Отдохните, сударыня!

Юрий Чемша, 2020

Юрий Чемша, по профессии инженер, член Российского союза писателей, утверждает, что в жизни есть много весёлого. Достаточно просто подыскать соответствующую точку зрения. Книга предназначена для читателей, желающих поднять себе настроение.

Противопожарное

«…А для тебя, Юра, мой подробный технический отчёт по пожарной безопасности может послужить сюжетом для очередного шутливого воспоминания.

С наилучшими пожеланиями, Толик…»

(Из письма друга)

Ох, Толик, не хотелось бы шутить по поводу противопожарности.

Я директор маленького инженерного предприятия. У нас есть опытная мастерская.

Уже два года как оставили нас в покое пожарные, спасибо правительству. А когда-то…

Однажды мне позвонила дама с глубоким грудным голосом, который сразу же, с первых звуков покорил меня. Он как бы окутывал собеседника и одновременно пронизывал. Если бывает женский звонкий бас, то это был он. Как-то так, Толик, точнее не могу сказать, честно.

Я сразу же представил себе, что дама с таким объёмным голосом имеет соответствующего размера грудь. Тут я имею в виду грудную клетку, а не то, что ты мог подумать, когда прочёл, или я подумал, когда написал.

— Юрий Афанасьевич?

— Да, это я.

— Вы директор предприятия ООО «Удалой сварщик»?

— Пока да.

— Очень приятно. Вы сейчас заберёте меня на перекрестке Литвинова и Красина.

В трубке слышны были и мужские голоса с отработанными командными интонациями. Становилось интересно.

— Хорошо, согласен, заберу и…

— И мы поедем на Ваше предприятие.

— Там скучно, девушка. Там железки и грубияны.

— Ничего. Со мной и грубиянам всегда весело (одобрительное хихиканье мужских голосов).

— А как я Вас узнаю, прекрасная незнакомка?

— Легко. Я буду в форме.

Я подумал, что это не самая лучшая примета для меня, человека, который «в форме» с годами бывает всё реже.

— И всё-таки, что за форма? Вы армия, милиция, или что серьёзнее?

— Гораздо серьёзнее. Позвольте представиться — инспектор по пожарной безопасности, лейтенант Сокольская. Яна Михайловна. — В трубке загоготали мужские голоса.

Тут я, как ты, Толик, понимаешь, сильно приуныл. Прежний инспектор Юра как-то давал о себе знать заранее. Мы успевали подмести и накрыть стол.

Подъехал к назначенному перекрестку. Юная девушка, действительно, в форме. Погоны, брючки, туфли казённые, но маленькие, по ноге. Стесняется. По телефону держала себя бодренько потому, что рядом были сослуживцы, надо было соответствовать. А передо мной, как выяснилось, и не очень надо, я сам соответствую. Мне даже стало её чуть жалко.

Ну и, конечно, ещё голос. Я был покорён этим голосом, как сейчас бывают покорены члены жюри соответствующей передачи. Он шёл из глубины грудной клетки, откуда-то аж из зоны таза. Впрочем, у Яны Михайловны — не таза, а изящного девичьего тазика.

Мы разговорились. Через десять минут дороги напряжённость пропала. В институте Яна Михайловна играла в драмкружке. Роковых женщин. Падая на колени, она восклицала: «Аркадий, я хочу услышать правду от Вас: теперь Вы меня не полюбите? Никогда?..» Режиссера радовало, что у её голоса от природы есть специальный режим, он называл его — «роковой».

В машине со мной Яна Михайловна говорила обыкновенным меццо-сопрано.

Приехали в нашу мастерскую.

— Ну вот, ходите, рассматривайте, — пригласил я. — Тут вот трубы круглые, тут прямоугольные. Прямоугольник — это располневший квадрат, как Вы помните из школы. А тут листы.

— Глисты?!

— Нет, глисты — органика. Органика пожароопасна, поэтому её не держим. А листы — нет. Вот они, железячки.

Обходя стопку листов в грязной, жирной эмульсии, Яна Михайловна пошла вдоль стены. С каждым шагом тон её становился официальнее.

— О, а у вас подрозетник из фанеры!

— Увы, из фанеры… — я развёл руками. — Фанера ток не проводит, нам это нравится.

Напрасно я не скрыл сарказма в тоне. Яна Михайловна заговорила инспекторским тоном.

— Вы, Юрий Афанасьевич, не представляете, сколько в нашей области в этом году пожаров из-за подрозетников! Нам каждый день читают оперативки.

