Очарованный берег

Юрий Бевзюк

ОЧАРОВАННЫЙ БЕРЕГИННОКЕНТЬЕВКИ …ЧТО ПОД СОВГАВАНЬЮ, —во всем свете, – благодаря книгам моим, —теперь известной, —правда, лишь человекам, – взапраавду интересным…коих число увеличат, очень надеюсь, – всенепременно… Книга содержит нецензурную брань.

Дизайнер обложки Евгений Сазанов

© Юрий Бевзюк, 2020

© Евгений Сазанов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-0946-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОЧАРОВАННЫЙ БЕРЕГ

ИННОКЕНТЬЕВКИ…ЧТО ПОД СОВГАВАНЬЮ, —

во всем свете, — благодаря книгам моим, —

теперь известной, —

правда, лишь человекам, — взапраавду интересным

…коих число увеличат, очень надеюсь, — всенепременно…

12 июня, 12.26…Малейшей удаче подольше радуйся, — самую большую неудачу — сразу забывай

4 июня 2020.,3.22…Отдохнув 2 дня от оцифровки, — выпадению фазы благодаря в электротоке здесь на «дачах» (нам никто не давал их, они наше природное достояние: всё сделали здесь сами, — от парадигмы рабской уходить давным-давно пора бы!)… В 80 лет, 7 м-в и 8 дней, — воодушевляюсь вновь, как в жизни, уже долгой, многожды, — воспоминаньями далёкой молодости…в силе когда ещё был полной

…И сильно возросло хотя моё словесное мастерство — и, удивляюсь сам, — и до сих пор — на 9-м десятке! — растёт…но близится неуклонно окончание моего земного срока — и людям я обязан передать главное и основное из моего многоопыта… Считал я как-то, лет уже 10 назад — после 70-ти всё время ускоряется (хотя вся жизнь прошедшая мгновением мелькает!), — сколькими же овладел уменьями-навыками: что-то до полусотни два-три не досчитал лишь…где-то записано…но попробуй найди…

…И самым важным навыком моё далёкое прошлое связано с будущим, уже не моим, — других младых уединения, простора, свободы от сует людства животного, — морской «капусты» (ламинарии) — из дымки прошлого мне видится лов: в нём экономика тесней всего со здравым связана жизни образом

На кромке суши-моря в нём романтика извечная, в нём тишина ночей; в нём гладь с утра моря спокойного…когда лишь можно видеть водоросли и добывать со дна морского; и спектра цв`еты все — солнца восходов и заходов: от на востоке розовых зорь — до з`а горы, на западе, заходов багровых; в нём бодрый волн прибой в мысы обычно в полднь…что в унисон с создавшей нас природой — не города огромного то адский армагеддон… неминуемо и скоро не избежать которого…не расселим гибельные мегаполисы ускоренно

Дальше сочиненное на пишмашинке раньше 4.39

[3 авг. 2007 г. …Хотел было за хлебом в Таегу…но дождь; прочитал-пролистал всё интересное сколько-то — из привезенных с месяц назад остатков третьей библиотеки (уцелевших от пожара страшного здесь 28—29 декабря второго этажа и чердака-мансарды: «Сгорела крыша и чердак, весь выгорел 2-й этаж, большая библиотека сгинула золой и дымом; стекляная на 2-м этаже осыпалась теплица…28 декабря, полуметровые снега: никто не мог заехать в гору — никто не мог мне здесь помочь: с огнём боролся я два дня и между ночь…но одарен 20 января годо 2005-го (на годе своём 65-ом!) — искрой поэзии зато…вскоре огнём возгорелась которая…что позволяет жить мне до сих пор…жизнью полной — и молодым могу помочь создать достойный жизни образ вне гибельных мегаполисов, в полном согласии с природой…

/Три последние дня воспоминанья современников о Гейне перечитывал, — поэта-еврея, облагозвучившего язык немецкий*; он, как и Пушкин наш, — из высших сфер (но банковских, не из знати); его, возможно, доконала кузена зависть, наследника крупнейшего состояния, выплачивать пенсию великому поэту отказавшемуся, — слово нарушив своего отца, поэта дяди, — скорей всего что и вызвало мозговой удар, — у Генриха в 56 лет ноги отнявший (но сухотка спинного мозга развивалась смолоду: лет с 20 он жаловался на говоные боли…так что и мутации опасные могли быть виною, — следствие отрыва знати от народа…как и геомиофилия у сына Николашки нашего того же)…

…И время, и место, и срок жизни различны…но обща вот зависимость — от зависти близких…Гейне, к тому же, был ростом мал; а я выше среднего, по тому времени, был молодым: 176 сантиметров, и сложен атлетически (как-то замерил, лет в 30, свою антропометрию — соответствовало мастерам спорта в среднем (кроме спорттуризма не занимался праздно спортом никаким!)… И даже у меня вообще не было столь мощного стимула перед девками выделиться, как у поэтов малорослосильных… Насколько этот стимул мощен, — отметил как-то я в Южносахалинске, в году 63-64-м, — служил когда, на службе срочной, в политотделе Южносахалинской мотострелковой дивизии (сержантом — на должности, званием до капитана); попав на сборище местных поэтов (числом до 15-20-ти, — был удивлён немало их ростом малым: я был средь них гигант: 176 сантиметров…из них же хоть бы один — из 20-ти-то!, — выше метра 60-ти!…__________________________

* Дальше — чрезвычайно важное! Не помню когда и где купил двухтомник Конрада «Жизнь Гете», перечитывал его за два десятка лет раза три, — и пропускал потрясающее! Не обращал внимания на не слишком талантливый перевод (двумя женщинами-переводчицами с немецкого): «Чего от меня хотела судьба? Вопрос этот дерзок: не требует ведь она слишком многого от других… Ей наверное удалось б создать поэта, не ставь ей в этом немецкий язык препон»……И только когда сам стал… вроде бы… поэтом на старости лет, — воспринял всё этих строк значение! …Тут же — когда-то раньше сочинено будто! — улучшил перевод довольно неуклюжий — и в размере, много больше подходящем — не предназначен ведь объективный гекзаметр для субъективных признаний (так и сыплю афоризмами):

Судьба! Чего ты от меня хотела? Спрошу тебя, прости меня за дерзость. От всех других, за малым исключеньем, — не ждешь ведь ты чего такого экого… Тебе наверно удалось б создать поэта, — будь благозвучнее язык немецкий

И тут же мой моментальный ответ Не Судьбе — самому Гете через почти два столетия:

А у меня нет ни малейшей к языку претензии! Любая мысль чеканится в стихе, любые чувств оттенки И не предъявишь их причудливой судьбе, что поздно так открыла мне поэзию …Но нет мудрее времени и места, — и случая! — когда родиться, где……На деньги я не разменивал дары бесценные: поэзия не стала в жизни средством, — а под конец лишь средством осмысления, — и, значит, жизни продолжения, — когда других уж не осталось средств

Задача поэта — создать экспрессию, найти такие речи, — чтоб, разъясняя, — воздействовали

Людство проходит, возможно, полосу самую тревожную: обуздания, насколько возможно, в человеке животного, — что до сих пор выражалось в войнах, — кои двигали его становление и развитие, — но взрывным техники в двадцатом веке засильем, — стали невозможны.

Войны всегда начинали зачинщики в уверенности, извлекши выгоды, — остаться в целости самим. Но возмедие великое в России — казнь монаршей семьи, — (и вытекающий из него суровый конец главарей гитлеровщины) их проучило, — а технический взрыв, ликвидировав фронты, за которыми мерзавцы отсиживались, — невозможность «фронтированья» довершил…

Но это породило совсем безвыходность: исхода реального из нынешней ситуации — кроме всеуничтожаюшей «войны всех против всех» — не вижу: надежда слаба на разум слишком, — на добро, — когда до сих пор в основном двигало зло… За исключением революций только, — нашей особенно… Видимо, есть закон отшатыванья от пропасти… Вся надежда — на него…

12.02…Из разговора смартфонного со Светой Кузьминой

Доведение Твардовского до шедевра

«(В свете — ?)«Что до последней утопии… в Азии этой, Европе ли…\ Нам-то она не гроза! \ П`ожили, водочки п`опили…\ Будет уже за глаза; \…Жаль только мальчиков, девочек…»

прослабил дальше он, не помню…зане, не жаль что никому и никого в конечном счёте …и даже себя, пуще всего… в «Двенадцати» как, у Александра Блока:

«…И идут без „имени святого“ (мои кавычки — Ю.Б) \ все двенадцать — вдаль \ Ко всему готовы \ничего не жаль…»

…А потому, оно что, — злая ложь: — от века длила власть царей-жрецов…всех тунеядов прочих; и лишь у нас, в России, в году 17-м, был укорот…

…Из с Евгением Сазановым разговора смартфонного:

«Из строгого, стройного храма ты вышла на визг площадей; Свобода, прекрасная дама, маркизов и русских князей…Свершается страшная спевка, — обедня еще впереди: Свобода, публичная девка на шалой солдатской груди» Марина Цветаева, лето 1917-го

…Гениальнейший стих женщины талантливейшей, — неумие — безжалостность «пола слабого» гениально удоствоверяющий!..

