Два любовника Алисы

Юля Белова (2024)

У Роба глаза цвета мёда. Он сильный и опасный, и меня влечёт к нему. Для него не существует правил. Он спас меня от бандитов, и я знаю, наша встреча была неслучайной. Он ждал меня много лет, а теперь я в его власти. Но он делает со мной немыслимые вещи. У Яра глаза зелёные. С ним я прожила несколько лет и не подозревала, что творится у него в голове. Но когда он захотел устроить тройничок, я поняла, что совсем его не знаю. Проблемы просто падают на мою голову. Нужны деньги, чтобы снять квартиру. Директор делает грязные намёки. И я не представляю, что делать. Мне нужно выбрать из двух красивых и очень разных мужчин. Одному я не верю, а второй меня пугает и делает только то, что считает нужным. Мне требуется время, чтобы сделать выбор, но они не дадут мне ни секунды.

3. Необычно и очень странно

Ярик соглашается, и водитель Весты везёт нас в Москва-Сити. Вид из квартиры на сорок седьмом этаже захватывает дух — ночь, море огней и головокружительная энергия города. Я с трудом отрываюсь от большого во всю стену окна и возвращаюсь в центр просторной гостиной, отделанной натуральным камнем. Стиль декора, немного холодный, не такой уютный, как у нас с Яром, но я отдаю должное ультрасовременной обстановке её квартиры.

Ярослав открывает шампанское, а Ира-Веста достаёт из холодильника закуски:

— Смотрите, устриц нет, но есть фуагра, оливки, свежий козий сыр, икра, и сейчас салат с боттаргой* сделаем. Мне её только сегодня с Сардинии привезли.

Она вскрывает пакет с зелёными листьями, высыпает в глубокую миску, похожую на экспонат из музея современного искусства, и тонкой стружкой нарезает янтарную боттаргу.

*(Боттарга — прессованная сушёная икра серой кефали или синего тунца)

— Вот это пиршество, — говорю я, — точно не зря приехали.

— Ха, ты ещё шампанское не попробовала. Ярослав, тебе может виски предложить? У меня есть «Макаллан» пятидесятилетний. Будешь?

— Давай, — соглашается Яр. — Пройдёмся по вискарику, раз такое дело.

Он немного пасмурный, поскольку перспектива слушать всю ночь стихи и пьяную женскую болтовню не слишком его воодушевляет. Ни одно виски в мире не способно компенсировать все эти, мягко говоря, неудобства. Что же, я это ценю. Спасибо, мой герой. С другой стороны, я же тебя ждала, пока ты занимался своими делами в клубе, про душ сегодняшний вообще молчу.

— Шампанское прекрасное, — говорю я, сделав несколько глотков, — нектар богов.

Я уже успела немного протрезветь и теперь снова возобновляю воздушное плавание на волшебных пузырьках. Ярослав, напитываясь янтарной влагой, через некоторое время смягчается, смиряется со своей судьбой и даже начинает шутить. Я в ударе. Читаю свои вирши, и сама проникаюсь красотой слога и глубиной мысли, что случается со мной не так уж и часто.

Ира меня нахваливает, кажется, она действительно воодушевлена. Несколько раз она подскакивает с низкого широкого дивана и начинает взад и вперёд ходить по комнате то проговаривая понравившиеся строки, то едва-слышно напевая их на разные лады.

Кажется, она нас совершенно не замечает и уж точно ни капли не стесняется, падая на диван или садясь, по-турецки поджимая ноги, в своём коротком, как футболка платье. Её увлечённость меня подстёгивает, и я вбрасываю в топку её творческой печи новые и новые строки.

Шампанское и виски течёт весёлым ручейком и градус настроения стремится выше и выше. В какой-то момент, чувствуя себя изрядно навеселе, я требую перерыва. Тотчас, словно выждав, чтобы не прерывать моё выступление, у Яра звонит телефон.

— Ого. Кто бы это мог быть так поздно?

Он фыркает, глядя на экран.

