ЛУЧНИК. Книга 1. Холодное Солнце Драмины. Часть 1

Юрий Сергеевич КАРАНИН

Что вы знаете про Мечи Бога Гефеста? А про Петлю Времени? Ничего? Непорядок, конечно, но и потомственной ведунье Даугратинье не все известно. А про трех богатырей? Согласен, мелковат Лучник по сравнению со своими соратниками. И меч у него невелик, и кольчуга не такая… Только, придется этой Троице на битву ратную выйти.Книги серии «Лучник»:«ХОЛОДНОЕ СОЛНЦЕ ДРАМИНЫ»,«Лабиринт»,«В паутине Зеркал»,«Любый мой»,«Под созвездием Волка».Дизайн обложек – Сара Ковтун (Познань, Польша).

Глава четвертая

ДРАМИНА — ЭТО ДРАМА?

Планета Драмина. 3011 год приведенного времени.

1. Тревожное пробуждение

Гиранд проснулся в ужаснейшем состоянии. Такого состояния не бывало, пожалуй, лет десять. Конечно, он не вскочил с кровати и не бросился выяснять причину его. Совсем не к лицу ему, хозяину двух, или, считай, трех земель уделять много внимания дурному настроению. Ну, болит голова, — так кружка доброго вина снимает любую боль. Может быть, лежал не так, или сон был плохой…. Сна он так и не вспомнил, зато, вспомнил, что в его сети попалась заветная дичь и давняя его страсть — Зака. Да, как ловко все получилось! Зака теперь молиться будет на него за свое спасение — как-никак, это он «спас» ее от «насильников». Жаль только, что нельзя торопить ее, овладеть ее телом сегодня же: Зака — женщина горячая, может и руки на себя наложить, или, что хуже, и кинжалом пырнуть, как вчера этого дурного Собла, когда тот вдруг решил позабавиться с ее дочерью. Дочь! Так, вот она — причина его дурного состояния.

— Зув!… Зув! — Что есть мочи заорал он. Не услышав за дверью ни единого движения, Гиранд злобно метнул в дверь опустевшую кружку, и дверь, царапая пол глиняными осколками, тотчас распахнулась. Полусонный Зув, споткнувшись об осколки, схватился, было, за метелку, но Гиранд нетерпеливо одернул его:

— Все спишь? Смотри, попадешься под горячую руку — сдеру три шкуры. Девчонку нашли?

— Нет, хозяин. Как сквозь землю пропала. Все, что могли, обыскали. — Зув виновато разводил руками, всерьез опасаясь за три свои шкуры.

— Может, и сквозь землю. — Задумчиво, сквозь зубы, пробормотал Гиранд: поговаривают, что девчонка вроде бы в прапрадеда своего пошла: есть в ней какая-то Сила, — говорят, посмотрит своими глазищами — мурашки по всему телу. Да, и самому Гиранду не единожды становилось не по себе, когда, случалось, пересекались их пути.

— Что, хозяин? — Не расслышал Зув.

— Ничего. Одежду неси. — Грубо оборвал его Гиранд и рывком поднялся с кровати, умудрившись одновременно энергично почесывать волосатую грудь. Гиранд совсем не похож на других драминян: в отличие от них был более чем волосат, и кожу имел грубую и совсем не такую бледную. Некоторые намекали, что он из племени северян, когда-то перекочевавших южнее, а потом разбавивших свою кровь кровью неженок-южан, но так и оставшихся северянами по духу и плоти, а кое-кто выдвигали и вообще фантастическую версию: будто бы отцом его является некий застрявший на Драмине инопланетянин. Своего отца Гиранд не помнит совсем. Был он, или нет, теперь однозначно останется тайной. Так это, или нет, но Светило его не обжигало, и кожа не покрывается пузырями при длительном нахождении обнаженным под палящими лучами. В отличие от горожан, для которых бледность кожи — чуть ли не признак причастности к знатности рода, для Гиранда и его сподвижников, наоборот, чем грубее кожа, тем сильнее «кровь», а значит, сильнее род. Осталось их, к сожалению, немного, — пара-другая десятков настоящих мужчин. И сотни, тысячи других, готовых безоговорочно пойти с ними до конца за правое дело — за право сильного решать все в этом мире.

Гиранд, как всегда — небрежно, натянул на себя засаленную, давно требующую стирки одежду, затем, всем телом ощущая ее запущенность, брезгливо скинул все в угол и, не взглянув, слушает его Зув, или нет, буркнул сквозь зубы:

— Снеси все Лу. Пусть постирает. С оплатой не скупись, не бедный я, хватит разговоров о моей жадности.

Зув покорно склонил голову, но не издал ни звука. За многие годы с того времени, когда Гиранд купил Зува у торговца оружием, они настолько привыкли к такому стилю общения, что, кажется, другого уже и не представляли. Один только раз Зув не выполнил распоряжение, и не потому, что забыл, а потому, что справедливо посчитал, что это нанесет вред его хозяину, и был так жестоко избит за это, что с тех пор угроза содрать три шкуры казалась, пожалуй, страшнее смерти. Поэтому он моментально исчез за дверью, и тут же появился с другим комплектом одежды.

Гиранд из всего этого надел только брюки. Он размашистым шагом прошел до выхода, и коротким, но сильным, ударом ноги распахнул дверь. Светило, ярко отражаясь от скопившейся за ночь лужи, ударило в глаза, ослепило на долгое время. Но такое состояние всегда только радовало Гиранда, вот, и сейчас он остановился на пороге с закрытыми глазами, нежась под согревающими лучами, пока не прошла веселая карусель разноцветных кругов.

Погода, кажется, одумалась. Минувшие трое суток многим показались наказанием Творца за все прегрешения. Еще бы! За какие-то кро-су разыгралась такая круговерть, что день стал ночью, и это притом, что земля побелела от выпавшего снега.

Гиранд уже начал опасаться, что не выполнит договор. Опасаться ли? Он же почти согласился с Ярном, что это как раз и есть наказание-предупреждение за то, что они хотят сделать.

Но вчера с рассвета пошел дождь, — и лето вернулось, а договор пришлось выполнять.

— Принесите еду в сад. — Крикнул он, не обращаясь ни к кому, и, не дожидаясь ответа, начал обходить лужу, поскользнулся и едва не упал.

Зув, услышав крепкую брань, юркнул за двери и поспешил на кухню. Там он как бы не увидел, как потешаются у окна поварята. Лишь, тихо спросил:

— Еда-то готова?

Вместо ответа испуганные поварята схватились за миски и поварешки, мгновения — и вереница подносов уже летела к выходу.

Прием пиши, независимо от времени и места, всегда в этом доме походил на ритуал. Гиранд не устанавливал единого времени и числа едоков — одно лишь условие: ровня с ровней. Ровней себе он считал тысяцкого, сотников и еще десяток-другой человек, причастных к большим делам. Во время еды, как правило, решалось множество вопросов, планов, а так же наказаний и поощрений. Невозможно угадать и опасно не угадать время: о жестокости Гиранда, не случайно, ходили вести одна другой страшнее. Поэтому сообщение о том, что стол накрывается, веером разлеталась по поместью, не оставляя безучастным никого, ибо виновного в обрыве этого ритуального «веера» ждало наказание не меньшее, чем опоздавшего, или не явившегося.

— Где Га? — Глядя в тарелку, сурово спросил Гиранд, опять не обращаясь ни к кому. — Совсем распустились. — Он в сердцах стукнул кулаком по столу.

— Га зализывает раны. — Неприкрыто усмехнулся Сол, извечный соперник Га за место возле Хозяина. — Со вчерашнего дня так и не поднялся. — Несмотря на извечную вражду, тем не менее, смягчил он свое сообщение.

Гиранд надолго, не скрывая угрюмости, замолчал, остальные, человек двадцать, подождали-подождали, и принялись за еду. Молчание затянулось, и все уже начали считать, что гроза миновала, как вдруг Гиранд грохнул по столу кулаком так, что стопка мисок подскочила и свалилась на землю.

— Где Зака? — Он только что не взревел, быстрым взглядом окидывая всех. — Я спрашиваю, где Зака?

— Хозяин, прости великодушно. Не успел предупредить. — Зув выскользнул из-за куста, но остановился на безопасном расстоянии. — После вчерашнего Заке очень плохо, поэтому еду ей унесли в ее комнату. — И Зув осмелился поднять голову. Гиранд сразу погасил гнев, примирительно махнул Зуву рукой, и тот тут же исчез из виду.

— Девчонку нашли? — Похоже, гроза только начиналась: глаза сами опускались под грозным взором Гиранда. — Я не понял, девчонку нашли?

— Нет, Хозяин. Информация противоречивая. Кто-то видел ее возле того ненормального, Ларака, кто-то видел ее с дедом. Рут сообщил, что она, вроде бы, в Строгоре, но он сам ее не видел. А еще он сообщил, что сюда едет Президент. Но главное, прилетели десантники. — Не переставая пережевывать внушительный кусок мяса, скороговоркой выпалил Сегул. Торопливость его была легко объяснима: трапеза может быть прервана в любой момент, и когда-то еще удастся поесть снова.

— Слава Творцу, наконец-то… — Вздохнул Гиранд. — Надеюсь, на этот раз оружия будет достаточно.

— Новость плохая, Гиранд: десант привел небезызвестный тебе Воррн.

— ЧТО? — Гиранд, кажется, взвился до самых небес. — Почему я узнаю это только сейчас? — Перегнувшись через стол, он ловко схватил Сегула за кадык, — излюбленный, между прочим, жест, — и крепко сдавил его между указательным и средним пальцами.

Сегул мычал, но говорить не мог, хотя и вырваться не пытался.

Наконец, Гиранд решил, что наказания достаточно и горло отпустил, но на скамью не сел. Сегул низко опустил голову, одновременно обозначая смирение и прикрывая шею от возможной очередной экзекуции.