Ея отец, просветитель начала прошлого века Цветаев, к ней как-то, еще девице, зайдя, — Наполеона, коему, как иконе молилась, — злодею, мало было коих!, — со стены портрет в гневе сорвал — на полу ногами растоптал…с ножом Марина кинулась на родного отца!…мерзавка гениальнейшая… Женщин вообще природа супротив свободы, — против всего общественного нового, — и справедливости против природной; и нету ПРАВДЫ вообще в природе…тем под вопрос поставлен род людской: под гибель скорую… Спасти лишь разум подлинный теперь способен…

Цветаева повесилась в Елабуге; правды так и не постигнул Мандельштам, — хотя и лёг грузом весомым на весы истории в лживую горбачёвскую «перестройку»… По своим законам идёт история…и понеслась последние годы

…АРМАГЕДДОНУ подобно…

…Меня вдохновлял Мандельштам

в мои таёжные годы (71-88-й), —

хотя и лживым «Америки голосом»…

но стихотворением отменным:

«Ещё не умер ты, \еще ты не один; \покуда с нищенкой-подругой: \ты наслаждаешься величием равнин /…и мглой, и холодом и вьюгой/…В роскошной бедности, в могучей нищете, \живи, спокоен и утешен: \благословенны дни и ночи те — \и сладкозвучный труд безгрешен»…

…Нет — грешен! Пошёл с эпохой судной в контры ведь поэт…а потому, что слабо он вникал в общественное: увлечен смладу поэта славой, — в истории явно не достаточно разобрался…ошибка в чём была ведь смертная! — по-древнегречески-то ведь «ошибка» — «грех», — если без лживого религиозно-морального налета…

…Было со мной в конце 60-х-начале 80-х в унисон, — послевоенной лжою омрачённом: самосослался я тогда в Сихотэалиньские горы — и наслаждался как раз одиночеством: безбабьем-то как раз спасался от «плейбойства» пошлости — и вдоволь насладился величием суровых таёжных гор, — и хладного Татарского пролива…от материка который отделяет остров Сахалин: знаний, ума — и силы воли мне тогда хватило поступить безошибочно …чтобы теперь вот одну за одной выпускать книги: дабы сполна — и, на десятке лет девятом, — покуда жить… 13.6.20 людства продлением жизни…

Сей эпизод наверняка в мой армейский дневник занесен, — с продолженим над расшифровкой коего работу, — над воспоминаньями которую осенью хотел продолжить…но отпугнул ужасный мой почерк — оставим до лучших времён; посему взял папку начала 80-х «Турдефорс в Совгавань» (что было в жизни главное, за что себя лишь уважаю)… но то в последовательности лучше, то есть «Армии и партии» после («Турдефорс» издан позавчера в Родиго и издательствах других по всему миру); ничего не оставалось, как за «Иннокентьевку» взяться, за три ка (пустоловного) сезона: «навара» мало, но впечатлений масса: не требует серьезных обобщений [вот здесь серьёзно ошибался! 4.6.20]…

Но в них романтика, экзотика — и ощущение полноты сил…в первых двух особенно…а в 3-м, в 1980-м, — общение с семейной парой на, рядом с моей палаткой, маяке; там и тогда влюбилася в меня — лучшая из встреченных в жизни женщин (как кажется — зане не произошло сближенья 13.6.20 и совершенно неизбежного опошлелья отношений!); но узнал об этом лишь следующим летом…когда ее уже не было (и сам узнал случайно я в Совгавани об этом: она ж ждала меня в 81-м, уж с мужем, журналистом, разойдясь, моим тогда ровесником (они в Свердловске принанялились в 80-м смотрителями на маяк; в неотразимости своей Катя была уверена…очевидно не зная, что я уже 50%-й алиментщик, не понимая природной разницы наших к детям отношений: — для меня важны не чувства к детям, — но к женщине; у ней же были сын и дочка, хотя и прелестные…но таки ж 50%-й ведь был я алиментщик…О, если б Катя встретилась мне д`евицей! О, драматизм-трагизм фактически!…сущности человека противоречивости! О, если б создан был я для жизни пошло-тесной семейственной!

С Катей общение, с женою тёзки, журналиста-ровесника из Свердловска, — было в 79-го года лето, — от лета 75-го третье, — от первого ка (пустоловного) лета…За описание на пишмашинке взялся после успокоения от треволнений с тайгой расставания в 82-м годе, — после драматического с охоты ухода, и осложнений отношений с женщинами (на четвёртой из коих — таки, к концу января 83-го, мал-мало успокоился: насытился телесным, — потянуло на духовно-словесное: таковым и стало воспоминание об одной из лучших женщин встретившихся…короткое общение с которой, — уже вторично вспомнилось через три года после первого…В начале февраля 83-го…с подлёдной рыбалкой на корюшку перемежая…которой, можно сказать, увлекаясь — 2 с половиной зимы после охоты от ада вселяемой девятиэтажки кромешного спасался…Покуда эпопея, «дачная», — осенью 84-го здесь не началась: жизнь моя «третья», — в которой я «образ» жизни здравой на примере собственном создавал… и вот, с 14-ти книг издания, четвертую жизнь начинаю, почти виртуальную… Дальше текст февраля 1983-го на пишмашинке механической…с самой минимальной правкой стилистической…

…Неосуществившееся особый, тонкий, элегический вид грусти оставяет, — осуществлением не замутняемый, — и в элегических, так сказать, обстоятельствах…но эта женщина вспомнилась желанием немедленной встречи, — желанием, ни разу не возникавшим за те две или три недели знакомства, — там более необычно-неожиданным, — что за полгода после «капустного» сезона в Иннокентьевке Катя ни разу не вспоминалась — и даже имя ее, тогда и теперь редкое, не сразу припомнилось… Желанием, возникшим в самый неподходящий момент — пред самым выходом из зимовья в морозный рассвет; и не желанием плотской встречи с матерью двух уже детей, — а странно-виртуальным острым сожаленем, что встречи этой не произошло назад еще лет семь, — когда она была ещё свободной и бездетной… Что и не могло произойти сей встречи — ведь были мы разделены многими тысячами километров: Катя жила на Среднем Урале, в Свердловске, — да если б и во Владивостоке 68-69-го года: надо было так уникально сложиться жизненным обстоятельствам, — чтоб встреча состоялась, когда она с мужем и детьми двумя, — были смотрителями на Иннокентьевском маяке, на мысе северном, высотою метров в 30, — бухты иннокентьевской…что недалеко в холодный Татарский пролив вдаётся…

…Шёл второй месяц посленовогоднего 79-го года на пушзверьё охотпромысла, — кончался год 8-й моей охоты, — оставались неделя февраля и неделя марта; и одиночеством насытился и нескончаемыми хожденьями на лыжах…Тогда-то и вспоминаются вечерами с женщинами ситуации, мог бы когда, — да заразы побоялся, — иль отложил, — она же снова не пришла; но тут вспомнилось утром, когда в раздражении от немедленных дел: надо приготовить плотно поесть — долог уже предвесенний день; надёжно укрыть немытую посуде, — на промысле моют только раз в начале, осенью; упаковать в рюкзак, что понадобится в избушке верховой; сверху еще капканов сколько-то (мучения зверьков представляешь с неудовольствием: жестокое таки занятие охота: дорого достаётся свобода воли); протереть, смазать и собрать СКС (самозарядный карабин Симонова)… хотя маловероятен к весне медведь-шатун; подвесить — от мышвы — к потолку, продукты остающиеся; одется, наконец, обуться, выставить лыжи, рюкзак, оружие — наружу, на лице ощутив ворвавшийся во влажное тепло избушки сухо-морозный воздух наружный…Еще раз проверить, надежно ли укрыта от мышвы в кастрюле или на сковородке еда остающаяся — очень придётся кстати, когда, на пределе усталости, приползешь через неделю-полторы, следующим кругом в эту же избушку базовую…особенно если лыжню — обильным снегопадом покроет — переновой, часты в горах близ побережия пролива Татарского которые

…И вот, всё вроде бы готово, — оглядываешь напоследок в полумраке убранство избушки убогое…наклонив голову, — досадуя в который раз, — что не хватило духу в начале первый зимы на Муни, — ещё один венец доложить…но и без того вкалывал тяжко, без часу, — сутки, — в начале мягкого декабря не законченный в начале осени позапрошлого года предшественником, Бакаевым 30-тилетним, — сруб обнаружив (тот, выходя к семье на праздники ноябрьские, — ухитрился в 73-м году, — палец большой на ноге отморозить…когда не бывает еще морозов серьезных! — так, не начавшись, — его охота закончилась); я же, на тот добротный сруб наткнувшись, — пришёл вскоре, числа 5-го декабря, «выше крыши» нагруженный, — со стороны ручья костёр разложив под окошком избушки, ровно в полночь, отдохнув, — труждаться, дымом костра задуваемый ото льда ручья — всё равно не спать! — , в темноте полнейшей начал, — бревна пятиметровые, в комле 30-тисантиметровые волоком, метров за 70 таскать (3,5-метровые мог поднести на плечах, на пределе силы, с трудом), — поменьше лесины которые, и поближе, — Бакаев со свояком, в сруб уже уложили…Труждание то, в начале декабря 74-го рекордное, — описано неоднократно: ровно в полночь начав, — в 23 печь железную затапливал…каждый раз, избушку покидая, разделку жест`яную — жестян`ой же трубы осматривал тщательно: не затаилась ли в потолке из половинок листвянок расколотых, проложенных сверху мхом — и грунтом из-под костра утепленных, — предательская искр`а… Но всё в порядке, в печи прогорело с час назад; дверь, из горбылей сбитую, открыл, ногу занёс над высоким порогом, шагнул лицом в 30-тиградусный мороз погожего предвесеннего рассвета — в поединок вступил с горнотаёжным безлюдьем…в котором высший смысл и был…

