Дело о загадочном выстреле

Юрий Вячеславович Ситников, 2021

Кто стрелял в Дашкиного отца, известного журналиста Сергея Филатова? Почему в попытке убийства обвиняют его жену? Зачем кому-то понадобилось проводить обыск в квартире матери журналиста? И наконец, какое отношение ко всему имеют фотографии с изображением драгоценных пасхальных яиц? Глеб, Люська и Димон приступили к расследованию, попутно решая собственные проблемы, которых и дома, и в школе накопилось множество…

Глава первая

Флешка

Когда Люська в очередной раз спотыкнулась и схватила меня за руку, я не выдержал.

— Не спи на ходу. Грохнешься ведь.

— Не спи на ходу, — передразнила Люська. — Легко говорить, когда самому спать не хочется. А у меня глаза закрываются, еле иду.

— Твои проблемы, никто не заставлял за ноутом до пяти утра сидеть.

— Помолчи. Во-первых, не до пяти, а до без пятнадцати пять…

Я засмеялся.

–…а, во-вторых, — Люська выхватила у меня из рук планшет и кивнула в сторону круглой высотки. — Зарулим на пять сек к Дашке.

— Зачем?

— У меня её флешка, надо отдать.

— Ладно, иди. Только не задерживайся, давай хоть сегодня поедим вместе.

— Глеб, пошли вместе.

— Не, Люсь, одна сгоняй.

— Глеб, пожалуйста.

— Я у подъезда тебя подожду.

— Брат, называется, — Люська вернула мне планшет и открыла сумочку, проверить, есть ли там Дашкина флешка. — Я быстро, одна нога здесь, другая там.

— Не засни на ходу, — крикнул я.

Люська поднялась по ступенькам, прошла в подъезд, борясь с сонливостью. Остановившись у лифта, она нажала кнопку вызова и зевнула. Где-то совсем рядом послышались шаги, потом откуда-то сверху раздался голос:

— Кого надо?

Люська снова зевнула.

— Чего зеваешь, кого надо, спрашиваю?

— Это вы мне?

— Тебе!

— А вам какое дело?

— Тогда не стой здесь.

— Вообще-то лифт общий.

Лязгнул замок, дверь резко распахнулась, перед Люськой стояла полная девушка лет двадцати.

— Ты клея нанюхалась? — крикнула она. — Лифт находится правее, ты в квартиру звонишь.

Люська вытаращила глаза, сонливость сползла, уступив место неловкости.

— Ой, извините.

Хмыкнув, девушка хлопнула дверью. Люська выбежала на улицу.

— Глеб, хочешь прикол?

— Ты уже? Быстро!

— Да нет, я ещё не поднималась к Дашке. Слушай, прикинь, я вместо лифта, звонила в квартиру. Заснула на ходу, это ты накаркал.

— Я не понял, к Дашке идешь или нет? Есть хочу уже. Давай резче!

Люська потянула меня за руку.

— Пошли вдвоем, а то я опять засну.

— Блин, ну ты как всегда.

— И оторвись от планшета. Сколько можно?

— Столько, сколько нужно.

Выйдя из лифта, мы наткнулись на Дашкиного соседа — восьмидесятилетнего любопытного старика, который постоянно за всеми шпионил. Сегодня Анатолий Яковлевич стоял возле двери Филатовых, держа в руке мусорное ведро. Услышав, что лифт открылся на его этаже, дед быстро отскочил от соседской двери, выронив ведро.

— Добрый день, — прыснула Люська.

— И вам, — смутившись, ответил Анатолий Яковлевич.

— Как обстановка, все спокойно? — смеясь, спросила Люська.

— О чем это ты?

— Да так, о птичках.

Сощурив глаза, Анатолий Яковлевич открыл свою дверь и прошел в квартиру. Через секунду белая точка глазка сделалась черной.

— Видел? — шепотом спросила Люська. — Не старик, а ФСБ.

— Звони, — сказала я, глядя в экран планшета.

Дверь открыл Дашкин отец.

— Дядя Сереж, здрасти. Даша дома?

— Привет. Нет, отошла куда-то. Скоро должна прийти, можете подождать.

— Мы на минутку, — Люська достала флешку. — Дашке передайте.

— Передам.

За спиной Сергея Михайловича появилась высокая женщина с черной папкой в руках.

— Сергей, значит, договорились, я позвоню.

— Конечно, Алён, буду ждать.

Не глядя на нас с Люськой, Алена вышла из квартиры и вызвала лифт.

— Вы спускаетесь? — спросила она.

— Да, подождите. Пока, дядя Сереж.

В лифте Алена открыла папку, начала читать и хмурить брови.

— А вы знакомая Сергея Михайловича? — спросила Люська.

Я дернул её за руку.

Алена удивленно посмотрела на Люську.

— Мы вместе работаем, — ответила она машинально.

— Вы тоже журналист?

— Да.

— Здорово.

Когда мы вышли из лифта, и Алена быстро спустилась по лестнице, я спросил:

— Обязательно было лезть не в свое дело?

— А что я сделала не так?

— Зачем спросила, кто она такая?

— Подумаешь. Чего ты на меня наезжаешь? Сейчас обижусь и перестану готовить, посмотрим, как тогда запоешь.

Я хотел ответить, но вовремя одумался. Нет, ссориться сейчас с Люськой никак нельзя. Диана опять укатила на гастроли, мы остались в квартире одни, на Люське готовка. И если она взбрыкнет и перестанет варить, печь и жарить, мне настанет хана. На одной яичнице, пельменях и бутерах я долго не протяну.

…Вечером Люська ворвалась ко мне в комнату.

— Глеб, я Дашке не ту флешку отдала.

— И?

— Звоню ей, трубку не поднимают. Мобильный недоступен.

— Сходи сама.

— Влом идти. А флешка мне позарез нужна.

— На что намекаешь?

— Глеб, будь другом…

— Не проси.

— А я завтра тортик испеку.

— Нет.

Люська прижала к уху телефон.

— Ну давай же, Дашка, подойди. Куда они все подевались?!

За флешкой Люська так и не пошла, лень ей было потратить пять минут на дорогу, она предпочла на протяжении всего вечера терзать домашний и мобильный номер Дашки.

Утром Даша сняла трубку почти сразу.

— Даш, привет. Слушай, тебе отец флешку передал?

— Нет.

— Как нет? Я вчера её принесла, отдала Сергею Михайловичу, он сказал, что передаст.

— Папа мне ничего не передавал, — голос Дашки казался безжизненным.

— Ты в порядке? — спросила Люська, заподозрив неладное.

— Нет.

— Даш, что случилось?

Молчание.

— Дашка, говори.

Всхлипнув, Даша выдохнула:

— В папу стреляли.

У Люськи отвисла челюсть.

— Ты шутишь?

— Какие шутки? Вчера его пытались убить, он жив, но впал в кому. Сейчас в реанимации. Мама там… или в полиции… я не знаю, где она… ничего не знаю, Люська.

— Я сейчас приду.

Отсоединившись, Люська побежала на кухню.

— Глеб, я Дашке дозвонилась. Там полный капец!

Глава вторая

Выстрел

Даша открыла дверь, глядя на нас заплаканными глазами.

— Дашка! — выкрикнула Люська.

— Только не кричи, у меня голова болит.

— Что случилось с Сергеем Михайловичем? — спросил я.

