Валькирия. Восхождение

Юрий Кривенцев

Представьте юную девушку, дитя жестоких темных времен: одинокую, отверженную, злую, безжалостную, обладающую стальной волей и феноменальными способностями к бою и выживанию. Эта готовая к взрыву бомба встречает вдруг свой «запал» – человека, который зачем-то искал ее всю жизнь. К чему приведет их союз? Что станет с этой бунтаркой? Превратится ли она в совершенного монстра или постигнет свое истинное предназначение, узрит цель и пойдет за путеводной звездой к небывалому свершению?

Корректор Любовь Кривенцева

© Юрий Кривенцев, 2022

ISBN 978-5-4493-3941-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Этот труд посвящается уникальному существу — слабой девушке с колоссальной силой воли; подобной я не встречал у иных смертных.

Пусть ее имя останется тайной для непосвященных.

Слава тебе: Kug-Lu¹.

ЧАСТЬ I

ПУТЬ БОЙЦА

Когда движет воля, возможности физического тела просто экстраординарны.

Дэйл Купер

Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу. Никогда не поддавайтесь силе, никогда не поддавайтесь очевидно превосходящей мощи вашего противника.

Уинстон Черчилль

Глава 1

Место: город Урук, Шумер; Время: 2651 год до н. э.

Багровое солнце нырнуло за туманный горизонт, давая начало новому времени суток². Ночь чернильным облаком каракатицы окутала робкий, испуганный мир.

Время отдыха и страха перед тем, что скрывается во враждебной темноте.

Тишина. Только далекий, на грани слуха, надрывный лягушачий хор от городского канала.

Закинув руки за голову, Элао лежит на жестком топчане, устало любуясь идеально круглым ликом бледной Луны в квадратном отверстии низкого потолка.

Жарко. Невыносимо душно. Ни ветерка, ни малейшего намека на сквозняк. От густого тяжелого зноя нет спасения. Кожа липкая от телесной влаги, словно у камышовой жабы. Легкое холщовое одеялко, сброшенное вниз, бледной тенью валяется за ненадобностью на глиняном полу убогой лачуги. А ведь сколько еще терпеть? Девушка обреченно вздыхает, понимая, что месяц шу-нумун-а³ только начинается, настоящее пекло еще впереди.

Тем не менее человек привыкает ко всему.

Время идет. Боги дремы берут свое. Юное тело расслабляется, веки смыкаются, сознание стремительно уносится куда-то вдаль, в сладкие, пугающие просторы Страны Иных.

Ее бестелесная сущность уже не здесь: летит, несется в пахучих розовых облаках детства, возвращаясь в те блаженные времена, когда еще живы были отец, мама…

Вдруг…

Тяжелое чувство чего-то ужасающего, безысходного выныривает из дремучих глубин подсознания, клокочет, будит. Природное Эго юной горожанки вопит, предупреждая о чем-то грядущем, жутком, готовом вот-вот свершиться, сию секунду.

Чудовищным усилием она выныривает из вязкой кисельной зыби глубокого забытья, распахивает глаза, стремительно возвращаясь в унылый полумрак тесной каморки. Мятущийся взгляд отвлекается на колышущуюся циновку дверного прохода.

Плохое совсем близко.

«О, Ану!⁴».

Прямо над ней нависает чудовище, огромное, жирное, человекообразное.

— Каххти? — сдавленно шепчет девчушка, пытаясь позвать на помощь, но тут же вспоминает, что впервые за долгие годы она дома совсем одна. Ненавистный отчим, единственный член семьи, еще с вечера ушел вдруг к приятелю, предупредив, что не вернется до утра.

«А может, это не по правде? Кошмар?».

Пытаясь порвать липкие ошметки сна, Элао окончательно приходит в себя, сердце заходится в пароксизме. Тихо всхлипнув, она вскидывается, но грузная туша тут же наваливается, припечатывает ее к постели всей своей массой. Вес матерого кабана, не меньше. Она задыхается под живым гнетом, трепещет, пытается освободиться. Тщетно.

От чужака пахнет чем-то омерзительным, грязным — материализовавшимися миазмами агрессии и похоти.

Вдруг спасительная мысль озаряет паникующее сознание. Кричать! Ее услышат, ей помогут. Она открывает рот, но тут же потная ладонь грубо припечатывает ее лицо, чуть не ломая челюсть. У самого уха слышится возбужденный хриплый шепот:

— Пикнешь — удавлю. Не сомневайся.

Девушка судорожно проглатывает крик и замирает в кататоническом оцепенении. В ее короткой, но яркой жизни сироты было немало горя, но она всегда находила выход, всякий раз одолевала сардоническую ухмылку судьбы. Сейчас другое — полное, отчаянное бессилие. И в этот момент ее впервые вдруг покидает надежда.

Лихорадочно стряхнув свое одеяние, самец задрал ее подол, выдохнул, навалился еще сильнее и конвульсивно двинул телом.

Острая боль пронзила девичье лоно, порвав естественную преграду и что-то большое, твердое, грубо проникло в самое сокровенное, то, что она берегла для кого-то, единственного.

Свершилось…

Она тихо скрипнула зубами и как бы окаменела внутренне. Если он жаждет ее криков, рыданий, не дождется, тварь!

— Надо же, — просипел насильник, — и впрямь невинна. Прав был пройдоха Каххти.

«Вот как?» — она вцепилась в эту мысль, стараясь отвлечься от гнусного действа. — «Так это отчим меня продал? Сволочь!».

Дальнейшее происходило как бы с кем-то другим. Ее оглушенное, заторможенное сознание, отгородилось от настоящего, отвернулось. Элао понимала, сейчас от нее не зависит ничего, остается только терпеть. Но, ее время придет. И тогда…

Насилие длилось не более пяти минут, хотя жертве это время показалось часовой пыткой. Невнятно кончив, мужчина сдавленно хрюкнул, рыгнул густым пивным перегаром и тут же отвалился, словно пиявка, насосавшаяся чужой крови, по-хозяйски похлопав ее по попе.

Пауза.

Будто само время застыло в ожидании.

Что же сделает это дитя после такого чудовищного миротрясения? Помчится жаловаться городской охране, пойдет в храм насылать проклятия на обидчика, убежит на край света, прыгнет со скалы, уйдет в себя, замкнется, останется морально искалеченной на всю жизнь?

«Ну, уж нет!» — если бы кто-то увидел в этот момент хищную улыбку девушки во тьме, то содрогнулся от ужаса. Казалось, сама Немезида⁵ скалилась в ночи.

Без единого движения, как камень, готовый вылететь из пращи, она лежала и ждала, когда ее враг заснет, крепко, надежно. Замерла тихо, терпеливо, затаившись, словно болотная гадюка, выжидающая зазевавшегося лягушонка.

Время текло, сочилось, словно капли крови порушенной девственности. Пятнистое лицо луны, будто насытившись увиденной трагедией, медленно уползло из потолочного проема.

Все. Ужас позади. Элао не из тех, кого ломает беда, даже такая. Кончено! Можно забыть. Она снова контролирует происходящее, как и всегда. То, что случилось — ее единственное поражение в жизни. Девчонка не смогла дать отпор только потому, что находилась в полусне (иначе этому хряку ничего не перепало бы, это уж точно), хитрое провидение застигло ее нежданно. Урок усвоен, она приносит клятву Наннару⁶, ставшему свидетелем случившегося, что больше не совершит подобной ошибки, не позволит застать себя врасплох. Никогда!

«Не на ту напал, урод».

Она всегда была другая. С самого детства повелось так, что не рок довлел над этим ребенком, наоборот — она была хозяйкой своей жизни. «Девочка-кремень» — так называли ее окружающие и непонятно, чего было больше в этих словах: уважения или подспудного опасения. «Никогда не сдавайся, бейся до конца» — с этим девизом шла она по тяжкой дороге, предназначенной судьбой. Быть слабой — позор! Прирожденный лидер, она никогда не уступала другим (дерзила даже старшим, за что частенько получала), не отводила глаз, не сдавалась в спорах, дралась, как бешеная, не склонялась, наоборот, сама умела подчинять. К 14 годам ее боялась вся округа, даже старшие мальчишки обходили стороной, а в 16 лет Элао стала главным авторитетом молодежи всего Э-Ана⁷.

И вот, в 18 — такое…

Пора…

Девушка вздрогнула от омерзения и мягко, по-кошачьи, встала с постели.

Ее обидчик уже храпел вовсю. Щурясь во мраке, она бросила взгляд на пухлое лицо распростертого гиганта и тут же узнала его. Ка-Ахор — помощник главного писца храма Ану, большой человек, уважаемый. Она вдруг вспомнила их недавнюю встречу на городском рынке. Девица отвлекала разговором торговку дарами реки, пока ее подруга пыталась стянуть рыбину покрупнее, как вдруг проходивший мимо роскошно разодетый толстяк замер, пожирая глазами юную красотку. Да, похоже тогда он на нее и запал.

Только вот не знал этот чинуша, с кем связался. Подобные ему напоминают петуха в своем курятнике, эти люди уверены, что они — хозяева мира, все остальные — их потенциальные жертвы.

«Не так все просто в этой жизни, дядя».

Огромный глупый кабан может, походя наступить копытом на спящую юную рысь, только вот чем закончится эта встреча?

Все, пора.

Час настал, змея выпустила жало.

В голове ледяное спокойствие, сознание чисто, как горный хрусталь, в груди ни капли возбуждения, эмоции — прочь!

Скользнув к сброшенному кучей одеянию храмового служителя, она без труда нашла искомое — богато украшенный самоцветами ритуальный кинжал с обоюдоострым бронзовым лезвием. Ох, а заточен как!

Зажав в руке убийственный предмет, Элао замерла на миг. Что делать с этой мразью? Зарезать, как свинью?

Нет. Такого блага он не заслужил.

Решение пришло мгновенно.

«Да! Это именно то, что надо».