…И вот, ни с того вроде, ни с сего вспомнилась эта ладная 28-летняя женщина, с невозмутимым, соразмерным удивительно, слегка смугловатым, как у индийского божка, лицом, — сильные ее желания на нём никак не отражались…и до меня через полгода лишь дошёл её посыл…тогда погашен был приездом Майки: на ней спустил тестостерон…и сына ей «внебрачного» заделал! (обманом выманенного у меня); а до приезда Майки в августа средине, ночами Катя проходило моей палатки мимо брать замеры уровня воды; а муж ее и мой ровесник, тоже Юрий, — днём ходил: болел гипертонией… и надо было ночью спать без перерыва…

…Это уже в 3-м и последнем капустоловном сезоне, в 77-м г. было

…Но с самого начнём начала, с июля года 75-го, когда впервой я в Иннокентьевку попал; за спиной уже были четыре таёжные охотзимы…и командировка в Биробиджан на сбор папоротника орляка (о коем тоже есть машинописные и очень юморные воспоминания, — их тоже б надо цифровать: дойдёт черед опосле «капусты» — ламинарии…ни на что другое уж меня не тянет…на девятом-то десятке: пожалуй, — это жизнь и продолжает…ко мне относится древнеегипетское эссе «О всё видавшем» — не видел лишь я действие своих писаний — оно ж сильнее тем, — чем выше мастерство словесности…оно ж покуда всё повышается…но ослабевают всё больше мышцы…последний год…

…Хотя с рожденья я — прибрежный житель, — но детство в бухтах тихих проходило Чуркина мыса, морского района Владивостока, — загородного фактически (добираться до центра 5 километров, огибая длинную бухту «Золотой Рог»), — но в Иннокентьевке три сезона «капустных» жил у мыса каменистого, — в полдень в который бил прибой Татарского пролива…по идеальной с рассвета глади которого, — что и позволяло углядеть ризоиды 4-хметровой водоросли на дне морском, — разгонялись к полудню волны, — с протяжным гулом о камни бились крупные…в какой-то сотне метров от моего обиталища утлого, — сшитой самим из серой бязи походной палатки… Обычно ровный гул прибоя — не утомлял, — напротив, входил он в унисон с матью-природою, — шуму дождя подобно, леса говору и ветра разговору…в камнях теперь моего здесь «замка» из ноздреватого камня вулканического…но пока негромко лишь: тревога потом — не снесло бы крышу…

…Попал я на то экзотично-романтическое побережье благодаря графе в плане госпромхоза «освоение новых промыслов», во-первых; эта графа была в забвении…но прибыл, окончив Иркутский Пушно-Меховой институт, — еще только 25-тилетний, но уже полнеющий, веснушчато-голубоглазый блондин Владимир, верно если помню имя, Хлынов (на Хрущёва молодого похожий удивительно!…и оба на известный персонаж фольклора), назначенный главным охотоведом…Видимо, перед директором малоинициативным, Жиленко, моим ровесником, хотел отличиться; пожаловал, в самом конце июня, к моей времянке, — и не приказал — предложил подумать мне на предмет освоения нового промысла — лова ламинарии, «капусты» морской…

У нас как раз в разгаре, после командировки в мае в Биробиджан на сбор папоротника-орляка, — был заключительный этап любви страстной; раздразненный помоложе охотничками-сотоварищами их подвигами в Икуре по сей части и, нелегко перенеся одиночество в начале июня, за Киргой, найдя мощнейший папоротник, и, один из десятка, на сотни две собрав за полторы недели (ко мне машина приезжала через день), — я наконец, без месяцев, в 36 своих лет лишь, сексозажатость общую тогдашнюю разжав, — к Людмиле позу «со спины» — к её восторгу и сожалению, что запоздало столь, — сколько упустили удовольствия, — применил страстно… — но вторично не выдержала дерьмовая отечественная резинка: — к майскому аборту страдалицы от разрыва резинки в позе обычной, — прибавился «криминальный» от позы «со спины» необычной… Но это уже в конце лета, после сезона «капустного»…выявилось

…И хотя очень хотелось пожить с женою летом — никак не мог отказаться от командировки в Иннокентьевку: год, с небольшим, назад вышел из партии по заявлению, — и этот Хлынов, только тогда главным охотоведом прибывший, — присутствовал на том раздолбоне в конторе госпромхоза — из-за нагоняя директору Жиленко в горкоме: в том заявлении, долго думая, как обосновать еще небезопасный тогда жизненный шаг, — я написал: «По характеру работы не могу выполнять уставные обязанности члена партии: платить регулярно членские взносы и посещать партсобрния», — вот не ведающие юмора партчинуши и вчинили директору раздолбон, — не обеспечивает де (единственному!) члену партии беспартийный Жиленко выполнение устава!, — а мне, собрав гопромхозовское начальство, — тот предложил «расстаться с нами» (но я понадобился тогда начальнику южного, собственно Совгаванского участка Беляеву, — о чём в «Проливе хладном Татарском»); в ГПХ я всё ж остался, — но привилегий был уже лишён партийца, — и мною стали затыкать «дыры», как то: подменить на отпуск завскладшу летом того же года 74-го, — в результате чего был вынужден по выходным заканчивать пару домиков дачных, — и, в раздражении от, на пороге цеха пьянки, — отхватил начало первой фаланги левой руки указательного пальца на циркулярке… тут бы надо этот случай описать

…Хотя себя считаю сч`астливым даже необычайно…со мной случались и несчастья настоящие; а тут — тогда — я даже инвалидом частичным стал…Летом года 1974-го, в деньгах нуждаясь, — дохода охота давала еще недостаточно!, — подрядился в местном бытовом комбинате пару домиков гнать небольших дачных, — перевозимых на больших грузовиках; 20 рублей стоил каждый, — за полмесяца можно было оба «ссобачить», — неплохой по тем временам заработок…«Калымило» там так нас четверо-пятеро; пара были совсем невзрачные, не запомнились никак…А третий не забудется никогда: из-за него частично — я инвалидом на всю жизнь стал частичным!..

…Моих лет, с усиками — еще, кажется, без усов был я, — красиво-брюнетистый парень, немногим поменьше меня; художником себя считавший, вроде бы развитый; я даже принес ему хвостик колонка, — из волосков коего кисти налучшие для живописи… Мы сначала готовили — пилили-строгали заготовки на домики, брусья-доски, складывали стопками напротив входа в цех, — и подносили, по мере домиков строительства, — метров за полсотни, где домики строили; и вот, где-то через неделю, вдруг подступил сей «художник» ко мне сильно агрессивно, чуть ли не кулаками перед носом машет, — обвиняя в у него заготовок краже! Навсегда запомнилось: так хотелось от души, как в отрочестве, когда, в лето горячее 53-го, ни один из шпанцов не устоял от моего кулаком сокрушительного удара, — так хотелось и этому, как следует, врезать…но еще с ноября 53-го, с 14-ти лет, — описано в книгах, особенно в «Дневнике школьном», — дал себе зарок на всю жизнь: не отвечать на оскорбленья силой…только в случае опасности действительной…а тут явно ощущалась демонстративнось: он не приближался слишком близко, махал кулаками полуметра от моего носа, не ближе (руку его успел бы перехватить…и явно много его сильнее был)… И оставалось, недели через полторы, — за два ещё дня — мне к полам тех домиков плинтусы нар`езать, отстрогать, прибить, — и 40 рэ получить, что тогда была сумма значительная…как является толстеющая завхозиха госпромхоза, дама не слишком красивая, но неглупая и хитрая, — и просит заменить ее в 2-хмесячном отпуске: она-де не отдыхала 3 или 4 года; я не соглашался было…но она тут же осведомила: в таком случае меня отправят на сельхозработы в Волочаевский совхоз под Хабаровск; пришлсь соглашаться, к тому же я имел в виду на заднем плане: должность завхоза позволит мне лучше с ГПХ ознакомиться — и добавит знакомых… Склад в ГПХ большой, много там чего, и оружия там нарезного больше сотни стволов, патроны…но, главное, в будние дни — с утра на работу; и вынужден был достраивать домики в субботу; а пьянствовал тот брюнетистый красавчик — «художник» на деревообделываещего цеха пороге; а я вообще пьнчуг не терплю…тем паче убеждённых, — тем паче удручение случилось на погоду!…Свихнулся плинтус, когда торцевал на станке строгальном! (не циркулярка виновата!) — срезало половину, верх левого указпальца с ногтем!)…мне бы в стружке поискать…может быть и прижилось…но страшная, как в жизни никогда, досада…лишила самообладания: хирурги молодые мигом всю фалангу ампутировали; и хотя рука силы не лишилась…но уже неполная дееспособность, например, ичиги шить: мешал тогда обрубок-культя пальца, вместо помогать… И ещё тогда мне надо было на акте о случае несчастном — неполная дееспособность в результате — настоять; а так получил я всего-то 40 рублей за те злополучные домики: хотя бы по-немногу за частичную инвалидность получил бы за всю жизнь много больше (Женя, узнай сколько, если схочешь, — и узнай, нельзя ли выцарапать у государства задним числом)…