— В него стреляли, — повторила Дашка.

— Кто?

— Откуда же я знаю.

— Дашь, давай сядем.

— Пойдемте в мою комнату.

— Где это произошло? — поинтересовался я, едва мы сели на диван.

— Дома.

— Ты не поняла, я имел в виду, где стреляли в твоего отца?

— Я тебе ответила — дома.

— Что?!

— Да, Глеб, в папу стреляли здесь. В этой смой квартире, в большой комнате.

— Получается, к вам ворвались… — начала Люська, но Даша её перебила.

— Никто не врывался. В том-то и дело.

— Ничего не понимаю. Глеб, а ты?

Я смотрел на понурую Дашку. По правде говоря, верилось в её слова слабо. Не то, чтобы я подозревал её во лжи, но мне казалось, после всего случившегося Дашка немного путается и забывается. А что, такое вполне возможно на фоне сильного стресса.

— Даш, — не выдержала Люська. — Расскажи уже, как все случилось?

— Я не знаю.

— Рассказывай, что знаешь.

— Не наседайте, — Дашка расплакалась. — Почему вы меня спрашиваете о том, о чем я даже не догадываюсь. Вечером мы с Максимом ходили в кино, а когда я вернулась домой… Здесь было много людей… полиция… Мама билась в истерике, кричала, что в папу стреляли. Его самого уже увезли на «скорой». А люди все ходили по квартире, спрашивали, что-то записывали, высматривали, искали, — Даша закрыла лицо ладонями. — Потом приехала Кристина.

— Кто это?

— Мамина сестра. Она увезла меня к себе. Но утром я вернулась, не могу находиться в чужом доме.

— Даш, но если в квартиру никто не врывался, то как…

В прихожей послышался шум.

— Мама приехала, — Дашка вскочила с дивана и выбежала из комнаты.

— Зря, наверное, мы пришли, — шепнул я Люське. — Ей сейчас не до общения.

— Ничего не зря. Наоборот Дашку и Татьяну Андреевну надо поддержать. Ты же видел, на ней лица нет.

Поздоровавшись с нами, Татьяна Андреевна прошла в ванную комнату. А чуть погодя, на кухне, когда Люська спросила о самочувствии Сергея Михайловича, тихо ответила:

— Состояние оценивается, как тяжелое. Меня к нему не пустили.

— Ты была только в больнице, мам?

— Нет, потом ездила к следователю.

— Зачем?

Татьяна Андреевна села на стул.

— Опять вопросы, опять подозрения, — она умолкла.

— Какие подозрения? — не удержавшись, спросил я.

— В Сергея стреляли из его собственного пистолета.

— А куда стреляли?

— Вероятно, целились в сердце, но не попали. Пуля прошла чуть правее. Кроме нас в квартире никого не было. — Татьяна Андреевна посмотрела на Дашу. — Вывод напрашивается сам собой.

— О чем ты, мама?

— Они подозревают меня. Я сразу поняла это, по тону, по вопросам следователя.

— Они не имеют права! — Даша топнула ногой.

— А больше вроде как и некому было стрелять в Сергея.

— Татьяна Андреевна, — я старался подбирать слова, хотя давалось мне это с трудом. — А вы исключаете версию о самоубийстве?

— Глеб! — удивилась Даша.

— Но ведь это версия, согласитесь.

— Нет, самоубийство исключили почти сразу. В Сергея стреляли на расстоянии.

— Пистолет унесли?

— Оставили.

— А отпечатки пальцев?

— Отпечатки отсутствуют.

Татьяна Андреевна долго молчала, сидела ровно, словно была насажена на кол, о чем-то думала, и вдруг, всхлипнув, посмотрела на меня. А потом она начала говорить, я понял, ей хотелось выговориться, не держать все в себе, а выплеснуть это наружу. Мы с Люськой оказались хорошими слушателями и Татьяна Андреевна, изредка прерываясь на всхлипы или вдохи, поведала о событиях вчерашнего вечера…

…Она вернулась домой как обычно — в семь часов. Довольный Сергей Михайлович встретил жену в прихожей.

— Чем у нас так вкусно пахнет? — Татьяна Андреевна кивнула в сторону кухни.

— Сюрприз.

— Только не говори, что ты сам приготовил ужин.

— Можно подумать, я раньше никогда не готовил. Вспомни мои фирменные котлеты.

— Да, — засмеялась Татьяна Андреевна, — обуглившиеся котлеты я буду помнить долго.

— Ладно-ладно, пусть я не шеф-повар, но сегодня ужин не пострадал. Я сделал пиццу!

— Колись, Дашка помогала?

— Ни в коем случае.

— Кстати, она дома?

— В кино ушла.

— Значит, пицца, говоришь?

— Пройди на кухню, сама увидишь.

Сергей Михайлович не соврал, он действительно приготовил пиццу. В раковине высилась гора грязной посуды: тарелки, чашки, ложки, миски, дуршлаг и кастрюля. Стол был перепачкан мукой, плита тестом.

Татьяна Андреевна покачала головой.

— До звания шеф-повара тебе расти и расти.

— Конечно, пришлось для этого использовать всю посуда, но главное ведь результат.

— Дуршлаг тебе зачем понадобился?

— Я в нём грибы мыл. В морозилке нашёл пакет с отварными опятами, пустил их в дело.

— Ага, пицца у нас с грибами? — Татьяна Андреевна пошире открыла форточку.

— Ассорти, — усмехнулся Сергей Михайлович. — Чего там только нет, и грибы, и сыр с колбасой, и оливки с помидорами. Короче говоря, объедение!

— А по какому поводу праздник?

— Последний день отпуска, завтра на работу.

Оглядев гору грязной посуды, Татьяна Андреевна пришла к выводу, что у раковины придется простоять не менее получаса.

После ужина Сергей Михайлович отправился в комнату.

— Хочу досмотреть фильм, — сказал он.

Включив музыку, Татьяна Андреевна надела фартук и приступила к домашним обязанностям. Время от времени она слышала выстрелы, и недовольные возгласы Сергея Михайловича. Она не одобряла боевики и триллеры, предпочитая смотреть слезливые мелодрамы или комедии. Чтобы заглушить звуки телевизора, Татьяна Андреевна сделала музыку громче.

Когда посуда была перемыта, из комнаты послышался очередной выстрел. Правда, на этот раз он прозвучал по-другому, у Татьяны Андреевны даже создалось впечатление, стреляли не в кино, а в комнате. Не придав этому значения, она включила чайник и пошла к мужу.

Сергей Михайлович сидел в кресле, рядом на полу лежал пакет чипсов.

— Сереж, ты заснул, что ли? Почему чипсы валяются… — Татьяна Андреевна сделала шаг вперед и завизжала.

Рубашка мужа была в крови.

***

Татьяна Андреевна замолчала. Мы не решались задавать ей вопросы, просто сидели и молча ждали. И действительно, через пару минут она вновь заговорила:

— Я нагнулась, потрясла его за плечо и увидела пистолет — он лежал на полу перед телевизором. В голове все помутилось, не помню, что я делала. Один сплошной туман. Вроде хотела вызвать «скорую», но как звонила, не помню. А потом… потом у меня закружилась голова, в глазах потемнело, я упала в обморок.

— А дверь, Татьяна Андреевна, входная дверь была открыта? Вы не обратили внимания?

