Раба любви, или Мне к лицу даже смерть

Юлия Шилова

Мария – добрая, умная, да к тому же очень красивая девушка, работала медсестрой самой обычной районной больницы. Но жизнь ей уготовила самое настоящее испытание – ее любимый заразил ее ВИЧ-инфекцией… Неожиданно она становится связанной с криминальным миром. Ее заставили стать смертельным оружием в руках бандитов, заражая СПИДом тех, кто им неугоден. И лишь когда жить уже остается всего ничего, она понимает, что самая настоящая, верная и преданная любовь была рядом, надо только протянуть руку… Но хватит ли ей силы жить дальше?

Глава 1

Я посмотрела на часы и достала упаковку одноразовых шприцев. Без пятнадцати двенадцать. Ровно в полдень в процедурный кабинет начнут подтягиваться больные. Поправив накрахмаленный колпак, я придирчиво осмотрела себя в зеркале и тяжело вздохнула. Мне никогда не шли белые колпаки. Вот халатик — это совсем другое дело! В нем я чувствую себя королевой. Он плотно облегает мои изящные бедра и выгодно подчеркивает осиную талию. Своим халатиком я шокирую не только наше отделение, но и всю больницу в целом.

— С такими ногами и работать?! — постоянно доносится мне вслед.

В такие минуты я фыркаю, злюсь и всячески показываю, что мне неинтересны подобные реплики. Странные все-таки создания эти мужчины. Говорить говорят, а сделать что-либо толковое для меня не могут. Я бы с удовольствием не работала, а жила на деньги какого-нибудь спонсора. Беленький халатик сменился бы на дорогое вечернее платье, колпак — на сногсшибательную шляпку, а толстые резиновые перчатки, в которых я обрабатываю процедурку, — на изящные кружевные, какие я видела только в кино. Мои нежные пальчики украсили бы дорогие кольца, а несчастные рубли, лежащие в кошельке, превратились бы в толстую пачку американских бумажек. Только со спонсором что-то неувязочка выходит. Нет его и не предвидится. В наше время обычные медицинские работники совершенно не пользуются спросом у хозяев жизни.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появилась моя закадычная подруга Танька, медсестра из соседнего отделения. В крайнем возбуждении она быстро затараторила с порога:

— Бросай все к чертовой матери! Давай спустимся в приемный покой на пару минут!

— Зачем? Ты в своем уме? Мне пора уколы делать.

— Никуда твои уколы не денутся. К нам в больницу такого мужика привезли, закачаешься!

— А что мне до этого! Что я, мужиков не видела, что ли?

— Таких — нет. Вернее, видела, но с большого расстояния, — прищурила глаза Танька. — У него морда шире плеч. На шее золотая цепь толщиной в палец. Побрит налысо. Словно из навороченного гангстерского боевика появился!

— Ну и что?

— Как «что»?! Я понимаю, что такой мужик не про нашу честь, но хоть один разок мы на него взглянуть имеем право? Его на такой машине привезли! Отродясь не видела!

— Где он?

— В приемном покое. Мы с тобой спустимся вниз и постоим на улице пару минут. Машка, ну пожалуйста!

Я пожала плечами и растерянно произнесла:

— Ладно, давай, только по-быстрому.

Мы спустились в приемный покой и направились к выходу. На кушетке сидел внушительных размеров качок и грустно смотрел на дежурного врача. Бросив на нас безразличный взгляд, он отвернулся в противоположную сторону. Мы проскочили мимо него и вышли на улицу.

— Ну как? — взволнованно спросила Танька.

— Обычный мордоворот. Таких в нашем городе хоть ковшом черпай.

— Только в нашу больницу они почему-то не попадают.

— Такие предпочитают лечиться самостоятельно. Кстати, что с ним?

— Бог его знает. На вид здоров как бык. Только морда немного грустная.

Я посмотрела на часы и заторопилась.

— Ладно, Танька, пошли. Что я, качков не видела, что ли? У процедурки уже, наверное, народ скопился. У меня больные дотошные, сама знаешь.