— Верю, — послушно согласился я. — Поэтому у меня дома подрозетники из самана.

— Из чего?

— Из самана. Новый материал, типа керамики, когда застынет. Правда, стынет три года.

— Ах вот, значит, как! Дóма у вас из новейшей керамики, заграничной, небось. А на работе пусть возгораются? Уж переделайте, пожалуйста, и здесь на правильные. Керамику мы учили. Я посмотрю в инструкции, какая у вашего самана степень опасности, — пообещала Яна Михайловна и записала что-то в свою книжку.

— А это что? Какая-то органика! Пищеотходы с мусором!

— Это еда. Сейчас тут будет обедать наш Василий, он пока курит.

— У вас курят? — с надеждой оживилась Яна Михайловна. — А где?

— Он ходит на завод в специально отведённое место, — соврал я, чтоб она не заглянула за угол здания.

Тут появился Василий.

Надо сразу сказать, что Василий — гордость нашего предприятия. Высокий красавец с мастеровитыми руками и доброй, любвеобильной душой — такие люди не могут не нравиться женщинам. Я как-то писал о его единственной неудаче, когда он не понравился местной негритянке. Ну так у Василия зуб тогда болел. А вот если б не зуб…

Когда женщины видят Василия, они мгновенно беременеют.

С Яной Михайловной произошло чудо: погоны на её форме превратились в какие-то кружевные фестончики, а сама она приподнялась в своих казенных туфельках, как будто на них появились неуставные высокие каблуки. По инерции её меццо-сопрано ещё успело спросить у меня:

— А это что? — но в последнем слове уже само собой перешло на «роковой». — Опилки!

«Коленки! Боже, у меня сами собой подгибаются коленки! А я мелю тут эту дурацкую чушь про опилки», — перевёл я на сценический язык её реплику. А вслух кротко сказал:

— Это стружка, Яна Михайловна.

— Между прочим, железные опилки горят, — сообщил нам роковой голос Яны Михайловны, и мне опять послышалось: «Аркадий! Я вся горю! Спасите меня, о бездушный…»

Василий, услышав голос, блеснул глазами и поправил какой-то гаечный ключ в брючном кармане комбинезона.

— Опилки? — удивился я. — Быть не может! Давайте подожжём.

— Вот вы смеётесь, Юрий Афанасьевич, — сказал неожиданно Василий, пожирая блестящими глазами Яну Михайловну, — а я поджигал.

«Заставлю вражину после работы поджечь его собственную “Ниву”», — пообещал я себе.

У забеременевшей пять минут назад Яны Михайловны от счастья тут же начались схватки:

— Нас учили, Юрий Афанасьевич, что опытный рабочий всегда знает о пожарной опасности больше своего начальника.

Тут Василий посмотрел на моё лицо и что-то увидел там.

— А нет, Юрий Афанасьевич, я спутал. Это я магниевые опилки поджигал.

Я облегчённо выдохнул:

— Вот когда начнём делать еропланы, Яна Михайловна, — а они сплошь из магния — мы Вас пригласим что-нибудь поджечь. Там много чего можно утворить таким пироманьякам, как наш Василий… — я значительно посмотрел на умника.

— Обязательно приеду, и мы с Василием зажжём, правда, Василий? Кстати, Василий, раз Вы курите, у Вас должны же быть спички. Где Вы их держите?

Я показал Василию из-за спины Яны Михайловны кулак.

— Всё, бросил только что. Выкурил последнюю, выбросил пачку и спички.

— Жаль, — сказала Яна Михайловна и временно приостановила схватки. — Может, хоть пару спичек завалялось в кармане?

Такое рвение понравилось бы её начальнику, но не мне как проверяемому.

— Что же тут жаль, Яна Михайловна, — вмешался я, — человек, наконец, бросил курить. Радоваться надо. Василий нас каждый день этим радует…

— Посмотреть на Вас, да ещё в форме… каждый бросит, — добавил Василий и ещё раз повёл глазами по фигуре Яны Михайловны. — Да я бы и без формы… бросил…

Размякшая Яна Михайловна приняла это за комплимент. Она благодарно посмотрела на Василия и её, видимо, временно отпустило:

— Так, я тут у вас всё осмотрела, у вас четвёртая степень, самая неопасная. Василий, помогите мне переступить через эти, как Вы их зовёте, г… листы.

Рука Василия приняла кисть пожарного инспектора, и я услышал гул и треск возгорающегося пожара.

— Спасибо, Василий. Жаль, мне пора.

— И мне тоже, — сказал Василий.

— Ему тоже пора? — с надеждой спросила у меня Яна Михайловна.