— Глеб, конечно же, мама не обратила на это внимания.

— Нет, нет, обратила. Когда приехала полиция, я обнаружила, что дверная цепочка болтается. Вернувшись с работы, я её закрыла.

— Вот видите, — у Люськи сверкнули глаза. — В квартире находился третий человек.

— Не думаю. Мне кажется, я сама открывала дверь, пока находилась в невменяемом состоянии.

— Зачем вы её открывали?

— Не помню. Но вроде открывала и даже выходила на лестничную площадку.

Мы с Люськой переглянулись.

— Следов посторонних в квартире не обнаружено, — сказала Татьяна Андреевна. — Версия, что в квартиру незаметно проник преступник, дышит на ладан. Сергей Михайлович целый день находился дома, посторонний человек не имел возможности здесь оказаться.

…На улице Люська предложила прогуляться по набережной. Я не возражал.

— Что ты об этом думаешь, Глеб?

— Пока мыслей нет.

— Заметил, Татьяна Андреевна противоречит сама себе. Она уверена, что стрелявший не мог попасть в квартиру, и самоубийство она исключает. Получается…

— Ничего не получается, — перебил я Люську. — Здесь слишком много неясностей.

— Например?

— Она говорит, что закрывала дверь на цепочку. В действительности этого могло не быть. Во время мытья посуды, в квартиру проник убийца.

— Глеб, неправдоподобно как-то. Сам посуди, в квартире находятся люди. Неужели ты думаешь, преступник настолько глуп, чтобы так подставляться? А если бы Татьяна Андреевна не мыла посуду, а сидела с мужем в комнате? И Дашка могла быть дома. Нет, я не верю в это.

— Тогда ты тоже сама себе противоречишь. Преступник войти в квартиру не мог. И вывод один — в Сергея Михайловича стреляла жена.

— Глеб!

— У тебя есть другая версия?

— Да… нет… но ведь… — Люська остановилась, не зная, что сказать.

— Вот именно.

— Татьяна Андреевна слышала выстрел.

— Стрелять могли в кино.

— А тот, другой выстрел, более четкий?

— Его могло не быть в действительности.

— Как?

— При условии, что стреляла она.

— Глеб, перестань, Дашкина мать не убийца.

— Но в отца кто-то стрелял.

— Кто угодно, но не Татьяна Андреевна. Подумай, захоти она избавиться от мужа, она бы нашла десяток других, более безопасных способов. Не знаю, взяла и траванула бы его.

— Иногда преступники совершают необъяснимые поступки, совершенно нелогичные на первый взгляд.

— Я смотрю, ты уже записал её в убийцы.

— Ошибаешься. Кстати, ты не обратила внимания на один немаловажный факт.

— Что за факт?

— Пистолет Филатова.

— А что с ним не так?

— В него стреляли из собственного оружия. Не кажется ли тебе, что убийца, решив избавиться от Сергея Михайловича, прихватил бы свой собственный ствол. Странная вырисовывается картина: у преступника цель — убить Сергея Филатова. Для этого он, вечером, что уже противоречит логике, проникает в квартиру. Вопрос: он что, шел на убийство без оружия?

— У него мог быть с собой нож.

— Перестань, сама знаешь, это ерунда.

— Тогда что произошло?

— Он же не рассчитывал, что войдя в квартиру, обнаружит в комнате Филатова, а рядом с ним пистолет.

— Нет, конечно.

— Значит, заранее знал, где хранится оружие, и собирался именно с его помощью избавиться от Сергея Михайловича.

— Беспрепятственно прошел в квартиру, беспрепятственно взял пистолет и при этом никто его не заметил. Глеб, такое под силу только тем… — Люська закусила губу.

— Продолжай.

— Только тем, кто там живет. Татьяне Андреевне и Дашке.

— Во всяком случае, многое на это указывает. Или же здесь все настолько хитро устроено и подстроено, что сам черт ногу сломит.

— Даже думать не хочу, что Дашка и её мать причастны к убийству. Всё! Не будем сейчас об этом говорить. Голова кругом идет. Сергей Михайлович выкарабкается и сам расскажет, кто в него стрелял.

— Согласен, — кивнул я.

Глава третья

Новенькая

Вся школа обсуждала попытку убийства Сергея Филатова. Наш класс не был исключением. На большой перемене Витька Комаров сказал:

— Никогда бы не подумал, что Дашкина мать способна на такое. Она кем работает-то?

— Вроде библиотекарша.

— Не-е, ребят, она редактор в издательстве.

— А Дашка в школу не ходит.

— Я бы тоже на её месте здесь не появлялась, — Светка пожала плечами и усмехнулась. — По-хорошему ей бы теперь вообще в другую школу перейти.

— Дашка здесь не при чем, — возразила Маринка.

— И всё-таки, — не унимался Комаров, — вряд ли она сможет спокойно ходить в школу. За спиной начнут шептаться.

— Если ты не будешь никого подначивать, шептаться не будут, — не выдержал я.

— Ты чего, Глеб?

— Противно вас слушать. Вы что, Татьяну Андреевну не знаете?

— Как выяснилось, знаем не настолько хорошо, как думали.

— Свет, не надо, — Димон мотнул головой и сел на парту. — Ребят, ну правда, чего на тетку накинулись.

— Эта тетка, между прочим, мужа пристрелила.

— Во-первых, Сергея Михайловича не пристрелили, а ранили, — сказала Сонька Яковлева. — Во-вторых, Татьяну Андреевну никто за руку не ловил. И, в-третьих, не надо обвинять человека напрасно.

— Сонька как всегда в своем репертуаре.

— Она права, — сказал я. — Какой смысл вообще мусолить эту тему?

— А тебя самого это не интересует? — ехидно спросила Светка.

— Я знаю одно: Сергей Михайлович работал журналистом. И вам это известно. Вспомните, какие статьи он писал, каких людей разоблачал…

— Во-во, — перебил меня Витька. — Писал и разоблачал. А сколько людей благодаря ему отправились за решетку?

— Вить, ты серьезно ничего не понимаешь или придуриваешься? — Соня была поражена.

— Что я должен понять?

— Филатов сам никого не сажал, он разоблачал тех, по ком давно тюрьма плакала.

— Ага, прям такой Робин-Гуд местного разлива.

— Комар, не гони, — прикрикнул Димон. — Тебе не хуже моего известно, что Филатов был честным журналистом.

— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? — тихо спросила Марина.

— Так получилось, — смутился Димон.

— Честных журналистов не бывает, — стоял на своем Комар.

— Ты-то откуда знаешь?

— Оттуда. Я не говорю, что рад случившемуся, мне жаль, что стреляли в Дашкиного отца, но не надо возносить его в статус святого. Филатов иногда кропал заказные статейки, если вы их не читали, это ваши проблемы.

— Что за статейки? — насторожилась Соня.

— Да врет он, Сонь.

— Не вру.

— Так что за статейки, Вить?

— Помню, как Филатов расхваливал одного типа, пел ему дифирамбы, типа и меценат он и весь такой из себя благородный. А через год этого мецената арестовали за двойное убийство. И потом ещё кучу всего нарыли. Он был по уши в дерьме, а Филатов его возносил в своих статьях. Что, думаете, он не понимал, о ком пишет? Все он понимал, просто имел с этих статей неплохой доход.

