Смех

Юэда Снеж, 2010

Твой смех преследует меня всю жизнь, но кто ты – не знаю до сих пор. Я никогда тебя не видел. Сегодня же я дойду до конца. Я найду тебя, мой вечный насмешник.

Кто-то невидимый смеётся надо мной из тени. Здесь полно людей, они ходят, разговаривают, шумят, но я всё равно слышу этот смех.

Смех.

Нет, он не ехидный, не хитрый и, тем более, не злорадный, как мне казалось когда-то в детстве. Но и радости в нём тоже нет. Странный смех.

Когда я впервые его услышал?

Не помню. Я не помню такого, чтобы, находясь здесь, не слышал его. Слышал. Но никогда не видел того, кто смеётся. Он всегда оставался в тени. В тени домов, деревьев, гаражей, подъездов, машин… Иногда смех доносился до меня вовсе непонятно откуда. Я никогда не мог увидеть своего насмешника. Он всегда оставался для меня невидимкой. Помнится, я пытался представлять его лицо, даже брался рисовать. Бросил, потому что понял: я не знаю, кто он — ребёнок, мужчина или старик. Он мог быть кем угодно. Он никогда не угрожал, не заманивал, он просто смеялся, но подойти к нему было невозможно. Как только я делал шаг, он успевал исчезнуть, скрыться. И искать его было бесполезно.

Сейчас он смеётся из тени кирпичной пятиэтажки. Прохожие не обращают на него внимания, не слышат невидимку. Слышу только я. Как будто смех звучит в моей голове, для меня одного.

Хотя, если подумать, что тут не для меня?

Для меня здесь всё. Это мой путь. Я ходил им уже сотни раз. Каждый раз он выглядел по-другому, по-новому, но, тем не менее, это всё тот же путь. В юности я обычно оказывался прямо здесь, в этом дворе, но вот уже более десятка лет этот путь начинается уже дальше, с вокзальной остановки, и я иду или еду через весь город домой. И сегодняшнее путешествие не стало исключением.

Я не пошёл пешком — даже здесь это слишком долго — а сел на трамвай. Там я без удивления встретил знакомые лица коллег по работе. Некоторые узнавали меня, некоторые — нет. Что нисколько меня не расстроило. Всё-таки это хорошо — понимать кто ты и где ты. Поэтому и явление моего шефа в синей шапочке и с сумкой кондуктора наперевес позабавило меня, хотя ехал я без билета и без денег. Мне было плевать и на шефа, и на попутчиков, я сидел и просто смотрел в окно. Рельсы кружили прямо по дворам и переулочкам, и маленькому трамвайчику приходилось буквально протискиваться между домами. Странное это всё-таки ощущение: ехать в трамвае и видеть, что на расстоянии вытянутой руки от тебя кто-то вывешивает бельё. Остановку трамвай сделал только одну — перед расписными воротами детской площадки во дворе. Здесь-то я и вышел.

Я помню этот двор, помню все его обличья. Бетонные девятиэтажки и залитая солнцем детская площадка; унылые хрущёвки, раздолбанный асфальт и дождь; даже страсбургские домики с черепичной крышей и каменная мостовая — всё это он. Сегодня он прикинулся тем самым двором, в котором я, без пяти минут юрист, в компании такой же оперившейся зелени после государственных экзаменов глотал дешёвый портвейн прямо из горла.

Почему именно этот двор? Ведь в моей жизни было множество других. Более ярких, более важных, значимых.

Хорошо, что сейчас я понимаю — вокруг меня сон. К сожалению, редко удаётся это осознать. Но сегодня именно такой редкий случай, который выпадает раз на миллион, и поэтому я должен дойти до конца. Должен найти ответы на свои вопросы.

Конец ознакомительного фрагмента.