Судьбе вопреки. Часть первая. «Неудобная мишень…»

Юрий Москаленко, 2017

Ушедших дней не вернуть. Не повернуть реку времени вспять и воспоминания о детстве и молодости греют душу по ночам. Ты вырван из жизни прошлого включая семью детей, внуков, друзей. У тебя нет права на них, на своё прошлое… Тебя пощадили. И ты всё ещё жив, пускай под другим именем, и белой частью листов в твоей памяти прикрыта тайна государства, часть твоей биографии, которой уже не первый год никто не интересуется. С тебя сняли жёсткий контроль спецслужбы, но всё равно ты ещё у них под колпаком. У тебя своя, новая жизнь. Пенсия не по возрасту, а выслуге лет. Ты вырвался за границы гарнизона, к которому был прикован жёсткими требованиями службы безопасности. Безопасности… это плата за жизнь, которой уже могло и не быть. Не ты выбирал – за тебя выбирали. И снова свобода, пускай и относительная. Желание уединиться, успокоения не принесло… Случайный шаг в сторону, во время гигиенических процедур, поехавшая, на скользком после дождя грунте, нога… судорожная попытка обрести опору, пускай и на четвереньках… и ржавое, забитое грязью колечко, что юрко скакнуло тебе на палец. Оцарапанная ладонь, боль во всём теле и неуверенный шаг по инерции, стоящий тебе рухнувшего мира иллюзии спокойствия твоей собственной жизни… Новый мир… и личный билет обратно, в виде железного колечка, забравшегося тебе под кожу, ржавчину которого разъела твоя кровь…

Глава первая

Вечером, не спеша, поднимаюсь на пятый этаж. В руках пакеты из «Пятёрочки». Двести граммов творога, пачка однопроцентного кефира и полкило гречки. И вся добыча.

Уссурийск — это не тот город, где летом и зимой дышится легко. Как-то слышал, что типа, он входит в десятку самых загрязнённых городов России. Но враки, наверное. Хороший город, да и почище в нём стало, за последние пять лет.

Пять лет…

Вот вспомнил, что забыл в магазине порошок стиральный купить.

«Да и ладно, подумаешь, устрою стирку не сегодня, а завтра, например. Надоело уже, словно по расписанию, жить!» — подумал я.

Взойдя на лестничную площадку, начал судорожно рыться по карманам, в надежде быстрее найти ключи.

Двушка, доставшаяся мне после, даже не знаю, как сказать. Развода-то как такового-то и не было. Выдали с барского плеча. После пребывания в зоне, пустые маленькие комнаты квартиры показались царскими хоромами. Квартира находилась на последнем этаже панельного дома, остро нуждающегося, как и моя жизнь, в капремонте. Восхождение к небесам пятого этажа казалось бесконечным. Я хотел есть, но ещё больше, я хотел в туалет.

Притопывая и сжимая причинное место, я спешно открыл дверь, бросил у дверей пакеты и ринулся в совмещённый санузел.

А и правду говорят, что для счастья много не надо. Мощная струя мужчины, не знакомого с простатитом, разлетелась брызгами по стенкам унитаза.

Сейчас бы жена сразу набросилась: «Сергей, ну сколько можно в обуви по квартире ходить, ну сколько раз тебя просить, ведь тапочки есть?!», и бу-бу-бу, ду-ду-ду!

Я довольно улыбнулся — есть плюсы в холостяцкой жизни!

Я сполоснул унитаз. Сливной бачок сработал со звуком взлетающего самолёта. Вымыл руки в раковине и прошёл в коридор, прикрыть двери и наконец-то разуться.

А теперь можно и кухню посетить.

Ну-с, что у нас здесь имеется?

Мозг просканировал скудное содержимое холодильника, задержался на бутылке пива и выдал команду руке. Секунда — и рука ловко, с прокруткой, вскрыла негодницу. Ячменный напиток влился в желудок и погасил голодные спазмы. Тёплая волна прокатилась по телу, и оно с удовольствием выдохнуло отрыжкой напряжение очередного прожитого дня.

Наступило приятное расслабление. Ласково подкатилась лень.

Продолжая осмотр холодильника, я попутно подчищал его недра: остаток копчёной колбасы, завалявшийся ломтик скумбрии холодного копчения и глазированный сырок плавно вошли в меня, как в удава. Засохший кусок сыра был недоверчиво обнюхан, опробован на зуб, и со словами «Будем считать, что ты пармезан», отправлен вслед за сырком.

В дальнем углу полки сиротливо корчился огурец и мутно белел целлофановый пакет со склизким куском докторской колбасы.

«Ничего, помою, пожарю с яйцами — нормально будет».

