улыбнулась та в ответ, — да и то не очень, — добавила уже про себя.

— Жером, — представился молодой человек, снова перейдя на английский, он театрально приподнял смешную дамскую шляпу от солнца, надвинутую на лоб. — Это Клер, я так понимаю, мы теперь соседи. Вы приехали утром?

— Да, но нас разморило от тепла, мы пропустили ланч. Я — Марина, очень приятно познакомиться.

Клер вызвалась показать, где бар — ресторан.

— Тут несколько скучно, мы тут неделю и если бы не Пауль со Стивом, мы бы только и делали, что валялись на пляже и ели.

— Да, эти двое нас таскают на разные экскурсии, заставляют заниматься дайвингом, мотивируют вести здоровый образ жизни, — поддержал ее Жером.

— Это наши соседи, они классные, немного геи, но чудные ребята.

Марина улыбнулась, заметив быстрый взгляд Жерома в свою сторону.

— А вы откуда приехали? — вдруг спросил он, — Мы сами французы, но много лет живем в Бельгии.

— Мой спутник англичанин, я из России.

— Из России? — удивилась Клер, — в этом отеле редко отдыхают русские, мы не встречали пока, и три года назад мы тут были — не видели тут русских.

Марина нисколько не удивилась. Наверняка Лекс именно с таким расчетом и выбирал отель. Вспомнив свою поездку в Турцию несколько лет назад, она не пожелала размышлять на тему предрассудков. Люди имеют право отдыхать в той компании, которая им больше нравится. Ее саму все устраивало.

— Я впервые на Мальдивах, тут для меня все удивительно и ново, — почувствовав, что пауза затянулась, проговорила она.

— Мы приезжали на медовый месяц, вот теперь решили освежить воспоминания, — засмеялась Клер, показав в сторону покачивающейся на воде у берега деревянной платформы, — Вот тут проводили нашу свадебную церемонию. Она, конечно, была символична, мы уже были женаты на тот момент, это было что-то вроде костюмированного представления и одновременно знакомство с местными традициями.

— Ночь хны была?

— Что такое ночь хны? — удивилась Клер.

Жером затараторил на французском языке, видимо, стараясь немедленно восполнить пробел в знаниях супруги.

— Наверно, ночь хны тут не проводят, — отмахнувшись от него, ответила Клер.

— Берегут часть своих традиций, — вставил Жером.

— Может, они не знают тут об этом, — улыбнулась Марина, — возможно, это популярно в Марокко и Индии, но не тут.

За разговорами они не заметили, как подошли к зданию ресторана. На веранде пили коктейли две женщины, увлеченно что-то обсуждая. Марина попрощалась со своими спутниками, торопившимися на пляж, пообещав непременно вечером встретиться и поболтать.

Расправившись с парой миниатюрных шашлычков из морепродуктов и жареных фруктов, она почувствовала, что наелась, заказав то же самое плюс пару коктейлей в номер. Официант обещал доставить заказ не позже чем через десять минут.

Лекса пришлось разбудить. Запах еды и свежевыжатого сока быстро выманили его из постели. Что-то неуловимо изменилось — исчез, будто не было, внутренний надлом, из глаз ушла тоска. Он казался бодрым, полным сил и здоровья, как будто не несколько часов спал, а несколько дней только и занимался оздоровительными процедурами.

— Как тебе здесь? — на всякий случай спросил он, мечтательно развалившуюся в плетеном кресле Марину, хотя прекрасно видел ее довольно — блаженное настроение, — Пойдет?

— Отлично, — размашисто кивнула она, — купаться пойдем?

— А то, — усмехнулся Лекс, — изучим все пляжи, заодно спросим, где тут скатов кормят.

— Скатов?

— Каждый вечер местное шоу — к берегу приплывают скаты, а люди их кормят, — засмеялся Лекс, — кто рыбой кормит, кто собой.

Марина читала о подобных забавах. Скаты были безопасны и сыты, их приманивали к берегу ярким светом и обилием пищи. Туристы не представляли для них гастрономического интереса.

— Нас соседи пригласили на вечерние посиделки в местный кабак, пойдем или решим пренебречь? — усмехнулась Марина, помешивая сладко-терпкий коктейль, — вкусно кстати, — кивнула она на бокал.

— Что за соседи у нас?

— Пара парней и парень с девушкой, парня с девушкой видела, парней нет.

— И как они? Стоят того, чтобы с ними пить?

Марина пожала плечами.

— Не знаю, на них не написано, чего они стоят, молодые лет по 25—30, обычные, французы. Я всегда держу дистанцию, выпить вместе — не значит подружиться.

Лекс удобнее развалился в кресле, вытянув ноги.

— Если хочешь, пойдем, не хочешь, не пойдем.

— А ты сам чего хочешь?

Он отхлебнул из своего бокала и, откинувшись на спинку, полуобернулся к ней.

— Ничего не хочу, совсем и вообще. Здесь со мной всегда так. В прошлом году я все две недели продрых на подобной веранде, три раза в день ползал поесть и два раза искупаться, если не считать трех последних дней, — вдруг вспомнил он, — да, не две недели, десять дней.

— Ты же понимаешь, что я спрошу про те, три дня, — улыбнулась Марина.