— Я повторяю свой вопрос: почему?

— Так, это Рут виноват: позвонил мне, когда я уже подходил сюда.

— Что он еще сообщил? — Гирант оставался стоять, неотступно глядя на Сегула сверху вниз, отчего того все сильнее пригибало к столу.

— Еще он сказал, что Президент едет в Ильп, но, возможно, заедет сюда.

— Хватит о президенте: с ним разберемся потом. — Оборвал Гиранд. — Меня интересует Воррн…. Что? Куда Маршин едет? — Гиранда как током ударило. — В Ильп? — Он сел, нервно постукивая пальцами по столу. — На еду — десять су! Через два-десять су тысяцкий и сотники — ко мне в кабинет. Все. — И тяжелым шагом прямо по луже пошел в дом. Зув, громко охая и одновременно дожевывая на ходу кусок мяса — за столом он не сидел, но еды ему перепадало достаточно, — опрометью бросился следом. И не зря! Из-за двери уже доносилось: «Зув!». «Я здесь, Хозяин».

За столом быстро «дожинали» остатки еды и один за другим растекались по своим делам: день сулил быть жарким, в пряном и переносном смысле.

Маршин Биелоз (в быту), а вообще-то, гражданин Президент, нервно кусал губы после каждого ухаба, коих было на дороге немерено, охал и проклинал все: и дорогу, и свое решение, и вконец обнаглевшего Гиранда. Толком всего, что произошло в Ильпе, Маршину не объяснили, но дежурный секретарь заверял, что произошло что-то, очень ужасное, что замешан в этом Гиранд. и что народ взбунтовался и требует — (прямо-таки, требует?) — присутствия Президента. Ехать, конечно, пришлось: скоро выборы. «Чистая формальность!», — но, хоть, все и решали власть и деньги имущие, в прошлый раз Маршин едва не проиграл, когда против него выступила Крайна Нга. Если бы не Гиранд…. Додумать Маршин не успел: левое колесо провалилось в очередную лужу, полную грязной талой воды. Маршин больно стукнулся головой о лобовое стекло, от чего в глазах поплыли желтые круги. Он накинулся с бранью на водителя, но тот за словом за пазуху не полез: «Дороги надо ремонтировать!» и отправился вызволять застрявшую машину.

Маршин тоже выбрался на волю поразмять косточки. Сейчас бы на Родо, где пик цветения крумпру: ветер, кажется, уже доносит их ароматы. Так, нет, надо ехать в Ильп, а это четыре по сто кле жуткой дороги: к сожалению, аэродромов вблизи Ильпа нет, вертолеты — еще более жуткий вид транспорта, гравипланы — ненадежны, и почти все в неисправном состоянии. Прямо, беда!

Очередной затяжной порыв ветра сорвал остатки тумана на горизонте и открыл окраины городка. «Гиранд, возможно, еще у себя» — Пришла неожиданная мысль, которая тут же переменила все планы.

— Едем в Гард. К Гиранду. — Скомандовал он водителю, неуклюже усаживаясь в кресло. Освобожденная машина лихо рванула с места, чтобы тут же уткнуться в очередной ухаб. После этого, получив подзатыльник от охранника, водитель сбавил скорость и уже тщательнее объезжал каждую ямку на дороге.

2. Боль

Гиранд улегся на ничем не покрытую скамью из саталового дерева, как делал всегда после приема пищи: нежная, прохладная древесина успокаивала и тело, и разум, — при самых трудных обстоятельствах мысли быстро упорядочивались, и всегда, поскольку, до сих пор и жив, и здоров, и богат, и властен, находилось правильное решение. Сегодняшняя ситуация — одна из обычных: ни лучше, ни хуже. Конечно, появление Воррна сильно осложняет ближайшие дни, — этот служака Закона крови может попортить много, но Гиранд не будет Гирандом, если не найдет единственно верное решение.

Тысяцкий и сотники собирались в кабинете, представляющий, скорее, зал для торжеств. Конечно, ни каких драгоценных камней, — к коим Гиранд всегда был равнодушен, ни серебра и золота, коим место, по мнению Гиранда, одно, точнее, два: на женской шее и в технике, к которой он относил и оружие. Зато, саталовое дерево было везде: столы, скамьи, отделка стен. Этот довольно редкий, и непомерной цены материал, Гиранд добывал везде и всеми правдами и не правдами: покупал, похищал, отнимал…

Очень частое видение из детства: мать, только что отчаянно защищавшая еще не достигшее своего могущества деревце сатала, падает на землю, разрубленная ударом чужеземной сабли. Оно приходило так часто, что — Гиранд не клялся, но это пришло само — мысль, собрать, забрать (какая разница, как!) весь сатал, воплотилась в навязчивую идею, а затем и действие. Одно время он отбирал даже амулеты, но, собрав уже изрядную коллекцию, получил такой жесточайший удар, что оправлялся от него несколько лет, пока, по совету знахарей, самолично не развез амулеты их владельцам. В дальнейшем амулеты, на что, впрочем, в основном, и идет сатал, Гиранд не отбирал, но в Крайнах, где он безраздельно властвует, не осталось ни одного зрелого дерева. Конечно, о нескольких саталовых деревьях, растущих в частных владениях, Гиранд хорошо знает. Знает, как их лелеют и оберегают их владельцы, потому, как знают, что Гиранд никогда за ценой стоять особо не будет: купит созревшее дерево, конечно, не по заоблачной цене, но семьи получат хороший прибавок к основному заработку. И поэтому многие все свободное время проводили в поисках слабеньких росточков сатала в ареалах их прежнего обитания: семена этого удивительного растения могут пролежать в земле десятки и, возможно, и сотни лет, — и вдруг прорасти. Счастливчик, сумевший пересадить росток на свой участок, получал практическую неприкосновенность, конечно, от всех, кроме Гиранда, — своего рода налог платить приходилось своевременно.

Заметив, что собрались все, Гиранд поднялся, натянул прямо на голый торс толсто вязаный свитер и сел за обширный саталовый стол. В кабинете, как всегда, было прохладно, и стол имел приятный дымчато-голубоватый цвет. Всем известно, что сильно охлажденные саталовые доски белеют, при нагревании — краснеют, если перегреть — чернеют. В саду, например, стол во время приема пищи отливал то красным, то малиновым цветом. Гиранд не торопил собравшихся, и не потому, что спешить некуда, — спешка-то, как раз, и нужна, но вариантов накапливалось слишком много, а решение нужно одно.

Наконец, он тяжело поднял голову.

— Все собрались?

— Бигватора нет.

— Где? — Гиранд вспомнил, что и за завтраком его не было.

— В Ильпе.

Не дождавшись продолжения, Гиранд сразу вскипел. — Мне, что, каждое слово клещами тянуть? Что в Ильпе?

Тысяцкий не стал дожидаться «закадычной терапии» и принялся торопливо докладывать. — В Ильпе еще с вечера начались волнения. Перед пустырем собрались тысячи родственников тех… — Слаб не стал уточнять, кого, — все и так ясно. — В любой момент может начаться бунт. Все требуют Президента. Да еще этот, как его?…, Ларак воду мутит, будто бы прилетел Верховный Трибунал. — «Что? Тысяцкий пропустил информацию о прибытии Воррна?», — Гиранд пребольно натянул волосы на висках, — такой прием часто гасил нарастающий гнев. Вспышка, и в самом деле, сразу прошла, но вместо нее накатилась усталость, — последствие то ли последних дней, толи утреннего настроения.

«У-у-у-у!», — не то простонал, не то прорычал Гиранд, затем в сердцах ударил по столу.

— Где они сейчас? — Он устремил на тысяцкого с каждым биением сердца тяжелеющий взгляд, от которого уже не увернешься: только отвечать, причем точно, словно пред Всевышним, а иначе….

— Говорят, что Рут постарался их задержать. Застолье, сказывают, организовал.

— Небось, опять ограничился двумя бутылками какого-нибудь дерьма? — Грубо перебил Гиранд. — Что дальше?

— Ага, постарался. — Усмехнулся Шуруш — Выпивку они покупали сами. Зато, он упился так, что его увел домой один из этих.

— Ну, плискантово дерьмо! — Выругался Гиранд. — Увижу, — обдеру до костей. Хотя, у него их, похоже, нет. — (Вспыхнул и тут же угас короткий общий смех). — Пора подумать о замене. Понял, Слаб?

— Понял.

— Теперь об Ильпе. Шуруш, свяжись с Бигватором. Срочно пусть все зачищает, но особо не светится там. И пусть постоянно находится на связи.

Гиранд замолчал, и надолго установилась звенящая тишина, которую разбил громкий звонок телефона Шуруша. Шуруш с пяток су с кем-то громко ругался, затем бросил телефон на стол.

— Только что позвонил Кейрет. Рейдер с тремя десятками десантников готов вылететь из Строгора. — Доложил Шуруш. — Ждут проводника.

Услышав последнюю информацию, Гиранд обреченно поднялся и направился к скамейке.

— Перерыв десять су. — Бросив в угол, с остервенением сорванный с себя, свитер, и, укладываясь на скамью, грубо оповестил он. Невероятная жгучая тяжесть навалилась на сердце, не давая ни дышать, ни шевельнуться. Случилось такое раз третий, нет, четвертый: незнакомая, опустошающая боль пугала, делала Гиранда слабым, пленником того, чего он боялся всегда, что всегда ненавидел и в себе, и в людях, — немощной слабости.

Но было еще одно обстоятельство, требующее серьезной оценки. И оно — тоже причина его дурного настроения. Согласившись на заманчивое предложение храмовников, Гиранд не учел, что всегда непокорный Ильп поднимется на бунт, что не отдаст он трупы вчерашних бунтовщиков. А зря не учел. Мог ведь догадаться, что храмовники не имеют в Ильпе и малейшего влияния. Как и он сам. Одно к одному. Ильп вдругорядь отказался платить ему налог по причине недорода. И это стало неким оправданием для выполнения договора. Сегодня некогда разбираться, почему не хватило энергии для установок, почему не заработала самая мощная.

