Украденный век

Яков Канявский, 2021

Повесть основана на реальных событиях. Жанр, к которому обратился автор, можно назвать художественным размышлением о Родине – её истории со всеми противоречиями и вопросами. На многие из них каждый пытается ответить сам, – если нет общепринятого мнения. Один из этих вопросов – почему мы так живём? Повесть, основанная на узнаваемой фактуре, подталкивает читателя к диалогу и заставляет искать нового собеседника для себя.

Глава 3

С трудом пережили тяжёлое время. Наступил нэп. У Петра было уже восемь детей, а Маша, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом. Но снова появились заказы, заработала молотилка. Нэп вернул людям заинтересованность пахать и сеять. У Петра меж тем появилась новая идея. Дело в том, что селяне своё зерно после обмолота вынуждены были возить на мельницу аж за сорок вёрст. И решил он поставить свою ветряную мельницу. Место выбрал на высоком холме. Что надо для мельницы, делал сам. Сам и собрал.

И началась у Петра вовсе хорошая жизнь. Ездили к нему на мельницу не только односельчане, но и многие из окрестных деревень. Появился хороший достаток. Дети стали ходить в обновках. Старшие учились, а младшие всё прибывали. Маша довела их число уже до двенадцати. Так бы и жили хорошо, да пришла новая беда — коллективизация. Петра она коснулась в первую очередь.

— Ты у нас, Петро, вроде как первейший кулак, — заявило правление образовавшегося колхоза.

— Какой же я кулак? Я что, эксплуатирую чужой труд? Я всё делаю сам. Кто вам не даёт так работать?

— Так-то оно так, — стыдливо отводили глаза члены правления, — однако у тебя мельница и молотилка. А у нас в колхозе без них никак нельзя.

— Так соорудите себе. Вас ведь вон сколько народу.

— Как соорудить? Никто в этом деле не понимает.

— Никто не понимает, а я при чём?

— А ты разбираешься.

— И чего вы хотите?

— Вступай в колхоз. А мельница, кузня и молотилка пойдут как вступительный взнос.

— А если я не соглашусь?

— Сам знаешь, какое у нас сейчас время. Раскулачат, имущество просто отберут, а семью в Сибирь вышлют. А у тебя вон целый муравейник, мал мала меньше. Не довезёшь до Сибири.

— И что в колхозе я должен делать?

— Да то же, что и сейчас. Будешь в кузне работать, на мельнице, молотилку чинить. Оплату будешь получать в колхозе, как все, а имущество будет теперь колхозное.

Видел Петро, что нет у него выхода, и согласился. Бог с ней, с собственностью. Зато так же с техникой будет работать.

Работал Петро, как и прежде, только плата за помол теперь шла не ему, а колхозу.

Как-то привёз молотить зерно Федька Рыжий. Он теперь уже был не председатель сельсовета, а рядовой колхозник. Переизбрали его за развал работы и беспробудное пьянство. Когда его ставили председателем, он думал, что это уже на всю жизнь. И ошибся.

Таких лодырей и пьяниц не смогла выдержать даже советская власть. Его сперва понизили до бригадира полеводческой бригады. Но Федька обиделся на власть и запил ещё сильнее. И вот теперь он числился рядовым колхозником, но своим трудом приносил мало радости родному колхозу. Однако ж и ему надо было есть.

Явился он к Петру на мельницу со своим зерном… Когда дошло дело до платы, Федька завозмущался.

— Почему это ты так много берёшь?

— Ты что, Федя. Вот расценки, установленные колхозом. Ты что, забыл, что мельница теперь колхозная и себе я ничего не беру?

— Так-таки и не берёшь?

— Нет, конечно.

В это время один бедняк принёс полмешка зерна и попросил обмолоть. Петро смолол и плату с бедняка не взял. Федька как раз таскал свои мешки в телегу и заметил это.

— Ага, с одних дерёшь три шкуры, а с других ничего не берёшь! Что хочешь, то и делаешь. Это ты забыл, что мельница теперь колхозная!

— Ты чего, Федя, — засмеялся Петро. — Ты посмотри, сколько у него зерна. Какую тут плату брать? Тут горшка муки много.

Но Федька злобу затаил и знал, как навредить: написал кляузу в ЧК. И что тут началось! Хищение! Злоупотребление! Замаскированный кулак!

В стране как раз было такое время, когда кругом начинали искать «вредителей» и «врагов народа». Так что дело Петра было для чекистов очень кстати. Его арестовали, судили и отправили в лагерь под Архангельск.