— Три последних дня… я учился виндсерфингу, так и не научился, но пока старался, овощем себя не чувствовал, — хохотнул Лекс, — надо здесь попробовать найти виндсерф, может теперь получится…

Разговор перешел на обсуждение водных видов спорта. Оказалось, Лекс учился когда-то не только виндсерфингу, но и дайвингу и сноркингу, причем ради дайвинга когда-то ездил в Египет, турецкие Алачати, Карибские острова и на Бали, а ради серфинга в Марокко.

Марина дальше Турции и стран ближнего зарубежья не уезжала, потому слушала с живейшим интересом, от души и по-доброму завидуя.

— И ты один ездишь? Не с тусовкой, не с девушками? — удивилась Марина.

— С девушкой первый раз, — кивнул Лекс, — с тусовкой лет пять назад съездил на Ибицу, с тех пор нет, увольте. Меня раздражает привязка к некому кругу общения. И потом я часто совмещал поездки по работе и отдых. Мой бизнес как раз и заключается в том, чтобы создавать концепции новых отелей и вводить их в нужный сегмент туристического рынка. Конечно, я не часто лично занимаюсь делами, но иногда это бывает необходимо.

— А кто занимается? Ты их как-то контролируешь?

Лекс поморщился, словно от попавшей на язык кислоты.

— Контролирую только в общем и целом и не их, а общее состояние дел. Занимаются всем профессионалы, но по совместительству мои родители.

Этого Марина не ожидала, удивления скрыть не удалось.

— Да, да, предки мои, а я как бы владелец, — грустно усмехнулся Лекс, — дед постарался, завещал мне весь этот геморрой, точнее самую большую часть бизнеса, ай, ладно, давай, не будем об этом, — он сделал большой глоток и отставил стакан, очевидно жалея, что тема о путешествиях трансформировалась в обсуждение неприятных ему подробностей семейных дел.

Марина слегка пододвинула свое кресло и перекинула свои ноги через его.

— У тебя загар не слез, — кивнула она, намекая на разницу цвета кожи своей и его, — где загорал в последний раз?

— В Израиле на мертвом море, — улыбнулся он, — еще в апреле, но, наверное, это волжский загар сверху прибавился. Хоть и крайне редко, но прошлым летом я жарился на городском пляже в Самаре.

— Так и я тоже. Ну как, идем гулять?

Лекс потер небритую щеку здоровой рукой.

— Идем, только я в человеческий облик себя верну сперва.

— Если надо помочь, ты говори, — засмеялась Марина

Он лукаво улыбнулся

— Сдается мне, тогда прогулка точно отложится.

Марина убрала свои ноги с его колен и встала.

— Ну, собственно попозже пойдем, — легко пробежав пальцами по его волосам, она взяла его за здоровую руку и увлекла за собой в дом.

Конечно, со сломанной рукой ни о каких активных видах спорта не могло идти речи. Лекс это понимал лучше всех. Рука болела даже от самых незначительных нагрузок, будь то плавание на короткие дистанции или встряхивания от песка мокрого полотенца.

Первые несколько дней ушли на изучение спектра развлечений отеля — бар, вечеринки на пляже, бильярд и настольный теннис, где Лекс был только зрителем, Марина же частенько составляла компанию соседям, с которыми они быстро нашли общий язык. Нельзя было назвать это общение дружеским, но оно определенно могло считаться приятельски — партнерским. Дистанция чувствовалась и поддерживалась в равной степени всеми, глобальных непримиримых противоречий не существовало, однако все были слишком разные. Два гея канадца предпочитали активный отдых, спортивные развлечения, целыми днями пропадали на дайверских экскурсиях, говорили в основном на такие же темы — дайвинг, снаряжение, рифы, спорт. Французы спасали собственный брак, пытаясь вернуть угасшие чувства друг к другу и вмешиваться в их отношения совершено не хотелось. Марина и Лекс же просто отдыхали, от зимы и депрессии, от опасений, страхов, горестных размышлений и самое главное от людей. Им было хорошо вдвоем. Перекинуться парой фраз с кем-то за завтраком, поиграть в бильярд или теннис, послушать о важности дайверских исследований — это одно, это всего час — полтора в день, остальное время могло принадлежать только им двоим.

Пестрые краски, неправдоподобно яркие восходы и закаты, теплый ласковый бриз, разбавляющий полуденный зной, белый, удивительно мягкий песок, растворенные в воздухе блаженство и нега — земное олицетворение рая.

Марина чувствовала, как внутри будто что-то развернулось, здесь так легко, так просто было верить в хорошее и в то, что невидимая, но прочная нить судьбы, возможно навсегда, связала ее с Лексом. Он стал родным и близким за очень короткий промежуток времени. Это было странно и очень-очень ценно.

Перед тем как уехать, французы устроили вечеринку в пляжном баре. Их второй медовый месяц подошел к концу. Отпуск канадцев должен был завершиться двумя днями позже. Получилось нечто вроде вечера прощаний. Все были немножко откровеннее и прямолинейнее, чем обычно. Жером, всегда пенявший Лексу, что тот «раб пагубного пристрастия» вдруг попросил у него закурить и, не взирая, на взгляды — молнии, которыми одаривала его жена, рассказал, что их брак трещит по швам.