Ему не удалось разогнать горожан, поднявшихся на защиту своих погибших земляков. Хорошо еще, что самим удалось вовремя убраться из города. Удалось ли?

Перерыв затянулся не на десять су, а чуть ли не на пол-кро-су. Гиранд не торопил, а Зув не пропускал остальных через дверь. Все так и толпились перед нею, став невольными свидетелями того, что и могущественный Гиранд не бессмертен. Это еще больше усиливало боль. Но Гиранд неожиданно для себя понял, что конец может наступить вдруг и сейчас. Но не сейчас же?! — Теплилась надежда, — и он не стал торопить судьбу.

Наконец, сатал сделал свое дело: боль мало-помалу ушла, вернув на место полную готовность, мыслить и действовать. Но страх ожидания конца уже остался, остался навечно, — уж это-то Гиранд теперь знал наверняка.

Как только Гиранд поднялся, все хлынули к столу, инстинктивно пряча глаза, будто бы и не видели Гирандовской слабости, торопливо садились на свои места. Ох, если бы знал Гиранд, что пришло к ним и неожиданное облегчение, — а Хозяин-то не так уж всесилен! — и неожиданная неуверенность в завтрашнем дне, — а что станет с каждым из них, когда не станет руки, из которой они кормились. Семьи имели только трое, остальные либо не имели их никогда, либо растеряли — каждый по своей причине, но уже не жалели об этом, довольствуясь мимолетными связями, кормежкой с хозяйского стола да частыми кутежами, — жалование имелось вдоволь, хватало и на то, и на это. И Гиранду было это на руку: сотники всегда при нем, а злачные места все принадлежали тоже Ему, поэтому и денежки исправно возвращались на место.

Гиранд нарочно не стал дожидаться, когда все усядутся, всем видом показывая, что не было боли, а была лишь заминка в связи с новыми обстоятельствами.

— Решение следующее. — Гиранд не старался привычно смотреть в глаза, инстинктивно боясь поймать хотя бы малейшее сочувствие, не говоря уже о превосходстве. — Срочный сбор всех, кого отловите. Главное, операторов этих, как их… — Он так и может запомнить название установок.

— ПНЛП. — Подсказал Гой, сотник под чьим командованием находятся эти установки.

— Вот-вот! нэлэпэпули. — Перевирая буквы, подтвердил Гиранд. — Как там эта, ну, большая?

— Считай, восстановили. Осталось слегка отрегулировать.

— Доделаете в дороге. Теперь дорога каждая су. Если Бигватор не подчистит следы вашего ослушания, то дела плохи. Вот к чему привело ваше желание поразвлечься. — Гиранд вошел в исступление, тряс кулаками перед глазами. — А тебя, плискантово дерьмо. — Коротким ударом он сбил Корота на саталовый пол. — Тебя, если начнутся серьезные проблемы, вздерну на центральной площади твоего Корота, как делали это в старые добрые времена, и не посмотрю, что у тебя самая лучшая сотня.

В это время распахнулась дверь, и из нее выплыл, тяжело отдуваясь, Президент.

— О! Да, здесь совещание?! Прекрасно. Сразу… — Маршин поискал глазами место, где можно приземлиться. — Сразу и разберемся.

— Разберемся. — Усмехнулся Гиранд. Он вышел из-за стола и отвел гостя к единственному мягкому диванчику. — Все — за работу. Тысяцкий, отдохни — («не подожди, а именно отдохни», — отметили все) — в саду. Корот, ждешь там же. — При этом Гиранд сделал такой выразительный жест, что ему больше не надо приказывать: беги, и как можно дальше.

Подведя Маршина к дивану и услышав, что сзади все стихло, спокойно спросил:

— Вина?

— Не откажусь. — Маршин знал вкус вин у Гиранда: выбор не слишком велик, но те, что всегда присутствовали в достаточном количестве, были великолепны.

— Зув!

— Я здесь, Хозяин. — Зув уже семенил с двумя кружками вина.

— Снеси еще одну Сегулу. Почему-то на столе вина не было? Разберись. — Гиранд кивком отпустил Зува, одновременно давая понять, что свидетели разговора не нужны. — И угости еще этих. — Он кивнул на окно. — На кухне пусть подсуетятся. — Гиранд привычно не выпускал из поля зрения ни одной мелочи.

Зув едва ушел, а из дверей выскочили поварята с дымящимися подносами. Гиранд сам выдвинул небольшой стол, специально предназначенный для таких встреч, коих на дню было немало. Ему неоднократно приходилось слышать упреки, что большинство жителей голодают, многие умирают от истощения, а он жирует. Но все упреки он пресекал в корне, действительно, кухня его поместья работала практически круглосуточно. Не держал впроголодь и дружинников, в основном набранных из когда-то отчаявшихся, а теперь познавших сытую жизнь «нужных» людей, и потому служивших рьяно. Кое-кто к тому же обзавелись семьями, и Гиранд приветствовал это, и потому кормил и их семьи, прекрасно понимая, что грядут тяжелейшие времена, когда только своя армия защитит его от многих бед. Эта же армия давно уже собирала все необходимое и свозила в многочисленные закрома, числа которым он не знал. Их постоянно строили, заполняли до отказа и строили дальше. Их этажи уходили в землю, росли вверх, давая надежду на то, что удастся пережить самое голодное время не только ему, но и части его воинства. А еще надо сберечь женщин, лучше девочек: когда придут тучные годы, главной задачей будет нарастить и уберечь, воспитать, наконец, население. И тогда он станет Творцом этого мира. Ему будут поклоняться, и не только из боязни. Его будут ЛЮБИТЬ. Если…

Холодный пот накатил волной. Руки разом ослабели, и, расплескивая вино, Гиранд спешно поставил кружку на стол. Он, не вставая с саталового кресла, — мягких диванов он не признавал категорически, — дотянулся до свитера и спешно надел его. Это слегка обогрело, и Гиранд снова взялся за кружку.

— Что привело в наши края? Или по дороге на Родо сюда завернул? — С усмешкой проговорил он, попивая начавшее ударять в голову вино.

Маршин словно только и ждал вопроса обрел, наконец, решимость и, нагоняя суровость в голосе, спросил:

— Ты чего тут творишь, Гиранд? Совсем с ума сошел?

— Что творю? — Протянул Гиранд, ставя недопитую кружку на столик. — Что творю? — И внезапно сделал резкий выпад рукой вперед, пытаясь повторить недавний трюк. Не получилось: потная, толстая шея выскользнула из руки. Маршин вскочил, чуть не начав звать охрану. — Ты кого, плискантово дерьмо, слизняк ползучий, допрашивать приехал? Или забыл, чьими объедками питаешься? — Гиранд демонстративно унижал «всеми обожаемого» Президента. — Или напомнить тебе, Ваше Высочество, кто тебя на этот пост поставил?

Гиранд, не спеша, встал. Унимая гнев, прошелся по кабинету, затем быстрыми шагами вплотную приблизился к снова осевшему в кресло Президенту, тучей навис над ним:

— Это ты что творишь? Почему я только сегодня узнаю о Воррне? И где Риф?

Гиранд нагромождал вопросы один на другой, не давая опомниться:

— Молчишь? Запомни. — Он ухватил Маршина за отворот дорогого «президентского» костюма, притянул к себе:

— Запомни, если у меня начнутся, хоть, вот такие неприятности, — При этих словах он показал последнюю фалангу среднего пальца. — Нет, хотя бы такие… — Последовали те же действия, но с мизинцем. — Я тебя в порошок сотру.

— О Воррне я и сам не знал. — Начал оправдываться Маршин.

— Врешь опять! — Зарычал Гиранд. — Рут сказал, что тебе все было известно. Ты думаешь, тебя не контролируют? Не дождешься.

— Не вру я, чем хочешь, поклянусь. — Испугался Маршин. — А Риф, говорят, погиб на Вентре. Что же теперь будет, Гиранд? Что делать?

— Что делать?? — Гиранд снова прошелся по кабинету. — Что делать? Что делать? — Повторяя круг за кругом один и тот же вопрос, Гиранд подходил к единственно верному, на его взгляд, решению.

Наконец, он подошел к окну, выходившему в сад, с силой распахнул его:

— Сегул, зайди! — И, не дожидаясь прихода тысяцкого, начал. — А теперь придется выполнять все, что скажу я. И, если отступишь от приказа хоть на шаг, считай себя уже трупом. Трупом, в котором тебя будет невозможно признать.

— Проходи, Сегул. А теперь оба слушайте внимательно. — Привычно шлепая на ходу ладонями по бокам, Гиранд с удивлением заметил, что снова находится без свитера. Странно, но он так и не вспомнил, когда успел его снять. «Старею, наверное», — сделал он внезапное, неприятное открытие. Снова кольнуло под сердцем, но без боли, лишь, напоминая о бренности этого мира.

— Маршин. Президент, — Ваше Высочество, говорить не буду, не по чину, так что не обессудьте. — Едко поправился он, заметив неудовольствие Маршина при первом слове. — Президент сейчас едет в Ильп и, как можно дольше, сдерживает толпу, а главное, десант. Мы срочно загружаемся и на машинах едем следом. Установки разворачиваем на ходу. Батареи, надеюсь, заряжены, и не придется как вчера в самый горячий момент подключаться к аккумуляторам машин. Разворачиваемся по той же схеме, что и вчера. Исключение только в том, что прибавляется еще одна, более мощная, установка, но ее задействуем только тогда, когда мощностей первых трех будет недостаточно. Тебе, Маршин, — (не оглядываясь на Президента), — нужно, — правда, если хочешь остаться живым, спешно, как только начнут работать установки, — продвигаться к машинам. Ждем два су. Не успеешь — сам виноват. Свидетелей, — не как вчера, — остаться не должно.

