В книге представлено авторское, отвлечённо-медитативное, восприятие сиюминутно исчезающего мира. В сборник вошли избранные стихотворения, написанные с 1985 по 2020 гг. Некоторые из них ранее были опубликованы в авторских сборниках.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Бесцельное парение над полем предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Юрий Катаев, 2021
ISBN 978-5-4490-9020-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1985 — 2008
Шаги
Вдруг, неожиданно, возникла тишина,
Пронзаемая редкими шагами,
Мучительно необходимые слова
Рассеялись под нашими ногами.
Вечерний воздух, словно наших мыслей тень,
Застыл, и в нём все звуки гаснут, тонут,
И то, что было между нами в этот день
Рассыпалось, и кануло, как в омут.
И в чём причина, в неумелости моей?
Или в твоём сияньи недостаточном?
Иль в этой ночи отрезвляющей,
Напоминающей о вечном и загадочном.
Месяц
Сверкает снежным, эфемерно-голубым
Всем существом направленная к небу
Крыша.
Над ней застыл,
Откинувшись назад надменно,
Месяц.
И я,
С авоськой, проходящий мимо,
Несущий лёгкий холод под одеждой.
Кремля горящие рубины…
Кремля горящие рубины
Видны в старинное окно.
В уснувшем коридоре длинном
Сейчас уютно и темно.
Раздался тихий звон курантов,
И, чутко слыша перебор,
Как инструмент без музыкантов,
Им отозвался коридор.
И у окна, вполоборота,
Со взглядом в заоконность, вдаль —
Моя случайная забота,
Она ли это, не она ль?
Ладонь замедленно стирает
Туман с холодного стекла,
И, обновлённая, сияет
Москвы ночная кабала.
Лицо привычное читая…
Лицо привычное читая,
В одной из милых черт
Заметил вдруг, не ожидая,
Уж недоступный свет,
И сердце камнем покатилось
С вершины ложной вниз,
И тело дрожью ощутилось,
И грусти след повис.
Пасмурный день летом
Серое небо, тёплая сушь,
Воздуха будто нет.
Словно водой разведённая тушь,
Дня приглушённый свет.
Замкнут окружностью камерный мир,
Коконом оплетен.
Звуки — как в комнате, слуху мил
Их угасанья звон.
Вновь возбуждает неяркий день
Лёгкую дрожь в груди —
Сердце, привычную сбросив лень,
Медной струной гудит.
Конец апреля
Повсюду ностальгическая серость
Теплом безветрия о прошлом говорит.
Оттаявшая, дышит влагой прелость —
Остатки позаброшенных орбит.
Когда-то было новым, но остыло,
Забылось в отмирающих мирах.
Обыденно, без видимых усилий
Исходит мир в воспоминаний прах.
Но по дворам, по снам-диагоналям,
Так радостно и трепетно идти,
Как будто ты не угождаешь далям,
А сам собой являешь все пути.
Ветер
Холодная плоскость неба
С холодной плоскостью луга
Сближается у горизонта,
Врезаясь в лесную чащу.
Из чащи, на щель похожей,
Волной изливаются травы,
Над выпуклой гладью которых
широкой рекою — ветер.
Чересполосица туч белёсых,
Лиловых и розовых даже
Ровно подстрижена ветром,
В разрывах видна порою
То синь, то бледная зелень.
От кашки душист, темно-зелен
Травяной ковёр под ногами,
Прилечь на него, и ветер
Будет выше, и станет тихо.
Спокойствие
Спокойствие — неслышный дождь,
Ненужность — улицы пустые.
Легко и ясно сквозь озноб,
Шаги, шаги, шаги простые.
Асфальта лента, лужи, пруд —
Пустые, светлые провалы,
Клочки небесной седины,
Разбросанные как попало.
Меж ними мокрой чернотой,
Как островки средь океана —
Осколки плоскости земной:
Деревья, крыши, люди, камни.
Большой до неправдоподобья,
Как на каналах корабли,
С горы спускается автобус,
И мимо брызгами пылит.