— Витька, не говори так.

— Это правда, Сонь. Нравится тебе или нет, но это правда.

— Не факт, Комар, — сказала я.

— Глеб, иди ты знаешь куда! Факт, не факт. Мне плевать. Я своего мнения не изменю.

— Не смеши, — засмеялась Светка. — Ты свое мнение десять раз за день меняешь.

— Помолчи.

— Ты мне рот не затыкай.

— Тогда сама его заткни.

— Комар, сейчас нарвешься.

— Как страшно.

— И все-таки, — Соня начала нервно заламывать себе руки. — Я не верю, что Сергей Михайлович был…

— Опять был! — вскрикнула Марина. — Вы что, сговорились?

Соня замолчала.

— Короче, — Витька встал со стула и прошелся по классу. — Здесь два варианта. Или его жена грохнула…

— Бред!

— Не веришь, Марин? А вдруг он на неё компромат накопал, и она решила от него избавиться.

— Витек, не зарывайся.

— Ладно, шутки в сторону. Но согласитесь, она могла выстрелить.

— Чисто теоретически, могла, — кивнул Димон.

Я удивленно посмотрел на него.

— Глебыч, но ведь могла. Теоретически, — добавил он чуть погодя.

— Ну допустим, а второй вариант? Надеюсь, Дашку ты не подозреваешь?

Витька хлопнул в ладоши.

— Второй вариант — месть.

— Месть?

— Именно. Кого он там разоблачал на этот раз, я не в курсе, но Филатова запросто могли убрать, как ненужного человека.

— С этим я отчасти могу согласиться, — осторожно ответила Соня.

— Ох ты. Ребят, в кои-то веки Яковлева со мной согласилась.

— Она согласилась с тобой отчасти, — прыснула Светка.

Не обращая внимания на насмешки, Соня проговорила:

— Таким журналистам как Сергей Михайлович часто мстят, но не кажется ли вам странным сам способ? Намного проще было бы выстрелить на улице, в подъезде, в лифте. Но стрелять в квартире…

— Возвращаемся к моему первому варианту, — заключил Витька. — Жена.

— Перестань. Татьяна Андреевна к попытке убийства непричастна.

— Яковлева у нас ясновидящая.

В класс вошла Яна.

— Всем привет, — сказала она. — Я ничего интересного не пропустила?

— Если не считать контры по алгебре, то нет, — сказала Марина.

— Черт! Забыла. Я думала, она завтра.

— Ага, — хмыкнул Витька. — Послезавтра.

— Почему на двух первых уроках не была? — спросила Марина.

— К стоматологу ездила.

— Фиговая отмазка.

— Какая отмазка Комаров, у меня пломба выпала.

— Да, да.

— Не веришь, твои проблемы. — Яна подошла к моей парте и посмотрела на Димона. — Дим, можно я с Глебом сяду?

Переглянувшись со мной, Димон поднял руки вверх.

— Всегда, пожалуйста, — он взял свой рюкзак и осмотрелся. — Сонь, у тебя можно приземлиться?

— Приземляйся, — ответила Сонька, убрав со свободного стула сумочку.

— Димон, садись лучше со мной, — сказала Витька. — Зачем за первую парту сел?

— Мне отсюда лучше видно.

— Куда смотреть собрался?

— Не твое дело.

— К Соньке поближе он хочет быть, — издевалась Светка. — Я права, Дим?

— Нет.

— Зачем ему Сонька, когда у него Люська есть.

— А чего ж тогда Яковлева покраснела?

Соня резко обернулась. Её губы были плотно сжаты, в глазах играло возмущение.

— Может, хватит уже? — сказала она Светке.

— Спокойно, побереги нервишки.

— Свет, действительно, харе прикалываться, — попросил Димон.

Светка уткнулась в смартфон.

— Ладно, если просите оба, умолкаю.

Сев рядом со мной, Яна достала из сумочки телефон.

— Новый?

— Угу. Вчера купила. Слушай, не могу в нем разобраться, поможешь?

— А в чем проблема?

Яна придвинулась ближе, начала говорить. Я вдохнул запах её духов, и на миг мне почудилось, что закружилась голова.

Яна Авдеева перешла в нашу школу после новогодних каникул. Девчонкой она была компанейской, в коллектив влилась сразу, ей удалось найти общий язык даже с Сонькой. Примерно через месяц я стал ловить на себе её взгляды. Быстрые, осторожные, как бы исподтишка. А спустя ещё месяц понял, что сам постоянно думаю о Янке и таращусь на неё практически на всех уроках. Вне школы мы не общаемся, и если я не с Алиской (а она последнее время практически безвылазно пропадает в школе актерского мастерства), все мои мысли заняты Яной.

Мне нравится Алиса, здесь даже без вопросов. Никакую другую девчонку рядом с собой я не вижу, но когда появляется Яна, когда она подходит ко мне слишком близко, улыбается, и я вдыхаю аромат её духов, происходит нечто необъяснимое. Я теряю над собой контроль. Вот как сейчас, например. Яна что-то говорит, спрашивает, хмурит брови, а я смотрю то на неё, то на её новый телефон и ничего не слышу.

Боюсь признаться сам себе, что Янка мне нравится. Нравится так же сильно, как Алиса. А может, и больше.

От этой мысли сделалось не по себе. Я выпрямился. Кашлянул, услышав голос Яны:

— А где сохранился файл, я не поняла.

— Что?

— Глеб, ты меня слушал?

— Да.

— Тогда помоги.

— Ян, давай после уроков разберемся с твоим телефоном.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ловлю на слове. Слушай, а ты сегодня вечером свободен?

Я начал быстро вспоминать, не договорились ли мы с Алисой встретиться вечером? Сегодня понедельник, у неё занятия в школе актерского мастерства, значит, вечер у меня свободен.

— Ничего не делаю.

— В кино пойдем?

— Можно.

Яна толкнула меня в плечо.

— Так ответил, как будто одолжение мне сделал.

Я улыбнулся. Что-то мне подсказывало, до добра это не доведет. Потом посмотрел на Яну, снова улыбнулся, но уже по-другому. Теперь улыбка была искренней, такой же искренней, как и мое желание пойти с Яной вечером в кино.

Об Алисе я старался не думать.

…Домой я пришел в начале одиннадцатого. Не успел снять кроссовки, как в коридоре появилась Люська.

— Где ты был?

— А что?

— Просто интересуюсь.

— Гулял.

— С кем?

— А не много ли ты интересуешься?

— Глеб, я серьезно.

— Что у нас на ужин?

— Творожная запеканка.

— Фу!

— Другого нет.

— А пельмени в морозилке остались?

— Не знаю, я туда не заглядывала.

— Загляни. Если остались, поставь воду.

Помыв руки, я прошел на кухню и замер в дверях. За столом сидели Алиса с Димоном.

— Сюрприз, — засмеялась Алиса.

Я перевел взгляд с неё на Димона. Тот незаметно повел плечом. Димон был в курсе про Яну и кино, поэтому наверняка отмазал меня перед Алиской.

— Глеб, где ты пропадал?

— Говорил же тебе, — быстро сказал Димон. — У Михи он был.

— У Михи, — повторил я, сел на стул и принялся с аппетитом есть ненавистную творожную запеканку.

Люська удивленно подняла брови, но промолчала.