— Я надеялся, что все можно исправить, но, видимо, нет.

— Ты ничего не делал для этого, — фыркнула Клер, собираясь уйти, — ты пьян, так что следи за своим языком, — она нарочно говорила на английском, видимо не считая эту тему достойной особой приватности.

Играла тихая музыка, на открытой веранде зажгли светильники, напоминающие традиционные китайские фонарики, слышался смех и тихие голоса.

— Чтобы я не делал, тебе не угодить, — бросил Жером, — ты бежишь, и мне не хочется тебя догонять.

Пауль примирительно положил ему руку на плечо.

— Ну, расскажи тогда, почему все так, не стесняйся, — взвилась Клер, сев обратно на стул, — ты изменил мне с моей подругой, пока я мечтала о ребенке, ты… — ее голос сорвался.

Воцарилось неловкое гнетущее молчание.

— Мне кажется, вам лучше обсудить это наедине, — наконец решился высказаться Стив, — хотя, мне кажется, все имеют право на ошибку. Если бы он не хотел ее исправить, его бы здесь не было. Это только мое мнение.

— Ты прав, конечно, — вздохнула Клер, — извините нас. Любовь живет три года, — усмехнулась она, — три года прошли, все логично. Мы расстаемся.

Компания расположилась за столиком в полутемном углу веранды. Лекс и Жером сидели на перилах, чтобы табачный дым уносило посвежевшим к вечеру ветром.

— А вы давно вместе? — вдруг спросил Пауль Марину, стараясь увести разговор со скользкой темы.

— Полтора месяца? Или два уже? — кивнула она Лексу.

Тот засмеялся.

— Скоро два месяца, да.

Канадцы удивленно переглянулись.

— Мы думали дольше, — признался Стив, — вы так свободно и тепло общаетесь.

— Согласен, — кивнул Жером, — очень свободно для тех, кто в самом начале отношений. Как будто вы не пытаетесь уже выглядеть лучше, чем вы есть друг для друга.

— Мы, наверное, не слишком эмоциональны, — улыбнулась Марина.

— Дело не в эмоциях, — возразил Пауль, — вы как будто очень хорошо друг друга знаете. Сложно так узнать друг друга за два месяца.

— Вы чем-то похожи, — заметила Клер, — что-то в вас в обоих есть такого, что я не понимаю.

— Емкое объяснение, — буркнул Жером.

— Вы больше похожи на старых друзей, чем на пару, — опередив приготовившуюся отпарировать мужу Клер, сказал Стивен.

Лекс спрыгнул с перил веранды, потянулся за пепельницей.

— Похожи, это есть. И я этому очень рад.

Марина бесцеремонно залезла в карман его холщовых брюк и вытащила оттуда свою заколку, убрала в нее растрепанные ветром волосы, машинально подставив свою руку между столешницей и загипсованной рукой Лекса, оградив ее от столкновения с твердой поверхностью. Лекс не обратил внимания, заметил Жером.

— Я всегда считал, что это долг мужчины оберегать свою женщину, а у вас ты оберегаешь его…

— Считал-то, считал, но не делал этого, — съязвила Клер.

Лекс непонимающе обернулся к ним, но не успел ничего спросить, Пауль и Стив шумно встали и предложили пойти потанцевать.

В шумной толпе веселящихся туристов выяснять отношения было трудно. Клер и Жером ненадолго забыли о своих разногласиях.

Лекс умел отлично танцевать, рука здесь ему нисколько не мешала. Канадцы, видимо, устав от разборок, воспользовались суетой и громкой музыкой и затерялись в толпе танцующих людей. Вскоре Марина позабыла обо всех соседях, настроение зашкалило у отметки «эйфория». После заказанной кем-то медленной композиции они решили передохнуть, пройтись вдоль пляжа.

Ласковые волны льнули к ногам, яркие южные звезды, рассыпанные по черному бархату неба, отражались в воде. Запах свежести, соли, цветов — ночь была потрясающе, сказочно хороша. Не хотелось даже допустить мысль о чем-то неприятном.

Неожиданно из-под ног метнулась какая-то живность, то ли краб, то ли ящерица. Марина оступилась и, вскрикнув, упала, подвернув ногу. Лекс присел рядом на колени.

— Встанешь?

— Не знаю, — оторопело пробормотала Марина, ощупывая лодыжку, ногу терзала дергающая боль.

— Здесь темно, ничего не разглядишь, идем до домика, — он придвинулся ближе, — я не смогу красиво взять тебя на руки, так что, давай, цепляйся сама и держись крепче, — он заставил ее обхватить себя за шею руками и ногами за пояс и легко, словно ребенка поднял, поддерживая за спину одной рукой.

— Мы так далеко не уйдем, — Марина крепче обняла его.

— Не каркай, — хохотнул Лекс, — надо же так не верить в меня.

— Я верю, — усмехнулась Марина, уткнувшись лицом в его шею, — мне даже нравится такой способ доставки меня домой, но…

— Никаких но, только вперед, — крякнул Лекс, сворачивая к тропинкам, ведущим к гостиничным номерам.