— Нет, ему тоже жаль, — ответил я строго. — Ему жаль, что ещё три часа рабочий день как-никак.

— Тогда я с Вами, Юрий Афанасьевич, мне надо с Вами кое-что по бумагам решить.

Я представлял примерно, о каких бумагах будет идти речь.

Тут Василий механически хлопнул себя по карману, как бы ища спички. По-моему, с этого момента он решил снова начать курить.

— Может, лучше с Василием? — предложил я, всячески оттягивая момент беседы с инспектором с глазу на глаз. — Вот он как раз в форме… В смысле, в фирменном комбинезоне. По-моему, в правом кармане у него что-то выпирает, и кажется, спички…

Яна Михайловна заворожённо разглядывала правый брючный карман, не распознавая в округлой выпуклости на ткани угловатости спичечного коробка. Василий демонстративно вынул из кармана гаечный ключ. Выпуклость не исчезла.

— Но ведь он сказал, что бросил курить, — задумчиво напомнила мне Яна Михайловна. Подтверждая эти слова, Василий вынул из кармана второй ключ. Впрочем, выпуклость не исчезла и всё так же притягивала взгляд Яны Михайловны.

«Ладно уж, не буду поджигать его “Ниву”», — мысленно смилостивился я, а вслух предложил:

— Может, обыщем его карманы?

— Ещё чего, — с сожалением отвела, наконец, взгляд от молодецкого кармана Яна Михайловна. — Нет, это с Вами вопрос, Юрий Афанасьевич. Вы же отвезёте меня назад?

— Обязательно и с удовольствием.

Мы попрощались с Василием. Василий долго тряс руку Яны Михайловны, пока она, наконец, окончательно не родила:

— Хорошо тут у вас. Люди приветливые. Пожалуй, я к вам буду почаще наезжать.

— Наезжайте. У нас тут пожаробезопасно, всего четвёртая степень. Яна Михайловна погрустнела: я напомнил ей о её обязанностях.

Мы сели в мою машину и покатили назад. Сильно стесняясь и смущённо звеня меццо-сопрано, Яна Михайловна озвучила, наконец, истинную цель визита:

— У меня наказ от начальника, Юрий Афанасьевич: мне обязательно надо привезти от Вас пять тысяч рублей. К нам приезжает из Москвы инспекция, и начальник расписал нас по предприятиям.

Видно было, как трудно далась юному порядочному человеку эта речь. Зато теперь, когда, наконец, всё сказано, дальше стало заметно легче.

— Что будет, если я не соглашусь? — спросил я, представляя, впрочем, ответ.

— Тогда мне напишут несоответствие, а нашей области — замечание. А это уронит её честь. Я могу дать квитанцию, вот, я ещё на работе заполнила.

Что ж, разве не найдется у директора даже самого малого-малого предприятия пяти тысяч для спасения противопожарной чести области?

— Не надо квитанции, Яна Михайловна. На Вас посмотреть — сразу видно, что Вы не для себя. Кстати, о чести. Сказать по чести, не люблю я всякие инспекции.

— Согласна с Вами, я тоже.

Каждый из нас, понятно, имел в виду разные инспекции и разные чести.

Мы помолчали. Я достал бумажник.

— Если у Вас будут какие-то вопросы по саману, то меня может не быть на работе. Я дам Вам номер телефона Василия, он найдёт, что ответить.

— Хорошо, Юрий Афанасьевич.

— Нет, скажите, пожалуйста, это роковым голосом.

Она улыбнулась, взор её весело блеснул.

— Очень меня обяжете, Юрий Афанасьевич, если дадите ему ещё и мой.

Я рассказал, как перевёл эту её фразу мой мозг: «О, Аркадий, Вы великодушны, как ангел! Вы спасли мне жизнь!..» Мы долго смеялись. Всё же ей было бы лучше в театре.

На прощанье я сказал:

— Интересная у Вас работа, Яна Михайловна, но Вам не позавидуешь, уж извините. Не для Вас она, честное слово. Пропадёте Вы там со своей деликатностью. Попросите комиссию, чтоб Вам написали несоответствие.

Через небольшое время Яна Михайловна ушла в декрет, тем и спаслась. Наш Василий уверяет, что он тут совершенно ни при чём.

И правда, там, в трубке, много было всяких мужских голосов. И покушавшихся на честь, и спасавших её же…

Вот опять ты, Толик, разбередил мою память. Давно это было, и хорошо б, чтобы больше не было — тьфу-тьфу-тьфу, через левое плечо…