Неискушённый

Юрий Ель (2024)

Анталу Бонхомме — владыке проклятий и скверны — приходит приглашение во Дворец Дезрозье. Принцесса Элейн пожелала видеть его в качестве желанного гостя. И всё бы ничего, но правящая семья неустанно охотилась на таких, как он — прескверных! Однако теперь у принцессы появилось к нему важное дело, которое не терпело отлагательства: её брата и наследника трона прокляли и жестоко убили. После чего принц восстал и бежал из дворца. И принцесса попросила Антала помочь ей отыскать брата. Антал, заинтересованный хорошей наградой, соглашается выполнить просьбу принцессы. И вместе они отправляются на поиски сбежавшего принца. Но героя не отпускает смутное ощущение, что за просьбой принцессы кроется нечто большее и даже опасное…

Глава 9. Город Весперис.

— Дьярви Беланже! — сказали они хором.

Однако ничего не случилось. Дьярви не осознал себя внезапно и не вспомнил чудом всё, что с ним произошло. Он хлопал глазами и с непониманием смотрел на Антала. Названные имя и фамилия никак не отозвались в его сознании и душе.

Он только настойчивее повторил:

— Дяденька, дай монетку!

— Что ещё за монетка? — спросила Элейн удивлённо.

Антал закатил глаза, тяжело вздохнув, а после выудил из кармана брюк завалявшуюся монетку и протянул её Дьярви. У того аж глаза загорелись при виде золота. Проклятый выхватил подарок из рук Антала и тут же куда-то умчался.

Прескверный пояснил:

— Постоянно просит у меня монетку, а, когда даю, убегает и прячет где-то. Я до сих пор так и не смог отыскать его тайник.

— И для чего же ему монетка?

Антал пожал плечами:

— Точно сказать не могу. Но я заметил за Дьярви интересную особенность: ему нравится роскошь и драгоценности. Однажды он забрался в мою мастерскую, где лежали уже готовые заказы, и стащил почти всё! На каждый палец нацепил по перстню, на уши и запястья — серьги и браслеты… По всей видимости, это какая-то его привычка из прошлой жизни. Несомненно, очень сильно он любил деньги и украшения. Что, кстати говоря, тоже может указывать на его знатное происхождение и безбедную жизнь.

В ту же секунду Дьярви вернулся обратно. И вышел он как раз-таки из мастерской. Шагал прямо, даже величественно, с гордо вскинутой головой. На пальцах вновь поблёскивали перстни и кольца. Проклятый ими, очевидно, любовался, внимательно разглядывая каждый драгоценный камень.

Антал протянул предупредительное:

— Та-а-ак…

Дьярви нахмурился, взглянув на него с обидой.

— А ну верни всё, что взял, — потребовал Антал.

Но проклятый либо в самом деле не понял, что от него хотели, либо только прикидывался. Потому не подчинился. И отвернулся, пряча руки за спиной.

— Дьярви! — не унимался Антал. — Ты меня слышал! Иначе подойду и заберу сам. Не доводи до греха!

Элейн расхохоталась. Происходящее казалось полным абсурдом. Она и представить не могла, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. А Дьярви, заслышав угрожающие нотки в обычно спокойном тоне Антала, всё-таки неохотно снял украденные украшения и протянул их прескверному.

— Молодец, — ответил он мягко.

А потом, пряча кольца в недрах своей мастерской, пробубнил раздражённо:

— Вечно забываю закрыть дверь в эту комнату. А потом тут всякие проклятые хозяйничают.

— Господин Бонхомме, вы оставите Дьярви совсем одного на время вашего отсутствия? — поинтересовалась принцесса.

— За ним присмотрит господин Меро. Дьярви не сидит на месте и вечно где-то пропадает, поэтому он всё равно уйдёт. А потом вернётся. И, не найдя меня дома, отправится в храм.

Принцесса взглянула на проклятого с грустью и обеспокоенно добавила:

— А если с ним что-нибудь случится?

Дьярви в этот момент уселся на пол перед камином, поджав ноги, и в задумчивости уставился в огонь. Казалось, размышлял он о чём-то непостижимом, уронив голову на свои колени. Будто искал ответы в танцующем пламени. Волосы его после сна так и не были причёсаны и теперь неопрятно торчали во все стороны, в уголках аккуратных губ виднелась засохшая кровь. Но даже это не портило его вида. Дьярви всё ещё был невероятно красив, даже не в лучшем своём состоянии. Он тяжело вздыхал и молчал. Казалось, если наблюдать за ним достаточно долго, то он возьмёт и заговорит вдруг, расскажет свою историю и ответит на вопросы о том, кто он, из какой семьи происходил и как оказался тут, в Домне. Но, как ни вглядывалась принцесса в смутно знакомые черты, всё равно не могла вспомнить среди своих знакомых Дьярви.

— Самое ужасное с ним уже случилось, — обречённо ответил Антал, потупив взгляд. — И на данный момент ничем больше мы ему помочь не можем.

— А если, когда вы вернётесь, он уже…

Антал нахмурился, закрыв глаза, и оборвал принцессу на полуслове:

— Не знаю, что тогда. И думать об этом не хочу. Не могу.

— Вы так сильно к нему привязались.