В душе ни намека на сострадание, терзания совести. С малых лет она усвоила: воздаяние должно быть адекватно содеянному.

Мстительница шагнула к распростертому, оглушенному винными парами, полностью обнаженному человеку и буднично, будто шинкует кровяную колбасу, одним ловким движением отсекла вялый детородный орган вместе с мошонкой.

Девушка не впервые использовала оружие, но на этот раз результат превзошел всякие ее ожидания. Быть может она задела ненароком крупную артерию в паху, но из куцего обрубка ярко-алой струей (цвет которой был хорошо различим даже во тьме) упругими толчками обильно хлынула влага жизни, заливая постель и все вокруг, оттеняя темные пятна уже свернувшейся крови ее потерянной девственности.

Разбуженный сильной болью мужчина заорал раньше, чем пришел в себя. Озираясь, ничего не помня (видно много он принял накануне), не понимая, где находится, почтенный Ка-Ахор вопил благим матом, инстинктивно прижимая ладони к промежности. Меж толстыми сардельками пальцев бурным фонтаном била густая красная жижа.

Через мгновение покалеченный окончательно пришел в себя. Опалив яростным взором хрупкую деву, мигом все вспомнив, он прорычал:

— Т-ты!

Тут его взгляд метнулся к ее левой руке, с зажатым в ней причинным органом. В секунду поняв всю трагичность произошедшего, сраженный «Голиаф» простонал:

— Гадина, что ты сделала?

— Что заслужил, ублюдок, — ее голос был холоден и ровен.

— Удавлю! — тучный мужчина попытался встать, но тут же пошатнулся и вновь упал на широкий зад, стремительно бледнея. Жизнь уходила из его тела вместе с фонтанирующей струей. Осознав вдруг серьезность положения, он прошептал:

— Лекаря.

Элао шагнула к нему, склонилась, глядя в расширившиеся зрачки агонизирующего:

— Уже поздно. Не поможет тебе целитель. Ты стоишь пред ликом самого Нергала⁸. Знаешь, что в такой момент нельзя лгать? Скажи, сколько ты заплатил моему отчиму?

— Два…

— Громче!

— Двадцать пять сиклей⁹, — он протянул трясущуюся руку к девушке, — я боюсь.

— Время бояться прошло. Умри, как мужчина. Тебя уже ждут внизу.

Словно влекомая чем-то, в комнату мягко скользнула соседская серая кошка и, слегка напрягшись, не обращая никакого внимания на хозяйку, уставилась на умирающего, будто ловя момент отделения души от плотской оболочки.

Глаза служителя храма Ану стремительно мутнели.

Убийца вдруг встряхнулась:

«Что это я? Он голосил так, что слышали все в округе. Сюда скоро прибегут».

Увидев, что до сих пор держит в руке обрубок мужской плоти, с омерзением отшвырнула его прочь.

Голова по-прежнему чистая, не замутненная эмоциями. Она соображала быстро и четко. Что взять с собой? Несмотря на жару, надела длинный хитон-накидку из тонкой шерсти, скрывающий все тело и голову (ее не должны узнать на улице), легкие сандалии. В тряпичную котомку сунула пару ячменных лепешек и, слегка поколебавшись — окровавленный стилет.

Уже направившись к двери, юная преступница вдруг решительно шагнула к вещам убитого и извлекла оттуда небольшой мешочек монет. Да, пожалуй, это сверхцинично, но по сравнению с уже совершенным, подобное — пустяк, а ей, судя по всему, предстоят черные дни и толика серебра лишней не будет.

Урук. Главный оплот Шумера — колыбели, где зародилась человеческая цивилизация. Самый первый город на планете¹⁰, под гегемонией которого склонились остальные поселения «черноголовых»¹¹.

Элао шла быстрым шагом (бежать — привлекать внимание) по узким пыльным улочкам спящего селения, минуя скопища кирпичных одноэтажных домишек с узкими горизонтальными оконными проемами (будто щурящиеся глаза), она быстро удалялась от центра. Вот и крепостная стена. Благо, проход открыт. Городские ворота закрывали только во время войн, которых, слава богам, давно уже не было, да и не предвиделось.

Выйдя за пределы города, она почувствовала себя мухой, вырвавшейся из паучьих тенет.

Воля! Кругом, насколько хватало глаз, бескрайняя равнина рукотворных полей. Молодая, наливающаяся соком зелень до самого горизонта: просо, ячмень, горох, фасоль, чечевица. Ни единого холмика или сопки. Будто земля Ки-ен-ги¹² — идеально ровное зеркало, в которое смотрятся боги.

Жрецы говорят, что когда-то эти места занимало бескрайнее болото, но в некий благословенный момент истории из-за соленого моря, с острова Дильмун приплыли сюда предки «черноголовых» и принялись осваивать новую родину. Именно их тяжкий терпеливый труд, из тысячелетия в тысячелетие создающий сложную и мудрую систему ирригационных каналов, превратил бесплодную топь в райскую цветущую страну.

Элао сошла с тракта и ступила на ближайший участок возделанной земли. Ступня коснулась влажного, утыканного зелеными побегами грунта, оставляя глубокий отпечаток. Десяток шагов и ноги уже выше щиколотки стали мокрыми от грязи. Идти было трудно, но девушка знала, что искала.

Вот она — вода. Что это, крупный арык, или небольшой канал? Трудно сказать. Все земли Ки-ен-ги испещрены густой сетью этих оросительных сосудов, как человеческая ткань — капиллярами. Бесконечная паутина-сплетение водных артерий уходит вдаль, за горизонт, до самого благословенного Евфрата¹³.

Сбросив с себя все, девушка голышом погрузилась в теплую, мутную от плодородного ила воду. С остервенением она стала смывать с себя остатки семени и вонючего пота насильника. Лягушки уже закончили свою любовную арию, а беглянка так и сидела в воде. Это было что-то большее, чем банальная помывка, некий ритуал избавления от скверны, психологический катарсис. Она уходила от минувшей боли, страданий, совершенного злодеяния. Нет, она не властна была отбросить все это, потерять, забыть навсегда. Такое не уйдет, останется с тобой тяжкой ношей до самой кончины, но ведь можно закрыть глаза, стереть, спрятать в потаенный уголок памяти и пусть эта пакость лежит там как можно дольше, не беспокоит, сейчас не время для самокопания.

Наконец, выйдя на сушу, она гадливо оторвала от тела пару присосавшихся голодных пиявок, прислушалась к себе, сполоснула руки, отломила маленький кусочек лепешки и стала рассеянно жевать. Глаза смыкались от усталости. Единственное, что мешало блаженному падению в дрему — назойливые тучи злых кровососущих насекомых. Гнус совершенно не давал покоя.

Что делать?

Она вспомнила вдруг давний способ спасения рыбаков от этого летучего бедствия.

Чертыхнувшись, Элао склонилась к воде и стала густо обмазываться черным илом, покрывая естественной «броней» все тело, включая лицо, волосы.

Все. Теперь крылатые паразиты не страшны.

Обессиленная, она упала прямо на влажную растительную подкладку и закрыла глаза. У воды было не так жарко, как дома.

Время неспешно длит себя, как тихие воды Евфрата. Апатичный лик луны уже миновал созвездие Близнецов¹⁴ и клонился к горизонту. Не спится. Утомленное, но перевозбужденное сознание не способно расслабиться, нырнуть в холодные воды забытья. В голову лезут суматошные, гротескно искаженные обрывки воспоминаний минувшего дня.

Она лежит на спине. Юная поросль гороха слегка покалывает кожу. Глаза устремлены вверх. Россыпь звезд, далеких, разных, таинственных. Что это? Фонарики, шляпки вбитых в небесный свод серебряных гвоздей? А может они — живые? Эх, попасть бы туда, ввысь, на небо, посмотреть: как там? Кто-то скажет — пустые мечты. Ну, уж нет. Ведь великий герой их народа, живший в ее городе — Гильгамеш¹⁵, смог побывать в нижнем мире. Авось и ей повезет.

Сладкие мечты вдруг обрубает, как топором — она снова вспоминает о произошедшем. Удивительно, но ей не жаль потерянной девственности, нет раскаяния от свершенного злодеяния. Полная апатия. С детства она привыкла жить, как кошка, воспринимать все, что дает судьба, как должное — без удивления, гнева, злости, восторга. Как автомат с искалеченной эмоциональной матрицей. По сути — все просто: невозможно отвернуться от того, что дает жизнь.

Лежа посреди поля, она вдруг понимает, что впервые в жизни рядом нет никого.

Одна. Абсолютно одна. Хотя, если откровенно, она давно привыкла к этому. Одиночество преследует ее всю жизнь. Ни семьи, ни близких… Отец погиб в войне с Куталлу¹⁶, когда ей шел третий год. Через год мама вышла замуж за Каххти. Один за другим у них стали рождаться дети, ее единоутробные братья и сестры, целых пятеро. Не повезло им, никто не дожил и до полутора лет, всех забрал злой Асаг¹⁷. Порой она думала, что кровь и семя ее отчима прокляты богиней рождения Ама-Архус, что само бытие не желает продолжения рода этого человека. А четыре года назад скончалась и матушка. Болотная лихорадка выпила все ее соки и отняла жизнь. Их в семье осталось двое: девочка и ее папа №2. За все время, что Элао знала этого человека, видела от него только зло. Всего и не перечислишь: придирки, грязные оскорбления, унижения, зуботычины… да что и говорить, море мелочей, которые с годами заставляют по-настоящему ненавидеть человека. Но вот что удивительно, он никогда не посягал на нее сексуально, даже намеком (хотя в ее памяти отпечатались сальные взгляды, буквально «облизывающие» ее тело).

«О, боги!» — наконец-то она поняла причину его пуританского отношения. Все просто: деньги. Этот подлец берег ее, растил на продажу, как козу, понимая, что за нетронутую девственницу он выручит непомерно больше. — «Двадцать пять сиклей! Огромная сумма. За эти деньги можно купить новый дом, двух рабов, или просто жить в свое удовольствие три года. Не продешевил „папаша“, наверное, торговался до последнего. Видно сильно я приглянулась тому жирному развратнику».