…Люська, мне показалось, отнеслась к моей трамве не с сочувствием-утешением — и сейчас помню выражение ея лица!, — а даже со злорадством; тогда я себя виноватым считал, — ни малейшего значения не придал её злорадству…но отпечаталась, наверное, навсегда, насмешинка на ея прелестных губах, как увидела мою левую руку в проступившей кровью повязке…И только сейчас, столько лет — 46 как раз лет спустя! — смекаю: начальство ведь было виновно, что на пороге цеха пьянствовали…Лишь в «воскресенье» (до каких пор у нас будет действовать религиозный бред в словесности! И вонь, стало быть, поповщины!), один день всего, боль пальцев унималась — в понедельник уже на склад, — с болью изрядной еще месяц перемогался; задеты были строгальным ножом вращавшимся еще два, до мизинца, пальца, причем ближний не полностью сгибается; и мёрзнет до сих пор культя и два трамвированных пальца…

…И на охоте мешали те калеченые пальцы — шкурки снимать…но год прошёл так или иначе, отбухал я май, начало июня, под Биробиджаном, на папоротнике (в 83-м на пишмашинке описал, только оцифровать осталось), — и вот начальство меня от Люськи прелестной отрывает: на моркапустенцию отправляет…

…В небогатой библиотеке Совгавани всего одна тощенькая брошюрка нашлась по моркапусте (ламинарии), — и ней всего-то два способа добычи: канзой, — в усеченного конуса деревяшка, сантиметров 35—40 высотой, снизу см 30 диаметром, сверху 15, — пропиливается до 4-6-ти пазов, в коих из крепкой породы дерева прутья клиньями закрепляются: такая растопырка получается, на кою слоевища ламинарии наматываются; еще — к обуху косы штырья навариваются, на коих якобы срезанные слоевища зацепляются; приварили на судоремзаводе штырья…Лодку, водоизмещением до тонны, Хлынов в конфискате инспекции по маломерному флоту, бездокументно нашёл…И вот отчалил в Лососине, посёлке восточном, рыбацком, Совгавани, госпрохозовский катер «Калан», на юг направляясь; сразу нас встретила с юго-востока изрядная волна; за кормой катера моя лодка на прочном капроновом канате туда-сюда виляла…

…Часа через три перехода от Совгавани «Калан» в бухту Иннокентия вошёл; бухточка, хотя и небольшая, — не более километра по мысам и в материк с полкилометра, — но перестало сразу качать (хорошо защищена бухточка мысами от северняков-южняков, с востока же защиты нет…но они редки, и близкий Сахалин отчасти не даёт слишком волне разгуляться…Как бы опять в молодость свою далёкую вступаю — был когда в полном сил обладании, — и как хорошо: не поленился через 8 лет подробности на пишмашинке портативной «Москва» старенькой записать, — ведь выветрилось многое в мареве памяти через лет-то ровно 45!: очень многие-то и вовсе не прожили столько…

…Сбросили бочку с бензином с катера, перегрузил в лодку, вычерпав воду, — свой невеликий скарб, — за сутки в воде пребывания, в Лососине проконопаченная, — текла не столь уж устрашающе, как сразу после спуска на воду (потом узнал, что деревянная посудина любая, — если не безнадежно плоха изначально, — не подгнила, — довольно быстро почти или совсем воду не пропускает)… «Калан», развернувшись, не теряя времени в близких сумерках, — ушел к ставным на горбушу неводам на юг…Я же, оглядевшись, завёл свой 12-тисильный «Ветерок», и направился по глади бухты, — на посёлок, на остов пирса, невдалеке за ним, как потом выяснилось, — приземистый барак длинный склада и магазина; не более 400-м метров было до пирса…но 200-тлитровая бочка с бензином, на 3\4 утопшая в воде, — сильно тормозилась, рывками шла, как пловец брасом; но вскоре же тот путь в обратном направлении, на северовосток проделать пришлось: осмотревшись на песчаном пляже и не встретив особой приветливости — никто не вышел меня приветствовать!, — у немногих жителей, оставшихся от некогда многолюдного посёлка — как другие 3—4 посёлка Хабаровского побережья пролива Татарского, — Иннокентьевка пришла в запустение с переходом от берегового к активному морскому рыболовству (и особенно из-за резкого сокращения подходов в мае симы и горбуши июне); и смекнув интуитивно — особо размышлять не было времени: моркапуста не в бухте — за мысами наверное, — на останки большого рыбокомбината бывшего на мысу северном (которые давно уж на плавбазы перешли), — уже в начинающихся сумерках, не теряя времени, взял курс…в северо-восточной оконечности бухты, у невысокого мыса высившиеся брошенного рыбокомбината строения разглядев, — с расстояния довольно сносно еще выглядевшие

— Вот это как раз для меня, отшельника, — подумал я невесело

…Но надо было поспевать, темнота надвигалась; ветер стих совсем, и по глади бухты тёмно-масленистой — для, может, наблюдателей с посёлка немногих, — странная посудина рывками, на ночь глядя двигалась, — не к посёлку, но от него, — к рыбокомбинату заброшенному… В полной уже почти тьме пристал я к низенькой пристани почти у оконечности мыса; обследовал с фонариком довольно высокое и просторное строение крайнее, с еще сохранившимся полом, над сыростью галечно-щебнистого грунта приподнятым от прилива, — облюбовав от воздушных потоков, свободно гулявшем в помещении просторном — большие двери-ворота с двух сторон были сорваны, — подыскал от сквозняков, наиболее защищенный угол; — перетащил туда свой скарб, — и, прислушиваясь в состоянии странном приподнятости — полуподавленности к близких волн плеску слабому, и, в просторном открытом здании звукам странным, — над причудливостями своей жизни некоторое время размышлял…Такого ли ждали от меня смладу знакомые и родняя после столь впечатляюшего старта!…Но и приподнятость некоторую ощущал от столь экзотики-романтики; но наконец обилие дневных впечатлений и усталость, и 34 года всего-го, — вскоре своё взяли, однако — в глубокий сон до самого утра провалился я…

…Утром уже другое было настроение: ощущение свежести после крепкого, молодого еще сна, — усиливалось радостной приветностью тихого умеренно-прохладного летнего утра; преувеличенными казались вчерашние эмоции тягостные: в конце-концов еще достаточно молод я, полностью здоров — и, в общем-то свободен, главное: мною никто не командует, — никем не командую я: делай, что хочешь — и когда захочешь… не это ль с детства мой идеал!?.. И не Робинзона Крузо ситуация…но в несравненно благоприятнее обстоятельствах, повторяю, — о чём, с самого ранья, мечтал?..

…Заброшенный рыбокомбинат обошёл сначала — и сразу присмотел будку с дверью, два на три метра (можно закрываться на ночь для безопасности и запирать на день от воровства!), — для жилища гораздо более подходящую, чем на ветродуе пролива громадный склад-сарай; и с пристанью, хотя и с прорехами, обветшалой, — но, немаловажно, — рядом…Затем приготовил на костре немудрёный завтрак, перетащил в будку вещи и мотор лодочный; можно было и расширить границы обследованной территории; поднялся на невысокий, метров 10 всего, но довольно берег крутой влево, на запад по его кромке шла тропа в сторону посёлка; налево же берег ощутимо повышался — и на мысу был виден барак приземистый длинный метеостанции, — туда не пошёл, не зная ещё, как отнесутся обитатели тамошние к соседу, нежданно нагрянувшему…Пройдя тропкой к посёлку туда-сюда, бухтой; сопками залесёнными, её окружавшими, полюбовавшись, — южным мысом, узко-голым и длинным, понижавшимся (там небольшой аэродромчик самолёты У-2 принимал), — полюбовавшись, — к своей халабуде спустился и сходил с рюкзаком в посёлок за продуктами…На этом завершилась моя робинзонада: возвратившись назад, увидел на берегу возле своей будки сначала мальчика лет трёх, ракушку разглядывавшего; затем и его мамочку, недурную собою, лет 25-ти белокурую дамочку, — в джинсовых брюках, сидевших, из-за коротконогости, довольно неуклюже, — даже на мой, неискушенный в нарядах дамских взгляд, — особой стройностью хотя не отличалась, но миловидной белокуростью вполне искупался сей изъян

— А я вас узнала, — без особого воодушевления сказала она

— Где и когда мы бы могли встречаться?, — удивился я

— А на покосе, помните?, — нас было много, — а вы один такой…

И сразу вспомнился эпизод годичной давности: меня послали от конторы на косьбу зелёного овса для силосования городскому свинохозяйству; мне одному 35-ти еще не было, и мужиков пожилых человек 5; как всегда, я выбрал от поля главного подальше клок, но долго не оставался в одиночестве: вскоре окружили меня 5—6 молодок, — явно больше, чем достаточно подбирать за одним косцом; женщины были веселы и бойки, — и я, всегда не особенно разбитной с ними — там «раскрепостился», ощутил себя свободно и весело, расспросил всех и каждую, где живут, замужем ли, где работают; оказалось — все разведенки, — чем и объяснялась их повышенная активнось при виде меня, нестарого и нбезобразного, — тогда ведь 34 всего, к тому же достаточно моложавого, ростом и внешностью не из последних…и даже, в Совгавани…да и везде, — одним из первых… Запомнилось то чувство удовлетворения необязательностью, непринуждённостью, естественностью перекидыванья шутливыми словами — флиртом сразу с четырьмя-пятью молодыми недурными, веселыми, или старающимися казаться веселыми женщинами…Смутно помнилась и одна блондинка из той стайки, — выделенная мною и тогда из всех за внешность и особенную активность и веселость; еще она тогда, как и они все, была в юбке, — чем скрадывалась несколько коротконогость её фигуры…Теперь же с трудом узнавал в этой скованной и неуклюжей женщинке ту разбитную блондинку: игривости ни следа…но немедленно возникло сильное желание её, что называется, «огулять»!.. Что тут подействовало: побережья экзотичнось, зажатость сексуальности до Биробиджана — госпромхозовский молодняк, лет на 5—7 меня младше, воспитанный с детства верботой здесь же рыбокомбинатовской, — разжал; генетичиский импульс место пустое заселить? — я как бы навёрстывал раньше упущенное по сексочасти, — умственному развитию ради…

