Книга Судьи

Ю. Апп

«Тогда спросил бог человека, согласен ли тот исполнить великое дело и быть судьей мира во время смуты и перемен.И согласился человек по легкомыслию своему, а может по великой силе, и свободе, и правде.Ибо что остается людям, таким хрупким и смертным, как не свобода и правда.»Первая из трех книг цикла «Мира уходящей магии».

Глава 1

Трое ребятишек сидели над речкой под большой ивой, полоскавшей свои ветки в мутноватом потоке, и вцепившейся корнями в отчаянно разлезавшуюся почву. Двое мальчиков мастерили луки, а девочка постарше, можно уж сказать юница, приглядывала за ними и чинила птичьи силки. Внезапно дети отложили свои занятия. К монотонному шороху дождя добавился какой-то посторонний звук. Он шел с реки. Девочка сделала знак, и все поднялись на ноги, всматриваясь круглыми голубыми глазами в речной изгиб и готовясь дать стрекача, в случае опасности. Из-за поворота показалась небольшая берестяная лодка с единственным путником на борту. Рискованно, по нынешним временам, плавать в одиночку, ведь голод выгнал самых отчаянных к реке, да на дороги. Впрочем, у того, что в лодке, похоже, и взять нечего. Ветхий плащ с капюшоном, еле держится на острых плечах — болтается, как на пугале. Лодка шла по стремнине, легонько покачиваясь, тихо раздвигая туман и почти теряясь в серо-зеленом водном сумраке.

— Смотри, лодка пустая плывет, — ткнул пальцем один мальчонка, — Жаль далековато, не словим. Или рискнуть? Поплыли наперехват?

— Ты что, слепой? В ней же человек сидит? — удивилась девочка.

— Сама, Лишка, ты слепая. Пустая лодка, — надулся пацан, — Не хочешь, чтоб мы в речку лезли, так и скажи.

Лишка, с удивлением посмотрела на ребят. В это время фигура в лодке зашевелилась. Путешественник достал из рукава дудочку, поднял ее туда, где под капюшоном должно быть лицо и заиграл. Прихотливая мелодия заструилась над речкой. Медленная и тягучая она заполняла собой пространство, обволакивала слушателей, сливалась с дождем и проникала во все щели. Дети застыли не в силах пошевелиться. Никогда Лишка не слышала ничего похожего, хотя в былые времена часто забредали в их деревню и скоморохи, и гусляры, да и княжеские потешники один раз гостили у них, почитай, неделю, когда бураном замело намертво всю округу. Те играли хорошо — иногда весело, иногда грустно, но всегда мелодия была чем-то внешним. Тут же музыка вырастала, казалось из самой земли, сплеталась из струй дождя, продолжала плеск реки. Все растворялось в ней, как растворяется в воде крупица соли, и сама она сливалась с природой и слушателями: пропадала в них, и из них же, казалось, росла. Лишка тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение. Фигура в лодке беспокойно дернулась, застыла, словно пытаясь уловить посторонний шум, потом отложила дудочку и медленно повела головой. Лишка вскрикнула, схватила замерших ребят за руки и кинулась к деревне. Лодка скрылась за поворотом. Река снова опустела. И только мелкий дождь все сыпал и сыпал, шуршал по листьям, шлепал по воде.

Нельзя сказать, что к Лишке в деревне относились плохо. Нет. Просто любить ее было некому. Мать — дочка кузнеца, умерла, родами. И хорошо, а не то дед Сила, прибил бы дочь с такого позора: нагуляла ребенка неизвестно от кого. Срам на всю деревню, еще и рот голодный кормить. И ведь как скрывала, до самой поры никто ничего не прознал. Даже соседские бабы, уж на что приметливые, а и то ничего в упор не видели. Как глаза кто отвел, честное слово. Так ли иначе ли, а, можно сказать, сиротой девчонка родилась. Хорошо времена тогда были сытые. Дед оставил ее в доме, не отдал комлям, не выкинул на мороз — и такой обычай был взаводе. А что сделаешь? Лишний рот — он всю семью погубить может, вот старший и решает, что с новорожденным делать. Так зажила Лишка в кузнецовом доме. Место свое с детства понимала, не роптала, не жаловалась, тихая и в работе прилежная. А все одно, всем чужая — лишняя. Соседи идут — сквозь нее смотрят. Ребятишки в игры не зовут. Да и в семье внимания никто не обращает. Есть — хорошо, нет — может, не сразу и заметят. К тому же странная она была, эта девочка. Все молчит, брови хмурит, а то уставится, например, на камушек или ветку и сидит, как окостенелая. Может дурой родилась, кто разберет. Потому, наверное, рассказ про диковинного странника на лодке никто в серьез не принял. Надо же, человек без лица на дудке играет, и никто его кроме одной девчонки ни видит, ни слышит. Ерунда! Тут снова неурожай, голод грозит, дождь проклятый все гнилью поразил, а дети со своими сказками пристают. Потыкалась Лишка по деревне, помыкалась, да и угомонилась. Может действительно привиделось? А если и нет, что с того. Человек-то уплыл, а работа вот она — перед тобой. Никто ее за тебя не сделает. И стирать надо, и силки починить, на берегу брошенные. Вот дед бы рассердился, коли узнал, что Лишка семейное имущество из пустого страха оставила! Опять же козами заняться. Нет на фантазии времени, только крутись-успевай. Вот она и успевала. Однако, ночью, ворочаясь на влажной, пахнущей козами подстилке вспомнила она дневное свое странное приключение и вздрогнула. Так ярко явилась ей снова фигура в капюшоне. Впрочем, сон и усталость быстро взяли свое — Лишка нырнула и поплыла по черной пустоте тяжелого забытья.

Среди ночи, примнилась ей опять та мелодия. Только была она тише, нежнее, и в то же время как-то настойчивее. Девочка застонала, заметалась, с трудом приоткрыла глаза. Необычайно яркая луна светила сквозь щель под крышей. Дождя не было. Тишина, абсолютная, исключительная в своей чистоте покрывала землю. Ни комариного писка, ни собачьего лая, ни даже шороха, качаемых ветром деревьев — ничего. Лишка поднялась. Движения давались с трудом — как сквозь кисель идешь. Голова болела. Девочка приставила к стене лесенку, поднялась и выглянула на улицу. Кузня, в которой ночевала Лишка — стояла на отшибе, большей частью даже за частоколом. Люди боялись пожара, вот и оттеснили опасную постройку почти за околицу. Девочка выглянула наружу. Ночь была темно-синяя с серебром. Деревенское поле, начинавшееся у подножия холма и идущее до самого леса, поблескивало влагой в ярких лучах луны. Дорога с расплывшимися колеями, полными водой, петляя, уходила к лесу, и там, уже почти на границе видимости, шевелились маленькие фигурки. Держась, как слепые друг за друга, оскальзываясь и спотыкаясь, брели они прочь от деревни туда, где звучала странная музыка. Девочка соскочила с лестницы и кинулась на главную площадь. Разбудить, ударить в набат. Она бежала, превозмогая неизвестно откуда взявшуюся ломоту в теле. Несколько раз силы совсем покидали ее, и она останавливалась, привалившись к забору, или даже просто опустившись на ставшую вдруг такой длинной дорогу. Уже на самой площади, нестерпимая боль пронзила ее от пяток, до макушки, девочка вскрикнула. Рот наполнился чем-то соленым. Перед глазами поплыли круги, голову сжало огненным обручем. Теряя сознание, она ударила в колокол, и повалилась на землю. Луна скрылась за набежавшими вновь тучами, припустил дождь, никто в деревне не проснулся.