Нога давно перестала ныть, но признаться в том ей не хотелось, тем более Лекс, по-видимому, прекрасно это понимал, так как пошел не самой близкой дорогой и на вопрос, не тяжело ли ему, только отмахнулся:

— Твой бараний вес, не такая уж тяжесть.

В гамаке у дома лежал Жером, явно ожидая не их. От вопросов уйти не удалось.

При свете, спрятанного в кустах фонаря, Марина разглядела на ноге только неглубокую царапину и небольшой синяк от подвернувшегося ей во время падения камешка.

— Я выживу, — резюмировала она.

Лекс присел на крыльцо и закурил, Марина привалилась к его плечу.

— Ты много куришь, — заметил Жером.

— Не всегда, — пожал плечами Лекс, — в основном вечером и ночью и не каждый день.

— А ты не хотел бы бросить?

— Нет, оно мне не мешает, я не понимаю этих сверхценных идей о том, что все обязаны хотеть бросить курить.

— Может, ты другим мешаешь этим?

— Каким образом? — усмехнулся Лекс, — Ты далеко, не ври, ветер в другую сторону, до тебя не долетает. Завидуй молча.

— С тобой рядом девушка сидит, — буркнул Жером, — я бросил, когда это стало проблемой для Клер.

— Для меня это не проблема, — отозвалась Марина, — я сама курю, редко, но курю.

— Как можно редко курить, я не понимаю, — Жером даже привстал для убедительности выказываемого сомнения, — сначала редко, потом часто.

— Ерунда, — твердо возразила Марина, — я курю больше десяти лет, редко, пачки мне хватает от четырех недель до четырех месяцев, всегда так было, за десять лет я не стала курить чаще.

— Значит, у тебя нет зависимости, редко так бывает, — вздохнул Жером, — тогда зачем вообще курить?

— Мне нравится и все. Зачем есть трюфели, шоколад, имбирь? Нравится — этого вполне достаточно.

— Странные вы, — Жером улегся обратно в гамак, — хотел бы я проще смотреть на некоторые вещи, но не могу.

— Каждому свое, — выдал на латыни Лекс.

— Иногда думаешь, нашел свое, а оказывается все не так.

— Грустно, — вздохнула Марина, — Где Клер, кстати?

— Не знаю, она не очень-то хочет меня видеть.

— Хочешь дурацкий совет от странного человека? — криво усмехнулся Лекс, затушив сигарету в карманной пепельнице.

— Давай.

— Если она тебе нужна, иди, найди ее, скажи ей об этом и если она не пошлет тебя немедленно, тащи домой и трахни так, как если бы это был твой последний секс в этой жизни. Увидишь, все рассосется само собой.

Жером резко встал.

— А знаешь, я тебя послушаю, терять мне уже нечего.

— Если забрезжит луч надежды с тебя бутылка виски, — хохотнул Лекс, подавая руку Марине.

— Ок, — Жерома как ветром сдуло.

— Интересный у тебя способ решать проблемы, — заметила Марина, когда они вдвоем зашли в домик.

В полутьме из зеркала у входа на нее смотрело белое привидение — белые короткие брюки, белый топ — это первое что бросалось в глаза. Рядом появились белые мужские брюки. Щелкнул дверной замок.

— Клер не самая сложная натура, так что решение стандартное, она могла бы казаться милой, если бы не была такой занудой.

— На тебя не угодить, — она поймала его руку, положила ее себе на талию, — стандартные решения могут быть самыми лучшими.

Он привлек ее к себе, нежно и одновременно властно, в зеркале два нечетких белых силуэта слились в один, а после этот один исчез в направлении кровати.

На следующий день под дверью Лекс нашел бутылку «Джек Даниэлс». Совет, очевидно, пошел впрок.

Дни утекали словно вода сквозь пальцы — беззаботное, солнечное, полное нежности и тепла короткое лето посредине зимы.

К концу второй недели отдыха в сердце стала закрадываться тоска, хотелось максимально растянуть оставшиеся дни, воспользоваться и ощутить каждую их драгоценную минуту. Марина и Лекс много гуляли, ездили на экскурсии на необитаемые острова, загорали и плавали в теплой, словно парное молоко воде прозрачных бирюзовых лагун и говорили. Обо всем и сразу. За пару последних дней Лекс рассказал о себе больше, чем до этого за два месяца.

Его вырастил дед, родители, видимо, были слишком заняты и не слишком заинтересованы в ребенке. Дед же был самой значимой фигурой в его жизни. У Марины создалось впечатление, что дед Лекса считал его не внуком, а сыном, посвящал ему все свое внимание и силы. После его смерти Лекс в буквальном смысле остался один, формально, конечно, у него была семья, но стать полноценными родителями пятнадцатилетнему подростку не такая уж легкая задача, особенно учитывая обоюдное нежелание сторон прилагать к этому какие-либо усилия. Лексу уже не нужны были родители, а родителям не нужен был лишний геморрой в виде колючего подростка. Отношения не сложились. После совершеннолетия Лекс получил право распоряжаться наследством и семейным бизнесом. Все отношения с родителями свелись к деловым и формальным, родители стали бизнес партнерами и это устраивало и их самих и Лекса.