Это не был вопрос, но Антал всё же решил пояснить:

— Не знаю, привязанность ли это. Мне его жаль. Искренне. И я в самом деле хотел бы ему помочь. Чувствую какую-то… ответственность, наверное. И, как бы жалко это ни звучало, но приятно хоть кого-то называть другом. С ним мне тут не было одиноко. Он, хоть и молчит, но всё же слушает. Понятия не имею, как много из сказанного понимает, но даже его присутствия мне достаточно.

— А мы с вами? — спросила Элейн.

— Что?

— Мы с вами друзья?

Антал опешил от её вопроса и смутился. А потом и вовсе отвёл взгляд, сложив руки на груди. Элейн, лишь увидев этот жест, сразу же поняла — прескверный закрылся. Снова. И почему-то на душе сделалось тяжко. Они знакомы всего несколько дней, и за это ничтожно маленькое время невозможно настолько сблизиться. Так почему же ей стало неприятно? Надеялась, что, поговорив по душам разок, сумеет подступиться к прескверному? Глупости какие! А для чего это вообще надо? Антал был интересен ей, это точно. Но настолько ли сильно, чтобы желать сблизиться? Элейн определённо хотелось его общества, хотелось слушать его рассказы. В моменте она даже забывала о том, кем господин Бонхомме являлся. И это, несомненно, было весьма опрометчиво. А, быть может, всё дело в том, что именно сейчас она отчаянно нуждалась в друге? В ком-то, кто будет рядом. Кто-то, способный помочь преодолеть скорбь и всепоглощающую пустоту в душе из-за смерти самого близкого человека. Отец не мог поддержать Элейн должным образом, хотя и очень старался. Но она понимала, что папа и сам нуждался в поддержке сейчас. И смотреть в его мокрые и уставшие глаза было просто невыносимо. Становилось только хуже. С ним её объединяло общее горе. Они не могли вытащить друг друга из этой разверзнувшейся внезапно ямы слёз. А Антал, который появился в жизни горюющей принцессы совсем недавно, вдруг утянул её за собой и помог выйти за пределы давящих каменных стен. Он не знал об этом, но Элейн в действительности считала прескверного спасителем. Даже если он ничего не сделал, даже если всего-навсего действовал в вопросах собственной выгоды.

— Мы… не враги, — ответил вдруг Антал, прервав цепочку размышлений принцессы. — А друзьями ещё успеем стать.

Элейн искренне улыбнулась и кивнула. Ответ был исчерпывающим и более чем устраивал её.

— Мы и так задержались, госпожа. Так что давайте поторопимся.

Элейн согласилась и принялась собираться. И уже через час они отправились в путь.

Добрались до столицы быстро, без происшествий. Разница между тихой Домной и Весперисом — самым крупным городом во всём Эрхейсе — была ощутимая. Антал давно отвык от такого шума и количества людей. Последних он и вовсе намеренно избегал, а тут, куда ни глянь, всюду торговые лавки и различные заведения, и везде — целые толпы, не смолкающие ни на секунду. Гомон стоял ужасный! Кто-то ругался с продавцом, споря о несправедливой цене на товары, где-то просто обсуждали погоду и насущные дела, мимо проносились дети, заливисто хохоча и играясь… Антал поёжился, обхватив себя руками. Он и позабыл, что когда-то жил здесь, в так называемом «районе высоких стен», где осела местная знать.

Стоящая рядом Элейн тоже не была в восторге. Нет, она не воротила нос от простолюдинов, как это подобает чопорным принцессам. Просто ей были по душе уединение и тишина, нарушаемая лишь неистовым биением волн о скалы. Антал заметил, с каким видом та озиралась по сторонам, и усмехнулся:

— Что, уже желаете вернуться во дворец и затеряться под величественными сводами?

— Не смейтесь, господин Бонхомме! Я лишь трепетно отношусь к личному пространству! А тут будто бы и ступить некуда. Стоит только шаг в сторону сделать, как тут же с кем-нибудь столкнёшься.

Антал хмыкнул, вытянув уголок губ. Он подумал о том, что, тем не менее, принцесса очень быстро впустила в своё личное пространство именно его — прескверного. Про дружбу вдруг заговорила. И касается сама, и курить одну папиросу на двоих согласна, и даже одежду его успела поносить. Как интересно! Он так подумал, но, конечно же, не сказал вслух. Однако где-то внутри сделалось тепло от этих мыслей.

— А вы сами, господин Бонхомме? — полюбопытствовала принцесса, взглянув на него. — Скучаете по местной суете? Я же правильно поняла, что родились вы здесь?

Антал окинул взглядом до боли знакомые окрестности. Он соврал бы, если бы сказал, что столица не радовала глаз. Тут и в самом деле было где развернуться и чем залюбоваться. Административные здания, школы, храмы — все эти строения были величественными, приковывающими глаз. Над архитектурой главного города Эрхейса действительно постарались. Строители, несомненно, вложили в своё творение душу. Всюду взгляд натыкался на белокаменные стены и конические крыши, устремлённые ввысь. Они будто желали дотянуться до небес и пронзить их. И даже простые жилые дома не выделялись из общей картины небрежностью или неказистостью. Улицы были чистыми, а дороги — ровными, не ухабистыми. Да, Весперис поистине являлся образцом величия и великолепия. Всё-таки этот город был самым древним — сердце королевства. Отсюда, точно вены и артерии, и взяли начало другие города и поселения. Основал его сам Пресвятой Сальваторе. Именно здесь зародились три великих рода с не менее великими фамилиями: Дезрозье, Беланже и Меро.