— Я думала, мы с тобой погуляем, в кафе сходим.

— У тебя занятия по понедельникам.

— Я тебе говорила, сегодня занятий не было.

— Да? Не помню.

— Оно и видно.

— Вкусно тебе? — с издевкой спросила Люська, видя как я уплетаю запеканку.

— Очень, — ответил я с набитым ртом.

— Тогда ты просто заслужил добавки.

— Не надо.

— Не стесняйся, я же вижу, как ты проголодался, — Люська взяла мою тарелку и положила в неё остатки творожной запеканки. — Приятного аппетита. Кстати, как там Миха?

По её тону я догадался, она знает, где и с кем я пропадал на самом деле. Поймав взгляд Димона, сразу понял — он проболтался Люське. Димон отвел взгляд в сторону. Я посмотрел на сестру. Она скривила губы в ухмылке. Алиске, конечно, Люська не проболтается, они хоть и подруги, но родного брата она не выдаст даже под пытками. Но нервы мне попортит основательно.

В комнате зазвонил телефон.

— Я возьму, — Люська вышла из кухни.

Алиса села рядом, положила руку мне на плечо.

— Давай сейчас по набережной пройдемся.

— Угу.

— Дим, пойдете с нами?

— Да. Только домой придется заскочить, Марса взять. Вечерами моя очередь его выгуливать.

Когда вернулась Люська, Димка залпом выпил остывший чай и встал.

— Встречаемся у подъезда через пять минут.

— Дим, сядь, — попросила Люська.

— По набережной хотим пройтись.

— Сядь.

— Люсь, что-то случилось? — Алиса подалась вперед.

— Случилось.

— Кто звонил?

— Дашка. Татьяну Андреевну вечером арестовали.

Глава четвертая

Жмурик

К Дашке пошли мы с Алисой. Заваливаться к ней всем скопом не имело смысла, к тому же мы хотели позвать её к себе с ночевкой. Вряд ли после всего случившегося она сможет находиться дома одна, тем более ночью. А так хоть будет с кем поговорить.

Дверь нам открыла незнакомая молодая женщина. Дашка стояла у неё за спиной.

— Проходите. Кристин, это Глеб и Алиса.

— Привет, — кивнула Кристина.

— Моя тетя, — нехотя сказала Даша и прошла в свою комнату.

— Слушай, а мы думали, ты к нам ночевать придешь.

— Почему вы все пытаетесь выкурить меня из дома? Сначала Кристина, теперь ты. Я не хочу никуда идти, мне здесь хорошо и спокойнее.

— Даша, будет лучше, если ты поедешь к нам, — Кристина села в кресло и, посмотрев в мою сторону, пояснила: — Предлагаю ей пожить некоторое время у нас. Отказывается.

— Да, отказываюсь. Скоро вернется мама. Я буду ждать её дома. К тому же у меня школа, не забывай.

— Ты все равно сейчас туда не ходишь.

— И что? Сегодня не пошла, завтра, может быть, пойду.

— Неужели они действительно подозревают Татьяну Андреевну? — спросила Алиса.

— Они с ума посходили, — вскрикнула Даша. — Мама не могла стрелять в папу, это абсурд.

— Произошла нелепейшая ошибка, недоразумение, назовите, как хотите, — Кристина развела руками. — Но всё обязательно разрешится. Таню отпустят.

— Поговори с Антоном Евгеньевичем, пусть что-нибудь сделает. Он же может.

— Даш, я поговорю.

— Ты ему звонила?

— Пока нет.

— Так позвони. Сейчас позвони. Кристина, пожалуйста.

Когда Кристина вышла, я спросил:

— Кто такой Антон Евгеньевич?

— Её муж. Очень влиятельный человек. Антон Евгеньевич старше Кристины на двадцать пять лет. Он обязан вытащить маму.

— Слушай, Дашка, ты главное не паникуй. Может, все-таки, пойдешь к нам?

— Нет, Глеб, дома мне лучше. И к Кристине не поеду.

— А как Сергей Михайлович, улучшения есть?

— Пока без изменений, из комы не вышел. Врачи оценивают состояние как тяжелое, — Дашка всхлипнула, и чтобы мы с Алисой не видели её слез, подошла к окну.

Вернулась Кристина.

— Я переговорила с Антоном, он сегодня же свяжется с адвокатом.

— Когда отпустят маму?

— Даш, не будь ребенком, ну откуда же я знаю.

— Пусть Антон Евгеньевич подключит все свои связи.

— Так и будет.

— Кристина Андреевна… — начала Алиса, но та резко её перебила.

— Какая Андреевна? Называй меня по имени.

— Кристина у нас молодится, — горько усмехнулась Даша.

— О чем ты хотела меня спросить, Алиса?

— Мы с ребятами ломаем голову, что могло произойти на самом деле. И ни до чего не можем додуматься. А вы сами к какой версии склоняетесь?

— У меня версий нет. Точнее…

— Что?! — насторожилась Даша.

— Поначалу я думала, это связано с работой Сергея. Ты же помнишь, как в прошлом году на него напали недалеко от редакции. А пару лет назад избили прямо возле подъезда.

— Помню, конечно.

— Сергей писал статьи, многим они не нравились. Люди всякие бывают, некоторые шли на крайние меры.

— Это понятно, но на этот раз меры оказались уж очень крутыми.

— В том-то и дело. Стреляли из его пистолета, в его квартире… Нет, это никак не связано с профессиональной деятельностью Сергея. Если бы его решили убрать, выбрали бы другой способ.

— Все так говорят, — сказала Даша, глядя в окно. — И в конечном итоге приходят к мысли, что в папу могла стрелять только мама.

— Дашка! Никто так не думает.

— И ты так думаешь, Глеб. И Алиса. И ты, Кристина. Я же помню, как ты спросила у мамы позавчера, не произошла ли между ней и отцом ссора. Зачем ты об этом спросила? Ответь!

— Я… я просто поинтересовалась.

— Врешь. Вы не верите до конца, что мама невиновна.

— А знаете, — сказал вдруг я. — Странно, что раньше мне не приходила мысль о подставе.

— То есть?

— Смотрите, пока все кажется нелогичным. Преступник зачем-то проник в квартиру, когда здесь находилась Татьяна Андреевна, и стрелял в Сергея Михайловича. А что если он того и добивался? Ждал, пока с работы придет твоя мама, и только потом стрелял.

— Не понимаю тебя.

— Подстава, Дашка. Хотели подставить Татьяну Андреевну, сделать из неё козла отпущения.

Даша посмотрела на меня, потом перевела растерянный взгляд на Кристину.

— Ты думаешь… Глеб, а ведь такое вполне могло случиться.

— Кому понадобилось подставлять Таню?

— Кристин, да мало ли кому. Все-таки это версия, и версия довольно порядочная. Надо будет обязательно сказать об этом следователю. А то они уже записали маму в убийцы.

— Тогда надо искать убийцу среди знакомых Татьяны Андреевны — сказала Алиса.

— Как вы себе это представляете, Алис? Что значит, подставили Таню? По-вашему, убийца уже находился в квартире, когда она вернулась с работы?

— Как вариант — да.

— Нелепо. Сергей был дома.

— Недавно мне рассказали историю, о том, как один мужик грабил пенсионеров. Прикиньте, он проникал в их квартиры днем, когда они находились дома. Бесшумно открывал дверь, проходил в комнату, прятался, а когда хозяева уходили, начинал искать деньги и ценности.