Рассказал Лекс и об автокатастрофе, оставившей на нем кучу шрамов и лишившей его почки. Главным ее виновником был кокаин, впрочем, кроме себя Лекс никого не винил. По окончании длительного и тяжелого периода реабилитации и восстановления он на пять лет уехал в Канаду учиться. После кризиса 2008 года российский филиал семейного бизнеса решено было закрыть, не в последнюю очередь сыграло роль желание Лекса, который хоть и утверждал, что старается не вмешиваться в текущие дела, но, судя по тому как он говорил об этих делах, имел весьма широкие властные полномочия и периодически ими пользовался с жесткостью абсолютно авторитарного управленца.

В бытовой жизни Лекс казался плюшевым, по крайней мере, с точки зрения Марины, с ним ей было легко сосуществовать на одной территории. Он не имел сколько-нибудь отвратительных ей привычек и никаких претензий не предъявлял. Однако назвать его снисходительным к чужим недостаткам не повернулся бы язык. В этом они с Мариной были похожи — оба прекрасно осознавали, что они хотят видеть и с чем иметь дело, а от чего так или иначе постараются избавиться или максимально отдалить от себя. Просто так совпало, что глобальных расхождений по ключевым пунктам у них не было.

В домик французов заехали немцы, а в домик вскоре отбывших канадцев — швейцарцы. И те и другие приехали в свадебные путешествия, говорили по-английски намного хуже, чем прежние соседи, поэтому все общение с ними ограничивалось дежурными приветствиями и прощаниями.

Частенько сидя у себя на веранде, Марина и Лекс слышали, как немецкие молодожены выясняют отношения, правда, понять разговаривают ли они на повышенных тонах в силу привычки или ссорятся, мешал языковой барьер.

— Мы с тобой ругались, нет? — в один такой момент поинтересовался Лекс, задумчиво глядя перед собой.

— Я не помню такого, — Марина тоже задумалась, но в памяти не всплыло ничего хотя бы отдаленно напоминавшее ссору, — А тебе хочется поругаться?

Лекс засмеялся.

Солнце тонуло в бирюзовых волнах, расчерчивая небо и воду золотыми и розово-фиолетовыми полосами. Облака белыми кружевами, словно рамкой оплетали буйство закатных красок. Марина каждый день пыталась сфотографировать все это великолепие и каждый день убеждалась, что невозможно в полной мере передать фотографией настроение и атмосферу.

— А из-за чего мы с тобой могли бы ругаться? — спросила она.

— Обычно мне не сложно найти повод, — усмехнулся Лекс, — поэтому и странно мне, что он до сих пор не нашелся. Я этому рад, но это странно.

— Ты в обед съел мой салат, давай из-за этого поругаемся, — пожала плечами Марина, — хотя нет, не подойдет повод, я сама тебе его отдала.

— А ты выпила мой латте и съела мое мороженное, — обижено отозвался Лекс, — а еще позавчера мой коктейль выкушала.

— Какая я подлая…

— Так не интересно ругаться, — перебил ее Лекс, — ты должна сначала отпираться, потом оправдываться, потом нападать, а ты сразу сливаешься с темы.

— Мне лень, ну его, потом отопрусь, оправдаюсь и нападу, ладно? — Марина пересела к нему на колени, уткнулась носом в его волосы на виске.

— Можно я спрошу? — мурлыкнул Лекс, целуя ее плечо.

От его волос пахло табачным дымом и ее собственным шампунем, которым он якобы не пользовался. Шампунь кончался в два раза быстрее сам собой.

— Ну, спроси.

Вместо вопроса последовал поцелуй. Только спустя несколько минут он вспомнил, о чем хотел спросить:

— Чтобы тебя заставило поругаться со мной? На что бы ты могла обидеться? Чтобы я знал, чего избегать.

— Я не смогу тебе ответить, — улыбнулась Марина, — я не знаю. Я не умею обижаться, я разочаровываюсь, — и, заметив его непонимающий взгляд, решила пояснить, — люди, которые мне безразличны, могут меня легко разозлить или заставить ненавидеть, но как только они пропадают из моей жизни, я забываю, что они есть на свете. С теми, кто близок, все сложнее. Если человек близок, я воспринимаю его целиком и мне уже безразличны отдельные вещи, которые я бы не простила тому, на кого мне наплевать. Фишка в том, что близким человек становится только, когда в нем нет ничего, что я не могу принять. А вот если я вдруг понимаю, что это что-то имеет место быть, то человек будто бы меня обманул, втерся в доверие и мой ближний круг, не соответствуя. Наверное, звучит, как бред?

— Как раз все понятно, — усмехнулся Лекс, — Я сам такой, правда, я всегда считал эту свою особенность чем-то невротическим, пытался с этим бороться, а ты вот — осознаешь и считаешь нормой. Даже завидно.

— Может и невротическое это нечто, мне все равно, — она обняла его покрепче, — все так, как есть.

Из соседнего домика долетели раскаты хохота.

— Они уже не ругаются, — вздохнув, резюмировала Марина, положив голову ему на плечо.

— Может они просто помирились уже.

— Я тебе должен сказать спасибо, — спустя какое-то время проговорил Лекс.

Солнце окончательно завалилось за горизонт, с моря повеяло вечерней прохладой, вечер накрыл мир легкой туманной дымкой сиреневых сумерек. В небе зажигались первые звезды. Марине не хотелось, не только шевелиться, но даже ворочать языком.