— Это же война… — В ответ еле слышно прошептал Маршин Биелоз, пока еще законно избранный Президент планеты, чьей главной обязанностью является, как раз, поддержание мира и порядка. Он побагровел и начал медленно подниматься с диванчика, но тут же силой был впихнут обратно.

— Война? Может, и война. Война, все равно, в ближайшее время начнется, или уже идет, только мы не видим. Какая разница: днем раньше, днем позже? Никакой! — Лицо Гиранда с каждым словом каменело все больше, на скулах выступила несвойственная ему белизна. — Ледниковый период не отменим ни ты, ни я, ни этот всесильный Воррн. Никто! Очень скоро, поверь, жители планеты начнут есть себе подобных. Выживут только сильные. Я — сильный, хищник, если хочешь. Ты? — не знаю.

Гиранд снова начал «поход» по кабинету, но тут же вернулся обратно:

— А знаешь, что случится, если я не усмирю этих смутьянов? Завтра они пойдут на меня. И, если сомнут меня, что — вряд ли, послезавтра пойдут на тебя. Жажда крови, знаешь ли, наркотик посильнее пойла из плодов крумпру. — Гиранд чеканил слова словно вбивал сжавшегося Президента в неожиданно ставший не таким уж и мягким диванчик.

— Вот что: Сегул, поедешь с ним в его машине. Если что-то — не так, сдираешь с него шкуру живьем. Возьми с собой одну из тех штуковин, которые привез наш друг Ауралат. Надо же когда-то использовать. — Скривив лицо, усмехнулся он и, предвидя вопросы, тут же добавил. — Здесь сам справлюсь. Все. В путь!

Отправив собеседников, Гиранд хотел, было, снова улечься на скамью, но передумал, принялся натягивать свитер, снова не понравилось, крикнул Зува.

Услышав сзади тихий шорох, не оглядываясь, как отрубил:

— Форму мне. Полную!

Зув быстро исчез, и тут же возвратился с тяжелым, пригибающим к полу, комплектом, волоча к тому же по полу тяжелую, украшенную золотом саблю, одно из немногих, где золотому украшению, по мнению Гиранда, и полагалось быть.

Гиранд сноровисто подхватил саблю, при этом, чуть не повредив Зуву палец, на котором она висела. Зув громко охнул, но белье умудрился не выронить.

— Сабля-то зачем?

— Так война же. — Зув смешно развел освободившимися руками.

— Вот дурень. Эта война — не на саблях. — Хотелось добавить: «Эта война — на нервах», но Зуву этого не понять. Неизвестно, на какой планете подхватил его Ауралат, но ему так тяжело далось путешествие в космосе, что космический торговец едва ли за бесценок продал своего слугу Гиранду. А Зув оказался ценным работником: нянька, телохранитель, домохранитель, раб, наконец, — перечень его обязанностей был обширен, но он всегда, и везде успевал, хотя, при этом, его представления о мире были на уровне, если не первобытном, то весьма далекого прошлого. Конечно, если по справедливости, знания о мире у жителей Краин не лучше, если не хуже. Зув, по крайней мере, кое-что знает о космосе. Гиранд вздохнул: его знания о космосе тоже чисто разговорные. Для драминян космос заказан навсегда, всего скорее, и для него тоже. Все бы ничего, но проверить это можно, только «сунув нос в огонь», но все смельчаки с деньгами, попытавшиеся сбежать от грядущей катастрофы, вернулись обратно в непрозрачной упаковке. Поэтому Гиранд и зарывается в землю, а не рвется вслед за ними.

Гиранд вытащил саблю из ножен, немного помахал ею, изображая бой, затем, охватив ее обеими руками, поднес к губам и поцеловал. Откуда взял этот обычай, он и не помнит. Возможно, показал это торговец, продавший ему саблю. Откуда он привез ее, и чей это обычай, тогда, по молодости лет, Гиранд не спросил, да, теперь это и не важно. Подержав немного в руках, Гиранд вложил саблю обратно, но Зуву не вернул, а положил на скамью и начал неспешно одеваться. Тесная одежда ему никогда не нравилась, поэтому сейчас он непрерывно морщился, кряхтел, а когда оделся, хотел все скинуть. И, если бы не торопливо вбежавший, запыхавшийся вестовой, Улон, кажется, наверное, так бы и поступил, а теперь что ж тут…?

— Тебе чего?

— Все готовы. Вас ждут. — На вытяжку остановился вестовой. Он еле переводил дыхание. «Однако потолстел. Гонять надо дармоедов», — подумал Гиранд, а вслух сказал:

— Буду через пять су. Пусть загружаются.

Вестовой убежал. Гиранд взял саблю, но не нацепил, а понес в руке. Уже на ходу он обернулся к торопливо семенящему за ним Зуву:

— Зака как?

— Лежит Зака. Ничего не поела, только воду пьет.

— Пошли, зайдем к ней. Когда-то вернусь? Оставляю ее целиком на тебе. И смотри, сбежит — убью обоих.

— Все будет хорошо, Хозяин. — Зув энергично закивал головой словно это мог видеть широко шагавший впереди Гиранд.

Подойдя к двери, Гиранд сначала осторожно, а затем настойчиво постучался. Не получив ответа, толкнул дверь.

Зака лежала, раскинувшись, на широкой кровати. Светило, отразившись от старинного зеркала, сделало ее лицо желтым, отчего Гиранда хватил озноб: «Жива ли?».

Гиранд в два скачка очутился у кровати, схватил Заку за плечи. Она испуганно вцепилась острыми ногтями в склонившееся над ней лицо, и Гиранду стоило больших усилий оторвать от лица ее не по-женски сильные руки.

— Зака, успокойся: это я, Гиранд. Все хорошо, Зака. — И эта горячность Гиранда поразила и умилила видавшего Хозяина всяким, стоявшего позади Зува.

— Где Рамитарама, Гиранд? — Зака крепко схватила его за плечи.

— Ее пока не нашли. — Чуть не продолжил: «К сожалению», но вовремя спохватился: «А вдруг поймет все правильно», помолчал одно дыхание, собираясь с мыслями, решил, что кое-какую правду надо открыть:

— Не беспокойся: она жива. Ее видели с дедом….

— Где? — Вскинулась Зака.

— Извини, этого я как-то и не спросил. — И самого Гиранда удивил тон своего голоса.

— Я пойду ее искать. — Начала вставать Зака, но Гиранд решительно, но мягко удержал ее:

— Нет, нет, Зака, ты еще слишком слаба. Я быстро улажу кое-какие дела, и сразу отправлюсь искать ее. Поверь, вы мне обе дороги. А ты выздоравливай, не то Рами сильно опечалится, увидев тебя больной. За тобой присмотрит Зув. Верь, ты скоро встретишься с Рами.

— Рамитарамой! — Настойчиво поправила Зака.

— Конечно, с Рамитарамой. — Немного опешил Гиранд от напора в ее голосе. Он, по здешней традиции, сократил имя до минимума. Да и не только здешней. В местечках на окраинах слишком мало народа, чтобы на всех не хватило по одному имени. Но все же имеется немало имен, полное звучание которых трудно запомнить, вот поэтому от полного красивого имени, полученного ребенком при рождении, постепенно оставалось два, а чаше один слог. Но вот прозвище, независимо от длины, слова, и независимо от положения человека прилипает полностью, а чаще заменяет само имя. Не были закреплены словом и семейные отношения, при всем этом, семьи в местечках были достаточно прочны. Обычно, семьи скреплялись голосованием уважаемых людей с последующим гулянием местечкового схода. И разводились тоже голосованием и гулянием, но, если в первом случае праздник собирался за общий счет, то во втором — за счет виновной стороны: как правило, мужчины. В Строгоре и других городках, конечно, были и длинные имена, и имена кланов, и имена семей, зависимых от кланов, и имена семей, независимых от кланов, и… имена семей по профессиональной династической принадлежности. Для Гиранда, по душе — жителя местечкового, эти хитросплетения сложны и малопонятны.

Гиранд, наконец, выпустил Заку из своих объятий. Она бессильно уронила голову на подушку и слабо улыбнулась. Заметив, что Гиранд в форме, спросила:

— Ты что, на войну собрался?

— Ну, какая война? Президент привез указ о присвоении офицерских званий сотникам. — Принялся врать Гиранд. — Вот и пришлось нарядиться по этому случаю.

Но Зака, несмотря на болезненное состояние, смогла уловить фальшь в его голосе:

— Гиранд, ты чего-то не договариваешь. Возьми меня с собой искать Рамитараму.

— Как ты представляешь это, Зака? В машинах солдаты, жара, тряска, а ты — слаба. Я не могу себе представить, как ты сможешь выдержать такую дорогу.

— Тогда я пойду сама.

— Нет, Зака, и не думай.

— Я что, пленница? — Прежняя строптивость начала возвращаться к Заке, и это сильно озаботило Гиранда:

— Да, как ты смогла такое подумать? Я уже не раз говорил, как ты мне дорога. Ты абсолютно свободна, но большинству из тех бандитов удалось ускользнуть. Вот мы и отправляемся их ловить. И Президент за тем сюда приехал. — Все-таки легко врать, когда ложь и истина идут рядом.

— Маршин здесь? — Встрепенулась Зака: жена Маршина была родом из местечка, где родилась Зака, и, невзирая на возраст, они очень дружны. Благодаря Ламаре, Гиранд и познакомился с Закой. — Ламара и Гитана тоже здесь?

— По нынешним-то дорогам? — Он недобро усмехнулся. — Конечно, нет, ни Ламара, ни Гитана не приехали. Да и Маршин, видимо, уже подъезжает к Ильпу. И мне пора. — Гиранд не удержался, нагнулся и чмокнул Заку в щечку.

— Ой, какой ты колючий! — Воскликнула Зака, вынудив его вспомнить, что не брился с начала операции, считай, пятый день.

