Пути русской любви. Часть I – Золотой век

Юрий Томин

Путешествие во времени к истокам феномена русской любви.Книга состоит из трех частей: Золотого века, Серебряного века и Разорванного века. В первой части представлены три вектора русской любви. Романтический вектор русской любви прослеживается в жизни и творчестве Пушкина, Лермонтова и Алексея К. Толстого; стремление в любви к разуму и свободе отмечается у Герцена, Тургенева и Чернышевского; погружение в глубины человеческой души характерно для Достоевского, Льва Толстого, Чехова.

V

Бегство от любви. Навстречу северной Авроры. Опасения безразличного сердца. Предвидение ада. Непроизвольная тоска. Надежная опора вдохновения. Перерождение души. Черный человек. Воплощения романтической поэзии

Двадцатидевятилетний Пушкин встретил юную (шестнадцатилетнюю) Наталью Гончарову — необыкновенную красавицу¹, влюбился, сделал предложение, получил неопределенный ответ и… уехал, гонимый «непроизвольной тоской». Через пять месяцев, побывав в армии на Кавказе, нанес визит Гончаровым в Москве, но встретил холодный прием. Он признается, что «первый раз в жизни был робок» и у него «не хватило мужества объясниться». Пушкин в «полном отчаянии» уезжает в Петербург. Кстати, он рвался дальше, за границу «надменной убегая», но его не пустил русский царь².

Скажите: в странствиях умрет ли страсть моя?

Забуду ль гордую, мучительную деву,

Или к ее ногам, ее младому гневу,

Как дань привычную, любовь я принесу?

Прошло еще пять месяцев, и Пушкин получает известие, что к нему благосклонны. Но это не приносит радости, он погружается в раздумья и чувствует «себя более нечастным». И все же решается и идет навстречу «манящей звезде прекрасного». Затем последовали набирающие обороты события и неминуемые лица — повторное предложение, венчание, семейное счастье, дети, великосветские балы, камер-юнкерство, участие в судьбе сестер жены, интриги, мадам Полетика, Дантес, — завершившиеся предвидимым им самим смертельным риском воплощения своей роковой любви в брачном союзе.

Наталья Николаевна (Гончарова) Пушкина-Ланская (1812—1863)

В письме к матери возлюбленной за месяц до помолвки Пушкин считает необходимым объяснить причины своих метаний и опасений. Оставим в стороне «вопрос о денежных средствах», обратим внимание на беспокойство за «ее счастие» и попытаемся углубиться в собственные невольные сомнения поэта.

Пушкин считает, что может со временем возбудить привязанность Натали. Однако возможен и иной поворот «спокойного безразличия ее сердца». Восхищение, соблазны, мнения и в итоге — сожаление, которое может вызвать отвращение к «коварному похитителю», а мысль об этом для Пушкина — ад.

Ей станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой, более равный, более блестящий, более достойный ее союз… Не будет ли она тогда смотреть на меня как на помеху, как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко мне отвращения?

Вместе с тем, похоже, что упоминание о воображаемых адских муках связано не только с опасением за ее возможное несчастье. Возникает ощущение чего-то пропущенного в письме, но мелькнувшего в мыслях пишущего. Возможно, это умолчание о причине, могущей привести к необходимости пойти на смертельный риск ради Натали. Но о каком таком риске для мужа хорошенькой молодой жены может думать искушенный знаток нравов высшего света? Выходит, Пушкин вольно или невольно предвидел самые губительные последствия своей страсти, которая свела его с ума, вернее, возглавила все его разумные намерения.

И все же пришедшие «черные мысли» связаны не только с предвидением возможных осложнений для добропорядочной семейной жизни в полном соблазнов столичном Петербурге. Тревоги Пушкина изящнее увязываются с первой частью письма, где он говорит о заблуждениях своей ранней молодости, которые были «слишком тяжки и сами по себе» и усиливались клеветой. Тогда мы можем предположить следующую картину того, что мучило поэта. В воображении Пушкина грехи его молодости столкнулись с любовным головокружением и заключили его в свои мрачные объятия. На это указывает то, что, когда он получил на свое предложение неопределенный, но дающий надежду ответ, его охватила «какая-то непроизвольная тоска». О чем тогда мог непроизвольно и тоскливо думать Пушкин? О благоволении судьбы и призрачном шансе на искупление грехов «печальной молодости» или о невозможности такового, сожалея, что не сберег себя в душевной чистоте для настоящей любви? Судя по всему, Пушкин видел в этом запоздалом даре любви хоть и иллюзорную, но все же надежду на обретение душевного равновесия.