Антал смотрел по сторонам, привлечённый простой человеческой суетой. Он наблюдал за проносящимися мимо людьми, слушал их разговоры и был точно уверен: нет, он совсем не скучает. Всё-таки мрачная и молчаливая Домна была сердцу ближе.

— Да, тут я родился, — ответил прескверный. — Но… не пригодился. И, знаете, госпожа, я думаю, оно и к лучшему. Вероятно, шум Веспериса — самого крупного города Эрхейса — рано или поздно свёл бы меня с ума.

Принцесса ничего не ответила и лишь перевела взгляд в сторону набережной. Там, вдалеке, над морем, повис дворец — её родной дом. И, кажется, по нему она тоже не скучала. И в тот момент, пока Элейн была увлечена своими мыслями, Антал поймал себя на том, что невольно залюбовался ею. Ветер трепал её густые вьющиеся волосы, то и дело подбрасывая и опуская. А солнце, выглянувшее наконец из-за неумолимых облаков, красиво ложилось на её лицо, подчёркивая голубизну больших и выразительных глаз. В них Бонхомме уловил печаль. Ту самую, какую Элейн часто отчаянно старалась скрыть и не показывать никому. Даже самой себе. Антал не раз замечал, как та сжимала кулаки, пытаясь успокоиться, как натянуто улыбалась, насильно отгоняя коварно подступающие слёзы… Большую часть времени госпожа Дезрозье казалась непринуждённой и абсолютно счастливой. Но только лишь казалась. Сейчас Антал видел её настоящую, без всякого притворства. Он не сомневался в том, что на деле Элейн изо дня в день одолевала невыносимая тоска и скорбь. Но она будто бежала от этих чувств, не понимая, что столкновение с ними всё-таки неизбежно.

Прескверному вдруг захотелось взять её за руку или коснуться плеча, чтобы вытянуть из печальных мыслей, однако было боязно. Он стоял в нерешительности, пока их безразлично обтекали прохожие. Те, увлечённые собственными жизнями и делами, вовсе не замечали, что перед ними сама госпожа Дезрозье — наследница трона. И, наверное, поэтому даже в окружении толпы казалось, будто они совершенно одни. Вдвоём.

Антал, задержав дыхание, протянул руку, желая одним только пальцем взяться за палец принцессы. Как вдруг услышал голос Тенебрис:

— А если она поднимет шум? Закричит вдруг! Укажет на тебя, назовёт преступником… И тогда весь город в миг остановится. Люди бросят свои дела, чтобы поглазеть на тебя. Они быстро смекнут, кто ты такой, и тут же позовут солдат. Неужели соскучился по Вейлину Гонтье? Его приём был поистине тёплым. Припоминаешь? Или желаешь, чтобы тебе напомнили? Не будь дураком, Антал. Кому могут быть приятны твои прикосновения? Уж точно не прекрасной госпоже Дезрозье! Ты оскверняешь её одним своим присутствием, что уж говорить о касаниях. Держи руки при себе и даже не думай пытаться быть к ней ближе, чем есть сейчас.

Последние фразы Тенебрис буквально прорычала. Процедила каждое слово сквозь зубы. Антал засомневался и всё-таки не решился взять принцессу за руку. Он даже сделал шаг в сторону, чуть увеличив дистанцию между ними. И ему вдруг показалось, что тон богини был особенно резким. В нём прослеживалась неприкрытая… ревность? Она точно не наставляла его в данную минуту, не «пыталась уберечь», как это делала обычно. Кажется, она в самом деле гневалась и ревновала. Что-то почувствовала Тенебрис в сердце Антала. Нечто такое, о чём сам он пока ещё не подозревал. Да, прескверному была симпатична Элейн. Она привлекала его внешне, ему нравилась её натура. По крайней мере, та часть, с которой он успел познакомиться за столь короткое время. Но разве это повод ревновать? По всей видимости, для Тенебрис — да. И это лишь вызвало беспокойство и тревогу. Богиня была сумасбродной, не дружила с головой, и ожидать от неё можно было чего угодно. И если она падёт так низко, что начнёт угрожать принцессе, то дело примет очень опасный оборот. Особенно теперь, когда благословлённые семьи так уязвимы. Элейн беззащитна против неё. И Антал не на шутку испугался: а вдруг и ему не удастся её защитить от чокнутой ревнивицы? Но пока что Тенебрис не обрушивала свой гнев на госпожу Дезрозье. Антал искренне надеялся, что так будет и впредь.

Элейн вдруг сморгнула наваждение, отогнав гнетущие мысли, и обернулась через плечо. Антал взглянул на неё и едва не ахнул, осознав, что её сходство с Тенебрис стало слишком сильным. Перед ним точно не была богиня, но глаза не обманывали: лицо принцессы в миг приобрело до боли знакомые черты бессмертной. Прескверный отвернулся, ища взглядом других женщин среди прохожих. И каждая из них имела то же сходство. Нет, быть того не может! Как это возможно?! Неужели так было всегда?