Беглянка понимала, что сегодня жизнь ее изменилась навсегда, бесповоротно.

Что дальше?

Об этом она подумает завтра, на свежую голову.

Усилием воли она отбрасывает назойливо мельтешащие мысли, и в ту же минуту изнуренный разум получает наконец-то успокоение. Веки блаженно смыкаются, и оцепенелое сознание стремительно падает в темную бездну сновидений.

Легкие вдыхают пьяняще-свежий, насыщенный тонкими хвойными ароматами воздух. Тишину изредка тревожат робкие крики пернатых. Полумрак. Над головой нависают исполинские деревья, высокие кроны которых совершенно застят небо.

В груди тревожное ожидание неизвестного парадоксальным образом смешивается с восторгом осознания близкой тайны. Она ни разу в жизни не видела настоящего леса, но из глубин сна приходит вдруг знание: это зачарованные кедровые дебри демона Хумбабы, повелителя Ливана, убитого некогда Гильгамешем — ее величайшим земляком.

Горизонта нет, только дремучие заросли кругом, средь которых так и сочится буквально ощутимая физически чуждая хищная магия.

Девушка делает первый шаг, ступая на мягкую сухую подстилку серого мха. Грунт пружинит под стопой, вибрирует, будто живой. Путь нелегок: колючие ветки подлеска хлещут по лицу, многочисленные змеистые тяжи мертвого, скользкого от плесени бурелома цепляют за ноги, мешая движению.

Пройдено совсем немного, но путешественница уже чувствует первые признаки усталости.

Еще шаг и она выходит на широкую поляну. Наконец-то свободное пространство. Заросли вверху размыкаются, обнажая кусочек черного ночного неба, усеянного звездами, среди которых мертвым яблоком висит голубая луна. Светило грузнеет, становится видимо выпуклым, разверзая прямо по центру черный бездонный зрачок. Девушка с содроганием вдруг понимает, что это не небесное тело, а чудовищный глаз самого мироздания, всерождающего и довлеющего, которое взирает на окружающее с безграничной скукой и равнодушием.

От гипнотизирующего небесного взгляда ее отвлекает сухой треск разрываемых зарослей.

Она опускает взор.

Пред ней — явление чудища

Из-под огромной коряги, вросшей в землю неподалеку, выползает отвратительное, ящероподобное существо размером с человека, вялое, покрытое мелкой сизой чешуей. Узкая шершавая башка крутится на длинной шее, будто выискивает что-то и вдруг… останавливает взгляд на нежданной гостье… Белые жадные бельма пялятся холодно, по-хозяйски. Так малыш смотрит на собственную игрушку, с которой волен сделать все, что заблагорассудится. Что-то удивительно знакомое видится в этих плотоядных зенках.

Бежать? Черта с два!

Она приняла оборонительную стойку (прятаться — не в ее натуре), но рептилия вдруг потеряла интерес к человеку, отвернулась и, заметно прихрамывая, с трудом волоча огромное раздутое брюхо, ломая мелкую поросль, отползла в сторону, в самую гущу островка орешника. Еще минута и оттуда послышались натужные хрипы.

Движимая любопытством, девушка опасливо приблизилась и тут же воскликнула:

— О Шеду¹⁸, защити и охрани!

Тварь рожала, но, неестественным путем. Еще пара мгновений, и тонкая мембрана переполненного чрева лопнула и, истекая грязно-желтой слизью, на свет появилось нечто омерзительное: тучный, рогатый жабообразный монстр. Жирное, одышливое создание, вопреки всем законам, превышающее по размерам своего «родителя» раза в три, двинулось к ней. Как это иногда бывает во сне — внутри никакого страха (да и стоит ли опасаться эту пакость?). Однако, медлительность рыхлого, истекающего слизью гада, оказалась мнимой. Максимально приблизившись, он в одну секунду прытко метнулся к путнице и резким движением погрузил узкую юркую лапу прямо в промежность жертве.

— Ах, ты!!! — вскрикнув от пронзительной боли (будто и не во сне), девушка ловко отскочила в сторону, умело сохраняя дистанцию.

В груди взрывается огненный шар ярости и в то же мгновение она чувствует отклик злой силы леса, которая тянется к ней, как к своей, родной, даря заемную мощь. Нет времени рассуждать, опасаться, думать о последствиях. Чувствуя себя юной ведьмой, она уверенно, умело, будто проделывала подобное сотни раз, концентрирует чужую энергию, материализуя ее в смертоносное оружие, еще миг и кисть правой руки охватывает горячее, дрожащее от жажды убийства древко, и тут же бросает сияющее копье во врага.

Яркий огненный полет и…

Пронзенный навылет выродок удивленно хрюкнул и, уже неживой, неуклюже повалился навзничь. Из его клоаки обильно текла вонючая рыжая флегма.

Вот и все.

Она двинулась было дальше, но хромоногий ящер вдруг рыкнул и метнул что-то вслед. Плечо тут же пронзила колющая боль. Что это? Оглянувшись, увидела торчащий шип, застрявший в коже лопатки. Неудобное место, ни достать, ни извлечь.

— Ну, гадина! — она рванулась к пресмыкающемуся, но хромоногое страшилище, волоча по траве мясистые обрывки опустевшего брюха, быстро скрылось в норе под корягой.

Улизнул.

— Ну, уж нет, достану тебя! — девушка бесстрашно полезла в логово чешуйчатой зверюги, вперед, в самую глубь. Казалось, что она погружается не во мрак, а в нечто жидкое, живое, враждебное и одновременно родное, кровно-близкое. Исподволь в сознание закрадывается подленькая мыслишка: «а враг ли он мне?». Усилием воли она отгоняет предательские сомнения. Вперед! Еще один рывок.

Вдруг…

Что-то рушится под ногами, и она падает в гнилую сосущую бездну, голодная тьма прыгает в лицо, пытаясь просочиться в саму душу.

— Не-ет!

Неожиданно все бледнеет, смазывается, развеивается вместе с ускользающим сновидением.

Резкий, истеричный спазм подсознания, и вот уже странница по Мирам Иных стремительно выныривает в косный мир яви.

Она никогда не просыпалась так быстро. Мгновение — и организм бодр, активен, готов реагировать. Глаза открылись раньше, чем включилось сознание, мышцы напружинились, сердце застучало, как молот, кровь наполнилась адреналином. Сейчас она не человек — дикий зверь.

Мозг настолько перевозбужден, что, кажется, будто время замирает, жизнь останавливается стоп-кадром.

Агрессия!

Взгляд мгновенно ловит разверстую, утыканную зубами, смердящую тухлым пасть, застывшую в рывке к ней.

Элао действует молниеносно: группировка, бросок в сторону, (челюсти хищника глухо смыкаются в сантиметре от пятки), прыжок к аккуратной кучке собственных вещей. Вот он, заветный кинжал. Приземистая лупоглазая гадина делает еще бросок, вновь целясь в ноги. Девчонка по-кошачьи отпрыгивает влево, еще в полете заносит вооруженную руку и резко вонзает ярко сверкающий в утренних лучах бронзовый клинок в ромбовидное сочленение между черепом и шеей, прямо за глазами плотоядного, и тут же отскакивает подальше, наблюдая долгую агонию неудачливого холоднокровного охотника.

Все, замер. Длинная треугольная пасть, короткие конечности, приземистое хвостатое тело в полтора человеческих роста, усеянное роговыми пластинами (на первый взгляд, не такой уж и крупный, хотя, если учесть более чем скромные габариты девочки — в самый раз). Она слышала, что «хозяин реки» может заплывать от Евфрата в самые отдаленные ветки каналов, но встретилась с гадом лицом к лицу впервые.

Девушка усмехнулась. Видели бы горожане ее подвиг. Такое не каждому опытному воину под силу. В процессе боя, в нее словно вселилась сама Иштар¹⁹, Рефлексы выживания не подвели. И как четко сработала память, в секунду подсказав ей точку удара — единственный уязвимый участок бронированного монстра. Кто знает, возможно, спасла ее данная самой себе клятва, вчера, после изнасилования — никогда никому больше не позволить застать себя врасплох. Четкий волевой посыл, записанный в подкорку, заставил подсознание разбудить ее как раз вовремя.

Элао смыла с тела еще с вечера засохший ил, облачилась, с усилием извлекла нож из мертвого тела (клинок застрял меж позвонков) и неспешно приступила к завтраку все теми же ячменными лепешками. Бросив брезгливый взгляд на мутную воду канала, пить не решилась.

Что дальше?

Она бросила рассеянный взгляд вдаль, на северо-восток. Там, далеко за горизонтом, много мест, где можно жить.

Бежать? Возможно. Обширные земли Ки-ен-ги изобилуют поселениями. И хоть большинство из них признают гегемонию Урука, каждое, по сути — самостоятельный город-государство, со своими законами, правительством и границами. Беглянка может осесть в любом полисе, деньги есть, так что она сможет худо-бедно устроиться, ну а как пойдет дальше, это уж как боги пожелают.

Нет!

Какая-то заноза бередила душу, не давала покоя, наполняла сознание чувством незавершенности. Девчонка почесала зудящую лопатку (словно там до сих пор торчал злосчастный шип) и тут же вспомнила свое сновидение. Все ясно: сраженный ею упитанный упырь — это насильник Ка-Ахор, а сбежавший ящер — отчим. Только сейчас стало ясно, что не похотливый служитель храма, а именно «папаша» Каххти — ее главный враг. Он, и только он затеял всю эту гнусность, он нашел покупателя побогаче и цинично продал ему свою дочь. Элао вдруг передернуло от мысли: «А ведь если б я стерпела, смирилась в первый раз, этот подонок продолжал бы меня сдавать в прокат всем и каждому, превратив в уличную шлюху?».

