«Лезвие» — это любовь… или сама жизнь. Нехарактерная для Юлии Моркиной тема поднимается в новой книге стихотворений. Взаимосвязанность чувств и мыслей проходит через всю книгу. Размышления о бытии на этой Земле, о любящем бытии, вернее, как и все стихотворения этого поэта, о бытии вообще, которое — жизнь человека.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Лезвие» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть I
«Поклонницы имеют гордость…»
Поклонницы
имеют гордость…
Но эта гордость — ни о чём.
Кого в толпе задеть плечом,
Кому заветное исполнить —
Всё ни о чём. Когда летишь,
А знаешь: падаешь… живая,
И болью далеко от мая.
Ещё больней, когда молчишь
И помнишь… Засмолив уста.
Живая… А зачем живая?
И что, в себе запоминая,
Читаешь будто бы с листа?
Вечер мая
То возрождаясь, то тушуясь,
Она возникла пред Тобой.
Но волосы её прибой
По скалам разметал.
Я маюсь.
Я замыкаюсь, отвлекаюсь.
Я пресмыкаюсь, Боже мой…
Глотать боюсь,
Звезды касаюсь,
На пальцах подсчитать берусь
Всю эту суть, всю эту грусть,
Всю эту исповедь и зависть
К огромным сказочным крылам,
Которые порой бывают.
Посуда бьётся…
Вечер мая.
И жизнь уходит по слогам.
Подруге
Я уйду, и ни с кем не прощусь,
Никому не оставлю записки.
Только с Дальним — так мирно, по-близки —
Отлетит небывалая грусть.
И опустится в землю руда,
И расступится звёздное небо…
Ты ведь знаешь, что жизнь — не беда,
Но Беда бытие на потребу!
Я уйду, никого не прощу,
Ничего не откроет записка.
Отпусти — и тебя отпущу:
Мне ведь падать отсюда так низко…
«И я не знаю: просто или сложно…»
И я не знаю: просто или сложно
Схожу с ума. И с миром — не в аду,
И с Небом я была бы осторожней…
Душа постыла — инеем бреду
По зыбкой почве тёмного рассудка
С туманами обвитой головой.
А если это просто злая шутка —
Над гробом колыбельную напой…
Подруге
Помолись за меня, Божья странница…
Странным светом, как можешь лишь ты.
Мы с тобою — туманов избранницы.
Мы с тобою — адепты черты…
За чертою холодная исповедь
Остужает горящую плоть.
Мы с тобою обещаны исстари,
Но кому — не о том повелось…
Помолись за меня, суеверная,
И понятливее, чем родня.
И тебе расскажу я, наверное,
Что так рано убило меня.
«Может, он — человек, я не знаю…»
Может, он — человек, я не знаю.
И не велено этого знать.
Под наплывом поющего мая
Умереть — ничего не сказать,
Как мне жаль… не себя, а другую,
Ту, что так же споёт по весне.
Но не вытравить боль ножевую
Человеку — не то что сосне.
А сегодня — я видела солнце,
И оно закатилось в глаза…
Ножевая печаль улыбнётся:
Нет, не поздно — четыре часа.
«Зачем эта злая надежда…»
Зачем эта злая надежда,
Как будто бы злее надежд
Не создали… сонные вежды —
Под но́ги взведённых невежд!
Пусть давят и мнут сапогами.
Бессонное сердце, прости
За то, что ты больше не камень
У избранного на пути…
«Я не желаю о меня споткнуться…»
Я не желаю о меня споткнуться:
Я всё же камень — тёмен и горюч.
Сегодня что-то птицы остаются,
Как будто ждут кого-то из-за туч…
Меня? Но к ним
не присоединиться —
Я не умею так летать и петь.
Я просто день и белая страница:
Любые письмена могу стерпеть…
«Я не могу стерпеть… я всё стерплю……»
Я не могу стерпеть… я всё стерплю…
Наверное, вот это и зовётся
Всем тем, что мы расскажем журавлю,
Который стаю поведёт от солнца…
Не скоро?
Потерплю
Не потерплю
Я буду ждать всегда
Я ждать не буду
Пусть Вас хранят
Пусть яду Вам нальют —
Тогда отпустит синяя простуда…
«Фанаток узнают по взгляду…»
Фанаток узнают по взгляду.
Но что же может мой сказать?
Там лишь о том, что вечность кряду
Была мне смерть — сестра и мать,
Домотерпящая сиделка,
Ладонью утешала боль.
А всё Возвышенное — мелко
Перед Луной, перед Тобой…
«Ночи стали бессонны…»
Ночи стали бессонны,
Темень — слишком светла.