…Впервые было тут тогда — и «виртуальное»: «на овса покосе» летом 74-го не «применил» знакомство с Таней, — жена тогда еще вполне удовлетворяла (и не был «бабником» никогда, по всем канонам поступил морали-разума: вполне ведь быть могла у ней там и зараза); но в тайге зимой тот эпизод вспоминался не раз…

…И вот, после зимней «охоты», после «папоротника» в Биробиджане, после осложнений «сексожизни» с Людмилой (аборт), — не мог я встречу с Таней упустить (совсем о возможности «венерики» забыв!)… Но если тогда в ней была призывность…то теперь скованность ощущалась, как будто что-то её тревожило или заботило сильно; она и сказала: скоро переезжает на запад к какой-то родне; придти ко мне вчером соглашалась без энтузиазма, стесняясь отца, мужа начальницы метеостанции: «Ещё как девчонкой была, — в посёлок пойду, — с ума сходит, злится, места себе не находит…приду, если смогу…в городе рада была бы»…

…Ни до, ни после не ждал женщины с б`ольшим нетерпением; возбуждённость и тревога мои происходившим в природе усиливались: ненастье надвинулось, тяжёлые тучи всё небо затянули как-то особенно быстро, — дождь проливной ещё до темноты разразился, с ветром штормовым; лишь очень сильное желание может побудить женщину в такую непогодь придти…какое вряд ли наличествует и всё-таки ждал…вспомнилась китайская притча: «Даже если раскалённые ножи будут падать с неба, — женщина на голову железный котёл наденет — и к желанному пр`идет!"…И хотя я понимал: не успел стать таковым, — но с нетерпением всё же ждал…Но слишком много сошлось неблагоприятствий разом! Не пришла…

…45 лет спустя то, самое интенсивное в жизни любовное преживание, помнится в деталях: и встречи неожиданность, и места экзотичность-романтичность, — и рассроченность «скрытого периода», обусловившая «сублимацию» чувства столь быструю и сильную… Не непогода была главным в неприходе Тани, — буря, ливень и гроза, — смягчали даже моё разочарование: шторм с молниями всё ж какое-то оправдание…

…Назавтра Таня всё-таки появилась на берегу под видом прогулки с сынишкой…с вчерашним озабоченным выражением на лице

— Отец совсем изведется, если я буду сюда бегать, это у него еще когда девкой была; кроме того — уезжаю завтра; вот в городе тогда — другое бы дело…

…В тот же день неожиданно прибыл на «Калане», в помощь мне, Князев, тот самый, лет 30-ти, поменьше меня ростом на четверть головы, не слишком видный брюнет, — сумевший, однако, очаровать в конце апреля-начале мая, если не всех, как хвастал он сам, — то некоторых молодых татарок на станции Икура, ближней к востоку от Биробиджана, — куда десяток охотников из Совгавани отправили собирать папоротник-орляк; я прибыл в столицу еврейства российского 9-го мая того же, 75-го года…и в тот же день там вывалил мало не полуметровый снег! Какой уж папоротник (но «Приезд в Биробиджан первый» отдельно)… Я не слишком обрадовался присылке нежданного помощника…но он объективно даже был необходим при освоении совершенно неизвестного и очень непростого промысла: поначалу изготовление инструментина и оборудование плавсредства просто-напросто невозможны были бы одному; Князев неплохим партнёром, весьма покладистым, оказался, к тому же; он едва оправился от ножевого ранения — из-за девушки, зимой прошедшей, на метеостанции в горах верховья Коппи где-то, — куда в начале прошлого лета распределили после метеотехникума двух девушек; и сошлись на Новый год двое или трое ближних молодых охотников…и, ясно, из-за девки повздорили, и Князев получил ножик в бок, — а одна из девушек застрелилась из карабина одного из охотников…вот такое веселье случилось на метеостанции той на 1975-й год…

…Следующим после прибытия Князева утром мы изготавливали канзу возле своей будки, коей ламинарию предполагали с дна морского добывать; голоса послышались со строны тропы над обрывом; светловолосая Таня шла в светлом платье, в нём, от джинсов в отличие, — ее фигура казалась вполне приличной; шла с сумкой в руке, другой рукой вела сынишку; метров больше ста до них, но видно и слышно погожим солнечным утром хорошо было; кажется и наверное…но точно не помню, провожал их отец и дед (а мать совсем не запомнилась, умерла наверное, начальником метеостанции был теперь ее отец); пройдя нас, нашу на берегу будку, — она, оглянувшись, помахала так женственно рукой мне…она, конечно, тоже сожалела; вот если бы была в Совгавани после моего развода, в марте 76-го, через год!; но где-то была на западе уже год…как я в Совгавани бездомничал (в одной из книг — название забыл: их с конца февраля по конец мая сего года выпущено аж 14! — описано)…

…С прибытием напарника утратился уединения полный «смак»: не только о себе приходилось заботиться…и надо было решением «производственной задачи» озаботится: как со дна морского добыть водоросль? С собой привёз косу большую, с приваренной к обушку гребенкой большой; срезать-то она срезала…с усилием, понятно, немалым: увесистой, на 4-хметром шесте, железяке надо было ускорение достаточное в воде придать, — чтобы коса срезала;…но и срезанных слоевищ на гребенке слишком мало зацеплялось, — остальные…не к берегу — от берега отбоем увлекались — и выбрасывались дня через три на пляж бухты, уже в негодном состоянии: белеют при высыхании, что означает брак…

…Канзой, издревле коей моркапуста добывалась, — конусом усеченным деревянная болванка, с квадратной дыркой для шеста, с, по образующей пазами, в которых прутья березовые закреплялись, — удалось лишь с полтонны ламинарии, на выходе из бухты, с глубины лишь до двух метров добыть, — где волнение малое и прикрепляются словевища слабо, к мелким камням; и выявилось: при из воды выволакиваньи, когда вес вытесненной воды прибавляется, — борт пустой даже лодки сразу до воды опускается! Надо делать тримаран: по бортам лодки, в полуметре расстояния, поплавки из пары бочек 200-отлитровых из-под горючего — брусьями и обручами прикреплять, — и, становясь ногами на борт лодки и на тот или иной попавок, извлекать разом водоросли достаточно много…День рыскали по бухте в поисках бочек; нашлись нужных четыре; пару дней сбивали их в полавки, прикрепляли по бортам лодки, — но как погнал я по бухте тримаран, — как бочка с бензином вначале, тоже занырял «брасом»; — пришлось, день-два ещё, носы к поплавкам присобачиваить…И вот тримаран идёт ровно, три волны равномерно перед собою гонит, — из бухты выходим, поворачиваем налево — и, напротив маяка, канзу пробую на глубине метров трёх; только раз опустить удалось! Ни тпру, и ни ну: слоевища ламинарии так намотались, — что вытащить канзу, с уловом малым удалось, — лишь половину прутьев обломав!.. (13.6.30…От косы и канзы отказались сразу, начав вертушку изготовлять)…

…Не дал результата и советумый в книжке и рыбаками способ: собирать выброшеную штормами ламинарию, — часа за три удалсь собрать кг 200 выброшенной на берег водоросли, при том лодку било о камни прибоем, приходилось извлекать целые слоевища из крошева, вытаскивать полузанесенные песком — и издали таскать скользкие охапки, — переводить лодку ближе затруднительно было…а на обратном пути гружёную лодку едва не захлестнуло при прохождении южного мыса…И все труды рискованной экспедиции оказались напрасными: высохнув, слоевища побелели, вместо оставаться коричневыми…значит, успели схватить пресняка…