Жизнь перевернулась, ее ищут и если найдут — предадут мучительной казни. И единственный виновник всего этого — ее обезумевший от жажды наживы отчим.

Решение принято! Никакого бегства, у нее осталось еще одно дельце на родине. Предательство — страшнейший из пороков.

Она зло усмехнулась, вспомнив образ отчима. По улицам города ползает это хромое ничтожество, наслаждается нахлынувшим вдруг богатством, строит планы в расчете на радужное будущее.

Уйти?

Ну, уж нет! Она не успокоится, пока этот червь в образе двуногого ест, пьет, дышит.

Как бы не так!

«Что ж, папаша, жди гостей».

Юная беглянка резко выпрямилась. Ее пылающие яростью агатово-черные глаза валькирии были устремлены в направлении распахнутых ворот Урука.

Шумер — аграрная страна, кормящаяся от плодородных земель Двуречья, ухоженных и расширенных благодаря сложнейшей и умной системе ирригации. Люди, живущие здесь, должны вставать рано. Вся их жизнь — тяжелый труд от рассвета до заката.

Так и было.

Солнце только пересекло горизонт, а полис уже проснулся. Урук, самый крупный город Ойкумены²⁰ (по убеждению «черноголовых»), пятитысячное население, 600 домов и в каждом — семья.

Кривые улочки кишели народом, в основном — рабочий люд (знать и проститутки еще спят, сейчас не их время). Все спокойны, деловиты. Опасения Элао были напрасны, на нее совершенно не обращали внимания. Да и кому она нужна? У всех дела, каждый занят своей работой.

Полностью укрытая серым одеянием, стараясь избегать широких людных проспектов, девушка шла к цели. Вот она уже пересекла по деревянному мостику центральный канал города и вступила, тем самым, в родной район Э-Ан. Все ближе, ближе.

В груди — никакого волнения, словно возвращается домой от подруги. Она искристо улыбнулась играющим в соседнем дворике малышам и легкой походкой вошла в свой квартал. Здесь все по-прежнему, будто и не случилось ничего минувшей ночью. Правда, народу что-то маловато, может, еще не все проснулись?

Последний поворот и вот он — ее домишко. Сердце преступницы вдруг резко бухнуло в груди, звериный инстинкт шептал — слишком уж все просто. Но отступать поздно. Не возвращаться же назад? Безумная душа берсерка²¹ жаждала мести. Сейчас ее волновало только одно: дома ли Каххти, успел ли вернуться от собутыльника в такую рань? Если нет — не беда. Она затаится внутри и будет ждать, сколько потребуется, у нее хватит терпения, как у паучихи.

Оглянулась. Вокруг — никого.

Элао делает шаг к низкому дверному проему, пригибается, отодвигает легкую циновку и входит внутрь.

«О, благая Инанна²²!».

У противоположной стены, на том самом лежаке, сидит, откинувшись спиной к стене, ее хромой отчим. Тощее тело сплошь скручено пеньковыми веревками, во рту — кляп из грязной тряпицы. Увидев ее, мужчина замычал, сделав страшные глаза.

Мозг среагировал мгновенно: западня! Сыскари оказались далеко не глупы и, поняв, что беглянка может попытаться отплатить главному виновнику ее бед, устроили примитивную засаду.

Что делать? У нее секунды, не более. Рванувшись к связанному, она освободила его рот и выдохнула:

— Что, папочка, теперь ты богат? А поступил бы ты так же с родной дочерью, своей крови, а?

Голос мужчины сорвался, дав «петуха»:

— Пощади!

За дверью послышался суетливый топот многочисленных ног.

Все. Выхода нет, она точно в ловушке.

Лазутчица встряхнулась, вспомнив свой девиз: «Соберись, Эл! Не сдаваться! Еще есть время, исполнить задуманное».

В дверь уже врываются.

Пора!

Каркающий мужской вскрик:

— Не-е-ет!!!

Молниеносным движением она выпростала из-под накидки руку с загодя зажатым в ней кинжалом и с силой полоснула отчиму по горлу. Булькающий звук. Голова жертвы запрокинулась, ткани шеи разошлись до самого позвоночника и два пульсирующих фонтана уже знакомого артериального сока жизни залили убийцу с головы до ног.

В ту же секунду ее крепко хватают сзади за предплечье. Девушка приседает, резко выворачивается, словно змея и освобождается, тут же погружая нож в живот нападавшего. Сдавленный стон и звук падения. Но в помещении уже с десяток солдат. Ее пытаются схватить все разом. Невысокая, тоненькая девчушка, словно осатанелая, само воплощение Аннунит²³, с шипением шарахается в стороны, уходит от захватов, наносит выпады клинком направо и налево, проливая все новые потоки крови. Остервенелое существо мечется средь превосходящих сил, словно маленькая ласка средь своры волков. Грязная мужская брань, крики, непрерывные удары топорами, булавами, ножами, от которых бестия неизменно ускользает, демонстрируя феноменальную реакцию. Цела, ни одной царапины, сердце выпрыгивает из горла, пот заливает глаза. Еще несколько рвущих мышцы движений, и она почти у выхода. Впереди всего один воин, еще совсем юнец, вооруженный копьем. В глазах у мальчишки ужас, будто увидел пред собой демона. Воительница легко уходит от жала медного наконечника, пинает соперника в живот и проскальзывает наружу.

Свободна?!

Ей бы добежать до городских ворот, а там, среди посевных зарослей и лабиринта водных траншей она уже будет неуловима.

Ощущая спиной погоню, Элао бросается к ближайшему повороту и, не замечая мелькнувшей за углом тени, ныряет туда.

Сокрушительный удар обрушивается на череп, и сознание юной преступницы погружается в небытие.

Тишина

Настолько полная, ватная, всепоглощающая, что нет даже привычного легкого звона в ушах. Абсолютное безмолвие.

Вокруг: сверху, снизу, со всех сторон, насколько хватает глаз — темная глубокая насыщенная лазурь.

Плотная, густая зыбь обволакивает тело. Что это?

Нечто изнутри подсказывает, дает ответ: это Исток Всего, начало времен. Тот бесконечный миг, когда еще не существовало ничего: ни неба, ни Земли, ни Солнца и светил, ни единого живого существа.

Ее окружает та самая первичная всерождающая влага, что была изначально, та святая стихия, квинтэссенция Абзу и Тиамат²⁴, из недр которой родились великие боги, создавшие затем все сущее.

Она протягивает руку и видит, как пальцы тонкой кисти начинают слабо светиться. На смуглой коже пляшут легкие игривые серебристые искорки. Они мерцают, множатся, струятся по телу, щекоча, растворяя его, расчленяя на мельчайшие частицы, смешивая их с фундаментальной водной средой, соединяя воедино суть хрупкого человека и безграничную живую пучину.

Чистота. Святость. Восторг единения с божественным.

Еще миг, и в ее рассеянном по первичному океану сознании возникают внешние образы, мысли, слова. Она силится понять, вникнуть, и смысл послания частично открывается. Теперь она знает, что великое провидение ждет от нее чего-то. Впереди долгий, тяжелый путь, который обязательно надо преодолеть. Сейчас она лишь завязь, которая может и не стать чем-то большим. Надо бороться, искать, постичь суть себя, принять лучшее, отвергнуть худшее. Ей предстоит мучительная стезя поиска своей цели и — созревания, изменения, метаморфозы.

Все вдруг смешивается, теряется.

Уже выныривая из забытья, она слышит голос первородной стихии:

— СПРАВИШЬСЯ ЛИ ТЫ?

Богоподобный был не в настроении. Сегодня, из-за этой безумной девчонки священный сон был нарушен, ему пришлось встать раньше.

Ладья лучезарного Шамаша²⁵ только взяла свой курс на зенит, а несравненный уже в белом храме, на самой вершине великого строения, готовится к судебному таинству.

Кругом суетятся десятки рабов, девиц и евнухов, умело руководимых опытным Зуммурой, подготавливающим своего хозяина к очередной встрече с народом.

Властитель усмехнулся, вспоминая, что Зуммура сам — раб (правда, вряд ли кто осмелится напомнить об этом ближайшему приближенному светоносного), плененный аккадец, которого он, в благости своей приблизил к себе, обласкал, поселил семью невольника в собственном доме, за что тот платит своему господину абсолютной преданностью.

— Жарко на улице?

В ответ на вопрос монарха услужливый Зуммура так скривился, словно летний зной — его личная вина.

— О, богоподобный, здесь, на вершине строения дует ветер, поэтому летнее пекло не будет беспокоить тебя, но внизу, на площади — настоящая духота, правда, — прислужник приободрился, словно вспомнив что-то, — зато там равного небу будут ждать два раба-опахальщика, которые, я уверен, сделают все, чтобы дневной зной не сильно беспокоил царственное тело.

— О, Ану, — возгласил правитель, — ну почему сегодня?

— Кто же знал, — вставил собеседник, — что та сумасшедшая девка выберет именно эту ночь для своих нечеловеческих злодеяний.

Владыка так зыркнул на слугу, что не к месту распустивший язык аккадец смертельно побледнел и упал к августейшим ногам не в силах произнести хоть звук.

«Вот так всегда», — размышлял царь Урука, — «стоит прижать — трепещут от страха, а позволишь толику вольности — мнят себя хозяевами жизни. Нет, нельзя давать и намека на независимость».

Он вспомнил, скольких сил ему стоило покорить города Ки-ен-ги, один за другим. Тогда его ненавидели, не понимая, что действует во благо. А ведь как изменилась жизнь после? Если прежде отдельные города-государства истощали себя в непрестанных войнах, друг с другом, то сейчас… Когда была последняя война? Он улыбнулся, представляя, как потомки будут именовать его царствование «золотым веком», или «эпохой мира».

Из мечтательной дремы любимца Неба бессовестно вывела вдруг одна из молодых рабынь, уронившая со звоном какую-то утварь.