Занавесить оконный
Ветерок не смогла…
Потолок этот белый
Так и лезет в глаза:
Там написано мелом,
Что нельзя, что нельзя…
Так не спать, так не слышать
И не ведать во тьме.
Пробираются мыши
По спине на уме…
«Нельзя! Так в детстве били по рукам…»
Нельзя! Так в детстве били по рукам,
Которые за хлебом протянулись…
Я растерялась на распутье улиц,
Как в детстве.
Это детство светит Вам!
Сто лет меня учили — не дерзить,
Не научили — спрашивать дорогу…
И только Пушкин о своих тревогах
Советовал с ветрами говорить.
«Что мы друг другу…»
Что мы друг другу,
Что друг другу мы…
Что ей Селена?
Что ему́ Гекуба?
И только снова пересохли губы
От этой выси и от этой тьмы.
Пишут…
Путают адресатов:
Пишут не тем, кому
Пишут. Сменяют даты…
Это — урон уму,
Памяти и растратам
И послезимья дрожь.
Пишут. Но что: пока ты
В сердце своём поймёшь…
«Ещё одна душа попалась в сети…»
Ещё одна душа попалась в сети —
Рыбак премудрый вытянул на берег.
Какое солнце, и какие дети!
Какие книги! Если темень светит…
Я снов не вижу!
Не об этом слово.
И не об этом дело Рыболова.
Зачем мне сны, когда бессонны ночи,
Когда бессильны нити многоточий.
Как бусины, на нити точки нижут…
Зачем так часто я бывала книжной?
Зачем мне буквы заменяли речи,
Зачем скитались призраки наречий?
Зачем теперь в песке хватаю воздух?
Как будто поздно.
Поздно. Звёздно. Поздно…
«Воображая что-то, улыбаюсь…»
Воображая что-то, улыбаюсь
Самой себе: я зарыдать боюсь!
Куда-то мир уходит — ну и пусть
Нисколько перед ним не преклоняюсь.
А поклоняюсь древнему божку.
Он просто — вещь, он вырезан из кости.
Но почему-то дремлет начеку,
Как на чужую смотрит,
Как на гостью.
Птицы
Передайте, птицы, что я сгорела,
Что душа уже далеко от тела.
Всё равно — кому, всё равно — о ком!
Передайте, птицы, что мне легко.
Что лишь с добрым пламенем улетаю,
Что уже нашла и прибилась к стае,
Что крыло немножечко поджило,
И не так уж больно, не так светло…
Облака не могут заклать светило.
Что не так уж было всё то, что было.
Что исчез куда-то земной простор…
И что дата в камне — не приговор…
Передайте, птицы…
«Заснуть — недостижимая мечта…»
Заснуть — недостижимая мечта!
Недостижимей Вас, недостижимей
Всего, что в деревах и камне живо.
Не красота спасёт, а простота
(Бывающая, правда, и святой,
Кидающей в огонь еловый хворост).
Когда засну — то позабуду голос
И буду отрешённой и простой…
Таёжное
Сломаюсь, надломлюсь, как ветка,
И до конца не буду знать,
Что это кто-то путь отметил
Туда, где пролегает гать,
Где гладь озёр, где дум туманы
И елей тёмный разговор.
А что до этой глупой раны:
Так хорошо, что не в костёр.
Старинный романс
Я вспомню Вас, и потекут
Стихи кровавыми комками…
Гори, звезда, над облаками!
Луною не затмить строку!
Но можно северной звездой
Затмить всё то, что было нужно.
Я и вчера была недужна,
Сегодня — каменной плитой
Болеет грудь, принять желая
Плиту и землю на себя.
Гори, звезда моя родная,
Над гробом у́мершей, любя…
Бессоница
Это — регресс в бесконечность!
Темень — чужая душа.
Чуткие души невстречны
И ничего не решат.
В чьих я блуждаю потёмках,
Не объяснить потолку.
Знаю: что рвётся, то тонко.
Струнность во мне начеку.
Переписка
Я не знаю, что значит милость.
Вы о чём говорите, сударь?
Я не сплю. Но сегодня снилось,
Что смертельна моя простуда…
Это часто мне снится, просто
Я не верю ни в сны, ни в вещи,
Но охлёстывает мне плечи,
Если вспомнится вид погоста.
Я стараюсь помочь, чем можно,
Тем, кому это можно, сударь.
Перепиской неосторожной —
Не поможешь… Я всё забуду…
Лезвие
Забыть лицо… и голос позабыть —
Так многие, наверное, мечтают
Из тех, кто любит… Но как раз любить
Мне что-то под виском не позволяет.
Причудливое что-то… Не пойму:
То рококо, то вычурность барокко.
Не любят те, кто жил под властью рока
И поклонялся книжному письму.