— Пока. Будь умницей, Зака. — Стараясь скрыть переполнявшие его чувства, Гиранд решительно вышел из светелки.

3. Кровь и боль Ильпа

Вопреки опасениям, полет рейдера и на слабом магнитном поле Драмины оказался мягким, и потому некоторым бойцам удалось «надавить на глаз», пока рейдер искал Ильп. Сопровождающий то ли специально запутывал их, то ли, действительно, не знал трассы, но через полчаса полета заявил, что местность, над которой они летели, ему незнакома, надо принять правее, потом еще правее. Потом еще, пока пилот не показал, что летают по кругу.

— Увидишь внизу селение, сажай аппарат, там разберемся. — Корн тронул за плечо всматривающегося в землю пилота. Воррн, сидящий в кресле рядом с пилотом, согласно кивнул головой. Ему самому такая простая мысль почему-то не пришла. Это не раздосадовало, а наоборот, заставило по-иному посмотреть на своего помощника.

— Нравится? — Заинтересованно спросил он Корна: все время пути Корн неотступно следил за действиями пилота.

— Конечно. Я же — летчик. Военный летчик. — Корн слегка погрустнел.

— Сможешь справиться? — Воррн испытующе смотрел на него, как бы проверяя на прочность.

— Справиться? — Корн прикрыл глаза, припоминая действия пилота. — Думаю, смогу, если потребуется. — Но глаза не открыл, раз — за разом прогоняя в мыслях действия пилота. — Да, думаю, смогу.

— Как, Капитан, уступишь место? — Воррн, при этом, подмигнул пилоту.

— Конечно. Не вопрос. — Пилот щелкнул тумблером автопилота и решительно встал с места. — Прошу.

Корн не поверил в реальность происходящего, но пилот решительно отступил за кресло, и Корну, воля-неволей, пришлось занять его место.

Рейдер откликнулся на руку на джойстике миганием индикаторов. Пилот нагнулся и выключил автопилот. Джойстик сразу обрел как бы твердость, создавая сопротивление, не дающее возможность излишне резким манипуляциям. Радость полета захлестывала, но одновременно Корн догадывался, что рейдер не совсем однозначно реагирует на его маневры, о чем и сообщил пилоту.

— Молодец. В работе — корректор. Его используют, в основном, для новичков. — Пилот узнал «родственную душу» и с удовольствием посвящал Корна в тайны рейдера.

— Тебе, я понял, этого уже не нужно. Внимание, отключаю. — И щелкнул еще одним тумблером у себя над головой.

Рейдер отреагировал крутым виражом, от которого слегка придавило виски, и предупреждением об опасном управлении. У Корна от напряжения вспотели ладони, но рейдер он благополучно выровнял, и теперь чуткая машина, «признав» твердую руку, слушалась его. Наслаждаясь полетом, он чуть-чуть не пропустил двух путников, пробирающихся по давно нехоженой тропинке.

Воррн коротким кивком подтвердил решение Корна на контакт с ними. Корн попытался уступить место пилоту, но тот, касанием плеча рукой, настоял и на выполнении посадки. Рейдер, продолжая подчиняться воле Корна, плавно скользнул вниз и мягко опустился на полянку прямо перед путниками. Скрыться им было негде, и они: молодой мужчина с девочкой лет пяти-семи, — остановились, готовые оказать, хоть, какое-то сопротивление.

Воррн с Корном неспешно спустились по трапу вниз. Воррн, единственный, кто знал приемы общения на Драмине, как мог, показал, что они без оружия и не сделают путникам ничего плохого.

— Воррн. — Радостное восклицание в коммуникаторах застало их врасплох.

— Да. — Воррн круто остановился и оглянулся, ища автора вопроса.

— Здравствуйте, Воррн. Не узнаете? Я — Ларак. — Мужчина снял широкополую затрапезного вида шляпу и уродливые очки и улыбнулся, застенчиво и нелепо пожимая плечами. — Весь пропах ароматом крумпру, и теперь приходится защищаться от самцов эгик: после их укусов волдыри не проходят несколько дней. А вот Рамитараму они совсем не трогают…

— Рамитараму? Уж не та ли это Рамитарама — правнучка доктора Геликатона, дочка Заки и Сата? — Удивленно спросил Воррн.

— Та. — Ответила девочка и тихо-тихо всхлипнула.

— На Заку в Ильпе напали какие-то негодяи и утащили в лес. Рамитарама пыталась защитить мать, ее сильно ударили, она упала, потеряла сознание, а когда очнулась, оказалось, что ничего не видит. Не понимаю, как она добралась до Родо, — это же около а-пу та, — слепая, голодная. Я, как увидел ее, чуть дара речи не лишился. — Ларак разгорячился, из глаз потекли слезы. «Он что, не драминянин», — подумал Корн, и Воррн «услышал» его и сразу ответил: «Не совсем. Его предки, понятно, с одной стороны, с Гота. Как узнал?» — «Драминяне не плачут» — «Да? А я и не замечал. Ларак — известный ученый, его знают далеко за пределами Драмины. Побывал на многих планетах».

— Шла-шла, — и пришла. Меня дедушка звал. — Рамитарама говорила об этом, как о само собой разумеющемся.

— А где сейчас доктор Геликатон? —

— Доктор ушел на Тору искать траву боксу, а Рамитарама все рвется искать мать. Утверждает, что Зака жива и ждет ее. А еще Рамитараме нужно найти светлого человека. — Информация сыпалась из него, как из мифического Рога Изобилия, но Рамитарама перебила:

— Вот — Светлый. — Она рукой указала на Корна. — Светлый, ты поможешь маме?

— Конечно. Я для этого сюда и прилетел. — Слова вылетели сами собой, и он испытал такое угрызение совести, что хотелось сквозь землю провалиться.

— Для другого. — Вздохнула Рамитарама.

— Но маме, все равно, помогу.

— Конечно. Я знаю. А еще там — светлые. — Показала рукой на рейдер. Постояла словно что-то высматривала и твердо сказала:

— Темных здесь нет. Серые есть. Темных нет.

Легкий озноб прошел по коже не только Корна, но и Воррна, хотя, он и обладал некоторыми ментальными способностями.

Чтобы немножко разрядить обстановку. Воррн спросил:

— Здесь-то что делаешь, Ларак?

— Начинается последний этап вегетации крумпру. Бабочки уже отложили яйца в плоды и сейчас активно поедают листья эфы, запасая строительный материал для будущих жилищ потомства. Раньше этому периоду придавали маловажное значение. Никто не замечал, что эфа до этого дня не раскидывает новых корней, не растет вверх: как бы спит. А с этих дней просыпается: корни увеличивают свою длину на сотни толов и способны пройти под руслом неглубокой реки. Ветки поднимаются вверх на высоту в несколько толов, сплетаясь в клубок, который уже никогда невозможно распутать. На следующий год все это обрастет листьями и под их тяжестью осядет, уплотнится. — Ларака уже понесло, но Рамитарама потянула за рукав:

— Ларак, пошли искать маму.

— А вы куда направляетесь? — Спросил Воррн.

— Сейчас в Ильп. Именно там пропала Зака.

— Тогда давайте с нами. Заодно и дорогу покажете, а то наш проводник совсем заблудился. Ну что, Рамитарама, летим.

— А как мама?

— Так мы туда и летим.

— Летим. — Девочка впервые за все время улыбнулась и без всякой помощи пошла к рейдеру.

Корн сел уже на свое место. Пилот улыбнулся и предложил продолжить управление аппаратом, но Корн ответил отказом, мотивируя отказ необходимостью подготовиться к действиям.

— Каким действиям? Что-то уже прояснилось? — Встрепенулся Сибурн.

— Пока ничего. Единственное что добавилось, так то, что пропала мать этой девочки. Похоже, тебе придется начинать именно с ее поисков. — Воррн положил ему на плечо руку.

— Сделаем. — Ответ Сибурна не понравился Воррну и он посуровел:

— Задача непростая, Сибурн: неясен ни район поиска, ни мотивы похищения.

— Она похищена? Так бы сразу и говорили. Получается: есть, от чего плясать.

— Что?? — Вскипел Воррн, но Корн успокоил:

— Присказка такая: означает, есть точка, с которой начинать дело.

— Удивляете меня, парни, своим языком. — Воррн примирительно пожал Сибурну руку. — Иногда слушаешь вас, думаешь, для чего в вашем языке столько слов, а потом понимаешь красоту и точность сказанного, завидно становится.

— Ильп перед нами. — Оповестил пилот. — По шоссе в сторону городка движется колонна из семи, нет, девяти машин.

— Впереди еще четыре. С флажками. — Добавил Сибурн, ставший рядом с пилотом. — Вон, там, левее.

— Это Президент. — Подтвердил сопровождающий их офицер. Радости в его голосе не было: задание, вероятно, провалено, перспективы — не радужные.

Рейдер быстро нагнал первые машины, которые в городок не въехали, а повернули направо. Все повернули голову в ту сторону и увидели огромную толпу. Несколько человек отделились от нее и двинулись навстречу президентскому кортежу.

— Что делаем? — Лицо Воррна было напряжено. — Осматриваем сверху, или разбираемся сразу на месте?

— Логичнее разделиться. — Предложил Корн. — Мы двое с двумя звеньями высаживаемся и идем к месту. Рейдер с остальными зависает и контролирует сверху.

— В общем, так. Высаживаемся я и разведка. Корн, как и положено тактик-корректору, остается в рейдере и принимает решения по обстоятельствам.

Рейдер выпустил восемь человек и поднялся в воздух. Корн сел на место Воррна, и пилот кивком указал ему на джойстики у Корна под руками: тебе, мол, и карты в руки.