Все оцепенели, ожидая монаршего гнева. Рассеянная девчонка, ставшая невольной причиной шума впопыхах ринулась исправлять оплошность — испуганно нагнулась, чтобы поднять упавшую вещицу.

Величайший бросает гневный взгляд на виновницу и видит, как льняная юбка туго обтягивает ее привлекательный зад, зарождая вялое желание в чреслах помазанника.

«Хм, надо с ней… пообщаться… потом». Он делает знак Зуммуре, тот схватывает на лету, мгновенно запоминая молодку, заинтересовавшую его господина и услужливо кивает повелителю.

Настроение порфироносца стремительно взмывало вверх. Он приосанился:

— Поторопитесь! Мне пора.

Ее будит скрип отодвигаемого засова.

Девушка приходит в себя, быстро осматривается. Крепко связана, локти прикручены друг к другу сзади, ноги спеленаты в щиколотках. Не дернешься.

Полумрак. Маленькая комнатка без окон, без мебели. Узилище. Она лежит на полу, выстланном сухой душистой соломой.

Со скрипом распахивается дверь, поток яркого света слепит глаза. На фоне прямоугольного проема различаются три человеческих силуэта.

Элао щурится, адаптируя зрение к освещению, и различает невысокого, полноватого, ярко разодетого жреца и двух плечистых полуголых рабов у него за спиной.

— Очнулась? — служитель храма брезгливо смотрел по сторонам, стараясь не встречаться глазами с преступницей (высокий женоподобный голос, на скошенном подбородке — ни волосинки; очевидно — евнух). — Готова ли ты принять свою судьбу?

Пленница кивнула.

— Бесовка! Натворила такое, что тебя будет судить сам повелитель Урука и земель Ки-ен-ги. Идем сейчас же. Да… подумай, нет ли у тебя низких потребностей, которые стоит отправить сейчас, загодя?

Она попыталась ответить, но сухая гортань выдала лишь нечленораздельное сипение. Только теперь узница поняла, как сильно хочет пить. Во рту не было ни капли со вчерашнего вечера. Прокашлявшись, она все же исторгла хриплые звуки:

— Воды. Пить.

Жрец скривился:

— Я совсем не то имел в виду, женщина. А жажду утолить тебе не суждено, несчастная. Вода — первичная и высшая из мировых стихий, воплощение сути богов. Не тебе, душегубка, осквернять эту субстанцию своей грязной глоткой.

Элао молча обожгла его взглядом:

«Думает, умолять буду. Не дождешься, скопец».

Выдержав паузу, евнух повернулся к выходу и бросил рабам:

— Взять ее. Идем.

Центральная площадь города.

Обвиняемая, связанная, стоит, пошатываясь, на возвышении в центре небольшой площадки, придерживаемая рослыми рабами. Солнце палит нещадно, усиливая жажду.

Впереди, в десяти шагах от нее, напротив храма Энлилю — небольшой ритуальный бассейн, наполненный прозрачнейшей водой. Играющая солнечными бликами влага так и манит…

И без того невыносимая жажда стократно возрастает.

«Да они что, издеваются что ли?», — несчастная с усилием отворачивает голову, уставившись на людское сборище.

Перед ней толпа народа. Здесь все население полиса. Даже больные и увечные пришли поглазеть на редкое зрелище. Пленница смотрит на лица. Большинство из присутствующих знакомы ей с детских лет. Жили вместе, дружили, общались. Но сейчас другая ситуация. Та, прежняя девочка Элао умерла. Здесь, перед ними, другая — преступница, страшная убийца, осквернительница неприкосновенного тела храмового служителя. Назад пути нет, она уже на другой стороне этой жизни и никто ей сейчас не посочувствует, даже лучший бывший друг. В многочисленных глазах окружающих лишь ненависть, торжество, любопытство и жажда кровавого зрелища.

Звук медного гонга заглушает гомон, и людское сборище мгновенно стихает.

Обращаясь к небольшой кучке старейшин, стоящих неподалеку на огороженной площадке, долговязый тощий глашатай громко зачитывает протокольную часть обвинения, перечисляя все противоправные деяния подсудимой.

Невольница впервые поднимает глаза, охватывая взглядом все пространство центра города.

Окруженная неказистыми кирпичными домишками площадь, мощенная речным валуном, упирается в два каменных храма, посвященных богу воздуха Энлилю и богине войн и секса Инанне-Иштар.

Но все пышное величие этих храмов меркнет, затмевается непревзойденным колоссом, возвышавшимся меж ними — зиккуратом²⁶ бога неба Ану.

Выстроенная из миллионов тонн кирпича-сырца и облицованная слоем обожженного кирпича монументальная башня представляла собой трехъярусную пирамиду, прямоугольную в основании. Нижняя, самая широкая терраса окрашена в угольно-черный цвет, средняя — в кирпичный. Белоснежный верхний ярус, расположенный под самыми облаками, был увенчан храмом самого Ану — верховного бога Урука. От самой вершины вниз, к площади, вели три пологих каменных ступенчатых пандуса, имевших по 100 ступеней каждый. Подниматься по ним не было позволено никому, кроме высших жрецов.

Хоть каждому горожанину это строение, видимое ежедневно, было знакомо с детства, к нему невозможно было привыкнуть. Потрясающее сооружение нависало, довлело над зрителем, возвышаясь, казалось, до самого неба. Осознание того, что величайшее божество обитает совсем рядом, в святилище зиккурата, наполняло сердца жителей страны не только трепетом и благоговением, но и спокойной уверенностью в будущем, ведь город находится под защитой сверхсущества.

Покончив с вступлением, глашатай сделал долгую театральную паузу (сопровождаемую полнейшей тишиной) и, искусно сменив визгливый тенорок на сочный баритон, выкрикнул:

— Преступления возмутительны, дело исключительное и поэтому, судить это воплощение тьмы, — юноша бросил пламенный взгляд на обвиняемую, — будет величайший из благословенных, царь Урука и всего Ки-ен-ги, земное воплощение высших сил, солнцеликий и богоподобный Думузи²⁷!

Восторженный гвалт разнесся по площади.

С самой вершины зиккурата раздался вдруг громкий металлический звон. Услышав сигнал, народ вновь затих. Чтобы увидеть, что происходит, городскому люду пришлось задрать головы и прищурить глаза от слепящего солнца, всматриваясь в вершину башни.

На фоне ослепительно белого храма показался человечек. Зрителям, взиравшим на такую высоту, он виделся не больше муравья. Неторопливо, останавливаясь на каждой ступени, высокочтимый Думузи, верховный жрец бога Ану, лугаль²⁸ Урука спускался по центральному пандусу. Неспешное снисхождение жреца-правителя буквально завораживало народную массу, жаждущую приближения владыки. В их коллективном сознании он, визуально увеличивавшийся с каждым шагом вниз, наливался неким сакральным сиянием, благостью, снисходил к подданным, как божество к простым смертным. К тому моменту, когда пурпурные одеяния лугаля коснулись нижней ступени лестницы, подавляющее большинство присутствующих уже находились в состоянии крайней религиозной экзальтации. Какая-то впечатлительная женщина из первых рядов, истерично вскрикнув, вдруг упала в обморок.

Тем временем Думузи, сын Небес и пастырь праведных, величественно подошел к заранее подготовленной золоченой трибуне, снабженной легким шелковым навесом. У ее основания была скрыта приличной толщины ступенька, так что вставший на нее повелитель казался на голову выше любого из его подданных. Росту правителю придавал также кидарис — высокая коническая тиара из белого тонкого войлока с околышем из каракуля.

Белоснежный головной убор выгодно оттеняла окладистая черная (выкрашенная басмой) борода, сплошь завитая мелкими буклями.

Пара высоченных чернокожих рабов ретиво метнулась к государю, начав энергично работать опахалами, снабженными огромными страусиными перьями.

Царственно осмотрев людское море, лугаль обратил свой взор на совет старейшин и произнес:

— Дети мои, сегодня я был огорчен вестями о черных деяниях, творящихся в благословенном Уруке. Некая дева, простолюдинка, свободная, восемнадцати лет от роду, в течение одного дня умудрилась оборвать жизни пяти взрослых здоровых мужчин: трех ратников городской охраны, собственного отца и (о Небо!) сановного служителя храма чистейшего Ану, осквернив тело убиенного, совершив тем самым, тяжкое святотатство в отношении светлейшего бога неба. Душа моя темна от горечи, а разум смущен непониманием: как это хилое, юное дитя смогло сотворить подобное?

Думузи взглянул на подсудимую.

Тишина.

Конечно, Элао могла бы признать свою вину, обратить внимание судьи, что кара должна быть смягчена, так как все началось с преступления, совершенного самим сановитым Ка-Ахором, жестоко изнасиловавшим ее (при прямом содействии еще одного пострадавшего — ее покойного отчима). Могла. Но не такова была эта девочка. Тем более, что судьи и слушать не станут речи о вине писца. Храмовый служитель не может быть виновен, по определению. Ей не поверят. И что, склониться перед этими ханжами? Никогда! Она не выронила ни слова.

Лугаль продолжил:

— Любой невинный способен оправдаться речами и свидетельствами, а этой несчастной нечего сказать. Что ж, примем к сведению. Кто хочет высказаться по этому делу?

Из группы старейшин выступил Ма-Ктум — верховный жрец храма Инанну, по сути — второе лицо в городе, после царя. Невысокий, упитанный, совершенно лысый, со скудной бороденкой. Крякнув, он робко начал:

— Мой высокочтимый повелитель, осененный Небесами, верно заметил — хрупкая девочка просто не способна совершить подобное. Слышал, что десяток гвардейцев не могли одолеть это создание. Я много думал об этом и пришел к заключению, что есть только одно объяснение случившемуся.

— Я слушаю, — в желто-зеленых очах Думузи читался неприкрытый интерес.