Антал попытался вспомнить, как выглядела Евадне Реверди, но и её черты расплывались. Память не давала увидеть лица аристократки. Вместо него была Тенебрис. Что же это за напасть такая? Казалось, прескверный сходил с ума! Он задёргался, начал медленно впадать в панику. Мужчины вокруг были разными, отличались друг от друга. Но вот женщины!.. Во всех он видел только богиню.

— Как интересно. Неужели ты только сейчас заметил эту чудесную особенность?

— Что ты сделала?.. Зачем это?.. — прошептал едва слышно Антал, схватившись за голову.

— А ты, видимо, позабыл моё наставление? В нашу последнюю ссору ты очень плохо себя повёл со мной. И я прибегла к крайним мерам.

Их последнюю ссору Антал, несомненно, помнил очень хорошо, во всех деталях. Ведь именно после неё его заковали в кандалы и почти забили насмерть. Но что ещё за наставление? Он отчаянно копался в памяти. А потом вдруг из самых дальних её участков достал сказанную Тенебрис фразу: «…и в каждой женщине отныне ты будешь видеть только меня! Я не дам тебе забыть! Не позволю отречься!». Прескверный пошатнулся. И как долго это продолжалось? Как давно? Он не помнил. Неужели всё это время лик её преследовал его всюду, был у каждой проходящей мимо женщины? Тенебрис искусно манипулировала сознанием Антала. Так, что в какой-то момент он перестал замечать её влияние.

— Господин Бонхомме, вы побледнели.

Рука Элейн осторожно коснулась его лба.

— Вам плохо?

Антал её не слышал. Он слышал только голос Тенебрис и видел лишь её одну. Богиня заглушила мир вокруг и ослепила. Она была в ярости и отчаянно старалась помутить рассудок Антала, чтобы вернуть себе желанный контроль. И самое страшное, что у неё получалось. Противиться её воле становилось всё тяжелее. Затуманенный разум подводил, не давал мыслить здраво. И ни одна молитва Пресвятому Сальваторе не шла на ум. Казалось, заученные наизусть священные строки попросту стёрлись из памяти в один миг. По щелчку пальцев Тенебрис.

И тогда, зажмурившись и закрыв уши, Антал вдруг зашептал собственную молитву:

–…мне вовсе не страшно, не больно —

Я давно стал сильнее тебя.

Тебе не отнять мою волю,

Даже если ты душишь любя…

Оставь меня здесь, уходи!

Тебе незачем больше пытаться

С ума меня болью свести

И ей же потом упиваться…

Элейн опешила, не понимая, что происходит. Она лишь молча наблюдала за Анталом, стоя прямо перед ним. А тот вдруг замолчал и распахнул глаза, оглядевшись. Мир вновь обрёл живость красок и голос: шум городской суеты снова обрушился на прескверного. Он почувствовал, что богиня отступила. Однако лик её пугающий всё ещё был у каждой проходящей мимо девушки или женщины. И Элейн, стоящая прямо перед ним, не была исключением.

Послышался лязг металла. Антал слишком хорошо знал этот звук. То были солдаты. Звон их доспехов прескверный сумел услышать бы, даже если бы оглох. По спине побежали мурашки, ладони похолодели и сделались мокрыми — тело по привычке реагировало на близость королевской стражи. Затеряться в нескончаемом потоке людей было просто, но Антал всё равно запаниковал, решив, что Вейлин Гонтье при желании отыщет его за секунду. Прескверный не мог мыслить здраво и даже не подумал о том, что среди простых служивых, по обыкновению патрулирующих улицы Веспериса, вероятнее всего и не было их командира. С чего вдруг ему тут прогуливаться? В конце концов, он, несомненно, был в курсе произошедшего с Бартоломью, потому в данную минуту, вероятно, неустанно занимался его поисками.

Элейн, вглядевшись куда-то вдаль, произнесла:

— Господин, куда мы сейчас направляемся? Сразу в театр?

Антал пришёл в себя, услышав её голос, и, выдохнув, попытался подавить приступ паники, после чего спокойно ответил:

— Для начала нам следует заглянуть в одно место и приодеться. Всё-таки собираемся посетить культурное заведение.

Он заозирался по сторонам:

— И лучше бы как можно скорее отсюда уйти.

— А мы идём туда в качестве зрителей?

— Да. Мы не можем ворваться туда и начать открыто искать вашего брата. Он, несомненно, скрывается. Вероятнее всего даже носит маски, чтобы его не узнали. А если почует, что мы явились по его душу, сбежит.

— Но зачем ему от нас убегать?

— Нет от нас. А конкретно от вас.

Элейн в изумлении подняла брови:

— Почему же от меня?

— Из дворца же он сбежал. А мог бы и остаться.

Элейн не понимала ход его мыслей, потому молча ждала объяснений. Антал продолжил размышлять:

— Это лишь моё предположение. Но хочу сказать, что у прескверного, проклявшего вашего брата, вероятно, есть мотив — навредить конкретно благословлённым семьям. И не просто навредить, а убить. В конце концов, он замахнулся на самого принца — это не самая простая цель. Бартоломью, несомненно, мог дать достойный отпор. По крайней мере до того момента, когда ваша сила начала угасать. К тому же, мы всё ещё не выяснили, кем на самом деле является Дьярви. Если он в действительности окажется наследником второй благословлённой семьи, то это лишь подтвердит мои догадки. Неизвестный нам прескверный, очевидно, охотится на вас. На вашу семью и на семью Беланже. Но действует издалека, не своими руками. По какой-то причине он не нападает сам. Осторожничает.