…На опробование каждого способа добычи ушло по дню; два дня на изготовление инструментов, оказавшихся бездобычными; на тайную заготовку шестов из чахлой — зато очень крепкой лиственицы на болотце вблизи посёлка (разрешения у лесничего не стал я испрашивать: кто знает, что за человек, — не истребует ли бумаги от начальства из города)… Итак, прошла неделя (первые два дня, пока был один, «капустные» проблемы в голову не шли из-за встречи с Таней), — а результата никакого…Виктора (Князева) всё это не особенно заботило — он с самого начала настроен был скептически, не ждал заработка, лишь бы провести время в угоду начальству…В решении задачи, ради которой он здесь, не особенно инициативный, покладистый, сдержанный, — избегал разговоров на темы посторонние, — зато о «бабах» всегда был рад посудачить: пересказал в подробностях свои недавние, апрельско-майские, приключения в Биробиджане (не записал тогда, в 83-м, — тогда, всего-то через 8 лет, многое держалось в памяти: сам я прихал в Биробиджан уже 9 мая, — а десяток охотников пригнали на Икуру, последнюю станцию перед столицей ЕАО, — и там молодняк из них славно погулял, перее… ав всех татарок, жён обслуги станции…Полностью предоставив мне «капустное» руководство, — он полностью взял на себя ознакомление с женским персоналом метеостанции; два раза на дню дежурные (через три дня) ходили брать показания уровня моря на футшток, кой находился рядом с нашей будкой; среди них — молоденькая, лет 20-ти всего-то, маленькая, чернявенькая, уже слегка полнеющая и с несколько полнеющим лицом девушка; не слишком красивая…но вполне искупалось при первой встрече молодостью и плохо скрываемым выражением наивного женского любопытства и настороженности одновременно — при встрече с незнакомыми мужчинами в столь безлюдном месте… Трудно было молодке сохранить бесстрастие: оба молодых охотника были «выше среднего» по мужским достоинствам, мне 35, Князеву 30; я, хотя был выше, сильнее, стройнее Виктора, но в уже с начинающимися залысинами, — и в контактности, разбитности сильно уступал Виктору, безущербному волосами и даже с несколько вьющейся шевелюрой, — правда, с немного вихляющей, после пореза зимой, походкой…Он был больше по нраву простеньким «бабонькам» той миловидностью ребячлевой, — чем строгая моего лица правильность, — за которым, может, и большее содержание…но оно ни к чему молоденькой самочке; да и моложе меня таки на пять лет Князев……Я и не подумал даже, — а он заговорил уже с Людмилой, узнал, что замужем, ребенку меньше года, муж работает на аэроплощадке — и заручился приглашением посетить её вечером на дежурстве… И всё это сразу, в первый же день: пришёл увидел — победил!..

…Вечером Виктор кувнул головой на метеостанцию

— Ну, что — сходим?

— Тебя пригласили, ты и иди

— Да как-то не хочется одному, составь компанию

…Видимо, всё же стеснялся…или, скорее всего, опасался: посещение вечером замужних молодок, ясно, не вполне безопасно

…На закате мы поднялись метров 300, крутой тропой между большими валунами по взгривку — от плоскоты рыбокомбината и увалу с огородами под конец у маяка и метеостанции, — и подошли к повидавшему виды, пережившему немало вьюжных зим и штормовых лет тёмному приземистому бараку; служебное помещение из двух комнатёнок (вся работа производилась в первом), с маленькими, как во всех строениях постройки послевоенной, давно немытыми окнами; в комнатёнке первой стояли стол и широкий топчан, телефон висел на стене; включалось освещение от аккумулятора, подпитываемого ветряком, — когда требовалось передавать метеоинформацию в город

Люда обрадовалась нашему, главным образом Виктора, приходу; но попросила подождать, пока передаст погодные сведения, что заняло мало времени, — но гораздо дольше совершенно бессодержательная болтовня с телефонистом на погранзаставе, через которую шла телефонная связь с городом; очевидно, эта милая легкомысленная болтовня стала для неё привычным времени дежурства коротанием; — в лихорадочном потоке слов одно обгоняло другое, — и партнёрам на противоположном конце провода отавалось только вставлять междометия односложные; на миловидном лице девушки было выражение полнейшей удовлетворённости разговором пустейшим; наконец все (кого она подзывала к телефону на заставе) и всё было проговорено, в неудержимом потоке слов возникли остановки…но тут на другом конце провода объявился кто-то, очевидно, по фамилии Свистунов, — к кому прилепилось прозвище «Свистулька», — это словечко она, с видимым на её лице удовольствтем, артикулируя чётко, — просклоняла, как могла только, — вставляя через 2—3 каждые слова: «Свистулька, Свистунчик, Свистулечка, Свисточек, Свистунишка, Свистунишечка»; я подивился редкостному терпению парня, наделённого хотя и звучным, — но не очень уважительным прозвищем…но и у него терпение, в конце концов, ист`ощилось, — судя по короткой запинке Люды и её удивлённому возгласу:

«Ну неужели тебе не нравится это прозвище? Оно звучное такое, — ладно, не буду»

…Очевидно, дамочка не лишена была садизма, помимо болтливости…вспомни0сь Ахматовой: «Я научила женщин говорить! Как их теперь молчать заставить?!»…

…Через два предложения снова засклонялся «свисток», с суффиксами всевозможными; мне давным-давно наскучила столь бессодержательная болтовня дамочки, — но у Виктора терпение было, похоже, неистощимо; наконец кто-то сменил «Свистульку» на погранзаставе и заговорил что-такое, отчего голос Люды заскучал, она стала меньше говорить, больше слушать, — и наконец повесила на рычаг трубку…Мне за время столь затяжной болтовни — стало окончательно ясно: девица, хотя и привлекательна свежестью и даже наивной глуповатостью, — ей совершенно нечем во мне увлечься…и потому бесперспективна на предмет «секса» вполне: совершенно говорить с нею не о чем!; таковой проблемы, ясно, перед Виктором не стояло, — терпеливо, без скуки всякой, словесное наводнение девицы переждав, — моим присутствием нисколько не смущаясь, — инициативу в свои руки взял; о чём с нею беседовать, — он тоже не знал…но его нисколько не тяготили долгие паузы в разговоре и даже затяжное молчание: он брал…не слишком крепость…осадой; совсем заскучав «ассистировать» ему при сем — я стал незаметно подавать ему знаки — пойдём, мол…но он притворился, что не замечает; я настойчивее — он досадливо омахнулся: иди, мол, не держу

…В кромешной тьме, нащупывая ногаи тропку, я медленно спустился крутизной к своей будке; было тихо, вода почти неслышно плескалась рядом в камнях; было тепло, но сыро от густого тумана, надвинувшегся с пролива; с некоторой досадой я ждал Виктора — ни малейшей ревности я не испытавал, не стоила того дамочка…всё же…; стал стихи припоминать, как всегда, когда сразу не засыпалось; напарник пришёл часа через полтора

— Ну, далеко продвинулся в обладании дамой?

— Да дурака свалял! Уже можно было, лежали обнявшись…чего-то подумал, рано ещё…сразу так: всё-таки дать надо настояться…

— Стоит ли разводить грязь? И как бы не попало — у мужа, наверное, есть кореша

— Ну, если всего бояться, — всю жизнь одну бабу будешь е… ать!…зимой в тайге, как приспичит, — каждую вспоминая, себе не прощаешь, упустил какую, мух прое… ал

…Пока я экспериментировал с орудиями лова, — Виктор Князев был на редкость толковым, покладистым помощником; без лишних амбиций, не лез с советами, где не «петрает», — если что, в деталях, советовал, то дельно; к решению задачи не имея никакого интереса, — он не выказывал нетерпения безрезультатностью немалых уже тружданий; к тому же, за неимением многих инструментов, приходилось выкручиваться немногими имевшимися, — Виктор был здесь изобретателен…Я же, с самого начала не ожидая заработка, мало-помалу увлекался решением задачи: и надо же что-то добыть ламинарии, дабы оправдать репутацию промысловика; к тому же было не в моей натуре отступать: я мог бы отступить только перед непреодолимыми обстоятельствами — здесь же не было таковых — и далеко не все возможности были исчерпаны

…Испробовав все рекомендуемые в книжке способы и убедившись в их неэффектиности, — я решил просто проделать в крепком комельке угнетенной на болотце возле посёлка лиственницы, — коей было лет 70, а высоты достигла лишь около 6-ти метров и в комельке всего с десять сантиметров; зато комелек столь крепкий, что и крепкий гвоздь не влезет! И все деревце, как железное!…Целый день ушёл на изготовление сего несложного инструмента: зане что бурава не было, Виктор прожигал в сыром комельке, не на одном уровне, перпендикулярно два отверстия — весьма кропотливая работёнка!; я же затесал на квадрат шест и изготовил вороток, на него насаживавшийся, вверх-вниз передвигавшийся и клином закреплявшийся; в прожжённые отверстия вбили большие костыли, валявшиеся возле старого кунгаса в изобилии, загнули полукругом…Результат превзошёл все ожидания!; еще из бухты не воходя, с мористой стороны мола, некогда защищавшего пирс рыбокомбината от волн валов, — а теперь представлявшего собою плавно продолжающийся в пролив северный мыс, с мористой стороны которого я в поласа надрал полную лодку…то есть сколько она смогла взять, не бортанув воды, когда осела под около всего-то килограммов 200-ухсотот; стало ясно: надо делать тримаран!..

…Поиски по всей бухте пустых бочек, изготовление прочной рамы из досок-пятёрок, в изобилии было которых, — хотя ломали бывший рыбокомбинат давно…но и нам осталось достаточно…как и железных обручей, коими спаренные бочки крепились к раме: крепить надо было прочно, дабы наше странное плавследство выдерживало удары волн…3 дня ушло на это: Люда в день своего дежурства, на третий день снова, — не побоявшись мороси, три раза, — метеоданные отослав, возвращалась к нам; днём Виктор сам ходил на метеостанцию и, объявил, вернувшись: «Готова, втюрилась; теперь она готова за мной куда угодно…ребенка бросит»…

Я слегка позавидовал столь быстрой победе, но вслух только хмыкнул:

— Так уж и побежала! —

— Я их уже знаю: дуры они, но нам-то что — нам того и надо

…Вечером подошёл на обратном пути в Совгавань «Калан», Князеву передали что-то срочное и он засобирался дня на два-три в город

…Перед отъездом Князева на «Калане» мы, столкнув тримаран в воду, проверили его на ходу: под собственным моим 12-тисильным «Ветерком», который, быстро разогнав торцами бочек крутую волну, замедлял движение, затем ускорял, двигался рывками: надо было делать к поплавкам носы; этим и занимался я все три дня, пока не было напарника; через два дня, не дождавшись своего дежурства и не побоявшись мороси, — пришла Людмила

— А где Виктор?