Вздрагивают листья от ударов…
Вздрагивают листья от ударов
Серо-беспросветного дождя
Между рам, распахнутых наружу,
Реющих на петельных гвоздях.
Тянет свежим холодом из сада,
Комната, наполненная им,
Порождает неподвижность взгляда
И снимает мышечный зажим.
Вздрагивают листья от ударов
Серо-беспросветного дождя,
Мокрым, крашеным металлом замер
В тупике вагонный порожняк.
Две улицы, заржавленные шпаги…
Две улицы, заржавленные шпаги,
Скрестились в площадь, и давно осела пыль,
Лишь две афиши, брошенные стяги,
С тоской глядят на проходной пустырь.
Застывшую сто лет назад картину
Венчает белый дом прямым углом,
Один этаж в земле наполовину,
Высоких окон стройность во втором.
И взгляд плывёт по низким перспективам
Над серостью построек и дворов,
Встречаясь вдалеке с неторопливым
И строгим взглядом древних мастеров.
Поле
Жёлтая площадка скошенного поля,
Далеко и низко — рощи купола.
Брошенный небрежно через поле пояс
Зеленью дороги замер до утра.
Всюду неподвижность и объемов чёткость,
Всё вокруг застыло зеркалом пруда,
Как мое сознанье памятью о чем-то,
Медленным теченьем мыслей в никуда.
Листва
То упруго нарастает, то стихает шум,
Словно долгое шипенье пенистой волны —
Воздух через сито листьев цедится с трудом,
Затихают в крепких путах ветра скакуны.
И протяжное шипенье купола листвы
Единит в потоке пенном радость и печаль.
Широко и отстранённо жизнь и смерть видны,
И ознобом пробегает через мысли даль.
Вокруг покой архитектуры…
Вокруг покой архитектуры,
Прохладный разум белых стен.
Под двухэтажной, плотной формой
Спит интерьер без перемен.
И там когда-то жили люди,
Средь колпаков ночных и ваз
Плели любовные прелюдии,
И, может, думали о нас…
Легли стволов белёсых строки
Пунктиром вдоль асфальта тьмы,
Под куполом листвы высоким
Прозрачны города шумы.
Луг
Вот, описав полукруг
Под небом лилово-серым,
Вспыхнул контрастом луг,
Зазеленел без меры.
Грозен, тяжёл горизонт
Над луговым сияньем.
Край косогора — фронт,
Тьме противостоянье.
Согнутые в дугу,
Жёлто-усталого тона,
Тёмные на лугу,
Копны стоят просторно.
Слева и справа — лес,
Чёрный на расстоянии.
Всё далеко окрест
Замерло изваянием.
Это я сижу на траве,
Словно глиняный будда,
И ощущаю свет,
Льющийся ниоткуда.
Малокаменный мост
В предвечернем полусвете
Полусном покой разлит.
От движенья снежной сети
Город, кажется, летит.
Виден Кремль — обычно, близко.
Мост, безлюдность, тишина.
И гудит легко и низко
Нереальности струна.
Изумруд
Поздний вечер, бесконечный изумр
Стынет через чернь коряжистых деревьев,
Так высок, так невозможно крут,
Что и я, и жизнь моя — всё вчерне.
Пламенеют капли облаков,
Редкие в бездонности громадной,
И освобождаюсь я, как от оков,
От людских оценок лжеотрадных.
Колеи извилистая темь,
Лужи, отражающие небо,
Леденеют, и стою я с тем,
Что я есть, очищенный, нелепый.
Вот и всё
Вот и всё.
Обрубки тополей,
Чёрные остатки листопада.
Чередой бессмысленных дней
Завершился круг безотрадный.
Сердце — треснутое стекло.
Неустроенность,
Неискренность,
Боль.
Так нигде ничто и не расцвело.
Сырость.
Грязь.
Голь.
Осень
В комнате тишина,
Вяжущий копится мрак.
Прямоугольник окна.
Всё не так.