— Все очевидно, о солнцеликий, девчонка одержима демоном (уж каким из них, мне пока неведомо). Только так можно объяснить ее необыкновенные боевые способности и неуязвимость.

— Хм. Если ей правит могучая сила, то каким же образом нам удалось-таки ее схватить.

— Замечу, господин двух рек и всего, что меж ними, при бегстве преступницу оглушил младший жрец нашего храма Инанну, — Ма-Ктум гордо выпятил широкую грудь, плешь жреца покрылась крупными каплями пота, — его руку направляла великая богиня, мощь которой неизмеримо выше силы любого демона. Только так мы победили ее.

— Твои речи резонны и убедительны, мой младший брат, — от невыносимой жары чело правителя тоже покрылось испариной. Я принимаю твои слова. Кто еще хочет выступить?

Тишина.

— Хорошо. Тогда я вновь обращаюсь к обвиняемой, — человек за трибуной обратил лицо к узнице. — Есть ли тебе что сказать в свое оправдание?

На этот раз девушка ответила:

— Не мне судить о своих грехах. На это имеют право только боги и ты, царь царей. Скажу лишь одно: все что содеяно — дело только моих рук, никакие высшие силы не имеют отношения к этому.

— Ты все сказала?

— Да.

— Да будет так, — первое лицо Урука возвысило голос. — Сим приговариваю тебя, несчастное чадо, к смерти путем побития камнями здесь, на главной площади государства. Казнь будет совершена немедленно.

— Господин, — согнувшись почти пополам, Ма-Ктум шустро юркнул к лугалю и что-то прошептал тому на ухо.

— Ах, да, — Думузи рассеянно хмыкнул, — мы должны соблюсти еще одну формальность. Есть ли здесь человек, готовый оспорить приговор, или сказать что-то по данному делу?

— Есть! — громкий возглас из первых рядов.

Ошарашенная толпа ахнула и зароптала.

Вперед выступил невысокий, очень смуглый мужчина лет пятидесяти, облаченный в странную, неместную одежду.

— Вот как? — уже заскучавший было сын Неба, с интересом взирал на смельчака. — По всему видно — ты иностранец. Кто ты? Откуда?

— Мое имя — Хема, национальность — дравид, моя родина — страна Харапп²⁹, что в устье реки Инд. Это очень далеко отсюда, так что не удивлюсь, если богоподобный не слышал об этих местах.

— Ты недооцениваешь нашу осведомленность, гость. Если ты говоришь об обширной Индской державе, то нам, безусловно, известно о ней.

— О великий лугаль, объем твоих знаний, поистине, не имеет границ. Конечно, и ты и я говорим об одной стране.

— Я рад, что наши земли посещают паломники из таких далеких мест. Но вернемся к делу. Что ты хотел сказать, гость Урука?

— Я купец, много путешествую, торгую весьма успешно и, слава Шиве³⁰, нажил скромное состояние, — мягкий, тянущийся, как мед голос иностранца успокаивал, расслаблял, отбивал охоту возражать. — Благо, я живу здесь уже почти год и мне известны законы вашей великой страны. Один из них гласит, что жизнь приговоренного преступника, каким бы тяжким не было совершенное им злодеяние, можно спасти богатым выкупом, соответствующим по ценности тяжести преступления. Если светлейший царь соблаговолит поступить согласно закону и назовет сумму, я готов заплатить.

Пока опешивший владыка переваривал услышанное, хитрый гость, дабы подтолкнуть судью к нужному решению, сделал знак и четыре чернокожих раба с трудом выволокли на мостовую перед трибуной увесистый сундук и откинули его тяжелую крышку.

Народ ахнул. Наполненный до краев ларец сверкал чеканным серебром.

— Здесь 600 сиклей. Если и этого мало, мой повелитель, могу добавить ладью, груженную боевым оружием из превосходной бронзы. Она стоит на приколе рядом, у восточного берега Евфрата.

Толпа возбужденно загудела. Фантастическая сумма! И все это за несчастную простолюдинку?!

История свидетельствует, что во все времена власти, как больших империй, так и маленьких городишек, были весьма падки на богатые подарки. Не стала исключением и данная ситуация.

Лугаль думал недолго:

— Город принимает твой дар, почтенный. И серебро, и судно с оружием. Приговоренная сво…

Плешивый жрец Ма-Ктум вновь прыткой крысой метнулся к монарху и стал столь увлеченно шептать тому что-то, что капли слюны говорившего попадали на порфиру монарха.

Думузи хмыкнул, удовлетворенно кивнул, отослав советника, и продолжил:

— Не сомневайся, народ, царь держит слово. Пленница свободна. Разрезать путы, забрать выкуп.

Приказ был выполнен молниеносно.

Освобожденная Элао с наслаждением разминала затекшие руки.

— Но, — на лице лугаля заиграла лукавая улыбка, — наши законы справедливы и… обширны. Один из них гласит, что в случае помилования, убийца храмового служителя должен дать удовлетворение роду пострадавшего в виде поединка с тем бойцом, которого выставят скорбящие родственники.

Народ вновь возбужденно загудел. Ускользнувшее было кровавое зрелище, снова возвращалось в программу дня, да еще и в виде более драматичной забавы.

Заморский гость умел держать удар:

— Закон — есть закон, — он глубоко поклонился царю. — Да будет так. Но, пока близкие почтенного Ка-Ахора ищут бойца для схватки, позволь побеседовать с освобожденной.

— Разрешаю.

Родичи действовали оперативно. Уже через пару минут в огороженный для поединка круг на площади вошел здоровенный верзила, сплошь покрытый латами из воловьей кожи с увесистой палицей в руках.

Дравид шустро подошел к ошеломленной событиями девушке:

— У нас мало времени. Слушай меня. Во-первых, знай, я долго искал такую, как ты, надеюсь — нашел, но не уверен. Может и к лучшему, что эти жулики организовали бой. Хочу лично убедиться, на что ты способна. Во-вторых, не бойся воина, поверь, ты вполне способна его одолеть, вспомни свою схватку с городской охраной, там погорячее было. Не буду тебе советовать тактику дуэли, твои инстинкты мудрее, они подскажут.

— А если он возьмет верх? — хриплый голос с трудом рождался в распухших от жажды органах артикуляции.

— Значит, ты не та, кого я ищу, — в речи индуса прозвучал откровенный цинизм, — тогда и жалеть нечего.

— Разве что — потраченных денег?

— А ты остра на язык. Духом не падаешь. Надеюсь, не ошибся в тебе. Ну и, в-третьих, если ты возьмешь верх (очень надеюсь на это), не добивай его, покалечь, но оставь в живых. Толпа возбуждена, лучше ее не бесить чрезмерно. Вопросы есть?

— Да.

— Говори.

— Пить, срочно!

Купец сочувственно скривился:

— Извини, но сейчас мне не позволят это сделать. Все в твоих руках. Победи и получишь желаемое. Все, вперед!

Она вошла в круг ристалища. Ослабленная, обезвоженная, без панциря и лат, в одной набедренной повязке.

«Ого, да он раза в четыре тяжелее меня».

— Выбирай оружие, — выкрикнул глашатай.

Взглянув на целый арсенал, выстроенный рядом, она, не сомневаясь ни секунды, взяла в руки маленький, но остро отточенный медный топорик (все остальное было тяжеловато для ее субтильного телосложения). Хороший выбор: сам легкий, но деревянная рукоятка довольно длинная, что позволит вести поединок на дистанции.

В ту же секунду, дико взревев, тяжеловооруженный бугай бросился на нее. Девушка среагировала молниеносно, легко, изящно уклонившись. Ее тело быстро входило в режим боя. Досадливо крякнув, гвардеец развернулся и вновь бросился вперед, но уже по иной, более замысловатой траектории. Опять безрезультатно. Наскоки повторялись раз за разом, силач неожиданно менял ритм и мощь атак. Элао порхала перед недругом, как бабочка перед неуклюжим щенком. Никакой паники, голова холодная, разум чист, спокойно анализирует происходящее.

Пристрастия возбужденной публики постепенно менялись. Все большее число зрителей начинало «болеть» за ловкую изящную неуязвимую валькирию.

В общем, рисунок поединка не менялся: хоть и разнообразные, но бестолковые выпады гиганта и легкий танец его соперницы. Можно было бы так продолжать до бесконечности, если бы не чудовищная жажда. Рот просто пылал, раскаленный язык прилип к нёбу.

«Одно и то же. А ты, братец, похоже, туповат. К тому же, с такой массой — скоро выдохнешься».

Она оказалась права. Через пару минут витязь замер на месте, тяжело отдуваясь, взяв паузу. Было видно, что мужчина до сих пор считает себя хозяином положения, будучи уверен, что ему ничего не грозит от этой пигалицы, стоит только передохнуть, и рано или поздно, он дожмет верткую тварь.

Но девушка не стала ждать. Пока титан усиленно вентилировал легкие, она метнулась вправо, сделала нырок, двойной перекат, оказавшись в тылу у конкурента, и ловко полоснула топориком, полностью перерубив ахиллово сухожилие на левой ноге противника.

Опешивший богатырь, успевший за все это время только повернуть голову, вскрикнул, дернулся и безвольно упал на левое колено, еще не понимая, что уже побежден. Нога полностью выключена, обездвижена, он уже не встанет.

Ратник был в бешенстве. Как могла эта муха достать его?! Взревев, он нанес сокрушительный удар по такой близкой «жертве».

Огромная палица, обитая медью, несется в ее сторону. Воительница взлетает вверх выше своего роста, уходя от удара, и одновременно направляет острие топора на мощное жилистое запястье, сжимающее дубину. Жуткий хруст, и лишенный оружия воин жалко прижимает к телу кровоточащую руку.

Все!

Только тяжелая палица, бесполезная без хозяина, жалко валяется у края ристалища.

В полном молчании, словно немая (высохшая от жажды гортань не способна на звуки), Элао заносит орудие над шеей поверженного врага, но видит вдруг предостерегающий знак дравида, вспоминает совет «не лишать жизни» и вяло опускает руки.