— Его нет, по делам в городе

…Лицо девушки сразу сникло

— А когда он вернется?

— Когда придёт «Калан»; а когда придёт — я не знаю; скоро наверное

Я ощущал некоторое лёгкое злорадство при виде столь явного разочарования глупышки, но, постарался никак его не обнаруживать; вполне неожиданно для себя — и, очевидно, она сама невольно дала какой-то спонтанный повод (чтобы ее вконец не разочаровавать!), — пригласил ее в будку…и тут же она невольно согласилась; и тут же тяжесть на душе ощутил — не только от явной рискованности сего сближения, — к которому надо было приступить, раз пригласил — и которое вдруг возможно стало, она раз согласилась, — но и от морального дискомфорта: пришла ведь не ко мне!; и только что почти по-детски не сдержала разочарования отсусутствием того, к кому пришла…но тут же, повинуясь зову гормонов, — согласилась зайти другому…Впрочем, весьма, возможно, согласилась просто от неожиданности — не было времени подумать и поддавшись женскому инстинкту уступать мужчине; приступить к дальнейшим действиям я не успел: едва только завёл я Люду в будку, усадил её и рядом сел — и положил руку на её плечи — она сжалась слегка, но руку мою не скинула, — как в двери возник силуэт выше среднего роста, сухощево-светловолосого, очень молодого парня, — приближения которого совсем не было слышно из-за разгулявшейся волны и особенно от стука дождя в жестяную крышу будки

— Извините, женщина тут не проходила?, — спросил парень смущённо

…Люда моментально, ещё до того, как её молоденький муж просунул свою крупную голову в дверной проём, нагнувшись, — быстро отодвинулась в тёмный угол между дверью и жестяной печью, обложенной кирпичами; это моментально-спонтанное ее движение побудило меня столь же быстро ответить:

— Нет, не видел

— Извините, пойду искать на станцию

…Вот так так! Люда сидела ни жива, ни мертва, — и я порядочно струхнул — что, если бы парень просунулся чуть бы дальше и увидел свою суженую?! Я понял сразу — это её муж, — было бы, без огня, — много дыму: счастье мне и здесь сопутствовало…

…Убедившись, что парень ушёл точно, обойдя для верности вокруг, — я выпустил свою ветреную гостью, выбранил и себя в недопустимом легкомыслии — чего только не вытворяют с нами размножительно-воспроизводительные гормоны!; порадовался, что всё сошло благополучно…пока; и повеселился слегка комизму всей ситкации…а очень могло быть не до веселья…Записано на пишмашинке в февр.83-го…12 июня 2020-го., 0.51

…Ну, а теперь, аж 45 лет спустя, и на 9-м уже десятке, — больше 15-ти лет назад уж «слабый пол» отпал, — тот казус вспоминется с приятностью…когда года избыли начисто опасность

…Но всего-то вечером до описанного казуса — другого рода испытал опасность я…и за три года до рожденья моего намного поопасней…довелось коснуться, мне, правда, — уже избытых историей страны страхов…но кто же знал — обернется-то как?.. Я проявил тогда «характер»…горжусь, вполне спонтанно…

…Почти одновременно с уходом «Калана» в бухту зашло уже знакомое мне судно с высокой белой надстройкой — метеослужбы; немного погодя от судна отошла дюралька и на веслах, медленно поползла к пирсу в глубине бухты, при магазине; увлеченный приделыванием поплавков к носам поплавков из сдвоенных бочек тримарана, — я было уже забыл о дюральке, — как она неожиданно вынырнула из-за притопленного пирса прямо передо мной; на широком носу дюральки стоял с шестом незнакомец высокого роста и крепкого телосложения, за веслами сидел уже знакомый мне рыжий парень, — приятель Виктора Князева, привёзший несколько горбушин, пойманных браконьерски «в Коппях»; потом мы ловили вкусную мелкую навагу — прямо в 10-ти метрах от своей будки вечерами и жарили, но тогда та горбуша пришлась весьма кстати; мужчина, одетый в новый чёрный комбинезон, представился, не слезая с носа лодки, голосом, привыкшим повелевать: «Я — начальник Совгаванского КГБ, нам нужен лодочный мотор, Жиленко (директор госпромхоза) не будет возражать: нам нужно войти в устье Коппи»; теперь я быстро и пристально оглядел мужчину: крупное бледноватое лицо с крупными интеллигентными чертами, лицо чиновника или строгого учителя, — ничего от начальника некогда внушавшего ужас на собственное население войска; в больших холодных глазах было нетерпение рыболова захватить последний ход горбуши и запастись икрой…а также нетерпение человека, не привыкшего слышать возражения

…Я уже, по причине меняющейся погоды испытывал беспричинное раздражение…но сдержал-таки негодование вскипевшее и, не обнаруживая чувств, но и не являя на лице приветливости, — ответил: «Мотор — мой собственный, не промхозовский, я им решаю промысловую задачу; дать не могу»; затем добавил приветливее, но слегка наставительным голосом, как знакомый по рыбалке закидным неводом летом 72-го — с нравом реки Коппи суровым:

— В Коппи на «Казанке» под «Ветерком» и не зайдёшь: догонит волной на баре и захлестнёт; поищите лучше «Вихрь» в посёлке, здесь есть

— Нет лесничего, мы бы у него взяли, — сказал знакомый рыжий парень

— Не могу дать единственный мотор: промысел сорвётся, если что случится — и добавил уже доброжелательно, к начальнику обращаясь:

— Не советую заходить сейчас в Коппи: ветер крепчает, когда подойдете, — будет большая волна; в устье большие бары, трудно проскочить даже в спокойную погоду

…Но в глазах начальника была непреклонная решимость поживиться горбушей последнего хода, — он махнул рукой, оттолкнул нос от пристани, парень налёг на весла и дюралька поползла вдоль берега назад в посёлок; через полчаса она летела под «Вихрём» к судну метеоролов, где выбирали якорь и запускали двигатель…

…Некоторое время негодование своё умеривал я…но пора было приготовлять ужин и готовиться к ночлегу

…На описанном выше касания КГБ ко мне не ограничились — к исходу следующего дня я заканчивал носы к поплавкам «присобачивать»; по берегу по мне подошёл крепкий молодой человек с правильными, но маловыразительными чертами лица, характерными для партработников и особенно кегебистов, и уже вежливым, не приказным, как начальник КГБ, тоном, — но с нотками настойчивости в голосе сказал:

— Вы не могли бы помочь ремонтировать лодочный мотор (он назвал фамилию рыжего парня)…

…Как я и предвидел, «Вихрь» захлестнуло на барах и кегебисты нуждались, очевидно, в опытном ремонтнике, каковым я не был; но на сей раз не смог сдержать негодование и резко ответил:

— Мне некогда — я на работе…

…Молодой человек, не смущаясь резкостью ответа и явным моим недружелюбием, — еще раз настойчиво:

— Может быть, сходите всё же, парню надо помочь

…Я уже, совладав с раздражением и памятуя о некогда страшной организации, представителем коей был молодой человек, вежливо-настойчивый, — сказал:

— Я с «Вихрями» дела не имел, только с «Ветерками», — не могу быть экспертом…а на подхвате может быть любой, занятый меньше меня (тут я на него самого намекнул: очевидно, начальник ему помочь в ремонте поручил, — а он, «белой костью» себя чувствуя, — ищет мужика, совсем по Щедрину)……На другой день от местных я узнал: «казанку» захлестнуло волнами еще при спуска с метеосудна, до баров ещё…И ощущал удовлетворение точностью своего прогноза, и некоторое злорадство к наглецам…и таки что остался я с мотором…здесь делать нечего бы было б — без которого…

…После четырёх дней ненастья наконец прояснилось — и прилетела «аннушка», почту, стало быть, доставила; предлог появился на почту сходить, не столько письма ожидая, — сколько на людей посмотреть, особенно на женщин молодых здешних: к прилёту самолёта выходят все почти жители посёлка

…Но было и от Люськи письмо, — тон его был такой, будто у неё опять что-то стряслось: она как бы звала меня, но не прямо, но оставляя на моё усмотрение; отправляться в Совгавань не было никакой возможности — совершенно не на кого оставлять инвентарь, мотор, плавсредство; даже если бы напарник был, — я всё равно оставить на него не решился, помня о лекомысленности и склонности к выпивке…Но даже при полной возможности — чем мог ей помочь: я уже, помня о разрыве резинки в позе сзаде в последней нашей «любви», — догадывался, какая у ней может быть беда; кроме беспокойства, жалости и сочувсвия к жене, вторично попадающей в одну весну и лето — в трудности женские, — было и раздражение непониманием ею моего положения, — отсутствием даже на стремление намека понять…Там же, на почте, набросал ответ