Скоро пенсия на карточку упадёт. Вот тогда погуляю, трогать невеликие сбережения на счету ВТБ не стоит, переморщусь, а пока…

Да, холостяцкий ужин — это, конечно, не домашние котлетки жены, хотя я и сам не промах и в состоянии себя ими побаловать, но откровенно лень.

Ну ничего, свои плюсы в такой жизни тоже имеются!

Я выложил продукты на стол, включил, наконец, свет и обнаружил себя в верхней одежде. Проделав короткий путь до прихожей, разделся и, довольно потирая руки в предвкушении ужина, вернулся на кухню.

Через полчаса грязная посуда аккуратной горкой лежала в раковине, а я, прихватив с собой бутылочку пива, переместился в диванную — так я называл свою комнату, главной достопримечательностью которой являлся, как несложно догадаться, диван.

Диван был новый, широкий, практичного коричневого цвета. Слева от него располагалась, заменяя прикроватную тумбочку, табуретка. Перед ним стояла ещё одна табуретка — многофункциональная, так как служила журнальным столиком, пуфиком и компьютерным столом одновременно. Напротив, дивана висел большой телевизор — «приданное», которое я себе купил сам. Возле окна притулился платяной шкафчик. Время от времени он неожиданно распахивал дверцы и исторгал часть впихнутого содержимого. С потолка на чёрном кривом шнуре свисала лампочка жёлтого цвета — в тёмные вечера она освещала комнату тёплым светом ушедшего лета.

Лето!

Летом пять лет назад я ещё был женат. Двадцать три года семейной жизни… Это срок.

Я удобно устроился на диване, блаженно водрузил ноги на табуретку, включил телевизор и довольно улыбнулся: как же здорово нажать на кнопку пульта и — на тебе, Серый, смотри сразу свой любимый спортивный канал!

Кто там сегодня играет? Голландия — Дания?

Зазвонил мобильный.

«Блин! — огорчился я. — Забыл телефон на кухне!»

Ха, нечего расстраиваться! Прелесть моей квартиры в том, что все рядом. Пять шагов — и ты на кухне. Три шага — в туалете. Ещё шаг — и ванна к твоим услугам. Чудо, а не квартира — все под рукой! Ещё пару шагов и спальня…

Звонил новый знакомый, сосед по гаражу.

«Наверное, снова деньги нужны», — раздражённо подумал я.

Но оказалось, он звонил не просить денег. Оказалось, что он вообще ошибся номером! Между прочим, мог бы и соврать. Мог бы просто произнести набор дебильных фраз из американских фильмов, типа: «Привет! Ты в порядке? Уверен? Ладно!»

Смех, а не вопросы у этих американцев! Может, они задают такие формальные вопросы потому, что не умеют испытывать нормальных чувств? Иначе какого хрена разговаривать шаблонами и спрашивать у чувака, пять раз упавшего с небоскрёба:

— «Ты в порядке?»

А он такой, соскребаный с асфальта, открывает заплывший глаз и с трудом выдавливает из себя:

— «Да, я в порядке».

— «Уверен?»

— «Уверен!» — отвечает чувак и умирает.

И все вокруг недоуменно так:

— «Мы его потеряли…»

Или это перевод такой дебильный? Или это мир такой стал, что никому друг до друга дела нет, живут все без эмпатии, мать их?!

Сосед один живёт. С женой развелись ещё пару лет назад. Сын вырос. Нечасто, но навещает.

Жалуется соседушка, что по душам поговорить толком не получается с потомком…

Куда все девается?

— «Сын, я ж тебя на велике учил кататься! — причитает Пётр — Я ж тебе твою отчаянную башку зашивал, когда ты решил съехать с лыжной трассы и кубарем летел с горы в Арсеньеве, пока не уткнулся в сосну и не стряхнул с неё стаю птиц! Я даже уроки с тобой делал! А ты мне сегодня: «Ой, привет, пап! Это я не тебе звоню, это я номером ошибся!» — и короткие гудки.

Плачет…

Я расстроенно вздохнул и повертел в руках телефон, раздумывая, кому бы позвонить. Я перебрал в уме короткий список новых знакомых и понял, что никому не хочется звонить.

Может, зайти на сайт знакомств? Полгода назад зарегистрировался там, а месяц назад вступил в переписку с девушкой двадцати восьми лет и все не мог решиться на встречу с ней. Что ей надо от меня, сорокасемилетнего мужчины, я понимал: рестораны, подарки, красивые слова, цветы в обмен на её гибкое, резиновое тело. А вот надо ли мне это сейчас, я не знал. Нет, не денег жалко! Жалко чего-то другого, чего-то такого, что течёт ещё в душе горным ручейком, и хочется сберечь его, не загадить. В общем, сайт знакомств тоже отпадал. Не то настроение.