Ликующая толпа ревет от восторга. Зрелище воистину удалось.

Ее опустошенный взгляд останавливается вдруг на кожаной фляжке-бурдючке, притороченной к поясу побежденного бойца. Гибкой лаской, она прыгает к нему (тот даже не дернулся), срывает сосуд, откупоривает и подносит к растрескавшимся губам. Никогда еще теплая, подтухшая вода не казалась ей божественным нектаром. Живительная влага наполняет рот, омывая сухой язык, щеки, течет по горлу в пищевод, желудок, мгновенно всасываясь в загустевшую кровь, напитывая каждую клеточку целительным эликсиром жизни.

—

Если нас направляет сама судьба, разве можем мы спорить с таким проводником?

Урсула Ле Гуин

Изменяться, сохраняясь, или продолжаться, меняясь, — вот что поистине составляет нормальную жизнь человека…

Леру

Глава 2

Место: низовья Евфрата, Шумер

Время: 2651 год до н. э.

Туманное безмолвие.

Густая белесая дымка царствует в полном безветрии, липкой пеленой окутывает все вокруг, застя взгляд, скрадывая пространство, сужая горизонт до нескольких шагов. Кажется, огромное шумное окружение полностью исчезло, украденное демонами Нижнего Мира. Есть только ты и несколько пядей надежной субстанции подле.

Элао улыбается, вглядываясь вперед. Не видно даже носа корабля. Ей нравится эта ситуация, так точно отражающая неопределенное положение бывшей пленницы, не имеющей ни малейшего понятия о том: что ее ждет, куда несет ее суровый рок?

Странно, но на душе спокойно, светло. В узкой груди тлеет зыбкий огонек уверенности, что все идет как надо, она приближается к чему-то важному, значительному в своей нелегкой жизни.

Девушка вспоминает фразу дравида Хемы, сказанную ей перед путешествием:

— В вашей стране есть традиция: выкупивший смертника становится вечным его хозяином, которому тот должен служить до конца своих дней. Давай начнем с того, что я снимаю с тебя эту обязанность. Свободолюбивая натура этой девы, — он кивнул в ее сторону, — все равно не приняла бы эту ношу, и она возненавидела бы меня с годами. Хоть я и очень нуждаюсь в обществе бывшей пленницы (только идиот не понял бы этого после вчерашнего выкупа), я не волен принуждать ее быть рядом. Ты свободна, можешь идти куда угодно.

Собеседник сделал настолько длинную паузу, что сознание Элао посетила жуткая мысль: «а вдруг он закончил и действительно пора расставаться». Ей стало неуютно, зябко на душе. Она даже представить не могла: куда податься?

Но мужчина раздумчиво огладил свою седую бороду и тихо продолжил:

— Но подумай, какая жизнь ждет тебя в Уруке? Серое бесцельное существование, одиночество, где ты одна против всех, как загнанный волчонок (как и прежде, разве тебе нравилось подобное бытие?). Ведь и сейчас в тебе клокочет ярость, злость, обида, желание мстить всем и вся, но, если останешься в этом болоте, с каждым годом будешь ожесточаться все больше, превратившись, в конце концов, в хищника-изгоя, настоящего монстра. А что дальше? Неизбежно город отторгнет тебя, сомнет, уничтожит, это предопределено. Можешь спросить: почему ты необходима мне? Парадоксально, но в действительности все наоборот: это старый купец нужен тебе больше, чем ты ему. Почему? Поймешь позже, если останешься со мной. Ты — уникум, алмаз, который нуждается в огранке, чтоб стать бриллиантом, но для этого нужен тот самый «ювелир», способный не испортить камень, но сделать его в тысячу раз ценнее. В тебе великолепный потенциал, более того — дар, о котором ты еще не имеешь понятия. Можешь считать меня учителем, который раскроет его, превратит мятущуюся слепую личинку в зрелое блистающее существо, идущее к великому предназначению. Не буду врать, путь будет долог, полон тяжкой работы, боли, терзаний. Но я вижу — ты готова к этому, потому, что ТОЛЬКО ЭТО ТВОЙ ПУТЬ, другого не существует.

В глазах собеседника горел ярый азарт мастера, нашедшего тот единственный кусок мрамора, из которого можно изваять шедевр:

— Ну а теперь твое слово. Решай.

И она приняла эту стезю, сразу, безоговорочно поверив собеседнику. Не потому, что речи его были довольно убедительны. Тот внутренний шепоток, что не ошибался никогда, подсказывая ей верные решения, то инстинктивное звериное чувство вопило: «Иди с ним! Это твой шанс».

Сборы были недолги. Вечером того же дня они погрузились на торговое судно, собственность Хемы, и поплыли вниз по Евфрату.

Путешествие.

Вот уже полдень, туман развеялся. Неспешные воды великой реки несли их ладью вперед, к морю. Ни единого плеска весла. Хозяин дал отдых гребцам. И впрямь: куда спешить? Течение само вынесет куда надо.

Элао сонно смотрела вокруг. По обе стороны широченной реки — бескрайние, до самого горизонта, возделанные поля, вдоль и поперек иссеченные густой сетью водоносных арыков. Какой титанический труд, столетия напряженного созидания для того, чтобы тысячелетиями кормить целую страну.

Попутчик сидел рядом, изредка прихлебывая из керамической чашки какой-то напиток. Заметив заинтересованный взгляд спутницы, он шепнул:

— Хочешь?

— Пожалуй.

По приказу хозяина ей принесли сосуд с горячим напитком золотисто-желтого цвета, издающим тонкий аромат чего-то тревожно-манящего. Девушка сделала осторожный глоток. Изумительный вкус, свежий, терпкий, раскрывающийся со временем новыми тонами послевкусия.

— Прекрасно, — она была в восторге. — Что это?

— Чай.

— Чай? Не слыхала. Почему в моей стране не знают о нем?

— Растение, на котором настаивают этот напиток, было открыто нашими далекими соседями за горами всего сто лет назад, и на мою родину это чудо пришло совсем недавно. Не сомневаюсь, когда-нибудь, этот эликсир полюбит весь мир.

Плаванье длилось, река стала еще шире.

— Долго еще? — девушка задумчиво смотрела вдаль.

— Большая часть пути позади. Мы уже миновали окрестности Ура — самого южного города страны Ки-ен-ги. К вечеру будем на месте.

«Расслаблен, умиротворен. Сейчас самое время спросить», — она смущенно улыбнулась, одновременно отводя глаза:

— Скажи, зачем я тебе? Что ты хочешь от меня сегодня, завтра, через месяц?

— Гм, — мужчина улыбнулся, — черта истинного хищника: дождаться, когда оппонент расслабится и сделать бросок. Молодец. И я отвечу тебе (это вовсе не секрет). С завтрашнего дня я буду учить тебя. Чему? Увидишь сама. Сейчас ты всего лишь зародыш человека, извини, но во многом ты незрела. Моя первая задача — способствовать твоему становлению, превращению в индивидуальность, со своим характером.

— Думаешь, это так просто?

— Вовсе нет. Мудрые люди на моей родине любят повторять, что личность человека зреет, кристаллизуется под влиянием трех сторон: родителей, учителя, и супруги (или супруга). С тобой все не так. Я смотрю на дикую, одинокую, ощетинившуюся девочку и не вижу роли родителей в твоем воспитании. Прости, если обидел.

— Родители?! — Элао вскинула лохматую голову, глаза горели отчаянием. — Да их просто не было у меня. Отец погиб, когда я была еще в бессознательном возрасте, а мать… — девочка судорожно икнула, пытаясь унять накопившуюся годами обиду, ее мелко трясло, — она отреклась от меня, бросила, предала. Она никогда не любила меня, а как только вышла замуж второй раз, я для нее вообще перестала существовать.

— Так я и полагал. Значит, из трех факторов, отвечающих за твой рост, первый (родители), увы, уже отпал, потерпев фиаско, до третьего (мужа) еще далеко. Выходит, остается только учитель. Вот этим мы и займемся с завтрашнего дня. Не волнуйся, еще ничего не потеряно. Тебя ждет множество различных тренингов, познание себя и мира, но все это будет направлено на одну цель — формирование тебя, как личности. Ну а потом, если справишься, может, доберемся и до твоего высшего предназначения, вопросы о котором так терзают твое детское любопытство.

— Вчера ты говорил о неких моих способностях, о даре. Я хочу знать: в чем он?

— Твои таланты многогранны, но в данный момент более всего развиты боевые задатки. С них мы и начнем, когда окажемся на месте. При правильной системе тренировок ты способна стать идеальным воином. Ну а дар… не торопись, милое дитя, поверь, ты узнаешь все в свое время. Любопытство — прекрасное качество, являющееся основой познания. Увы, случаются ситуации, когда терпение (одно из главных достоинств человека) просто необходимо.

Вздохнув, гуру продолжил:

— Правда, маленький кусочек полога тайны я могу приподнять прямо сейчас.

— Я слушаю.

— Ты спрашиваешь: «В чем моя ценность, чем обусловлен твой интерес ко мне?». Отвечу: ты — единственное существо во всех обитаемых землях, которое можно назвать Белым Кшатрием, точнее, пока лишь той слепой куколкой, из которой он может вылупиться.

— Кша… Кшатрий? Что это?

— Это термин ариев, тех завоевателей, что уничтожат мою страну и мой народ в будущем.

— В будущем? Тебе известно грядущее? Ты предсказатель? Разве такое возможно?

— Нет. Предсказателей, оракулов не существует. Но, имея кое-что в своем распоряжении, можно заглянуть за занавес завтрашнего дня… и не только. Ты многого еще не знаешь ни обо мне, ни о великой Вселенной, девочка. Со временем, тебе предстоит познать много интересного. Счастливица, я даже немного завидую тебе. Но продолжим.

— Расскажи об этих… ар…

— Ариях?

— Да.

