Браконьеры судьбы

Юрий Михайлович Котляров, 2011

Добрый смех продлевает жизнь, добрый юмор порождает смех. А герои этой юмористической книжки то и дело попадают в самые невероятные, нелепые, комично-трагичные, остросюжетно-мистические и, несомненно, смешные истории. Общественный сарказм и политическая ирония, новый взгляд на старую революцию, любовь, дружба, воры и чиновники, а также черти и их ставленники как вечные вершители бесовского правосудия – все в одном флаконе.А если кому покажется не смешно, придет Юраня и объяснит, что тут у нас и почем.

Финиш браконьера

Говорила мамка Маврику: «Не связывайся с Юраней, не доведет он тебя до хорошего». Да и сам Серега не хотел ехать на рыбалку в эту чертову дыру, которую даже егеря обходили стороной. Но когда Юраня показал, какие там лини здоровенные ловятся, — сразу согласился. Да и ни один нормальный рыбак не отказался бы от такого счастья.

Сам Юраня излазил все приличные по области места, но это было самым заветным.

До Нетопыри доскочили влет, оставалось шестнадцать километров по лесным просекам к болоту с двумя соединяющимися озерами, на берегу которых у дубовой рощи несколько заросших погребов, напоминающих о вымершей деревне. Деревню эту основали два французских солдата наступающей наполеоновской армии, служившие при обозе, который отбил под Смоленском эскадрон удалых казаков Войска Донского. Обозников сходу порубали со свистом, лишь юные Поль и Леон ходили в это время за дровами, а увидев резню, рванули к реке Десне и на подвернувшейся лодке спаслись вниз по течению.

Поскидав мундиры и прикинувшись глухонемыми дебилами, плыли они подальше от боевых действий, выпрашивая подаяние и одёжу у сердобольных крестьян. Географию друзья знали плохо, поэтому думали, что плывут в Париж, а приплыли к нам в брянский лес. Тут как раз морозы начались лютые, и вышли солдатики на избушку колдуньи с двумя дочерьми на выданье.

Ведьма давно уже их поджидала, она это все и наворожила, кстати, по своим каналам астральным, поэтому приворот французов к дочерям оформила быстро. Мальчики у них пошли, девочки, и основалась эта слободка. От нее теперь только погреба холмеют, давно уже никого здесь нет.

Вот сюда и пробирались ребята по перепутанным в буреломах просекам. Причем, сколько раз ни ездил тут Юраня, каждый раз блудил. Он и ленты на развилках к деревьям привязывал, и зарубки делал, все равно, видно, леший сбивал его с дороги. Только отчаянная молитва выводила на правильный путь. Да еще в Нетопыри у колодца мужик предупредил: если на рыбалку, бойтесь того, который сидит под дубом.

И правда, выехали к дубам, а там старичок сидит — метр двадцать ростом, в старинном, несмотря на жару, зипуне, с лохматой шевелюрой и всклокоченной бородой набекрень. И птичка на коленке щебечет.

Маврик возьми и брякни: «Парень, как проехать в библиотеку?» — а старичок так пронзительно зло зыркнул из-под нависших бровей, что заглохла машина, Юраня выскочил по-большому, а Маврик чуть сигарету не проглотил, удушливо закашлявшись. Глянули опять на старичка, а там только пень стоит, и птичка на нем чирикает.

Ну да ладно, приехали.

Сети ставили быстро. Атакующие без предупреждения оводы величиной с детский кулак, а с вечера тучи злющих комаров не давали расслабиться ни на секунду.

Стемнело. Взошла луна. Антикомарин не помогал, поэтому Юраня решил подремать на воде, там хоть ветерком обдувало. Отплыл от берега и услышал чьи-то голоса в заливе. Тихонько подгрёб, надеясь увидеть, кто сети ворует, выглянул из-за тростника и обмер…

В лунном свете, поджав куриные ножки и утробно поквакивая, на кочках сидели три старушки-кикиморы, прикрывая длинными иглообразными зубами подвижные подбородки. Рядом по пояс в воде булькался лупатый с длинными волосами-водорослями и свисающим мясистым носом пузырь, объясняя что-то гундосым с французским прононсом говором ластящимся к нему четырем красавицам — русалкам. Чуть дальше, на взгорке, тот, который сидел под дубом, игрался со змеями в окружении летучих мышей и совенка. Был еще кто-то тяжело дышащий и невидимый в тени тростника, на которого Юраня не смел и глянуть — кровь стыла в жилах.