Зачем забыть? Попробуй-ка, ответь,
Берёза и ольха, Луна и Солнце…
Я не могу на лезвие смотреть:
Мне по нему пройти ещё придётся.
Уходит мама
Мне будет не хватать в пустой квартире
Тебя, меня… особенно меня!
Не существую в этом дивном мире,
Я затерялась. Окнами маня,
Стоит квартира — анфилады комнат,
Пустых, простых, бездомных квадратур.
Уходит мама… ничего не вспомню
И не забуду. Окнами пройду.
«О том, что было — не скажу…»
О том, что было — не скажу.
Всё потому, что словно чуждо…
Всё потому, что я хожу
С какой-то пропастью ненужной
В груди — там пели соловьи,
Теперь — одно молчанье камня,
Орфею внемлющего… чьи
Теперь стихи откроют ставни?
Почта
Есть почта… которой довериться можно
Лишь так осторожно, как только сумеешь.
Есть почта (не все о ней знают) —
Надёжней письма и имейла,
Надёжнее крыл голубиных…
Есть почта такая…
Но лучше не знать и не ведать —
Ведь чем обернётся
Простая записка по почте Всевышней?
Мне страшно…
И что нам вернётся?
Теряем порой
осторожность…
И так под ногами колеблется почва земная.
И всё-таки, днём или ночью порой засыпая,
Порой вспоминаешь,
Порой наважденьем:
Есть почта…
От этой почты нужно Вас беречь!
Меня уже беречь, пожалуй, поздно:
Привыкла к холодам небесных встреч,
Забыла, что бывает пульс венозный,
Что в плане — телефонный разговор,
На связи — деловые обсужденья…
Забыла, что под окнами растенья,
Забыла, что должна писать разбор…
Но кто-то должен будет дальше жить —
И пусть не будет призванность жестокой!
(Она бывает.) Почему от рока
Не упасти Вас? Нить не сохранить?
Тянутся ночи…
Усни, дитя, и няню успокоишь…
Тянутся ночи, и колются взгляды:
Больше не знаю, зима или лето.
Милый аптекарь, продайте мне яду —
Я отравлюсь на могиле Джульетты!
Факел чадит… и осклизлы ступени,
Тени от факела пляшут в балете.
Будет ли вынут клинок — или канет —
Я подойду, я приближусь к Джульетте.
Как хороша… И не дышит, не дышит
(Это поэт объяснил мне однажды).
Тени от факела мрамор колышут…
Будь же спасённа, уме́ршая дважды!
Печаль
Я не должна печальной быть.
Но чья печаль меня скрутила —
Как не моя… дышать не в силах.
Звезда, способная убить —
Вот что, быть может, светит мне,
Как из старинного романса!
Квартира глохнет в тишине
А по карнизам бьются стансы…
Роняются сердца
Роняются сердца… куда — не знаю.
Из чьих-то крепких рук роняются сердца.
И виснут в бездне, и стремятся в стаи.
И нет пути домой начала и конца…
Когда сердца поют, то это можно слушать
Лишь в тишине, когда берёт наклон.
Спасибо за просвеченную душу,
За пальцы, отрезвлённые стеклом!
«В истории болезни не сочтут…»
В истории болезни не сочтут,
Что, кроме тела, что-то было, кроме…
Клиническую смерть ещё вплетут,
Так и запишут в медицинском томе.
Записывать мы любим, не в пример
Культурам, не оставившим и знака.
Но слишком тленна бренная бумага
И хорошо горит она теперь!
У зеркала
В глаза — как будто белладонной:
Опять зрачки во всё лицо.
Какой холодный и наклонный
Зеркальный вид — залит свинцом.
И непреклонный — всё покажет:
Глухую иссаднённость рук
И этот медленный испуг,
Который онеменьем вяжет…
Всё, хватит! Больше не могу
Гадать у зеркала о дальнем.
Его ответам беспечальным
Не внять… ни другу, ни врагу.
Ответы внятны… почему…
Но лишь за гранями рассудка.
Прости — я лучше не пойму…
Я лучше утро встречу шуткой.
Я лучше маму насмешу
И испугаю видом смеха,
Создам для зеркала помеху.
Всё это как-нибудь решу…
А после — долго так сидеть,
О всём содеянном жалея…
И смыслы — словно в галерею —
Придут на статую глядеть…
Подруге
У тебя малыш болеет,
И не до моих печалей,
Не до писем — я жалею
Малыша, тебя… Вначале —
Малыша… Лелей, будь рядом —
Я тебя собой не трону,
Даже словом, даже взглядом,
А не то что этим стоном.
Всё потом! Баюкай чадо.
Пусть спадёт температура.
Знаешь — всё идёт, как надо…
Слышишь — будет дождь над Тулой…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Лезвие» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других