— Начну издалека, дравид с тоской уставился на медленно обтекающие судно потоки вод. — На далеком севере, за ассирийским нагорьем, за великим восточным морем³¹ распростерлась бескрайняя степь, где обитает этот страшный воинственный народ. В будущем, примерно через тысячу лет от сего дня, эти люди изобретут чудовищную машину смерти — боевую колесницу, которая совершенно перевернет соотношение сил в мире. С сотнями колесниц в строю, их армия станет просто непобедима, она будет легко сокрушать любые рати врагов, в десятки раз превосходящие их числом. Никто не сможет остановить такую силу. Их дикая орда сомнет всю Ойкумену. Так пройдет величайшее завоевание в истории, сопровождаемое самым масштабным кровавым геноцидом всех времен (погибнет половина мужского населения мира)³².

— Так будет?

— Да. Совершенно точно. Так вот. Всех людей арии делят на четыре касты: шудры — низкорожденные, простолюдины; вайшьи — торгаши (к коим и я частично отношусь); кшатрии — каста воинов, прирожденные бойцы, способные не только побеждать, но и управлять государством; ну и брахманы — люди науки, мудрецы, которых эти племена ставят выше остальных (по мне — вполне заслуженно).

— А кто такой Белый Кшатрий?

— Арии считают, что один раз в три поколения на Земле рождается абсолютный воин, один в мире, прирожденный лидер, способный не только сокрушить любого в бою, но и основать империю.

Ошеломленная собеседница отшатнулась:

— Так ты всерьез считаешь, что тощая маленькая девчонка (не мужчина, ха-ха!), рядовая селянка Урука — Белый Кшатрий?

— Да, но, повторяю — пока еще нереализованный. Я убежден в этом. Поверь, у меня есть опыт, а также методы ментального и генетического анализа, которые никогда не врут.

— Гене… что?

— Забудь. Этого слова еще нет в современном мире.

Вот и конец путешествия (сколько их еще будет?). Они в устье Евфрата, у самой кромки теплого моря. Раздутое багровое солнце уже наполовину скрылось за краем океана, оставляя светящуюся играющую дорожку на его беспокойной зыби. Заросли тростника сухо шелестят, костерок на песчаном берегу весело потрескивает, густое варево в котелке над ним задорно булькает, исходя чарующим ароматом, заставляющим возмущенно урчать голодные животы.

С утра началось обучение, продолжавшееся, как оказалось, больше месяца. Совершенное уединение (экипаж судна таинственным образом исчез, оставив их вдвоем), отсутствие отвлекающих сиюминутных мелочей, гармоничное слияние с нетронутой природой, способствовали процессу созревания бойца, полному постижению ученицей своей дикой первобытной сути и навыкам управления ей.

День первый

Как ни странно, свои занятия Хема начал не с жестких физических тренировок, а с работы над волей-сознанием подопечной. Не спеша, исподволь, стараясь не торопить, он учил ее основам медитации, самопогружения, мгновенного перехода из бодрствующего состояния в трансовое и обратно. Эффект пришел быстро: за считанные дни воспитанница внутренне повзрослела, стала увереннее, уравновешеннее, обрела некую душевную стабильность, которой ей так не хватало в предыдущей мятущейся жизни.

Элао оказалась прекрасной ученицей. Медики говорят, что излечение будет успешным, только если пациент по-настоящему захочет исцелиться. Так было и в этом случае: девочка абсолютно верила учителю, отдавалась ему волей и разумом, впитывала, как сухая губка, каждое его слово, замечание, совет, она настолько горела жаждой постичь, принять, преодолеть, что процесс совершенствования, приближения в фазе Белого Кшатрия, шел семимильными скачками.

День восьмой

Затем настал черед долгих проникновенных бесед. Речи дравида настолько глубоко проникали в распахнутое, жадное к постижению сознание неофитки, так впечатывались в ее девственную память, что, по силе воздействия, напоминали глубокий гипноз.

— Главное для тебя, как бойца, — говорил учитель, — не сила мышц, не скорость реакции (хотя и это необходимо), а то, что в твоей голове. Там живут две силы, которые тебе легче будет постичь, если ты их мысленно отождествишь с магическими существами. Все, что дано тебе с рождения — эмоции, звериные инстинкты, феноменальная реакция, несгибаемая воля, лидерство, чуткая интуиция и многое другое — это — пурпурный дракон. А твой разум, расчетливость, способность к анализу и планированию на будущее — серебристый орел. Закрой глаза, представь их, живых, активных, верных тебе.

Уже подготовленная, Элао легко нырнула в транс и начала буквально погружаться внутрь своего многослойного естества. Еще минута и ее богатое воображение породило чудесных зверей. Образы орла и дракона были настолько ярки, живы, что она тут же поверила, будто эти обитатели всегда существовали в ее недрах.

Не выходя из забытья, она продолжала слышать голос гуру:

— Не забывай, эти двое твоих соседей могут враждовать друг с другом. Вспомни, сколько раз разум советовал тебе одно, а сердце — другое. Это жестокая борьба, способная привести к катастрофе. Твоя задача — не допустить подобного.

Девушка пришла в себя, распахнув огромные черные очи:

— Мне кажется, это не так просто, учитель.

— Раньше было не просто. Теперь ты уже другая. Отныне подобного не произойдет. Помни, в этой триаде — ты — хозяин, они твои слуги (и друзья). Держи их в узде. Ты должна понять: по сути, им нет нужды конфликтовать. Они различны, но идеально дополняют друг друга. У каждого — свои функции, и каждый из них должен выходить на сцену только тогда, когда понадобится, и главное — только по твоему приказу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Kug-Lu — светлый человек, в переводе с древнешумерского (прим. автора).

2

У древних шумеров отсчет новых суток начинался с момента захода солнца (прим. автора).

3

Шу-нумун-а, или «месяц сева», у древних шумеров, соответствовал июню-июлю в современном календаре, состоял из 29 дней (прим. автора).

4

Ану — бог неба, наиболее почитаемое божество города Урук (прим. автора).

5

Немезида — древнегреческая богиня возмездия (прим. автора).

6

Наннар — шумерский бог луны (прим. автора).

7

Э-Ан — один из трех главных районов древнего города Урук (прим. автора).

8

Нергал, Неригал (ь) — шумерский бог подземного царства (прим. автора).

9

Сикль — чеканная серебряная монета, главная денежная единица древнего Шумера, по версии историков — прообраз еврейского шекеля (прим. автора).

10

Именно Урук стал первым пунктом, вокруг которого была возведена стена, что свидетельствовало о том, что Урук стал городом, а не просто поселением (прим. автора).

11

Черноголовые (шумер. «санг-нгига») — самоназвание шумеров (прим. автора).

12

Ki-en-gi (-r) (место + владыка + благородный (шум.)) — самоназвание земли шумеров, что примерно означает «страна благородных владык» (прим. автора).

13

Евфрат и Тигр — две великих реки Междуречья (прим. автора).

14

Именно шумеры (а не древние греки, как считалось раннее) первыми предложили зодиакальные созвездия и знаки, названия которых дошли до нас в практически неизменном виде (прим. автора).

15

Гильгамеш — реально существовавшая личность, 5-й царь Урука, обожествленный впоследствии соотечественниками. Его легендарные подвиги описаны в древнейшем эпическом повествовании человечества — «Сказании о Гильгамеше» (прим. автора).

16

Куталлу — один из шумерских городов-государств, ближайший к Уруку (прим. автора).

17

Асаг — шумерский демон, насылающий болезни (прим. автора).

18

Шеду — низшее божество с охранительными функциями в шумерском пантеоне, аналог «Ангела-хранителя» у православных (прим. автора).

19

Иштар — шумерско-вавилонская богиня воины и плотской любви, отождествлялась с Инанной (прим. автора).

20

Ойкуме́на (др.-греч. οἰκουμένη «заселенная» (земля), от οἰκέω «населяю, обитаю») — освоенная человечеством часть мира (прим. автора).

21

Берсерки — воины викингов, перед боем приводившие себя в состояние повышенной агрессии, в сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли (прим. автора).

22

Инанна — одно из двух важнейших божеств шумерского пантеона Урука; впоследствии отождествлялась с Иштар (прим. автора).

23

Аннунит — шумерская богиня-воительница; часто отождествляется с Иштар (прим. автора).

24

Абзу и Тиамат — обожествленные первичные всерождающие стихийные элементы пресных и соленых вод (соответственно) в шумерской мифологии, двуединый изначальный источник рождения Мира (прим. автора).

25

Шамаш — шумерский бог солнца, передвигавшийся, согласно преданиям, по небосводу на ладье (прим. автора).

26

Зиккура́т (от вавилонского слова sigguratu — «вершина») — многоступенчатое культовое сооружение в Древней Месопотамии и Эламе, типичное для шумерской, ассирийской, вавилонской и эламской архитектуры (прим. автора).

27

Думузи — реально существовавший лугаль I династии Урука и всего Южного Двуречья, правил во времена, описываемые в книге (прим. автора).

28

Лугаль (иначе — царь) — верховный правитель шумерского города-государства (прим. автора).

29

Харапп — древнейшее дравидийское государство, существовавшее в III — II веках до н. э. на территории современной Индии (прим. автора).

30

Шива — единственный из крупных богов индуизма, культ которого был растпространен в Индии еще до прихода ариев (прим. автора).

31

Великое восточное море — так называли в те времена Каспийское море (прим. автора).

32

Согласно историческим данным, в результате арийского завоевания, проходившего волнами, в период с XVIII по XII в.в., была покорена территория населенной Евразии и часть Африки, т.е.: вся Европа, Египет, Ближний Восток, Аравия, Иранское нагорье, Урал, Великая степь, Сибирь, Индия, Китай, Юго-восточная Азия. Нетронутыми остались только незаселенные земли севера Азии. К сожалению, данный факт практически не освящается в исторических источниках просвещенного западного «арийского» мира (прим. автора).