Странно все-таки получается! Был женат — погуливал. А сейчас — холостяк и, казалось бы, гуляй, Серёга! А Серёге чего-то и не хочется.

Может, а не хочет. Депрессия, что ли?

Отбросил телефон на край дивана и потянулся за бутылкой пива. Тапка соскользнула с ноги и шлёпнулась на пол. С сожалением посмотрел на неё и вспомнил любимого пса — старого лабрадора Фила, который остался с женой. «Сейчас бы Фил подал мне тапку», — подумал я и загрустил. Представил, как Фил нехотя бредёт к тапке, поднимает и кладёт её на диван рядом с со мной, а потом, виляя хвостом и преданно заглядывая в глаза, пристраивает свою умную лобастую голову мне на колени и ждёт, когда я благодарно потреплю его, говоря:

«Молодец, спасибо, дружище!»

Я очень скучал по Филу, но поселить его в тесной комнатёнке и оставлять в одиночестве на весь день, было плохо для пса. Да и не в этом была проблема. Я умер для Фила. Для всех умер, или и вовсе никогда не существовал. Фил доживал свой век в просторах трёхкомнатной квартиры. Хотя я сейчас и не уверен, не знаю, как и где живёт моя бывшая…

— Го-о-о-о-о-л!!! — долгий ликующий крик комментатора вырвал из раздумий.

«Что ж они так истошно орут?!» — с неожиданным раздражением подумал я о победном крике болельщиков, слившемся с захлёбывающейся речью комментатора, и поймал себя на слове «истошно». Это слово моей бывшей жены. Она всегда просила: «Серж, да сделай ты телевизор тише! Нет сил уже слушать эти истошные вопли!»

Я выключил громкость: теперь скандинавы бегали и ликовали, как в немом кино.

Странно: вот сижу и смотрю матч в полной тишине, а мог бы врубить звук на полную громкость, как делал это обычно. Но не хочется.

Случайный звонок соседа, и его плач насчёт сына, растревожил душу.

Юрка вырос у него и уже несколько лет, как жил отдельно. Они остались с женой вдвоём и вдруг поняли, что говорить им не о чем, а присутствие друг друга только раздражает. Пётр устал от постоянного брюзжания и недовольства жены. Жена устала от Петра. Однажды они сцепились по какому-то пустяку. Конечно, виноват был он. Конечно, он опять сделал что-то не так, или вообще забыл сделать. Пётр не помнил, из-за чего они поругались в тот вечер, но из искры разгорелось пламя.

Со слов соседа Марина метала молнии, глаза были злыми, слова обидными, и Пётр подумал: «Зачем я живу с женщиной, которая ненавидит меня?» Он захотел сделать ей больно в ответ и предложил: «Может разведёмся, раз всё так плохо?» Жена замерла, замолкла на полуслове, как будто на неё ушат воды вылили или под дых дали. Пётр сам не ожидал такой реакции. Она хлопала глазами, ошарашено смотрела на него, а он мстительно думал: «Ну что, дорогая, ничья? 1:1? Думаешь, ты меня не достала своим вечным недовольством и брюзжанием?»

Мы часто по вечерам в гараже под селёдочку и полтишок хорошей водочки говорили за жизнь. Я всегда молчал. Не о чем мне рассказывать. Нет меня в этом мире. А Петро и вовсе думал, что я из молчи-молчи, тем более ко мне, и правда, часто наведывались подозрительные субъекты на чёрных машинах с интересными номерами. Вот и делился он, о наболевшем.

За все прожитые годы они ни разу с женой не говорили о разводе, потому-то его предложение и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Но Маринка быстро пришла в себя и нанесла ответный удар: «Хорошая мысль, Петя. Давай разведёмся и сбережём друг другу нервы».

А ещё говорят, что женщины за семью мёртвой хваткой держатся. Его жена — исключение. С этого вечера началось настоящее отчуждение.

Иногда он жалел о сказанном. Все-таки столько лет прожито вместе, все привычное, родное. А развод — это же столько сложностей! И так не хочется всё менять! Несколько раз он предлагал Марине не разводиться, но в ответ видел её подчёркнуто отстранённое и враждебное лицо. Каким-то шестым чувством он вдруг понял, что жена знала о его любовных похождениях. Знала, молчала и не прощала. И не простит никогда. Так и будет жить с обидой, презрением и раздражением. Так и будет тюкать его каждый день. А что это за жизнь? Чем дальше, тем хуже будет. С годами отношения не улучшаются. И Пётр решил развестись.

Он представлял, как заживёт один. Хорошо заживёт! Нормально. Не пропадёт.