Антал закусил костяшку указательного пальца, задумавшись:

— Потому и отправил Бартоломью во дворец. Чтобы он напал на вас и вашего отца. Но вместо этого покусился на жизни прислуги. Возможно, потому он и убежал, когда вы нашли его. Чтобы не навредить вам.

Глаза Элейн загорелись:

— То есть Бартоломью сохранил разум?

Антал тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось давать принцессе ложные надежды. Не хотелось видеть, как её взгляд вновь угасает. Но он собирался быть до конца честным с ней, потому мягко пояснил:

— Проклятие действует не сразу. Оно медленно разрушает разум и травит душу. Потому, возможно, ваш брат всё ещё смутно помнил о том, кто вы. Быть может, он даже пытается противиться влиянию скверны, и иногда в его сознании случаются проблески. Думаю, он не сбежал бы просто так, не смог бы не подчиниться воле прескверного. Может, в последний миг Бартоломью вспомнил, что вы — его семья. И уличил момент, чтобы уйти.

Элейн опустила глаза и кивнула:

— Я поняла вас. Что ж, тогда идёмте.

Антал вдруг шагнул в её сторону и аккуратно взял за руку, останавливая. Принцесса не ожидала этого и встала как вкопанная. Руки его оказались прохладными, они чуть дрожали. Прескверный лишь слегка сжимал её запястье, не причиняя никакого неудобства, не настаивая.

— Госпожа, — искренне заговорил Антал. — Понимаете ли вы, что если мои догадки верны, то вы… в опасности? Прескверный явно хотел добраться до вас, но не смог. И вряд ли оставит попытки.

Элейн вдруг нежно улыбнулась:

— Вы беспокоитесь за меня.

Это не был вопрос. И Антал не стал лгать:

— Да.

— Чувство опасности для меня не в новинку, господин Бонхомме. Не сочтите за грубость, но, когда я решилась просить вашей помощи, уже чувствовала себя уязвимой. Чувствовала, как рядом с вами по спине то и дело бегали мурашки. Одного вашего взгляда было достаточно, чтобы обомлеть. Что уж говорить о вашей энергетике. Но теперь… теперь мне кажется, что нигде не безопасно — лишь с вами.

Антал не отпускал её руки. И принцесса сжала её в ответ.

— Спасибо, что честны со мною.

Прескверный игриво улыбнулся:

— Честны ли вы со мной?

Элейн усмехнулась:

— Я должна это как-то доказать?

— Будет достаточно лишь одного слова.

Принцесса, не задумываясь, ответила:

— Да. Я честна с вами, господин Бонхомме.

— Чудесно. А теперь идёмте. У меня есть здесь хорошая знакомая, которая поможет нам подобрать достойные костюмы…

Они двинулись-таки вперёд. Не отпуская рук друг друга. По пути Антал кратко рассказал Элейн о той самой знакомой, которой совсем недавно помог в одном важном деле. И к моменту, когда они оказались у дверей дорогой с виду торговой лавки, прескверный перестал слышать угрожающий лязг доспехов королевской гвардии и смог выдохнуть.

Войдя внутрь небольшого здания, над дверьми которого красовалась надпись «Ткани и одежды госпожи Реверди», Антал огляделся. Торговый зал был небольшим, однако обустроен со вкусом, интерьер был выполнен в нежных оттенках: розовый, бежевый и белый. Здесь можно было присесть в мягкое кресло, ожидая, когда принесут нужный размер. Или покрутиться у больших зеркал, убеждаясь в правильности своего выбора. А ещё тут вкусно пахло. В воздухе стоял приятный аромат какой-то дорогой парфюмерии. Одним словом — находится тут было приятно и уходить не хотелось.

Посетителей было немного, и никто не обратил на пришедших никакого внимания. Элейн же в свою очередь тут же приковала взгляд к представленным на манекенах нарядам. Качественный материал и пошив она узнала сразу, ведь подобные платья и доставляли во дворец. В эти шелка Элейн облачалась с самого детства.

— Неужели вы в самом деле помогли самой Евадне Реверди? — изумилась Элейн, уже прощупывая юбку одного из нарядов. — Поразительно, как тесен мир!

Антал, сложив руки на груди, довольно ухмыльнулся:

— Всего лишь случайная встреча. Я не взял с госпожи Реверди ни монеты, и она, желая хоть как-то отблагодарить, пригласила меня посетить её лавку. Пообещала при необходимости подобрать лучшие ткани и костюмы.

В эту самую секунду в зале появилась и сама хозяйка лавки. Антал всё ещё видел в ней богиню, но отметил про себя, что сейчас молодая госпожа выглядела куда лучше, чем в их последнюю встречу. Очевидно, кошмары перестали мучать, и рассудок её наконец нашёл желанный покой. Она и сама была одета по моде: утончённо и изящно. Светлые волосы собраны в незамысловатую, но тем не менее красивую причёску.

— Госпожа Реверди, — поприветствовал её Антал, улыбнувшись. — Здравствуйте! Рад видеть вас в добром здравии.