…То письмецо и особенно в конце: «…при полной невозможнсти, кроме ободрения*, — чем-либо тебе помочь ей, приехавши; а не только бросить дело бы пришлось**…но и — без необходимости — серьёзное расстройство терпеть», — я тогда считал это разъяснение — утешением её, — но оно вызвало глубоко затаённую, и так и не прощённую обиду, — и пошло главным доводом в обоснование развода менее чем через год (в конце марта 76-го)……На самом деле, конечно, Люську в ресторане совгаванском заметили, — такую красавицу, для Совгавани затрапезной редкостную, — и кто-то из поболее состоятельных, нежели я, — заинтересовался ею; а она, как многие дамы, — не преминула, получив нового ё… аря и непосредственного обеспечивателя, — сдирать с меня, не слишком, впрочем, жирные алименты…Я не понимал тогда, что ей, как подавляющему большинству дам, — нужно обращение не к уму, — но потрафление чувству, — и ошибался грубо, полагая, что на её чувства рациональность оказывает такое же влияние, как и на мои…

* Кое можно было высказать и в письме

** В котором был незаменим я!.. Никто не мог ламинарию добывать

Она особенно чувствительна была к мнению округи, и жаловалась на меня каждой бабе, её слушающей*; равно хвасталась моими к ней чувствами: мой приезд только из этого-то мотива суетного был ей нужен…а что я потерпел бы, совершенно зазря, — тоже и она! — ущерб немалый, — она не думала… Но такой эгоим слабому («прекрасному») полу присущ генетически

* Должен я тут признаться, — узнал откуда; в лето 76-го, бездомным будучи, забрёл я к женщине умнейшей, каких знал только: матери жены моего друга-поэта, моложе меня почти на 10 лет; она-то и сказала, что бывшая моя жена жаловалась (не ей, конечно): я ее де — «как мужчина замучивал»…хотя не было этого…а к тем абортам злосчасным 76-го года в мае и июле привела моя — и равно её похоть: в дерьмовской средств контрацепции у нас тогдашней — причина её бед…на самом деле… С той умнющей дамой связано того бездомного лета одно из самых тягостных воспоминаний (не хотелось, но надо для полноты сведений о дамах); после всех с ней разговоров, большой мастерицей была до которых, мы спать улеглись в разных концах довольно большой комнаты; не мог заснуть довольно долго: не привык ночевать с женщиной, чтобы не сношаться с ней……но этой, мало что было под 60 лет, — она совершенно была бесформенная…ну, просто жира-мяса большой кусок! А я выгонял, если в юбке казалась ошибочно стройной, — при раздевании имела плоскую, «лягушачью», «двухполовинную», хотя и без сала, спину!; и вот, слушая как я ворочаюсь, — она сказала: «Ну иди ко мне, приласкаю тебя»; мне так стало мерзко!; сразу же встал, оделся, и, кажется, к Валере Зографу пошёл, — больше не к кому было, несмотря на поздний час; и мы на кухне впервые «обо всём» говорили далеко заполночь!..…У него дочка была прелестная, 15—16 лет, — с полинезийскими, как у него, чертами на лице и 10-ти сынок лет, слегка даже, помнится, белесый

К вечеру того дня, когда самолёт прилетел, пришёл «Калан» и высадил Виктора Князева; его прибытие отвлекло меня от безрадостно-тревожных мыслей о Людмиле — всё равно не поможешь ей, — и к промзадаче обратились мои мысли…Теперь тримаран, с носами на поплавках, шёл ровно, и, ненагруженный, — достаточно быстро; посадив Виктора за руль на корму, сам стоя на носу, на малом ходу, вглядываясь в 3-хметровую толщу воды, обследовал метров 200 от полузатопленного мола до обрывистого мыса, где был маяк; подходящие подводные заросли как раз напротив барака метеостанции оказались; плавсредство-примаран оправдало себя: с одного закрепления на канате, протянутом между буями на якорях, метрах в 50-ти, — с четверть тонны надрал за полчаса; перепустившись — еще столько; 750 кг примерно за полтора-2 часа, когда уж утренняя рябь добычу начала запрещать: куда инструментину втыкать — не видно стало…При спокойной воды поверхности в таинственной глубине хорошо различались расходившиеся во все стороны из центров ризоидов слоевища водоросли; надо было воткнуть головку мотовила в самый центр ризоида и намотать, не захватив слоевищ соседних водорослей, — ибо они сильно затруднят процесс, заставят размотать…и если даже хватит силы сорвать основной ризоид, — всё равно не донесёшь до поверхности воды захваченные со стороны слоевища;…когда же намотаешь правильно упругие четырёхметровые «листья», — чем дальше, тем всё возрастает усилие — и, наконец, последнее, рывком, самое сильное, — с трёхметровой глубины раздаётся сухой характерный треск ризоида, сдираемого с камней, — к ним крепимого неведомо какими силами…но такими, что выдерживают удары, бывает, 5-тиметровых (и выше!) волн с пролива…Ламинария предпочитает места такие, где постоянное волнение, толчея волн, — обеспечивает непрерывную доставку питетельных веществ и кислорода для быстрого роста водоросли, достигающей за два года длины слоевищ 20-тиметровой длины и 40 см ширины, 1.5 см толщины, — до 20-ти и количеством: и вся эта биомасса крепится к камню…без корней — лишь ножкой, ризоидом, — диаметром до 10-ти см всего-то! (мне содрать ризоид с глубины 3 метра и диной слоевищ всего-то 4 метра, — приходилось применить всю свою силу…

Добыча ламинарии много увлекательнее, чем, допустим, кошение травы или заготовка леса, — и рыбалка даже (где, в общем-то, годится всякий): преодоление трудностей и решение задач извлечения экзотичного растения — с дна морского таинственного на белый свет…порождало интерес; когда удавалось намотать на мотовило — и в лодку вывалить кг с 30—50 (до 80-ти) водоросли коричневой упруго-глянцевитой, — возникал импульс сей успех повторить, — азарт появлялся…однако минут через 20 разогреваешься, брови пробивает горячий пот, заливает глаза — передаю «кочергу» напарнику, тот суетливо мой манёвр повторить старается…но у него не получается, как ни старается: то ли от неумения разглядеть в колыхаемой воде центры растений и избежать вовлечения соседних, — отчего долгое наматыванье при всё увеличивавшемся натяжении, до дальше ни тпру ни ну, — и приходилось назад разматывать; а если, уже с моей помощью, удавалось вовлеченные соседние оборвать, — их почти всегда до поверхности воды донести не удавалось: они разматывались и расплывались, быстро уходя за пределы досягаемости; остыв лицом, немного просохнув, минут через 10 — я снова добывать способен, — беру у Виктора «дивайс» — и снова добываю и так далее, пока не пошла, часам к десяти, волна…Малодобычливость напарника объяснялась не столько физическими данными, — сколь полной незаинтересованностью сим трудным и сложным делом; самолюбия у него нисколько, — все «лавры перводобытчика» он мне заранее оставлял; с первой же ходки я понял: он даже если наловчится чуть, — то даже малой части моей производительности не достигнет; может, приблизительно трудозатраты распределить, — он больше на себя возьмёт, выгрузку и остальное; но и в раскладывании слоевищ на камнях я напарника опережал более чем в два раза (и не стараясь!): я успевал разбросать вязанку слоевищ, прежде чем он следующую подтаскивал…а там было не более 30-ти метров; я подошёл к тримарану: он по-одному выкладывает слоевища на веревку!; я молча просунул руку с веревкой в скользкую водорослей кучу, — и килограмм 30 сразу петлёй затянул; но у Виктора и это не получилось, здесь тоже нужно было умение: вязанка расползалась, пока дотащит до камней — он к прежнему способу вернулся…разве что раскладывал побыстрее; часов в 10 начинали, когда уже солнце пригревало…и чувствовалась усталость: чуть свет ведь вставали, в часу пятом, — чтобы успеть при спокойном море полную загрузку плавсредства добыть; так же, как и при добыче, здесь поспешать надо было: не выложишь до 11-ти, — до 17-ти не успеет высохнуть…И просушка «капусты» оказалась делом не простым, требующим не только умения, но предусмотрительности; нельзя было оставлять слоевища не только под дождь, — но и под росу обильную, разрушавшую маннит, внешне схожее с солью вещество консервирующее (до семи лет, пока я следил): тогда покрывалась блёклыми пятнами при высыхании — и приёмная цена вдвое снижалась!.. Разложив по булыжникам слоевища, — можно было поначалу, пока продукции не накопилось, и надо готовить к сдаче: тарировать — расслабиться часов до 17-ти; в погожий жаркий день до ломкости высыхали слоевища, — и собирать их после солнцезахода, отволгнут немного когда, — приходилось…Но часто после полудня на вершинах на западе сопок, облака появлялись, — и через час-полтора короткий, но сильный достаточно, — дождь собирался; смочив так раз подсыкающую продукцию, — и убедившись: обеценилась половина, — я теперь Виктора, вместе с собой, ясно, — при появлении облаков на сопках западных, — недосохшие слоевища в вороха собирать, надёжно от дождя укрывать, — и следующим днём досушивать в ворохах: несколько ухудшался, правда, товарный вид, — слоевища сморщивались, скручивались, но не теряли качества

Конец ознакомительного фрагмента.