Они развелись, чем ввели в ступор всех родственников и знакомых. И только давний приятель спросил его, шутливо похлопывая по плечу:

— «Что, Петруха, узнала-таки Маринка про твои амурные дела?»

Узнала… А, кстати, почему он единственный, кто спросил об этом?

Пётр продал, доставшуюся ему по наследству от бездетной тётушки, комнату в коммуналке, добавил деньги и купил однушку на последнем этаже, в соседнем с моим, доме и даже на гараж хватило…

Карлсон, блин!

И вот теперь он и сидит, наверное, как я с бутылкой пива на диване, смотрит футбол, и стонет, что никому в этой жизни он не нужен, хотя уже и никто ему не мешает делать то, что он хочет.

Совсем, как я! Только у меня совсем другая история…

Свобода, а что с ней делать? Чё-то, как-то, ничё особенного-то и не хочется. Ни мне, ни ему. Может, за двадцать три года он приручился и стал хоть и плохо дрессированным, но домашним котом?

Но я уж точно не кот, а если и кот, то дикий…

Я вновь взял телефон. Повертел его в руках.

Когда-то в таком же Самсунге, здесь, в такой же маленькой коробочке, хранилась память о моей семейной жизни. Хотелось зайти в приложение «Фотографии» и пересмотреть все, что было снято за три года, прошедших с момента покупки смартфона. Но это только иллюзии. Конфисковали телефон вместе в хранящимися в его памяти файлами счастья — это теперь я понимаю, что именно счастья.

Вот и Петруха страдает.

Ни сыну, ни жене он больше не нужен. Его семья — фантом.

И тоже, как и я, ни сыну, ни дочери, ни бывшей не нужен… — только мою роль мужа в моей бывшей семье играет совсем другой человек.

«Хоть бы кто-нибудь позвонил!» — мысленно подумал я в тишине, глядя на телефон.

И телефон зазвонил, высветив на экране ненавистную надпись — куратор…

Не ответить я не могу. В квартире и прослушка и, наверняка, и припрятанные камеры есть. Всё есть, чтобы максимально качественно портить мне жизнь.

— Слушаю… — тяжело выдохнув, прошептал я в трубку.

— Моё почтение, Сергей Евгеньевич…

Я напрягся.

Вообще-то я уже пять лет как Николаевич, а тут… меня называют моим СТАРЫМ отчеством. Да ещё кто?!

— Чем обязан, Василий Иванович? — нервно играя кадыком, поинтересовался я.

Он такой же Василий Иванович, как я Шумахер. А ведь по документам, и правда, полковник Василий Иванович Чапаев. И усы ради прикола такие же отпустил. Чтобы быть похожим на прославленного комдива.

— Надо встретиться. Как у вас со временим, Сергей Евгеньевич?

Куратор по какой-то причине продолжал меня величать по-старому, так, как когда-то нарекли меня родители.

— Можно и у меня, а со временем, да как вам угодно будет. Я совершено свободен, вот уже третий год. — осторожно предложил я.

Шпилька в сторону ФСБшников. Всё-таки два года зоны не за что — это довод…

Но мою шпильку, словно не заметив, куратор пропустил мимо ушей.

— У вас?! — минутная заминка. — Хорошо! Сейчас только записывающую аппаратуру отключу. Она вам больше уже не понадобится.

А вот тут у меня всё опустилось. Я реально испугался за свою жизнь.

«Неужели приняли решение меня ликвидировать?» — Металась мысль у меня в воспалённом от страха, мозгу…

— Буду через час, ждите!

И потом гудки…

Есть час попытаться куда-нибудь убежать. Хотя, смысл? Ну, буду потным трупом, и всё. Ведь явно загон устроят, а так хоть оттянусь напоследок. Магазин есть неподалёку. Прикуплю пельменей. Коньяка пару фуфырей, возьму нерки баночку в виде пресервов. Неплохо камчадалы научились её делать, правда, по стоимости — мама не горюй!

Сейчас пельменей отварю, часть обжарю. К коньячку ещё Колы прикуплю. Знаю, что нельзя мне. Знаю, что вредно, но теперь-то уж чего бояться? Я уже всё равно приговорён.

Лимончик не забыть, и колбаски копчёной, сухой. Дорого и расточительно, но чего эту пенсию теперь беречь?! Понятно, что сегодняшний вечер мне не пережить…

Шёл в магазин и думал… и кому я там, на небесах дорогу перешёл, или на любимый мозоль наступил, что мне, вот уже столько лет, не дают спокойно пожить? Ладно, военным стал по глупости и по убеждениям. Но тогда Советский Союз ещё был. Потом повезло, в Германии послужить успел, но затем… девяносто четвёртый и привет, Великая Ичкерия!!!

* * *