Элейн здороваться первой было не по статусу, и она просто молча стояла рядом с прескверным. Тем временем Евадне едва не подлетела к гостям, залепетав:

— Господин Бонхомме! Я рада видеть вас здесь! Какое счастье, что вы всё-таки заглянули ко мне!

Антал не чувствовал в её тоне фальши. Кажется, аристократка действительно была расположена к нему и говорила искренне. Евадне глянула на его спутницу и вдруг обомлела. Слова так и застряли в горле, она стушевалась. Сразу сделалась тихой. А после тут же низко поклонилась, приветствуя принцессу как положено.

— Госпожа Дезрозье, прошу простить, не заметила вас сразу! Не каждый день я удостаиваюсь такой чести. Прошу, проходите! Быть может, хотите просесть? Я могу распорядиться подать вам чаю или других напитков.

Элейн мягко улыбнулась, однако держалась гордо:

— Прошу, не стоит так волноваться, госпожа Реверди. Я тоже рада нашей встрече. И прежде всего хочу принести вам свои соболезнования. Мне известно, что не так давно вы потеряли отца.

Аристократка коротко кивнула:

— Так и есть, моя госпожа.

— Ваш отец, господин Реверди, много лет занимался этим и честно зарабатывал на жизнь. И я рада, что его дело перешло именно вам. Ваши ткани — лучшие во всём Эрхейсе. А в платья и костюмы по сей день одевается моя семья. И память о господине Реверди…

Элейн вновь аккуратно коснулась рукава одного из платьев, представленных на манекенах.

–…будет жить в каждой ниточке.

Таким образом Элейн попыталась поддержать Евадне. Она, как никто другой, прекрасно понимала, через какую боль сейчас проходила аристократка. Антал, стоящий рядом, тепло улыбнулся.

— Благодарю за тёплые слова, моя госпожа, — воодушевлённо ответила Евадне. — Я их запомню.

— Милая госпожа, мы прибыли, чтобы достойно одеться, — мягко произнёс Антал, обращаясь к хозяйке лавки. — Нам бы примерить что-нибудь.

Евадне тут же оживилась. Она позвала гостей за собой, вновь залепетав:

— Конечно-конечно! Я покажу вам лучшие платья, подберу самые нарядные костюмы!.. Не сомневайтесь, к вам будут прикованы все взгляд Эрхейса!

Как раз этого Антал и Элейн старались избегать, но не стали мешать Евадне суетиться. Та с готовностью и явным удовольствием принялась за работу. Очевидно, своё дело аристократка очень любила. Она мигом и почти вприпрыжку прошлась по рядам с манекенами, тщательно выбирая. Набрала в охапку несколько и показала гостям. Принцесса поспешила примерять первой и скрылась в соседнем помещении. И стоило Анталу и Евадне остаться наедине, как аристократка взволнованно, но шёпотом заговорила:

— Господин Бонхомме, должна признать, визита принцессы я никак не ожидала!

— Жизнь полна неожиданностей.

— Это верно!

— Могу поинтересоваться, как вы себя чувствуете?

— Мне очень приятно, что вы справляетесь о моём здоровье. Я в полном порядке.

Антал чуть понизил голос и наклонился, чтобы его было лучше слышно:

— А Лабарр? Не докучал вам больше?

— Ох, нет, что вы! Думаю, больше он ко мне не приблизится. Попросту побоится. И всё это…

Аристократка вдруг чуть прильнула к прескверному, глядя на него снизу вверх. Она незаметно поправила своё платье с весьма глубоким декольте, хлопая длинными ресницами. И на выдохе произнесла:

–…благодаря вам.

Антал слегка удивился внезапной попытке Евадне очаровать его. Несомненно, она была красивой девушкой. Пусть он и видел на месте её лица только лицо Тенебрис, всё-таки в этом факте не сомневался. От неё приятно пахло, кожа была гладкой и нежной. Антал прекрасно понимал, почему Лабарр захотел её настолько сильно, что даже прибёг к проклятиям. Однако прескверному Евадне не была интересна от слова совсем. Он даже не смотрел на неё. Но предположил, почему вдруг она решилась на попытку соблазнения. Госпожу Реверди тянуло к Анталу, когда та была под действием проклятия. Это притяжение сформировало своего рода связь. И Евадне помнит эту связь, помнит чувства, которые испытывала, будучи проклятой. И, вероятно, потому сейчас вдруг нашла Антала привлекательным. Такие случаи были и не раз. Некоторые проклятые испытывали к прескверным нежность. А иногда и похоть.

В этот момент в зале вновь показалась Элейн, представ перед Анталом и Евадне в своём новом наряде. Шёлковое платье серебристого цвета отлично подчёркивало фигуру. Украшенное золотыми цепями, оно выглядело дорого. На плечи Элейн была накинута меховая шубка. И Евадне тут же проследила за тем, как Антал посмотрел на принцессу. Во взгляде его читалось восхищение. И восхищался он отнюдь не новым одеянием. Прескверный смотрел в глаза Элейн, на её плечи и ключицы. Он видел её всю. Казалось, в зале не осталось больше никого, лишь одна принцесса. И это не платье было её украшением, а она сама являла собой красоту. Вероятно, окажись принцесса хоть среди бродяг в каком-нибудь грязном притоне, вокруг в миг сделалось бы уютно и светло.