— В таких местах как это, когда все вот так вот мирно и хорошо, мне всегда сложно думать об отъезде, всегда возникают всякие темные мысли, а с тобой этого нет.

— Я рада, — мурлыкнула она, — но тогда тебе тоже спасибо, что ты есть. От одной мысли, что скоро опять в холода и безнадегу хочется заплыть подальше и не всплывать никогда. А ты теплый, с тобой вся эта дурь не имеет значения.

— Я примерно тоже имел в виду, — кивнул Лекс, крепче прижимая ее к себе, — мы ведь приедем с тобой сюда?

— Обязательно, — уверенно заключила Марина, в тот момент нисколько в этом не сомневаясь.

С неба ей подмигнула звезда — яркая прощальная вспышка перед падением. Марина впервые в жизни успела загадать желание, возможно, только потому, что впервые в жизни так четко понимала, чего хочет больше всего на свете.

За несколько часов до отъезда проблемы большого мира напомнили о себе по полной программе — сообщениями на электронную почту, мелкими сложностями с трансфером, задержкой рейса на Москву и даже звонком на мобильник Лекса, которому тот не обрадовался более всего.

Через три дня меня ждут в Лондоне, — буркнул он в ответ немому вопросу в обеспокоенном взгляде Марины, — будет официальная презентация четырех новых проектов, я им нужен как официальное лицо.

— Ты хочешь уехать уже через три дня? Я думала, времени будет чуть больше…

— Дня на два, потом в рождественский коматоз ехать туда смысла нет, и ремонт дома еще не закончен, это мягко говоря, — вслух размышлял Лекс, пристально изучая содержимое полусобранной сумки, — не помнишь, куда я зеленый пакет с зарядником дел?

— Рождественский коматоз меня не слишком пугает, — она достала из-под кровати зеленый пакет и бросила ему в руки.

— Там холод, дожди и нет солнца, — проворчал Лекс и, сунув последнюю майку в сумку, ушел курить на веранду. Однако не прошло и двух минут, как он вернулся в комнату, — Ты ведь поедешь со мной?

— На два дня? — удивилась Марина, — Погоди, я успею тебе надоесть, будет время.

— А если я очень попрошу? — хитро ухмыльнулся он, глядя на ее отражение в зеркале, — Сходим на этот дурацкий раут и свалим зимовать в Самару.

— Ну, — Марине не нравилась мысль, что придется идти на некое официальное мероприятие, где будут родители — компаньоны, — слона в посудную лавку приглашают либо тот, кто не дорожит этой лавкой, либо тот, кто не понимает, что слон не слишком осторожное животное, — поморщилась она.

— Ты не слон, ты хорек — юркий, кусачий и да, не слишком осторожный зверек.

— Надо же какое лестное у тебя обо мне мнение, — засмеялась она.

— Я просто пытаюсь тебе сказать, что я прекрасно представляю твою реакцию на возможные выпады моих компаньонов, не заморачивайся, просто поехали со мной, — последние пару слов он прошептал ей на ухо.

— Тогда есть ли смысл лететь в Москву, потом в Самару, чтобы через три дня опять лететь в Москву и Лондон? Может, на три дня продлим отдых тут?

Лекса уговаривать было не нужно. Не прошло и пятнадцати минут, как все формальности были улажены, билеты в Москву сданы, куплены билеты в Лондон, написаны все нужные сообщения, разложены на свои места вещи.

Однако беззаботности и ленивой неги больше не чувствовалось, мысли о предстоящем мероприятии неотступно преследовали Марину. Встречаться лицом к лицу с близким окружением Лекса она совсем не стремилась и в тоже время искать предлог отказаться тоже не видела смысла. Было любопытно. Привычный Лексу мир значительно отличался от ее собственного, хотелось понять насколько.

К вечеру, когда по небу разлилось розовое золото закатного зарева, Лекс предложил поехать на экскурсию в соседний отель, где проходил заключительный этап турнира по виндсерфингу, по окончанию которого должна была состояться грандиозная вечеринка.

Легкий и быстрый катер доставил их туда за десять минут. Ветер сменил направление и теперь дул с севера, приятно холодя, слегка подгоревшие на солнце плечи. В воздухе пахло соленой влагой и приторно-сладким ароматом цветов. Вечеринка была в самом разгаре. Народ танцевал и веселился. Главный призер соревнования отплясывал на барной тумбе в юбке из плетеной травы. На пляже крутили файеры. Атмосфера безудержного веселья увлекала за собой.

После пятого коктейля Марина поняла, что напилась, впервые за последние пять лет. В голове стоял туман, ноги плохо повиновались. Лекс смеялся — беззаботно и искренне. Кто-то кинул в бассейн изображавшего папуаса танцора, следом туда же попрыгали его знакомые, то ли чтобы помочь ему, то ли чтобы охладиться самим. Один из купальщиков при падении в воду окатил случившегося поблизости Лекса водопадом брызг. Марина оттянула его от края бассейна, но поскользнулась сама, чудом не упав в воду.

— Стоять, — скомандовал Лекс, взяв ее под руку, — что-то вас, девушка, штормит.