— Что ему мешало проникнуть в квартиру в отсутствие хозяев?

— Интересный вопрос. Когда его об этом спросили, он ответил, что тогда бы считал свои действия противозаконными. Мол, проник в квартиру, когда там не было хозяев. А так, он пребывал в уверенности, что попадает в квартиру вроде как с согласия пенсионеров.

— Сумасшедший какой-то.

— Естественно, мужик шизанутый был. Но тем не менее, факт остается фактом. За пару месяцев он грабанул более десятка квартир. Суть в том, что действовал он как невидимка. Я к тому и говорю, к вам в квартиру запросто мог проникнуть такой же невидимка и спрятаться в каком-нибудь укромном месте.

— Ага, здесь прям двадцать комнат и множество потайных мест. Глеб, нет, слишком уж притянуто за уши.

— А если я прав? И убийца спрятавшись, ждал прихода Татьяны Андреевны, чтобы в момент убийства твоего отца, у неё отсутствовало алиби?

— Так могли поступить не только враги Тани, но и враги Сергея. Что вероятней.

— Я бы проверил и окружение Татьяны Андреевны.

— У мамы нет врагов, никогда не было, и вряд ли появятся.

— А тебе известно, кто точил на неё зуб, скажем, на работе?

— В издательстве? Я тебя умоляю, маму все любили.

— Значит, не все. Предлагаю первым делом отправиться в издательство, попытаемся разузнать, что к чему, разведать обстановку.

— Секундочку, Глеб, — Кристина сдвинула брови домиком. — В каком смысле разведать обстановку?

— Кристина, мы ведь никому не навредим, если тоже попытаемся кое-что выяснить. Полиция делает свое дело, а мы можем провести собствннное мини-расследование.

Даша с надеждой посмотрела на меня.

— Я согласна с Глебом. Хуже точно не будет. Крис, пожалуйста, надо съездить в издательство.

— С нами там вряд ли буду разговаривать, — быстро сказал я. — А с вами, как с родной сестрой Татьяны Андреевны…

— Я поняла. Хорошо, можно съездить.

— Как насчет завтра? — спросил я. — Я поеду с вами. После уроков, скажем, в три часа.

— Ладно, Глеб. Встречаемся в три у подъезда.

— Вы на машине?

— Само собой.

Перед самым уходом я вдруг вспомнил об Алене, женщине с черной папкой, которая уходила от Филатова, когда мы с Люськой принесли флешку.

— Даш, ты знакомых отца знала?

— Некоторых.

— А женщина по имени Алена тебе знакома?

— Алена Леонидовна? Конечно, они с папой работают.

— Слушай, а как бы с ней пересечься?

— Зачем тебе?

— Не спрашивай. Лучше скажи, есть её координаты?

— Надо посмотреть в записной книжке. Телефон точно должен быть.

— Посмотри, Даш, я подожду.

Через пять минут Дашка протянула мне лист с домашним телефоном Алены Петрищевой. Я убрал листок в карман, решив сразу же, как только появится свободное время, встретиться с ней и поговорить по душам.

***

Зайдя домой, я позвал сестру. В ответ тишина. Решив, что они с Димоном пошли гулять, позвонил Люське. Недоступна. Набрал Димону. Он сказал, что Люська десять минут назад ушла домой. Странно, где её носит?

Приняв душ, я вышел из ванны и наткнулся на улыбающуюся Люську.

— Приветик.

— Ты чего вся светишься?

— Настроение хорошее.

— С чего вдруг?

— Да так. Глеб, я тебе чай приготовила.

— Угу.

— И бутербродики сделала. С ветчиной и сыром, как ты любишь.

— Тебя кто укусил?

— Никто меня не кусал.

— Чай, бутербродики… ты мой планшет доконала?

— Нет.

— Ноут сломала?

— Нет.

— Смартфон…

— Блин, да не трогала я твои вещи.

Я сел за стол и задумался. Люська явно что-то замышляет. Не будет она просто так по доброте душевной делать мне бутерброды и лыбиться без причины.

— Ну, я жду, — сказал я, откусив бутерброд с сыром.

— Чего ждешь?

— Не прикидывайся.

— Не понимаю, о чем ты.

— Люсь!

— Ладно-ладно. Глеб, тут такое дело…

— Так и знал.

— Не заводись, ты же ещё не в курсе, о чем я хочу поговорить.

— Но мне уже не по себе.

— Глеб, не вредничай. Пей чай.

— Валяй, давай, что у тебя?

— Понимаешь… короче, Глеб, у нас гости.

— Кто?

— Не пугайся, их не много.

Я встал и хотел выйти в коридор, но Люська преградила мне дорогу.

— Подожди.

— Отойди.

— Глеб…

— Дай мне пройти.

— Я уже подходила к подъезду, а он сидит. Такой весь бедный и несчастный.

— Кто он?

— Жалкий, понурый.

— Про кого ты говоришь?

— У него такие грустные глаза. И он плакал. Я видела слезы.

— Не выводи меня.

— Пошли, — Люська потянула меня за руку в свою комнату. — Ты его увидишь и сразу влюбишься. Клянусь! Он милый.

Распахнув дверь, Люська осмотрелась.

— Жмурик, ты где? Жмурик-Жмурик… Поганец, под кровать, что ли, забрался, — она села на корточки и заглянула под кровать. — Точно, здесь. Жмурик, не бойся, иди сюда. Глеб тебя не обидит.

— На фига ты приперла котенка, Люсь?

— Жмурик не котенок.

— Взрослый кот?

— Увидишь, — Люська схватила под кроватью неизвестного мне Жмурика и потянула.

Раздалось жалобное поскуливание.

— Не ори, дурачок, чего ты испугался.

Через секунду я увидел серого щенка.

— Знакомься, Глеб, это Жмурик.

— Офигеть! Лучше бы это был котенок.

— А чем тебе щенок не угодил? Посмотри, какой душка. Давай его оставим, Глеб, я сама буду с ним заниматься. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

— Ты ещё заскули, как он.

— Глеб, я прошу. И Жмурик тебя просит.

— Почему Жмурик-то?

— А ты посмотри, как он глазки жмурит. Жмурик и есть.

— Ты подумала, какой это напряг? С ним гулять надо каждый день.

— Я буду гулять.

— В ветлечебницу надо тащить, от блох избавляться, от глистов. Люсь, может, отнесешь своего Жмурика обратно?

— Но он на улице погибнет.

— Другие собаки не гибнут и он выживет.

— У Жмурика лапка болит.

— Не ври.

— Он прихрамывает. Не веришь? — Люська опустила щенка на пол, а сама отошла к двери. — Жмурик, ко мне.

Виляя хвостиком серый комочек покосолапил к Люське.

— Видел?

Действительно, щенок прихрамывал на переднюю лапу.

— И вообще, он породистый. По-моему, лабрадор.

— Дворняга.

— И пусть, зато какой хороший, — Люська опять взяла Жмурика на руки.

Я смотрел на щенка, щенок смотрел на меня. Люська сопела и шмыгала носом.

— И пахнет от него сильно.

— Помоем.

— Спать он где будет?

— Купим подстилку.

— Но учти, это твой щенок, и если даже на улице начнется землетрясение, ты встанешь и пойдешь его выгуливать.