Евадне всё ещё смотрела на Антала снизу вверх. И на лице её вдруг появилась едва уловимая мягкая улыбка. Аристократка с пониманием отступила, более не пытаясь привлечь его внимание.

— Ну как? — спросила Элейн, покрутившись.

— Прекрасно, моя госпожа, — тут же ответила Евадне, хлопнув в ладоши. — Не совру, если скажу, что никого красивее не видела!

Но принцессу больше волновало мнение Антала. Она смотрела на него и ждала. И прескверный в свою очередь абсолютно серьёзно ответил:

— Несомненно, так оно и есть. Очень красивая вы. Очень красивое платье.

И пусть лицо Элейн за маской Тенебрис было почти не разглядеть, всё же глаза принцессы были настоящими и принадлежали только ей. Эти глаза, вероятно, Антал узнал бы из тысячи. Синие, как море, и такие же глубокие.

— А теперь ваша очередь, — ответила Элейн. — Не терпится посмотреть на ваш новый образ, господин Бонхомме.

И Антал ушёл переодеваться. Евадне не сиделось на месте. Она всё ещё была смущена присутствием принцессы, но всё же желание перекинуться с ней хотя бы парой фраз было сильнее. Аристократка старалась выглядеть непринуждённо, однако раскрасневшиеся щёки выдавали её истинные чувства.

Она неуверенно произнесла:

— Моя госпожа, позвольте мне дерзнуть и задать вопрос…

Элейн взглянула на неё с интересом:

— Слушаю.

Евадне приблизилась, зашептав:

— Моя госпожа, как же так вышло, что вы и господин Бонхомме… встретились? Он же… а вы…

— Он прескверный, а я благословлённая? — произнесла Элейн вслух то, что боялась сказать Евадне.

Аристократка закивала.

— У нас общее дело.

— И вы его совсем не боитесь?

— Очевидно, должна. Но нет.

— О, я понимаю!

Расстояние между ними непозволительно сократилось, но Евадне, казалось, этого даже не заметила. Она секретничала с принцессой, своей госпожой, так, будто они давние подруги. Будто ей было позволительно спрашивать о чём-то подобном исключительно ради интереса. Но Элейн не оскорбилась.

— Понимаете? — спросила принцесса.

— Конечно. Такое странное чувство! Я будто должна бояться его, должна опасаться и обходить стороной. Ведь от одного только взгляда господина Бонхомме кровь стынет в жилах, а кожа покрывается мурашками. Но почему-то, каким-то необъяснимым образом, он… привлекает меня. Я хочу сказать, господин Бонхомме, конечно, довольно привлекателен. И голос у него такой… такой глубокий, мягкий и нежный. Будто каждое слово в нутро забирается.

Элейн показалось, что на последней фразе Евадне аж вздохнула, облизав губы и сглотнув. Почему-то эта реакция принцессу искренне позабавила, и она продолжила слушать. Очевидно, госпожа Реверди позволяла себе слишком много, делясь такими откровениями, но Элейн не собиралась её останавливать.

И Евадне продолжала, окончательно забывшись:

— Я так хорошо помню одно событие. Момент, когда явилась к нему, погружённая в отчаяние и бесконечный кошмар, а потом именно его голос меня вывел из этого транса. Он снял с меня проклятие так легко и просто! И даровал долгожданный покой. И, знаете, моя госпожа, я об этом теперь постоянно думаю. Помню, как будто бы очнулась после долгого сна и увидела его глаза. Меня тогда прошиб холодный пот. Стало жутко! Ну, вы понимаете, да? Господин Бонхомме умеет смотреть… вот так.

— Что аж кровь стынет в жилах? — уточнила Элейн.

— Именно! Да, именно так, моя госпожа! И, вы знаете, я ведь раньше о нём только слышала, но никогда не видела. И общество «высоких стен» о нём всякое говорит. В основном то, как он некрасив, неказист, груб и в целом страшен. А оказалось, что это совсем не так. Господин Бонхомме, он… — Евадне смущённо закусила губу. — Очень даже симпатичный. Но красота его опасна. И этот взгляд… Он так смотрел на вас, моя госпожа, что мне даже…

Евадне вдруг осеклась, вспомнив, с кем говорила. Её глаза широко распахнулись от ужаса, а румянец теперь имел иную природу — не смущение, а стыд. Она даже закрыла рот ладонью и стиснула зубы, чтобы ненароком не наболтать ещё чего-нибудь лишнего. Ей показалось, что за такое принцесса её точно накажет.

— О, Пресвятой Сальваторе! Какая же я глупая! — запричитала она, отодвигаясь от принцессы. — Боже! Молю, моя госпожа, простите!

Казалось, её светлые волосы встали дыбом, а в зелёных глазах застыл неподдельный страх. Ей было неловко и совестно.

— Я забылась! Совсем забылась! Зря всё это сказала. Это не моё дело, а вы уж точно не должны были выслушивать весь этот бред!

Элейн вдруг мягко взяла ту за руку и улыбнулась:

— Госпожа Реверди, всё в порядке. Я вовсе не злюсь. Ваши откровения весьма интересны. А теперь, прошу, расскажите мне, как же на меня смотрел господин Бонхомме?