— Что-то, вы сударь, мокрый, не прижимайтесь ко мне, — в тон ему парировала Марина, при этом сама буквально повиснув на нем, обняв двумя руками, — ты ведь не бросишь меня здесь, если я окончательно окосею? — вдруг совсем серьезно спросила она.

Лекс хотел отшутиться, но в последний момент передумал, поймав ее взгляд.

— Нет, конечно, не бойся. Здесь некого и нечего бояться.

— Я не боюсь, — вздохнула Марина, — я просто слегка нетрезва.

В следующий миг некто с разбегу прыгнул в бассейн, вновь подняв столб брызг, благодаря чему Марина и Лекс вновь попали под холодный душ. Марина взвизгнула от неожиданности.

— Нужно еще выпить, — смеясь, постановил Лекс, откидывая назад прилипшие ко лбу волосы.

Что-то внутри предостерегающе дернулось, но соблазн потерять контроль оказался слишком велик. Она кивнула в ответ.

Утром, проснувшись у себя в номере, она вдруг с удивлением обнаружила, что ничего экстраординарного не случилось, мир не рухнул оттого, что весь прошлый вечер ей было решительно на все наплевать. Лекс не бросил ее среди пьяных незнакомых людей в чужом отеле, их не ограбили и даже не обсчитали при доставке «домой», не вспыхнуло ни безобразных ссор, ни гнилых разговоров, не нашлось поводов поругаться ни друг с другом, ни с окружающими — все было цивильно, спокойно и хорошо. Перебрав в памяти все события минувшего вечера, Марина почти что счастливо рассмеялась внезапно сделанному открытию — мир не так противен, а люди совсем не такие сволочи, как ей всегда казалось.

Лекс спал, привычно уткнувшись в ее волосы на виске. Этот человек обладал уникальным даром — он никак ее не раздражал. Марина никогда не боялась одиночества, оно казалось ей естественным состоянием покоя — никто не мешает, не перед кем не нужно притворяться, никто ничего от нее не ждет и не хочет. Лекс не мешал, не ждал, и притворяться перед ним тоже казалось бессмысленным и, несмотря на его довольно эксцентричные особенности, никакого диссонанса в ее собственную жизнь он не вносил.

На подоконнике открытого окна сидела большая зеленая игуана, щурясь, смотрела на залитую солнцем веранду, время от времени оборачиваясь к Марине.

Марина всю жизнь боялась ящериц, и насекомых, здесь эти страхи утратили какой-либо смысл. Здесь многие привычные страхи выглядели надуманными. Может, дело было в атмосфере комфорта, довольства и покоя? Завтра в это же время они будут лететь в Лондон, где условности и страхи — часть самой жизни. Дальше она не хотела допустить развитие мысли

«Я подумаю об этом завтра» — глубоко вздохнув, постановила Марина, — «Еще есть время просто жить».

Марина чувствовала себя идиоткой. Такого выраженного ощущения собственной неосведомленности и беспомощности она не испытывала со времен университетских экзаменов, к которым она не была готова. Если бы она знала, что ждет ее в Лондоне, она бы еще три дня назад улетела в Москву и нашла бы миллион причин отказаться от злополучного мероприятия.

Лекс выбирал ей платье. Как выяснилось, оно должно было быть протокольного фасона, строгой длины, ни в коем случае ни в пол и не короткое — дресс код был обязателен. Дресс код касался украшений и обуви. Это было первым шоком. Только после четырехчасовой прогулки по магазинам данная проблема была худо-бедно решена.

После утомительного перелета и не менее утомительного шопинга Марина надеялась отдохнуть и, возможно, погулять по Лондону, спокойно, не торопясь, окунуться в его атмосферу. Однако в доме Лекса не было ни дивана, ни кровати, ни ванны, ни душа — только бильярдный стол посреди пустой гостиной и их собственные дорожные сумки и пакеты с покупками. Телефона в доме тоже не было.

— Надо было забронировать номер в отеле, — вздохнул Лекс, критически осматривая отделку стен, — Я был уверен, что они успеют доделать спальню и ванную тоже.

Марина окинула взглядом просторный холл — гостиную. Собственно ремонт казался законченным — не хватало только мебели. Просторная светлая гостиная, с отделанным натуральным камнем камином, небольшая кухня и гардеробная на первом этаже. На второй этаж вела винтовая металлическая лестница, напоминающая по форме побег диковинного растения. Марина обошла все владения. На втором этаже были две спальни и ванная комната.

— Здесь должно быть уютно, — спустившись вниз, заметила она, размышляя, что лучше — сесть на пыльный подоконник или предпочесть бильярдный стол.

Лекс подал пример присев на краешек стола, тот подозрительно скрипнул, Лекс невольно поморщился.

— Придется выкинуть, совсем на ладан дышит.

За окном висело набрякшее дождем низкое небо. Выбранный Лексом район казался тихим, не смотря на то, что поблизости располагалось большинство знаменитых туристических достопримечательностей, почти каждый дом окружал уютный зеленый дворик палисадник. Ей нравился район, нравился дом, нравился город, но она устала, проголодалась, замерзла и растерялась.

— Что будем делать?