Получив одобрение родителей и государя, торопя свадьбу, он «ошеломлен тем, что может употреблять такое выражение», как «мое счастье». Пушкин полон идей и творческих планов, музы вдохновения уже приручены и не требуют жертвоприношений. Для полной жизненной гармонии ему была необходима опора настоящей любви, перетекающей в тепло домашнего очага и размеренные радости семейного счастья. Владислав Ходасевич, разбиравший «поэтическое хозяйство Пушкина», отмечал три «черты перемены, случившейся в Пушкине» вслед за обручением с Натальей Гончаровой. Известный насмешками и презрением к семейной жизни («брак холостит душу»), рождению детей и мужам-рогоносцам поэт становится внимательным к этим вещам и «говорит (о них) вполне серьезно, деловито, порой сочувственно». По-видимому, словами Дон Гуана из маленькой трагедии «Каменный гость» в ноябре 1830 года он описал происходящее в его душе преображение:

…разврата

Я долго был покорный ученик,

Но с той поры, как вас увидел я,

Мне кажется, я весь переродился.

Вас полюбя, люблю я добродетель

И в первый раз смиренно перед ней

Дрожащие колена преклоняю.

Действительно, заветная лира поэта заиграла в полную силу — Болдинский цикл произведений, затем «Дубровский», «Медный всадник», знаменитые сказки, «Пиковая дама», «Капитанская дочка». Но словно была и вторая часть «веленья божьего» или иного более коварного посланника судьбы, которую неотвратимо приближала все та же «тайная дева».

Если теперь, глядя на наше отрывистое знакомство с Пушкиным, вывести главный урок его любви, то он, несомненно, связан со случившейся с ним переменой, когда играющий с любовью герой-романтик перерождается в служителя настоящей любви, жреца «единого прекрасного». Однако на этой стезе его преследует своя тень, свой «черный человек».

В своих дневниковых записях Пушкин участливо следит за развитием скандала вокруг женитьбы Безобразова и, возможно, с тревогой примеряет некоторые обстоятельства на себя. Свадьба красавца флигель-адъютанта с фрейлиной Любовью Хилковой была спонсирована императорской четой. Однако вскоре стало известно, что у фрейлины была связь с государем, что муж ее страшно ревнует, избивает, и… мелькает кинжал. История была громкой и поучительной. Например, П. Вяземский писал их общему с Пушкиным приятелю: «Вот все жаловались у нас на плоскую прозу нашего житья-бытья; ан, напротив: романтическая поэзия воочию совершается и такая, что за пояс заткнет Гюго и Дюма. Ревность, кинжал, преступная любовь, все это теперь ходячею монетою нашего гостиного разговора, и все знакомые лица и вчерашния обстоятельства. Кто бы подумал, что бедная Люба Хилкова, холодная, благоразумная, мерная, образцовая льдинка Зимнего дворца будет героинею подобной трагической повести! Вот те и брак по любви! Теперь никто из девушек не посмеет выйти замуж по любви». Его высылают на Кавказ, она едет к брату в Москву, и через четыре месяца после свадьбы у нее случается выкидыш.

В 1837 году в Нижегородский драгунский полк, которым командовал Безобразов, был сослан Михаил Лермонтов, прославившийся своим бросающим вызов светскому обществу стихотворением на смерть Пушкина. А через четыре года Безобразов приедет на похороны Лермонтова и будет нести его гроб.

Примечания

1

В. А. Соллогуб, близко знакомый с Пушкиным, в воспоминаниях писал о Наталье Николаевне, что «никогда не видывал я женщины, которая соединяла бы в себе такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши! Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные даже из самых прелестных женщин меркли как-то при ее появлении».

2

Мог ли Николай I предчувствовать, что таким образом он разрешит сердечные муки, остепенит «умнейшего человека России», а сам увлечется его будущей женой?