Аристократка всё ещё не решалась заговорить вновь, потому что боялась сболтнуть лишнего. Хотя Элейн видела, как её распирало, как хотелось ей обсудить эту тему. Принцесса также держала в голове и тот факт, что госпожа Реверди отнюдь не так проста, как может показаться на первый взгляд. Поначалу о ней складывалось впечатление, как о легкомысленной девушке, имеющей страсть к слухам и мужскому вниманию. Но не стило забывать о том, что эта самая девушка за спиной своего бывшего мужа господина Лабарра решала важные и сложные вопросы, касающиеся напрямую дела её отца. Узнав правду о его смерти, она не попросила помощи, не ударилась в отчаяние, а действовала осторожно и сдержанно, умело обводя Лабарра вокруг пальца. Так что вполне себе вероятно, что и сейчас Евадне лишь притворялась глупышкой с языком без костей.

— Ну же, госпожа Реверди, мне очень интересно, — настояла Элейн.

И та всё же не выдержала, ответив:

— Ну, мне показалось, будто к вам он неравнодушен, моя госпожа. Будто в глазах его ледяных вдруг появилось небывалое тепло. Вот так мужчины смотрят лишь на женщину, которая им небезразлична.

— Вы так считаете?

Евадне энергично закивала, обрадованная тем, что принцесса и сама охотно шла на контакт.

— Позвольте, моя госпожа, поинтересоваться. Между нами, девочками, — хихикнула она неловко. — Он вам симпатичен?

— А вот сейчас господин Бонхомме выйдет, и вы понаблюдайте за моим взглядом. Быть может, он всё расскажет за меня.

Евадне улыбнулась и с готовностью кивнула. В ту же секунду показался Антал. Он поправлял свой новый костюм: чёрная парчовая туника, подпоясанная шёлковым поясом, была испещрена золотыми нитями и узорами, на рукавах виднелись рельефные запонки, изготовленные, несомненно, на заказ специально для лавки госпожи Реверди, а на плечи была накинута бархатная мантия. На ногах — чёрные брюки, заправленные в высокие, чуть выше колена, кожаные сапоги с неизменным металлическим каблуком. А на тонких пальцах с угрожающе длинными и острыми ногтями поблескивали перстни, с которыми господин Бонхомме не расставался никогда. Он подошёл к зеркалу и принялся поправлять волосы. Длинные вьющиеся локоны он перевязал лентой, собрав их на затылке. Один непослушный локон, однако, выбился-таки из причёски, упав на лицо. Элейн беззастенчиво подошла и поправила его, произнеся:

— Вам очень идёт, господин Бонхомме. Глаз не оторвать. Кажется, госпожа Реверди была права: все будут смотреть только на нас.

— Такова наша участь, — только и пожал плечами Антал.

Элейн лишь сильнее убедилась в происхождении прескверного. Такую одежду необходимо правильно носить, с достоинством. И Антал, несомненно, умел это делать. Его осанка, положение рук, походка буквально кричали о том, из какого теста он слеплен. Этого не отнять, не искоренить, если рос в окружении знатных особ. И пусть сейчас Антал не жил здесь, среди господ, всё же оставался именно аристократом.

Только сейчас принцесса заметила в ухе прескверного золотую серьгу с драгоценным камнем. Раньше она её не замечала, вероятно, из-за волос. Но сейчас, когда господин Бонхомме их собрал, открылась ещё одна правда о нём.

Элейн аккуратно коснулась серьги, улыбнувшись:

— Вот это неожиданность!

Антал шепнул:

— Это мой маленький бунт.

Он обратился к Евадне:

— Милая госпожа, мы сделали свой выбор. Сколько с меня?

Евадне, внимательно наблюдающая за Элейн, вскочила, замахав руками:

— Что вы! Это ведь подарок! Вы ничего не должны мне!

— Мне это очень приятно, но ваши костюмы не дёшевы. А настолько дорогие подарки принимать от дамы я себе не позволю. Я всё оплачу. Я настаиваю.

— Но ведь это моя благодарность вам!

— Мне достаточно и простого «спасибо».

Он вложил в руку Евадне увесистый мешочек с монетами. И та не решилась спорить больше, хотя и была немного расстроена. Аристократке искренне хотелось сделать подарок. Потому она вдруг сказала:

— Постойте! Позвольте хотя бы сделать подарок вашей даме.

Элейн едва сдержала смешок, а Антал и вовсе не сразу понял смысл сказанного. «Вашей даме»? Она действительно так сказала?

Евадне тем временем вручила принцессе коробочку, перевязанную лентой. В ней был гребень, который тут же оказался в волосах Элейн. Та была приятно удивлена подарку и поблагодарила аристократку за щедрость.

Вскоре они попрощались, и Элейн с Анталом покинули лавку госпожи Реверди. Прескверный, слегка оглушённый заявлением Евадне, задался вопросом:

— Что это сейчас было?

Элейн загадочно улыбнулась и пожала плечами, ответив:

— Понятия не имею, господин Бонхомме. Я и сама ничего не поняла.

А вот Евадне Реверди поняла всё. Лишь вглядевшись в глаза Элейн, смотрящие на Антала, она получила ответ на свой вопрос.

Вдвоём они наконец направились в театр, не зная, чего ожидать. Элейн не спешила надумывать, а вот Антал не сомневался: ничего хорошего их там не ждёт. Это, несомненно, будет удивительное представление. Как жаль, что произойдёт оно вовсе не на сцене.