— О чем разговор. Ты же знаешь, я всю жизнь мечтала о собаке.

— О кошке ты мечтала. О сиамской.

— Это было в детстве, а потом о собаке. О таком вот Жмурике.

— Ладно, оставляем.

— Ура! — Люська так заорала, что Жмурик испугался и сразу же описался.

— Гадство какое! Новая кофта.

— Я умываю руки.

— Глеб, подожди. Подержи его, пока я за тряпкой сгоняю.

— Чтобы от меня потом воняло.

— Но я одна не справлюсь.

— Раньше надо было думать.

Я зашел к себе в комнату, слыша, как Люська ворчит и отчитывает Жмурика. Ничего, пусть привыкает.

Через полчаса она просунула голову и заискивающе спросила:

— Еще не спишь?

— Пока нет.

— Глеб, я одна боюсь идти.

— Куда?

— Надо бы в супермаркет сбегать, купить Жмурику корм.

— До завтра подождет.

— Ты же все равно не спишь, давай сходим вместе. Заодно поговорим о Дашке. Пошли, а?

Я потянулся. Спать не хотелось, а проветриться перед сном — самое то.

— Идем.

В коридоре едва я надел кроссовки, Люська завизжала.

— Ты чего орешь?!

— Жмурик! Глеб, он мне кроссовок описал. Посмотри!

— Начинается.

— Что делать?

— Постирать.

— Кроссовок?!

— Ко мне какие претензии?

Люська психанула. Я взял деньги и вышел. Одному пройтись даже спокойнее.

Глава пятая

Урок естествознания

В школу я пришел одним из первых. Поднялся на второй этаж, встретившись на лестничном пролете с Яной. Хм, обычно Яна всегда опаздывает, насколько я помню, она лишь дважды пришла вовремя к первому уроку. Опоздать на три-пять минут для неё почти что норма. А тут, до начала инглиша больше сорока минут, а Яна уже в школе.

— Глеб, — опередила она меня вопросом. — Почему так рано пришел?

— Так получилось. А тебя каким ветром в школу задуло?

Яна быстро подошла ко мне, улыбнулась и тихо ответила:

— На то есть причины.

— Наверняка веские.

— Угадал.

— Теперь попытаюсь угадать, что у тебя в пакете, — я кивнул на черный пакет, который Яна зажимала в правой руке.

— Ну, попробуй.

— Там что-то легкое, но объемное.

— Тепло.

— Ммм…

— Больше мыслей нет?

— Не-а.

— Значит, ты проиграл.

— А что в пакете, Ян?

Ответить помешала появившаяся на лестнице секретарь школы Алла.

— О! — засмеялась она. — Какие люди в такое время.

— Привет, Ал.

— Привет-привет.

Как только она поднялась на второй этаж и скрылась за поворотом, Яна облизала губы и посмотрела на меня.

— Глеб, ты иди, я скоро тоже подтянусь.

Заинтригованный я миновал один лестничный пролет, остановился и осторожно перегнулся через перила. Яна меня не видела, все её внимание было сосредоточено на пакете. Пройдя в дверь на второй этаж, она выглянула из-за угла, простояла в таком положении около двух минут, а затем, резко отстранившись, уткнулась в смартфон.

Прошло несколько секунд, и я увидел Аллу, она открыла учительскую и сразу же куда-то помчалась. Алла постоянно создает видимость бурной деятельности. Целыми днями носится по школе и кричит, что ничего не успевает сделать.

Едва Алла спустилась вниз, Яна ужом прошмыгнула в коридор. Перескакивая через две ступеньки, я довольно быстро оказался возле дверей. Выглянул. Остановившись возле учительской, Яна достала из пакета букет цветов и толкнула дверь.

Так вот оно что, в пакете был букет. Не похоже это на Янку. Не в её правилах дарить училкам цветы. А сегодня наверняка у кого-нибудь днюха и Яна решила подмазаться с букетом. Странно. Такое поведение больше подходит Соньке Яковлевой, она хоть и отличница, но без подхалимажа жить не может. Но Янка…

После инглиша мы с Димоном решили сгонять в столовку, но на первом этаже меня выловила наша классуха Нина Владимировна.

— Глеб, не в службу, а в дружбу, поднимись в учительскую, если Игорь Львович там, пусть срочно подойдет в кабинет биологии.

— Окей.

В учительской Игоря Львовича не оказалось. Зато за столом сидела завучиха, она же училка по естествознанию — Клара Степановна. Школьная кликуха Штангенциркуль. Из всех учителей Штангенциркуль наиболее вредная, жесткая и злопамятная. Личную жизнь ей заменила школа, в которой Клара Степановна пропадает дни напролет, третируя учителей и учеников. Вечно недовольная, угрюмая, со своим фирменным рыбьим взглядом, она у всех без исключения вызывает неприязнь.

Но сейчас меня удивило другое. Клара Степановна сидела за своим столом и улыбалась. Верилось в это с трудом. Даже захотелось достать телефон и сделать фотку. Никогда не видел, чтобы губы Штангенциркуля расплывались в довольной улыбке. Обычно на лице ухмылка: мерзкая и ядовитая. И вдруг улыбается от души. Потом я перевел взгляд, заметив на краю стола букет роз. Цветы стояли в банке с водой, Штангенциркуль смотрела на них и лыбилась. Я выпал в осадок.

Заметив меня, Клара Степановна вздрогнула.

— Глеб? Ты за журналом?

— Нет, мне Игорь Львович нужен.

— Его здесь не было.

Я вышел. Штангенциркуль назвала меня по имени. Нонсенс! У завучихи золотое правило — обращаться к ученикам исключительно по фамилии. «Петров, иди сюда!», «Иванова, к доске!», «Сидоров, выйди из класса!». Янкин букет сотворил чудо, Штангенциркуль впервые улыбнулась по-человечески. Непонятно только зачем Яне понадобилось разоряться на цветы для этого монстра?

Пятым уроком было естествознание. В класс Штангенциркуль вошла со своим фирменным выражением лица под кодовым названием «Смерть всему живому».

— Почему доска грязная?

— Забыла помыться, — выкрикнул с задней парты Витька.

— Комаров, вытри доску.

— Почему я? Пусть вытирает, тот, кто писал.

Штангенциркуль впилась в Витьку своими холодными глазками.

— Хорошо, Комаров, я это запомню. Соня, вытри доску.

Пожалуй, Яковлева единственный человек, к которому завучиха обращается по имени. Сонька правдолюбка и совсем не умеет врать, Штангенциркуль пользуется этим, выуживая из Яковлевой нужную информацию. Сделала из Соньки стукачку, оттого с ней почти никто не общается.

— Соня, — повторила Клара Степановна. — Ты меня слышала?

— Да, Клара Степановна, — Яковлева встала и подошла к доске.

— А потом, Соня, — сказал Витька, — съешь тряпку.

Послышались смешки.

— Комаров идет к доске.

— Договорился, — хохотнула Светка.

Витька вышел к доске, а через минуту сел обратно, услышав ехидный голос завучихи:

— Это уже третья двойка.

Начав проверку домашнего задания, Штангенциркуль налево и направо ставила пары. Больше остальных досталось Римме. Римка нормальная девчонка, но учится средненько. И каждый раз Штангенциркуль не упускает возможности задеть Римму за живое.