— Братва болотная, — гундосил пузырь, — натерпелись от людей за столько лет. Кончать их надо. Разве мы не патриоты своего леса? Доколе будем безобразия терпеть ихние, мочи нету.

— Нам запрещено людей трогать без разрешения, вы же знаете. Не будь их, и нас бы не было. Все в мире устроено под человека, будь он не ладен, возрождения от него ждут духовного, — отвечал тот, который сидел под дубом.

Гундосый подозрительно повел носом в сторону оцепеневшего от страха Юрани и сказал зловеще:

— Нас человек подслушивает, пугнуть его?

— Я знаю, пусть слушает. Может, поумнеет да перестанет природу гробить сетями своими погаными. Ну чего людям не хватает для жизни? Смотрел я у Васьки домового в Нетопыри по телевизору (ящик такой говорящий), сколько у них еды в городах припасено — вовек не сожрать. На кой Юраня этот лезет во все потаенные края? Только к нам уже пятый раз заявляется без спросу.

— Кончать его надо, — оживился гундосый.

— Лучше защекотать до смерти, так веселее, — заквакали кикиморы, подпрыгивая от нетерпения на кочках.

— Нам, нам отдайте поиграть! — забеспокоились в воде русалки. — Он — симпатичный мужчина и грешный, как мы при жизни. Сто лет такого ждём.

— Кончать нельзя, защита на нем, наверное, сын благочестивых родителей, — подвел итог тот, который сидел под дубом. — А пугануть можно.

Как Юраня до своего берега доплыл, не помнит. Заскочил в машину к храпящему, как паровоз, Маврику и простучал до утра зубами от страха, беспрерывно читая молитву Иисусову. Вокруг машины дубы ходили ходуном в лунном свете, а за лобовым стеклом то свиное рыло с серьгой в ноздре заинтересовано всматривалось внутрь, требуя: «Дай закурить», то голая девица с горящими глазами и ввалившимся носом, жеманно улыбаясь беззубым ртом, обнимала длинными костлявыми руками Юранину машину, пытаясь открыть, и жалобно выла с досады. А со стороны луны сети, битком набитые рыбой, летели сами собой и тяжело шмякались на крышу легковушки, отдаваясь гулким эхом в воспаленном Юранином мозге. И взбесившееся сердце вместе с душой пыталось выскочить, пробив грудную клетку, и улететь к Спасителю, моля пощады и успокоения.

Не приведи Господь пережить кому-либо нечто подобное, и Юраня бы не выдержал, если б не армейская закалка в горячей точке, не опыт криминальных стрелок в лихих девяностых и не робкие потуги к воцерковлению в храме свенской обители.

Рассвело.

Проснувшийся и хотящий было снимать сети Маврик недоуменно смотрел на изрытую вокруг почву, на гору перепутанных с рыбой сетей и на седого, как лунь, с красными стеклянными глазами Юраню, намертво вцепившегося в руль белыми от напряжения пальцами.

Выезжали с трудом. Приходилось расчищать заваленную в нескольких местах буреломом дорогу, и только когда добрались до большака, появилось осознание произошедшего.

Подрулив к манящей сверкающими куполами церквушке, Юраня вышел к воротам и трижды с поклоном перекрестился по православному обычаю на висящую над входом икону. Войдя, упал на колени перед святым распятием, и долго стоял, склонив седую голову, шевеля губами и вспоминая свою непутевую, изгрызенную тяжкими грехами жизнь.

Вышел только к вечеру. Раздал к явному неудовольствию Маврика кучкующимся неподалёку бабкам рыбу и поехал в сторону Брянска, не обращая внимания на ноющего на все ноты Серёгу.

Через что спасется род человеческий, и в каком составе — вот отныне единственное направление Юраниных мыслей.