— Мне кажется, тебе не понравится самый простой вариант, — усмехнулся Лекс, — поехали к предкам моим ночевать.

На лице Марины отразилось нечто похожее на ужас.

— Их дома нет, они завтра только приедут, тоже где-то отдыхают. Но есть еще вариант — дом жены моего деда. Я там вырос. Маргарэт тоже нет, она гостит у сына в Сиднее, думаю, она не станет возражать, если мы там перекантуемся пару дней.

Марина молча кивнула.

Прогулка по Лондону накрылась медным тазом. Детство Лекса прошло в респектабельном пригороде, где кроме аккуратных садиков, одинаковых домов, детских площадок, полей для гольфа и крикета сложно было найти нечто достопримечательное. Впрочем, Марину этот факт мало расстроил, все равно на полноценную прогулку ее просто не хватило бы.

Едва черный кэб такси остановился у увитой плющом ограды двухэтажного особняка, Марина поняла, что бесконечно длинный день приготовил ей еще один сюрприз — гаражные ворота были открыты являя миру зад темно-синего Фольксвагена. Лекс удивился не меньше нее.

— Как неожиданно…

Договорить он не успел, из гаража вышла невысокая миловидная женщина лет шестидесяти, на ходу надевая очки. Рассмотрев нежданных гостей, она буквально бросилась навстречу Лексу.

— Маргарэт?! — он, очевидно, был рад ее видеть. Марина почувствовала себя отчаянно лишней.

Она заговорила на английском, спросила его о гипсе, цели приезда, времени отъезда здоровье, кушает ли он полезный липовый мед, отметила его загар и то, что он «слишком худой» и только после этого заметила, что он приехал не один.

— Маргарэт, это Марина, Марина, это Маргарэт.

Марина не удержалась от улыбки. Потрясающая лаконичность — разбирайтесь сами, дорогие дамы, кем вы мне приходитесь, облегчать вам процесс знакомства я не намерен. Маргарэт вопросительно посмотрела на него, но продолжения не дождалась.

— Мы у тебя пару дней поживем, ты ведь не против?

Конечно, она была двумя руками за, пообещав немедленно заняться приготовлением ужина, после чего Лекс был обязан рассказать ей ВСЁ.

— Ты извини, я, правда, не знал, — начал он, едва они остались вдвоем в спальне.

Марина буквально упала на кровать.

— Не извиняйся, все же отлично, вы давно не виделись.

Лекс присел рядом

— Почти год, в прошлый раз она сказала, что выходит замуж за кого-то там, наверное, она за него вышла уже и вот муженька ее я в этом доме видеть бы не хотел. Я знаю, где хранятся запасные ключи, но формально это ее дом, дед оставил его ей по завещанию.

Марина слегка подвинулась и потянула его за здоровую руку к себе.

— Ложись, отдохни, потом расскажешь ей все, поругаетесь из-за мужика, так и не отдохнешь, падай, пока есть возможность, кто его знает, может, нам на ночь глядя еще куда-нибудь ехать придется.

Лекс с удовольствием последовал совету.

— Она все тут переделала, — вздохнул он, глядя в потолок, — ничего прежнего не осталось.

Марина сжала в своей руке его руку.

— Не, я не ждал, что она до конца жизни проживет вдовой… какой бред…

— Обычная ревность, — вздохнула Марина.

— Нет.

— Да.

— Может быть.

— Точно тебе говорю, расслабься.

Марина блаженно прикрыла глаза, на минутку и проснулась спустя пару часов. За окном успели сгуститься сумерки. Какое-то время она соображала, где находится — Лекса поблизости не было, зато она почему-то была укрыта приятно пахнущим кондиционером для белья плюшевым одеялом. Где-то в доме слышались голоса. Приличия требовали встать, привести себя в порядок и спуститься, ноющий от голода желудок требовал того же, но так удобна была кровать. Устав сражаться со здравым смыслом, Марина включила ночник и встала, поймав в зеркальной створке массивного платяного шкафа собственное растрепанное отражение. Впрочем, если не учитывать помявшихся брюк и нуждающихся в расческе волос, все оказалось не так уж плохо. Стараясь ни о чем не думать, она спустилась вниз.

Вся обстановка в доме дышала традиционностью: классический строгий стиль интерьера, натуральное дерево, картины и фотографии на стенах — было в этом нечто ожидаемо помпезное и холодное. Среди всего этого она чувствовала себя совершено чужой. По сравнению с этим домом, пустой дом Лекса с не выветрившимся запахом свежего ремонта казался крошечным и уютным.

— Ты всегда поступал импульсивно и необдуманно, — раздался голос Маргарэт с кухни. Слова прозвучали так отчетливо, что Марина без труда все перевела, — Ты ни о ком, кроме себя в данном случае не думаешь.

— Зато обо мне все подряд только и делают, что думают, — огрызнулся Лекс.

Марина не стала подслушивать, прямиком отправилась туда.

— Ты бы хоть о девушке подумал…

— О, не беспокойтесь, все девушки в наше время приучены думать о себе любимых самостоятельно, — лучезарно улыбнулась она несколько смущенной ее появлением Маргарэт.

Лекс сунул в микроволновку, по-видимому, предназначенную для нее порцию.

Конец ознакомительного фрагмента.