Корн повел рейдер по пологой параболе, незначительно захватывая городок. Улицы его словно вымерли, одноэтажные, реже двухэтажные домики, неровные заборчики, — то, что характеризует окраины, наверное, многих городов, редкие прохожие, торопливо скрывающиеся при виде рейдера…

«А где те машины?» — Мелькнула мысль. И Корн, заложив крутой вираж, вывел рейдер за пределы городка, туда, где заметили колонну. Машины представляли собой нечто среднее между автобусами и грузовиками. Небольшие окошки закрыты цветными занавесками, занавешены с боков и водительские места, поэтому сидевших в машинах рассмотреть не удалось. Но, уже, когда он уводил рейдер к городку, Корну показалось, что рядом с рейдером прошлась автоматная очередь. Не успел он сообщить об этом пилоту, как тот показал на засветившуюся надпись. «Атака», — перевел он, зная, что десантников не слишком учили читать. Вступать в бой неизвестно, с кем, — глупо, но и держать колонну под контролем необходимо. Корн не сразу, но все-таки решил пройтись над толпой и, главное, над большим неподвижным темным пятном: похоже, эпицентром чего-то грандиозного, поскольку собрало около себя несколько сотен горожан. Пилот понял маневр и навел туда объективы камер.

— О-е. — Не удержался Корн и оглянулся назад, ища глазами девочку: Рамитарама мирно спала в уголочке на меховой куртке Сибурна. «Слава богу!». — Вздохнул он: видеть такое, но тут же опомнился: девочка слепа, но от этого понимания не стало легче. Внизу в огромной яме лежала масса трупов, сваленных, как попало. Часть из них, похоже, была уже засыпана бульдозером. Он, все еще работающий, стоял рядом, и двое мужчин отбивались от десятка разъяренных людей: большей частью, женщин.

Корн связался с Воррном и доложил об увиденном. Получив информацию о колонне и предполагаемом обстреле, Воррн решил, что рейдеру лучше держаться за толпой на высоте, доступной для контроля.

Корн, уже активно осваивающий аппарат, включил звуковой прием: в рейдер проник неразборчивый шум. Он уже потянулся к выключателю, но пилот включил другой тумблер и постепенно из шума начали выделяться сначала отдельные слова, затем фразы. Пилот указал на еще один джойстик, показал на уши. Оказалось: при работе джойстиком можно выделять нужные фрагменты из всего многоголосья.

Корн решил начать прослушивать с окружения Президента. Конечно, понять там хоть что-то удалось еле-еле. Президент, как заведенный, постоянно обещал во всем разобраться в течение то двух-трех дней, то немедленно, и, в зависимости от его слов, толпа то на мгновения утихала, то взрывалась новым всплеском истерики. Все кричали о ни в чем неповинных убиенных, требовали мести, кто-то кричал о походе на столицу с целью требовать справедливого расследования.

Корн видел, как Воррн в сопровождении десантников пробирается к Президенту. Но толпа людей становилась все плотней, и выполнить это становится сложней и сложней.

Наблюдая за происходящим внизу, они пропустили главное — момент прибытия колонны. Корн обратил на нее внимание, когда машины начали веером попарно располагаться на окраине небольшой рощицы, напротив злополучного рва. «Вот тебе и корректор», — обругал он себя и скомандовал: « Весь контроль — на машины!».

Сначала там ничего не происходило. Потом распахнулись дверцы, — и из них начали выпрыгивать люди в защитной одежде и скрываться позади машин. Затем и на поле наметилось хаотичное перемещение людей в такой же форме.

Потом распахнулись по еще одной дверце на одной из каждой пары машин, и из них показались отливающиеся золотистым цветом раструбы и шестигранники.

— Не уничтожены, значит, установки. — Нервно стукнул по своему колену пилот.

— Вниз! — Крикнул Корн и вскочил с кресла. Надеть жилет, установить ствол, подсоединить кабель — дело секунд, но ему показалось, что копается слишком долго.

Дольше шла посадка. Люди, стоящие внизу, бросились врассыпную, но требуемая площадка освободилась не скоро. А Корн уже нетерпеливо рвал люк на себя, и когда ощутил толчок приземления, сгорал от нетерпения, ожидая опускания трапа.

А дальше — все как в тумане: солдаты, бегущие к машинам, что-то кричащие офицеры в ярких мундирах, и метрах в двухстах прорези дверей на четырех машинах. Страшная догадка уже пришла к Корну. Более того, пришло понимание, ЧТО произойдет сейчас.

«НЕТ!» Он кричал, или нет?

Зеленовато-голубая молния соскользнула с острия ствола и воткнулась в крайнюю правую машину, в ее темнеющий проем с золотистым раструбом посередине. Машина мгновенно вспыхнула, затем мощный взрыв разорвал ее в клочья. Порыв жара и чада едва не сбил Корна с ног, но он действовал уже, как на автомате: молния, зацепив несколько исступленно орущих голов, уже врезалась во вторую машину. Там взрыва не последовало, но из нее выпал разрезанный человек и разваливающаяся на части установка.

Он не заметил, как отстрелилась первая батарея и шлепнулась, дымясь, в лужу. Он не заметил, как носком ботинка Сибурн откинул ее подальше, — и вовремя: батарея уже в полете взорвалась, разбрасывая горячие куски металла и пластика.

«Мальчик еще слишком мал, чтобы противостоять змее. Это невероятно длинное чудовище только что убило его отца, и теперь ее голова угрожающе покачивается перед мальчиком. Отец еще жив, но у них нет противоядия, а до ближайшего селения много километров. Мальчику страшно: страшно быть ужаленным змеей, страшно, что он ничем не может помочь отцу, страшно бежать за помощью, страшно остаться одному, когда умрет отец. Страшно, кругом, страшно.

Змея угрожающе шипит, но не нападает, и не уползает.

Мальчик замахивается на змею палкой, — и змея мгновенно принимает боевую стойку. Отец, почему-то, кричит, что змея не виновата, что она так защищает своих детей. А мальчик совсем не понимает его, и пытается отогнать змею от отца. Она бросается в атаку, но промахивается. Шипение уже сзади. Мальчик бежит, уводя змею от отца, но песок скользит под ногами, — и мальчик падает в вихре песка и пыли. Змея, уже начавшая очередную атаку, снова промахивается. Мальчику опять попадается под руку палка, и он бьет ею змею по голове, которая снова поднялась над мальчиком. Бьет опять, опять, опять, бьет до тех пор, пока змея не падает замертво на песок. «Зачем ты так, сынок?», — с укоризной кричит отец. Мальчик размазывает по лицу грязные слезы и кричит, что она виновата: она убила отца и хотела убить его.

Отец пытается убедить, что нельзя быть таким жестоким, что теперь детки змеи остались одни, и потому погибнут. «Ну и пусть», — кричит мальчик, — « Зато, теперь они никого не убьют».

До первых лучей солнца они жгут маленький костер, пытаясь хоть как-то спастись от стужи, сменившей дневную жару. Всю ночь отец объясняет мальчику, что надо быть добрым, что зло порождает только зло, что он уже не маленький. В тринадцать лет пора осознавать свои поступки. Аркадий Гайдар в четырнадцать лет уже командовал полком. Под утро отцу становится совсем плохо, только забота о сыне удерживает в нем остатки жизни…».

Машина с последней установкой взорвалась так же, как и первая: с кроваво-черным облаком да широко и высоко разлетающимися кусками металла и пластика. Когда-то теперь узнается, что было в тех машинах? Корн видел сквозь кровавую пелену сознания, как на больших скоростях удирают другие машины, как, бросая оружие, разбегаются солдаты, догадываясь, что по безоружным людям этот страшный человек стрелять не будет, но воспринимал все это, нет, не за игру, а за что-то происходящее совсем не с ним.

«Почему этот человек бегает по пустырю, размахивая игрушечным пистолетиком? Почему он смеет кричать на Воррна? Почему орут и трясут своим оружием эти напыщенные „петухи“ — офицеры? Зачем так много крика, от которого раскалывается на куски голова?».

Корн отрешенным взглядом смотрел, как разряженные, как куклы, офицеры, кто криками, а кто и кулаками, пытаются выстроить в цепь около сотни солдат. «Что еще они хотят сделать?», — все еще находясь в тумане, удивился Корн. Он увидел, как цепь неуверенно, но, все же, пошла на горожан, раздались выстрелы. «Этого не может быть, что-то тут не так…?», — он поискал глазами Президента, но того нигде не было видно. Может, уже убит? Поверить в то, что все это затеял Президент, он не мог. И не мог не верить своим глазам: горожане начали суетливо разбегаться, некоторые падали, сраженные выстрелами. И тогда Корн снова поднял свое смертоносное оружие.

Но как стрелять по живым людям? До этого были машины, и, хотя, он не мог не понимать, что и в них были люди, но тогда-то он стрелял по машинам. Рука опустилась сама.

«А змея вернулась. Вернулась, чтобы вслед за отцом убить и его. Она неуловимо быстро ползла по песку, — и мальчик не успевал, слишком не успевал. Зыбкий песок предательски стекал вниз с дюны и уползал из-под ног, — и мальчик упал. И змея тут же воинственно поднялась над ним, И тогда в отчаянии он швырнул в нависшую над ним голову горсть песка, — и змея промахнулась: длинное тело пролетело мимо, обдав мальчика песчаным вихрем. Мальчик, набрав новую горсть, ожидал следующую атаку. Но змее, видимо, хватило предыдущей ошибки. Отец уже бредил, теперь он не мог помочь ни делом, ни советом. И только сам мальчик должен отменить смерть».

Но Смерть оказалась впереди, и посылали ее красочно одетые офицеры. Корн поднял левую руку, — и голубая струя легко срезала несколько фигур, которые прямо на глазах сложились пополам, затем, разбрасывая искры, прошлась непосредственно перед цепью. Цепь в панике распалась, рассыпалась на отдельные звенья: солдаты заметались, снова бросая оружие, но бежать им стало просто некуда, и они начали торопливо поднимать руки.