— Роман Георгиевич, да? — спрашиваю я, — кто же ещё может позвонить в два часа ночи.

— Думаю, это в связи с тем, что мы сегодня обсуждали. Наверное, надо ковать железо. Пока горячо, — говорит Яр, проводя пальцем по экрану. — Алло? Нет, Роман Георгиевич, я никогда не сплю.

Веста делает мне знак, и уводит из гостиной, чтобы не мешать Ярославу. Мы заходим в просторную спальню. Свет приглушен, за панорамным окном — калейдоскоп расплывающихся, как на фотографии, ночных огней. Посреди комнаты располагается огромная кровать с небрежно наброшенным одеялом в сером шёлковом пододеяльнике. Чувствуется тонкий, едва уловимый аромат розы и ещё чего-то, волнующего и тревожного.

— Пусть поговорит спокойно, — с лёгкой улыбкой произносит Веста и включает музыку. — Давай, потанцуем.

Звук мелодии раздаётся совсем негромко, но глубоко и мощно, заставляя вибрировать что-то под сердцем.

— Нет, ноги уже не слушаются, извини.

Я сажусь на кровать, а Ира начинает медленно двигаться под музыку. Она танцует красиво и это зрелище меня завораживает. Это длиться пару минут, как вдруг, оказавшись у кровати, она резко прекращает танцевать и приближает ко мне лицо. Я вижу её близко-близко перед собой и пытаюсь расшифровать выражение детского озорства и стыдливости.

— А хочешь пыхнуть? — заговорщицки спрашивает она.

— Это как? — удивляюсь я.

— Ну, курнуть, то есть.

— Косяк что ли?

— Ну типа… Не совсем, но как бы да.

— Э-э-э…

— Ты что не пробовала ни разу?

— Не-а, — мотаю я головой.

— Да ты что! Тогда точно надо. Сегодня ночь открытий. Это ж круто!

Не дав мне опомниться, Ира идёт к прикроватной тумбочке и достаёт чёрный приборчик, похожий на внешний аккумулятор для мобильного.

— Смотри, это вайпер. Никакого горения, всё очень экологично, — говорит она, садясь рядом со мной.

Она несколько раз нажимает кнопочку, выставляет температуру и показывает мне.

— Не бойся, плохого не посоветую. Тебе просто дозу на первый раз сделаем поменьше и всё хорошо будет. Трава лучшая в Москве.

Когда температура устанавливается, Ира подносит к губам короткую стеклянную трубочку, торчащую из приборчика, и делает глубокий вдох. Она ненадолго задерживает дыхание и выпускает струйку дыма.

— Давай, теперь ты. Да не бойся, делай как я и всё.

— А ничего, что мы выпили?

— Мы не выпили, мы просто в хлам! — радостно выпаливает Веста, — но кашу маслом не испортишь, да? Давай.

Я не хочу курить травку, но, стесняясь показаться отсталой дурочкой, послушно повторяю эти несложные действия и набираю тёплый и почти не едкий дым.

— Всё-всё, выдыхай!

Когда, минут через пятнадцать, в дверях спальни появляется Яр, мы с Вестой валяемся на её кровати и умираем от хохота, ну или это только я умираю. Я испытываю ни с чем не сравнимую радость, расслабленность и творческий подъём. Двигаться тяжеловато, но зато всё в моей жизни становится простым и понятным, каждая мелочь ползёт на свою полочку, а изо рта вырываются небывало изощрённые рифмы. Я затыкаю рот обеими руками, но рифмы невозможно удержать, и они вылетают, как из пулемёта, складываясь в дикие, но красивые стихи. Веста смеётся и аплодирует, а Яр, Яррррослав, нависнув надо мной, хмуро и недовольно взирает на эту картину. И от этого делается ещё смешнее.

— Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик-Ярик, — чирикаю я и тяну его к себе за руку.

— Ты что, укурилась, родная?

— Кажется да, милый, и пока не жалею.

— Ключевое слово — «пока».