Лёгкий шорох пошел, пошел,
Нарастая, превратился в шум —
Листья жёлтые, впавшие в шок,
Втянуты в капельный бум.
Мало их осталось уже,
Вот еще один окно прочертил.
Обесценился на осенней меже
Мир и застыл.
Лишь слегка приподнята грудь
Перед погружением в лед,
Перед тем как заснуть —
Дождь идёт.
Неулыбчивое солнце
Неулыбчивое солнце,
Мимо не спеши,
Сядь напротив, в разговоре
Взглядом закружи.
Пусть слова твои проходят
Через долгий взор,
Позволяя погружаться
В рук, лица узор.
Привокзальное
Как хорошо, без суеты,
В заброшенности добровольной
Из привокзальной пустоты
Глядеть на проходящий скорый.
«Москва-Владивосток» застыл
Змеёй отсутствующих окон,
И пять минут столичный пыл
Стекает на перрон высокий.
Обрывки тихих, сонных фраз,
На поезд замкнутые лица,
Бездумное томленье глаз
В оконных, временных границах.
Для них вокзал, я вместе с ним,
Непривлекательны, мгновенны —
Лишь душный поездной интим
Движений вялых, манекенных.
Гудок — прекрасный студотряд
Построен в ряд в дверях вагонных,
Флажки, флажки, нездешний взгляд,
И вновь пути пустынны, сонны.
И вновь накрапывает дождь,
И окна тускло осветились,
И мир вокзальный так похож
На то, что на душе скопилось.
Розовость
Словно роспись на фарфоре,
Розовеют облака.
Как на голубом просторе
Эта розовость легка!
И строений близких лица
Нежно-розовым полны,
И далёкие границы,
Чистотой озарены.
В никуда ведёт дорога,
Ноги нежатся в пыли,
И ни срока нет, ни прока
Ни вблизи и ни вдали.
Тишина
Запредельно поздний час давит тишиною,
И переполняет вас ясностью, покоем.
И, откинув на ковёр голову чужую,
Вы глядите на окно и луну большую.
И любой предмет глядит, став одушевлённым,
То надменно, то с тоской, то самовлюблённо.
И не одиноко вам, и не бесприветно,
Ведь, такой же вы предмет средь других предметов.
И душа через глаза входит и выходит,
А затем — через окно, и по свету бродит.
И свободно сутью всей можно обратиться
И в свечение луны, и в окна частицу.
И над подоконником, лунно освещённым,
В вас вселенная войдет сном раскрепощённым.
Скорость
Изогнувшись пролетает
Прямоугольником платформа,
И отчаянно мелькают
То заборы, то стволы,
Замедляясь, оставаясь,
В бесконечности теряясь,
Перемежаясь то просёлком,
То стеклом речной воды.
Окно в засохших грязных каплях,
Как прилив-отлив вагонный:
Дальше, ближе, ближе, дальше —
Гипнотический затакт.
Я себя почти не вижу,
Словно над пустой скамьёю
Только тень моя повисла,
Плавая вагону в такт.
Диагоналями промчался,
Гулким грохотом растаял
Чей-то мост, мне безразличный,
Чья-то жизнь — я лишь экран.
Только суть моя качнулась,
Только скорость, только странный,
Под качающейся пломбой,
Металлический стоп-кран.
Оконце
Как бледно, нежно и прозрачно небо,
От лёгкой зелени до розовых тонов —
Прозрачный лёд над покрывалом белым,
Над кочками покинутых домов.
На все четыре стороны — свобода,
Оторванность от суетных дорог,
И смертным безразличием природа
Пронзает остывающий мирок.
И непонятно, поднялось ли солнце,
На горизонте облачная муть.
Сквозь ледяное, мутное оконце
Проходит холод, проникая в грудь.
Она давно уже уснула…
Она давно уже уснула,
И тело растеклось во сне,
И одеяло соскользнуло,
Открыв ложбинку на спине.