— Учиться надо, Римма, а не в телефон постоянно смотреть. Я понимаю, дома много проблем, пьющие родители, но нельзя же пускать все на самотек.

— Клара Степановна, запрещенный приём, — сказал Димон.

— А тебя разве кто-то спрашивал?

Димон сжал кулаки, но промолчал.

Римма стояла возле стола Штангенциркуля, опустив глаза в пол. Она чувствовала себя не в своей тарелке, и единственным желанием было выхватить из рук завучихи свою тетрадь и выбежать из класса. Но Римма не могла позволить себе совершить такой поступок. Потому и стояла, опустив голову и ссутулившись.

— Смотри, Коптева, как бы потом жалеть не пришлось. Запустишь учебу, через пять-десять лет составишь компанию родителям-алкоголикам.

Римма сделала резкий вдох, подняла голову, посмотрела сначала на Штангенциркуля, потом на класс и, не выдержав, выскочила в коридор.

— Коптева, вернись! — завучиха была собой довольна.

Меня переполняло раздражение.

— Клара Степановна, зачем вы постоянно унижаете её пьющими родителями? В чем Римка виновата?

— Озеров, насколько я помню, тебе слова не давали. А когда мне понадобится услышать твое мнение, я обращусь к тебе за советом. — Закрыв Римкину тетрадь, Штангенциркуль швырнула её на край стола.

— А все равно подленько получилось, — сказала Светка.

— Причем уже не в первый раз, — согласилась Марина.

Штангенциркуль встала.

— Тишина!

— Почему вы затыкаете нам рты? — крикнул я. — Мы вообще-то не в концлагере, а вы не эсэсовка.

— Очень в этом сомневаюсь, — ответила Света.

— Ребят, что с вами? — Соня была испугана и постоянно переводила взгляд с довольного лица Штангенциркуля на нас.

— Яковлева, ты вообще лучше не вякай. Иди ещё раз протри доску.

— Так, — завучиха прошлась по классу. — Бунт на корабле? Хорошо. Кто ещё хочет высказаться?

— А за высказывания нас потом не расстреляют?

— Не расстреляют, Комаров, говори.

— А что говорить. Вы при всех унизили Римму, и мне кажется… — Витька замолчал.

— Что тебе кажется?

— Вы должны попросить у неё прощения.

— Согласна, — кивнула Марина.

— Понятно, — Штангенциркуль села на стул и закрыла журнал. — Комаров, будет лучше, если ты до конца урока погуляешь в коридоре.

Витька не двинулся с места.

— Я жду, Комаров.

В классе повисла тишина.

— Все встали, — прокричала Штангенциркуль.

Послышалась возня.

— Будете стоять до тех пор, пока Комаров не выйдет из класса.

— Звонок через семь минут, — хмыкнул Стас.

— А если он не покинет класс до звонка, всем в журнал по единице.

— За что всем-то?

— Это несправедливо.

— Мы здесь при чем? — возмущались ребята.

— Я сказала, всем по единице. И как вы потом станете их исправлять, это уже ваши проблемы. Комаров, ты подводишь класс.

Витька стиснул зубы.

— Мы ждем!

— Не поддавайся, Витек, — шепнул Стасон. — Хрен с этими единицами.

Семь минут мы стояли в относительной тишине. Прозвенел звонок. Взяв журнал, Штангенциркуль подошла к двери.

— За урок всем по единице. Комаров, я иду к директору, за срыв урока в школу вызовут родителей.

Она вышла.

— Стерва! — крикнул Витька.

— Клара Степановна, подождите, — Сонька выскочила из класса.

— Испугалась единицы, — Светка положила в сумочку тетрадь. — Как думаете, Яковлевой тоже поставит?

— Запросто.

— Сомневаюсь, — Марина взяла со стола Штангенциркуля тетрадь Риммы. — А вообще достала она уже всех. Сколько можно терпеть её тиранию?

— Она и учителей достала. На прошлой неделе Нину нашу до слез довела.

— Может, начнем её бойкотировать?

— Вить, как тебе это удастся?

— Очень просто. Забьем на её уроки.

— Ага. И потом будешь не аттестован.

— Пофиг.

— Тебе пофиг, а мне лично не пофиг.

— Тогда терпи.

Марина вздохнула.

— Жду не дождусь, когда окончу школу и забуду как страшный сон Штангенциркуля.

— Мы все этого ждем.

Вернулась понурая Соня.

— В ногах валялась, умоляла, чтобы единицу не ставили, Яковлева?

— Из-за вас и мне досталось.

— Опять отделяешься от класса?

— Зачем вы полезли на рожон?

— По-твоему, мы должны были молчать?

— Она учитель.

— Она использовала запрещенный прием.

— Ну и пожаловались бы тогда на неё директору, зачем самим влезать.

— Знаешь, в чем разница между тобой и всеми остальными, Сонь? — спросил Стасон, подойдя к Яковлевой. — Ты стукачка, а мы нет. Усекла?

— Отойди.

— Я к тебе не приближался.

Взяв сумку и пакет, Соня вышла.

Настроение у всех ушло в минус.

Глава шестая

В издательстве

В издательство мы с Кристиной стартанули в начале четвертого. Предварительно она позвонила в редакцию, где работала Татьяна Андреевна и договорилась о встрече с Ларисой Дмитриевной.

В кабинете помимо неё находилось еще две девушки. Отказавшись от чая, Кристина растеряно посмотрела на меня, я понял, что говорить придется самому. Кристина попросту не знала, какие вопросы задавать, и сильно сомневалась, стоит ли вообще что-либо спрашивать у коллег сестры. В машине она несколько раз повторяла, что наша затея заранее обречена на провал. Но ведь попытка не пытка, мы ничего не теряем, поэтому я сразу перешел с места в карьер. Спросив, в каких отношениях Татьяна Андреевна была с коллективом, услышал слегка удивленный ответ Ларисы Дмитриевны:

— В прекраснейших. Таня совершенно неконфликтный человек, даже авторы, которые иногда ведут себя, мягко говоря, не совсем корректно, питали к ней уважение. Острые углы Таня умела сглаживать.

Кристина посмотрела на меня с укором. В её взгляде читался немой вопрос, чего, мол, ты добился приездом в издательство?

— То есть врагов у неё не было? — спросил я, не то разочарованно, не то раздраженно.

— Ни в коем случае, — заверила Лариса Дмитриевна.

— А как же Панкратов? — подала голос девушка, чей стол находился у самого окна.

Лариса Дмитриевна повернула голову.

— А что Панкратов?

— Отвратный тип. Сколько крови он нам всем попортил. А Татьяне Андреевне досталось больше остальных.

— Да ну, Лена, Панкратов не в счет. Неадекватный графоман, по которому давно больница плачет. Мало ли ненормальных кругом.

— Кто такой Панкратов?

— Автор, — сказала Лариса Дмитриевна.

— Ваш?

— К счастью, нет.

— Да какой он автор, — скривилась Лена. — Его писанину никто никогда не будет издавать. До автора ему расти и расти. В этой жизни он точно писателем не станем. Они с Татьяной Андреевной были на ножах. Панкратов её ненавидел, он даже угрожал ей.

— Даже так? — Лариса Дмитриевна была удивлена. — Я не знала.

Конец ознакомительного фрагмента.