Окончательно в реальность начал возвращать негодующий крик Президента, который, оказывается, все время стоял рядом и теперь безумными глазами внимал весь ужас происходящего. Но безумие поселилось не только в глазах, но и в сознании. Он, брызгая пеной у рта, подскочил к Корну и, сотрясая кулачками, начал кричать про беззаконие, про Конституцию и нести другую лабуду, которую Корн почитай не слышал. Наконец, Президент скатился до того, что потребовал арестовать десантников.

И тогда еще горячий ствол уперся ему в грудь, а спокойный голос чужого человека на чужом языке оказался убедительнее самого тщательного разъяснения: «Немедленно прекратите операцию!». Еще убедительнее оказалась огненная полоса перед вновь попытавшимися показать ретивое офицерами.

«Ретранслятор», — Крикнул Корн, и пилот немедленно выполнил приказ.

Слова, слегка усиленные установками ПНЛПИ, как разъясняли в Центре, поразили Президента до онемения:

— Внимание всем! Временно управление чрезвычайной ситуацией переходит под юрисдикцию Верховного Трибунала. Следственная Комиссия Трибунала приступает к работе немедленно. Просим всех граждан содействовать работе Комиссии. — Корн не знал, существует ли такая комиссия, а если существует, то какие полномочия имеет, но именно это само пришло в голову, а, сказав «Аз», говори и «Буки». — Возглавляет Комиссию заместитель Председателя Верховного Трибунала Адмирал Флота Воррн. — Из сказанного последним неправдой было только «заместитель» да и то только на время операции, ибо на эту должность Воррн и переходит.

Корн оглянулся, ища Воррна глазами. Тот подавал ему отчаянные знаки, но Корн продолжил:

— Слово предоставляется Председателю Комиссии Адмиралу Флота Воррну.

И тому ничего не оставалось, как встать рядом с Корном. «Ты что творишь?», — прошептал он сначала. «Закон», — в полный голос ответил Корн.

Рядом все еще продолжал сыпать угрозы и проклятия обиженный Президент:

— Это беззаконие. Я буду жаловаться.

Корн настоятельно взял его за рукав и отвел в сторону:

— Не позорьте себя, господин Президент. Народ смотрит. А насчет жалоб, мы сможем сегодня же соединить Вас с кем Вам угодно. А заодно проконсультируемся об оценке действий облеченных властью людей.

Президент мгновенно стих и стал неприметен среди внимательно слушающих Воррна горожан и военных.

Когда же Воррн пригласил его выступить перед горожанами, Президент долго и нудно твердил о необходимости наказания виновных и, что он приложит все силы для этого. А на выкрики о его месте в конфликте ответил путано и противоречиво, тут же быстро свернул свою речь, в конце подтвердив полномочия «Комиссии».

Корн еще раз внимательно оглядел всю площадь: в пределах видимости, как говорится, значительных разрушений нет, в отдалении еще догорают, нещадно чадя, уничтоженные им машины, но люди уже не мечутся хаотично, а в большей массе стоят и внимательно слушают Воррна, однозначно признав его власть. Некоторые мужчины помогают раненым. Несколько женщин рыдают, стоя на коленях возле наполовину засыпанного рва. И только теперь, когда вдруг пропала потребность в активных действиях, Корн ощутил гнетущую опустошенность. От нечего делать он отошел за рейдер и сел на небольшой пенек. До него только сейчас стала доходить суть случившегося, или содеянного. И вместе с этим пришла боль от стыда и раскаяния за уже второй раз возникшее состояние неконтролируемой агрессивности. Он смотрел на лица стоящих вокруг людей, которые кто с надеждой, а кто и с ненавистью слушают длинную речь Воррна, и вдруг содрогнулся от мысли, что все могло закончиться несколько минут назад, и сотни новых трупов пополнили бы этот ужасный ров. Чей изощренный ум был готов на такое чудовищное преступление? Как хочется верить, что это всего лишь сон, что, проснувшись завтра, о нем уже и не вспомнишь. Вряд ли! Не такой ли ум развязал кровавую драму на Украине, не такой ли ум истязал, а потом убивал самых близких Корну людей. Что только активное вмешательство Конфедерации предотвратило Третью Мировую войну, Корн, уже находясь в Центре, узнал, что хронометры отсчитывали уже последние секунды существования Человечества, когда сотни рейдеров «пришельцев» заблокировали командные пункты, ракетные установки и подводные лодки. Они же уничтожили уже поднявшиеся в воздух ракеты и вынудили вернуться обратно бомбардировщики.

4. Последние часы Корна

Гиранд снова опоздал. От досады он пребольно саданул себя по колену. Возможно, если бы не опоздал вчера, не пришлось бы возвращаться в Ильп сегодня. Конечно, после драки кулаками не машут. Кто вчера мог подумать, что у храмовников возникнут проблемы. Сначала с машинами. Как только владельцы большинства машин узнали о характере груза, они сразу пошли на попятную. Пока храмовники искали другие машины, пока потом они добирались по бездорожью, бойцы Гиранда от безделья решили пройтись по теперь бесхозным дворам. И это привело к другим непоправимым последствиям. Так или иначе, но грабители нарвались на оставшихся в живых горожан. Удивительно, как быстро сработал «языковый телефон». Когда Гиранд подъехал к пустырю, его «армия» уже спасалась от гнева горожан паническим бегством.

А дальше, как говорится, и смех и грех. Напрасно подъехавшие храмовники стали убеждать собравшуюся огромную толпу, что с помощью Храма невинно убиенные обретут счастливую загробную жизнь. Все, мол, что от их родственников требуется, это согласиться отдать трупы Храму.

Ох, не знали, видимо, храмовники северян! Хотя, как, не знали? Ведь Гиранд самолично убеждал их отказаться от безнадежных планов. Любому, кто, так, или иначе, сталкивался с бытом северян, известно, что умерших они сжигали: когда-то на кострах, а теперь в специальных печах. Лишь, в условиях войн, когда численность погибших зашкаливала, хоронили их в общей могиле, на которую при первой возможности насыпали высокий курган.

Понадеялись на свое умение убеждать? Гиранд, успев вовремя ретироваться, честно говоря, не без удовольствия наблюдал, как резво убегали они по окрестному леску.

Возвращаться на пустырь было небезопасно, поэтому Богат лихо развернул машину посреди леска, и они поспешили к себе в Гард.

Насильников и женщину, которую те волокли, первым заметил Богат. Он же и узнал в женщине Заку.

И опять Гиранд чуть-чуть опоздал. Когда он, с трудом преодолев мелкий, но густой кустарник, выбежал на поляну, Собл уже, густо разбрызгивая кровь, извивался на траве. Потом никто так не мог объяснить, каким образом Зака умудрилась выхватить с пояса Ректела-одноглазого кинжал и воткнула его в шею Собла, который, было, поволок ее дочь в кусты. Впрочем, она же — северянка.

И вот он опоздал в третий раз за два дня. Догорающие машины с установками были красноречивее любых слов. Недостающие штрихи в открывшуюся взгляду Гиранда картину добавила окруженная группа его бойцов. И это оправдало бы его решение, но он, совсем, не собирался оправдываться. Он просто обязан закончить начатое дело. Машина стояла на удобной позиции и в боевом развороте. Оператор установки забился в угол, но его помощь уже не требуется. Во время движения он сумел объяснить Гиранду все, что требуется. Впрочем, многого и не требовалось. Установка уже была выведена в рабочий режим. Одно плохо: мощность надо наращивать постепенно, иначе сработает защита.

Гиранд сел за пульт и сразу нажал кнопку «Пуск». Попробовал вывести регулятор чуть-чуть сильнее, чем можно, как тут же последовало предупреждение, что защита начала обратный отсчет. Пришлось вернуться на начальную отметку. Гиранд не зря спешил. Не зря.

Успел он вывести установку только на треть мощности, когда увидел ЕГО. И это означало только одно: это был КОНЕЦ. Инстинкт самосохранения вовремя выбросил Гиранда из машины.

Не помогают отцовские житейские заповеди, не способен он перебороть в себе сводящую с ума боль. Всегда она выжигает душу дотла. И то, что сегодня он нанес ощутимый удар по злу, не очистит израненную душу, в конечном счете, зло притаилось где-то рядом, оно готовит новые нападения, чей-то пронзительный крик уже обрывается в страшной агонии. Боль. Боль. Совсем нестерпимая боль. А следом неведомая сила поднимает его вверх, а другая сгибает пополам, выворачивает наизнанку все нутро, плющит и разрывает беззащитную слабую плоть. Вокруг замелькали перекошенные от ужаса лица. Обезумевшие люди начали падать на землю, где-то началась беспорядочная стрельба.

Корн закрыл лицо руками, как бы собирая волю в кулак: этому приему научил его отец. Но прием помог лишь отчасти.

Вероятнее всего, заработала еще одна установка и, возможно, более мощная.

Об установках им давали только общие знания, — их разрушительная сила обуславливала и повышенную секретность. Более того, землян среди спецов оказалось немного. Но кое-какие представления были получены.

Надо определить, откуда она работает. Но как это сделать, если перед глазами мечутся разноцветные круги, а мозги выворачивает наизнанку, если уши разбухают от звукового давления. Корн подсознательно упал на землю, и на том же подсознании он пополз к рейдеру, — только там может быть реальная возможность укрыться от убийственных волн. Он несколько раз срывался с трапа, но снова и снова упорно карабкался вверх. Наконец, ему удалось ввалиться в рейдер и закрыть люк. Давление на мозг медленно спало, хотя, цветная карусель еще продолжала в глазах свою пляску. К нему на помощь бросился пилот, помог подняться на ноги, и тут же кто-то потянул его за рукав. Корн посмотрел вниз и увидел девочку.

— Рамитарама?