А я сижу на стуле круглом
Перед расшторенным окном,
Пленён его архитектурным,
Квадратно-сумеречным сном,
И вижу в долгой перспективе
Безлюдный, бледный лабиринт,
В котором плоско и тоскливо
Консервной банкой жизнь гремит.
Погасили лампу в комнате за шторой…
Погасили лампу в комнате за шторой,
Стало неустроенным, уличным окно,
И светлее небо стало над забором,
Как-то вдруг возникшим длинно и черно.
Может, в этой комнате, в белом и свободном,
Волосы расправив, подошла к окну
Скрытная и тихая, и лицо разгладил
Холодок от стёкол, лющийся во тьму.
В раструбе огромном: небо, рама, спальня —
Ветром первородным потянуло чуть,
И ночную тягу тайны беспечальной
Теплою преградой ощутила грудь.
Темнота забора протянулась длинно,
И десяток окон схожи, как одно.
Только что, в котором? покачнулась штора.
Было и растаяло тайное звено.
Ветка
Идешь по обычной улице,
по асфальту обычному,
и день, каких много в жизни.
Но вдруг от чёрной, без листьев, ветки,
перечеркнувшей ракурс безликого дома,
приподнимется грудь,
замрёт на вдохе душа.
Блик
Любого дома грустен лик,
Он бледен, плоско опечален,
И на стекле холодный блик
Далёк, задумчив, изначален.
Пластинка
Я помню двух моих подружек —
Компанию, где третьим был,
И каждый был слегка простужен
От взмахов ежедневных крыл.
На легком языке мгновенья
Пластинки шепелявил круг,
И сразу первым и последним
Был каждый ракурс, каждый звук.
Предельно просто, без претензий,
В простом патроне сто свечей
Горели, и с ритмичной песней
Мешалась теплота лучей.
Прогулка по окраине
Над снежной трапецией крыши
Туманная вязь тополей,
Застылость, которая слышит
Призыв поднебесных полей.
Под низким и пасмурным небом
В пластах почерневших дорог
Наметилась талая нега
Распахнутых настежь ворот.
Тепло и спокойно, навеки
Заброшены в эти края
Поля, перелески и реки,
На долгие дни воронья.
Текла и давно позабыта
Какая-то жизнь этих мест,
Предметами мелкого быта
Разбросанная окрест.
Из одного пространства-времени в другое…
Из одного пространства-времени в другое
Переношусь в автобусе, от мира остеклённый,
Мелькают лапы и стволы под мягкость качки,
Меж тёмных елей — белая дорога.
Я выйду из автобуса уже другим,
И будет тихим всё вокруг и светлым.
Недвижным снегопадом оглушён,
Значительным я буду для себя, и цельным.
Выйду в неожиданность заката…
Выйду в неожиданность заката
Из навязчивости потолков и стен,
Над землёй, темнеющей покато,
Пролечу, закладывая крен.
Атмосферным воздухом пронизан,
Задохнусь, не выдержав напор,
И, в чередовании карнизов,
Опущусь на тот же самый двор.
Я ходил по диагоналям…
Я ходил по диагоналям
Грязно-торопливым путём,
Через дворы,
С чувством непромытого стекла,
А сегодня иду
По выметенному асфальту
Прямых и неспешных углов.
Окружающее расчистилось до прозрачности,
Расширилось до моего продолжения.
Пашня
Блеск дороги пересек
Чёрную немоту
Комьев земли,
Громоздящихся верста за верстой.
Точкой оранжевой вдалеке
Высветился автомобиль,
Нарастая, растаял шум
Чуждой жизни людей.
С комка на комок, как вздохнула,
Перелетела ворона.
Высокое кресло на зелени…
Высокое кресло на зелени,
Откинутость в синеву,
Отсутствие в псевдовремени,
Отсутствие в лжедому.
Подвластное ритму, за стены
Втянулось людское тепло,
Отхлынуло, и кантиленой
На сердце бездумье легло.
За стенами — приготовленья
К чему-то: к еде ли, ко сну,
Окликнули — как дуновеньем
Задело тугую струну.
И вот позабыли прочно.