— Не будь букой, медведь-бурбон-монстр, покури вместе с нами, иначе мы не сможем понять друг друга, а мне так хочется, чтобы ты меня понял. Пожалуйста, любимый, пыхни со мной. Это же трубка мира, прояви солидарность, покажи, что мы из одного племени.

Он отказывается, но я его убеждаю, находя дико правильные и разумные доводы, и он тянет дым из вайпера Весты. А ещё минут через пятнадцать мы все втроём блаженствуем, растянувшись на тонком шёлке одеяла. Я посередине, слева от меня Ира-Веста, справа Ярослав. Необычная, глубоко проникающая музыка звучит очень объёмно, как прибой накатывая на меня с разных сторон. Аромат постельного белья и розы, смешавшиеся с дымом травы, странно волнуют, становясь осязаемыми и приглашающими.

— Алиса, — Веста поворачивается ко мне, ложась на бок.

— Да, — я тоже поворачиваюсь лицом к ней.

— Слушай, а у тебя платье от Семенихина?

— От него.

На меня накатывает серьёзность, и я внимательно всматриваюсь в её лицо. Тусклый свет не позволяет разглядеть все детали, но я скольжу взглядом по не очень полным, но мягким и нежным губам, по её скулам, обшариваю спутавшиеся волосы и слежу за огнём практически чёрных в полутьме глаз.

— Да, от Семенихина. Как ты узнала? — едва слышно и очень серьёзно говорю я.

От собственной серьёзности мне становится так смешно, что я лопаюсь, как надутый до предела воздушный шарик и начинаю хохотать. Веста, глядя на меня тоже начинает смеяться, и даже Яр за моей спиной подрагивает от смеха.

Наконец, когда, отсмеявшись мы успокаиваемся, Веста возвращается к моему платью.

— Я узнала вот по этому, — говорит она, протягивает руку и легко прикасается к моей ключице.

Её пальцы скользят к краю выреза и двигаются по кромке платья через всю грудь к другой стороне. Это так необычно и очень странно. Там, где меня касаются её пальцы, я ощущаю дрожь и лёгкий зуд. На моём теле расцветают странные уродливые цветы серого цвета, а глубоко под кожей начинает тлеть пока ещё слабый, но настойчивый дискомфорт. Веста слегка выворачивает кромку выреза в том месте, где со внутренней стороны пришит маленький бархатный лейбл Семенихина. Я не смотрю туда, но знаю, что он там.

— А у тебя тоже Семенихин? — спрашиваю я внезапно осипшим голосом.

Она улыбается и молча смотрит на меня. Ярослав за моей спиной, кажется, тоже переворачивается на бок и вроде приподнимается, опершись на руку. Я чуть поднимаю голову, слегка заглядывая за плечо. Да, он нависает надо мной и внимательно наблюдает за нами обеими. Я поднимаю руку, кладу ему на затылок и привлекаю к себе. Наши губы встречаются, и я горячо его целую.

Я не знаю, почему делаю это. Просто… Просто мне хочется его поцеловать и, наверное, отгородиться от непонятных и настораживающих действий Весты, показать ей, что я с ним, что мы пара. Не знаю, наверное, как-то так. Я действую неосознанно, подчиняясь порыву.

— Да, у меня тоже Семенихин, — тихо говорит она.

Я выпускаю Яра и снова поворачиваюсь к ней. Веста берёт меня за запястье и подносит руку к своему лицу так, что кончиками пальцев я касаюсь её губ. Она увлекает мою руку дальше, и я соскальзываю по шее к ключице и двигаюсь к краю глубокого декольте. Всё это непонятно и тревожно. Что она делает? Меня это немного напрягает. Она ведёт мои пальцы по этому краю, и я скольжу к месту, где пришита крошечная бархатная метка кутюрье.

— Посмотри, — шепчет Веста.

Я нащупываю этикеточку за кромкой её декольте. Она тянет мою руку под кромку выреза и пытается положить на свою небольшую, гладкую как яблоко грудь с твёрдым соском.

Какого хрена здесь происходит?!