— Они вон там, за деревьями. — Девочка показывала рукой на борт рейдера. Корн как-то слишком тупо удивился: как, — она же слепая. Но разбираться в этом было некогда. И высматривать было некогда. Выведя оружие на полную мощность, Корн резко оттолкнул люк. Волна боли навалилась опять, но в пределах рейдера была намного слабее, и за те короткие мгновения, пока она набирала силу в его голове, он успел вычислить установку. Смерч голубого огня вырвался из ствола и ринулся к деревьям, где немедленно начал свою смертоносную пляску. Страшная сила разрывала деревья, как свечка вспыхнуло небольшое, всего скорее, деревянное, строение, и тогда позади его раздался сильный взрыв, вместе с которым мир начал обретать свои очертания. «Поливал» бы он ненавистную зону до полной разрядки батарей, но от перегрева лопнул кристалл, и ствол отключился.

— А он убежал. — Снова настойчиво потянула Корна за рукав Рамитарама.

— Кто убежал? — Не понял Корн.

— Тот, который стрелял. Плохой. Совсем Черный.

— Куда? — Не время узнавать, что означает «черный» в ее устах, хотя, надо бы, поскольку она говорит это не впервые.

— Туда. — Девочка показала рукой в сторону бесконечных зарослей. — Но я его больше не вижу.

«Но я его больше не вижу…», — Эта простая фраза как током ударила: слепая девочка «увидела» сквозь борт рейдера за укрытием машину с установкой, «увидела» убежавшего человека, на какие чудеса еще она способна?

— Светлый, когда мы пойдем искать маму?

Как же ей объяснить, что не знает он, при всем своем желании, где искать ее мать, да и жива ли ее мать?

— Мама жива, но ее здесь нет. Я ее видела, мама спит в большом красивом доме. У мамы еще очень болит голова, но она скоро поправится.

— Скажи, Рамитарама, а нет ли там плохих дядей? — Сейчас самое важное — выяснить, находится ли Зака в заточении, и не угрожает ли ей опасность.

— Нет, там есть только один, но он не военный, он не делает маме плохо.

— А около дома плохих дядей нет? — Корн понимал, что задает вопрос, бестактный, по сути, в силу непомерных требований к таланту девочки.

— Извините, я этого не вижу. — Голос девочки сник, — она же не смогла помочь Светлому в поисках мамы.

— Прошу тебя, Рамитарама, не расстраивайся. Мы обязательно найдем твою маму. Сейчас придет Сибурн… — Корн присел перед ней на колени, как можно ласковей прижал ее к себе.

— Это второй Светлый? — Обрадовалась девочка.

— Да, это второй Светлый.

— Это хорошо. Сибурн — хороший. Корн — хороший. Воррн… — Не договорив, она начала к чему-то как бы прислушиваться, лицо ее сразу расцвело радостной улыбкой:

— Дедушка пришел. Пойдем к нему. Пойдем. — Она, прямо, повисла у Корна на рукаве.

Он легко подхватил ее на руки, отчего девочка сначала испугалась, но сразу же успокоилась, только очень уж нетерпеливо подергивалась, торопя встречу с дедушкой.

Они еще спускались по трапу, а на него тут же набросился седовласый старец. В сердцах он занес над Корном свою суковатую палку, но все же не ударил.

Смерив Корна быстрым пытливым взглядом, он угрожающе прокричал. — Сгинь, нечисть.

— Дедушка, ты что? Это же Корн. Он — светлый. — Испуг девочки разом охладил пыл старика, но он не сдавался:

— Какой же он светлый, если он корн?

Корн застыл в недоумении: «Что значит „если он Корн“?».

— Да нет, он не — корн, он — светлый. — Девочка чуть не кричала.

— Что-то я не пойму. — Недоумевал дед. — Он — корн, или не корн?

— Корн. — Неуверенно произнесла Рамитарама.

— Тогда, чего ты мне голову морочишь, если он — корн. — Гнев деда снова начал расти, но Рамитарама крепко охватила Корна за шею:

— Все равно, он — светлый.

Упрямство девочки весьма удивило и несколько смягчило деда:

— Ладно, ладно. Сдаюсь. А где этот несносный Ларак? Эту палку я на него приготовил.

— Не надо на него палку. Ларак ушел искать маму. Он уже скоро вернется.

Ответ, похоже, вполне удовлетворил деда, и он приступил к допросу Корна:

— А ты кто? И что тут происходит?

И только Корн собрался с мыслями, как услышал знакомый голос:

— А это и есть великая Вселенская тайна. И я приказываю немедленно задержать этого самого опасного во всей Вселенной шпиона по имени Геликатон.

Старик не по годам стремительно развернулся на сто восемьдесят градусов и широко раскинул руки:

— Воррн! Это ты, старый несносный бродяга? Долго же тебя у нас не было.

Они долго обнимались, мяли бока, награждали друг друга разными эпитетами и тумаками так, что Рамитарама, без преувеличения, испугалась:

— Ой! Им же больно.

Все, кто стояли рядом, после ее слов невольно засмеялись, а Корн снова удивился, как внимательно она «смотрела» то на молотящих друг друга деда и Воррна, то на окружающих их людей, а потом и сама, зараженная общим смехом, заулыбалась.

Наконец, все постепенно успокоились: требовавшаяся разрядка сделала свое дело, — довлеющее над всеми напряжение сменилось озабоченностью, но она не была уже настоль взрывоопасной.

— Дела плохи, Геликатон. Сегодня вот, благодаря Корну, удалось избежать многих новых жертв, а чего ожидать завтра?

— Да? Тогда уж извини, парень. — Геликатон склонил перед Корном низко голову, но упрямо добавил:

— А имя все же смени.

— Не понял, а при чем здесь имя? — У Воррна от недоумения сложилась глубокая складка между бровями. Геликатон подтянулся к его уху и стал оживленно шептать.

— Да-а! — Почесал затылок Воррн. — С таким именем здесь памятник, точно, не поставят.

— Что? — Не понял Корн.

— Меняем имя, корешок. — Подтолкнул его под бок Сибурн. — А то и в деле неудобно: Воррн, Корн — не всегда сразу и разберешь.

Со всех сторон посыпались имена: Светлый, Лучик, Корешок… Больше всего старалась Рамитарама. Корну хотелось ей угодить, но кроме «Светлый», что тоже выходит за общепринятые требования, имена, ею предложенные, не были звучными. И вот Сибурн назвал: «Лучник». «Почему, Лучник?» — А чтоб никто не догадался. — Отшутился он.

В переводе имя не звучало: было длинно и не звучно. Но Корну понравилась двусмысленность его русского звучания, и он выразил свое согласие. Когда Сибурн объяснил это остальным, все согласились. «Ты согласна?», — спросил Корн Рамитараму. «Конечно», — согласились она. Так Корн стал Лучником.

— А где Президент? — Спохватился Воррн. — Кто-то его видел?

Все принялись оглядываться, и вскоре безмятежно спящий Маршин Биелоз отыскался в своей машине. Пустая бутылка дорогого вина валялась у него под ногами.

Подошедший Геликатон бесцеремонно растолкал его палкой, приготовленной для Ларака:

— Вставай, несносный пьяница. Заварил кашу, — так и расхлебывай, — нечего разлеживаться.

Маршин, недовольный, что его разбудили, оскорбленно заявил, что у него незаконно отобрали власть, и поэтому он — теперь простой житель планеты и может делать, что хочет.

Но Геликатон не на шутку разозлился:

— Отхожу сейчас палкой, все хотелки пройдут. Власть у него отобрали. Ты сам ее отдаешь. Тебя когда еще предупреждали, что начались грабежи и убийства? Надеялся, что само рассосется? Ух! Смотреть противно. Президент, называется.

Отповедь подействовала, — Маршин, натужно кряхтя, поспешно выбрался из машины и неуверенно спросил:

— Какие дальнейшие планы?

Воррн доложил, что часть бандитов разбежалась, но разведка уже напала на их следы. Очень помогает местное население.

Президент, все еще, вяло поинтересовался, известны ли имена главарей.

— Есть только предположения. Будем искать доказательства. — Воррн сомневался, нужно ли говорить о причастности армии к разбою, но решил, что Президенту надо знать об этом. — И вот еще что, гражданин Президент. Есть веские доказательства, что к нападению на Ильп причастны некоторые подразделения Президентской Гвардии.

— Ах, мерзавцы. Ах, негодяи. — Возмущение Президента внешне казалось искренним. — Как только я получу гарантированные данные, мы незамедлительно примем меры. А сейчас я обязан незамедлительно отбыть по делам. Вы уже взяли на себя всю ответственность. — Он так явно акцентировал на слове «ответственность», что Геликатон не сдержался:

— Слушай, Маршин, отправляйся-ка в свою столицу. Ты уже сделал свое дело, а все остальное — за серьезными людьми.

Маршин с большим трудом, но проглотил обиду. Корн, теперь Лучник, без задней мысли предложил:

— Гражданин Президент, не хотите воспользоваться услугами рейдера?

— К чему это? — Мгновенно отреагировал Воррн.

«Желательно на некоторое время блокировать Президента», — Лучник сам пошел на мысленный контакт, и это получилось. « Согласен», — последовал мысленный ответ Воррна.

— Ну, я не знаю…. Разве, это возможно? — Сомнения глодали душу Президента, но перспектива снова трястись по бездорожью сделала его сговорчивее. — Хорошо. Я согласен.

— Мне бы надо на Родо. — Вмешался, неведомо, откуда явившийся, Ларак. — Там намечаются интересные события. — В ответ на недоуменные взгляды он провозгласил. — Началась последняя фаза цветения крумпру. Разве вы не знаете, что это событие сильно уважающие себя драминяне никогда не пропустят. Мне помнится, и Сибурн, и Корн хотели бы видеть это.

— Летим на Родо. — С ходу провозгласил Президент. — Я не могу пропустить это событие. — И, не раздумывая, отправился к рейдеру, но, вспомнив о своем кортеже, вернулся назад:

Конец ознакомительного фрагмента.