Похолодела трава,
И потянуло ночью
Сквозь редкие дерева.
Волосяным покровом,
Как инеем, мозг согрет,
На руки и ноги ровно
Наброшен недвижности плед.
Последний луч
Дорожка из бетонных плит пустынна,
Чиста, тосклива, как трамвая шум.
Её изгиб в просторе картинном —
Застывший образ ускользнувших дум.
Просвечивает из-за горизонта,
В стеклянных лужах отражён пейзаж —
Прошла волна воздушного фронта,
Тепло, накрапывает, тишина, мираж.
Дома вокруг в потёках после ливня,
Промыты стёкла стороны чужой,
И пустотой арены спортивной
Распахнут мир. Блеснул полосой
Последний луч. Он где-то там греет,
А здесь лишь контуры высветил труб.
От этой дали ещё острее
Всколыхнулась неясная глубь,
И, отразившись во влажном бетоне,
Отозвалась миллионами игл.
Вдалеке на пустом стадионе
Взревел невидимый мотоцикл.
Предсумерки
Ещё не потемнела зелень,
Ещё она светла, чиста,
Но луч прощания настелен
На грусть дернового пласта.
Ещё не потемнело небо,
Но лик прохлады сквозь тепло
Уже глядит, разлуки негой
Немую душу повело.
Облака
Медленно, однонаправленно
Движутся облака.
Как будто все небо движется,
Как медленная река.
От взгляда на это течение
В груди поднимается даль,
И листьев в порывах шипение
Вонзается в сердце, как сталь.
Гость
Обхожу окрестные, блёклые поля —
Пыльные дороги, скудная земля.
Это что за проволока, а в канаве что?
Далеко до ужина и не ждёт никто.
В этом окружении мог родиться я:
Вот они родимые кочки да поля,
Я на этом взгорке, кажется, играл,
И, как эти мальчики, что-то собирал.
Я почти влюбился в этот ветхий дом,
И вот в эту девушку, кажется, влюблен.
Я иду, не вписываясь в этой жизни гроздь,
От всего оторванный, утомлённый гость.
Микроавтобус
Ладони лежат на тепле подоконника,
Позади — застылой комнаты тьма.
Листьев на чёрном рябь грязно-лимонная
Внизу, а вверху — листвы бахрома.
Синий, глубокого чистого тона
Микроавтобус медленно и пружинно движется,
Чужой и близкий, и сердце просторное —
Ему навстречу раскрытая книжица.
Бухара
Бухара, Бухара, Бухара…
Утекает меж пальцев жара,
Как песок, и восточный покой
Временной наплывает тоской.
Непрерывный, без окон, саман
Ослепляет в жару горожан —
Безоконность, укрывшая тень,
На века перемноженный день.
И над городом — взгляд задержись! —
Возрождённо-руинная высь,
Где средь неба плывущий, один,
Заунывно кричал муэдзин.
Утекает меж пальцев жара.
Бухара, Бухара, Бухара…
Лист
Слетел,
ещё,
качаясь, лист.
Облокотясь, сидит таксист.
Площадь сквозящая.
Рано.
Утро
Тропинками расписанная плоскость
Через утреннюю линзу видна.
Урна у закрытого киоска,
Образ подтуманного дна,
Образ просветлённой печали,
Бархатом — покой. Мудреней
Тех нелепиц, что вчера отзвучали,
Утренняя стынь тополей.
Хлеб
Я хлеб беру из хлебного лотка,
и человек такой же рядом хлеб берёт,
кассир на кассе скажет: десять с вас.
В огнистых сумерках есть родина и грусть.
Павильон
Присядь вот здесь, чуть-чуть левее,
Поправим свет, ослабим фон —
Твоя головка чудно веет
Объёмом, и упруг наклон.
Ты смотришь в вечность объектива,
И я, и ты — два блика там.
Твоя смущённая игривость
Сродни любительским стихам.
Сейчас, в кругу моих софитов
Ты стала женственной, другой,
Распущена, как древний свиток,
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Бесцельное парение над полем предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других