— Могла бы и в другое отделение перевестись. Я бы в урологическое в жизни не пошла.

В приемном покое я еще раз окинула взглядом нового пациента. Он посмотрел на мои ноги и слегка присвистнул. Фыркнув, я направилась к двери. Дежурный врач поднял голову и приветливо улыбнулся.

— Машенька, принимай пациента, — сказал он.

— А при чем тут я?

— В твое отделение кладем.

— В мое?

— В твое, — засмеялся врач. — Скажи санитарке, пусть быстренько приготовит палату люкс.

Я кивнула и покосилась на мордоворота. Он скорчил кислую физиономию и отвернулся к окну. Догнав Таньку, я прижала ее к стене и взволнованно произнесла:

— Представляешь, этого бугая в мое отделение кладут, в палату люкс.

— Везет же некоторым, — вытаращила глаза Танька.

— Кому это везет?

— Тебе! Я надеялась, что он к нам попадет. Таких обычно в терапевтическое направляют. Как же его в урологию-то угораздило, непонятно?

— Наверное, застудил свое хозяйство…

— Трахаться меньше надо! А ты почувствовала, каким от него одеколоном несет?

— Почувствовала. Развонялся на всю больницу.

— Кстати, он на твои ноги, как голодный волк, уставился.

— Какие ноги, если он в урологическое отделение ложится? В данный момент ноги не должны его интересовать.

— Да у вас все отделение на твои ноги пялится, хоть через одного с катетерами ходят да с баночками для оттока мочи.

Я распрощалась с Танькой и поднялась к себе на этаж. У процедурного кабинета, как и следовало ожидать, скопился народ. Вымыв руки, я приступила к работе. Минут через двадцать я посмотрела в окно и увидела парочку навороченных джипов. Мой будущий пациент стоял в окружении бритоголовых мужчин. Неожиданно он поднял голову, и мне показалось, что наши взгляды встретились. Покраснев, я быстро отскочила от окна. На лбу проступил пот. Тяжело вздохнув, я поправила колпак. И дернул же меня черт подойти к окну!

Закончив процедуры, открыла дверь, чтобы немного проветрить кабинет. В коридоре стоял тот самый стриженый мордоворот. Я перевела дыхание и отвернулась. Мордоворот не заставил себя долго ждать, буквально через минуту я услышала за спиной тяжелые шаги.

— Ну что, сестричка, принимай пациента, — весело произнес он.

— Давайте карту, — вздрогнула я.

Мордоворот сел на стул, протянул историю болезни и стал нагло пялиться на мои ноги. Стараясь не обращать внимания на его сверлящий взгляд, я уткнулась в исписанные врачом страницы.

— Вам назначена внутривенная инъекция, а чуть позже надо будет поставить капельницу, — серьезно сказала я.

— Ты бы меня сначала в палату отвела. Хочется посмотреть, в каких условиях меня будут лечить.

— У вас же палата люкс…

— Ну и что? Палаты разные бывают. Я в свинарнике лежать не буду.

— У нас очень хорошая палата, — растерялась я, но затем взяла себя в руки и сухо произнесла: — Впрочем, если вас не устраивают наши условия, можете обратиться в какую-нибудь частную клинику.

— Некогда мне обращаться. Прихватило со страшной силой, даже на стуле сидеть не могу. Слетал на недельку в Альпы чистым воздухом подышать, в горной реке искупался — так яйцо раздуло до сумасшедших размеров. Терпеть сил нет.

— Можете не продолжать, — покраснела я. — С вашей историей болезни я только что ознакомилась.

Мордоворот ухмыльнулся и протянул мне руку.

— Коли. В таком отделении работаешь, а краснеешь, словно девочка.

Пропустив мимо ушей последнюю фразу, я перетянула руку жгутом и стала набирать шприц.

— Ты хоть нормально колешь? — заволновался мордоворот.

— Нормально. У меня рука легкая. Больные хвалят.

— Смотри мне, а то, может, я сам?

— Вы что, можете сами уколоть себя в вену?

— Запросто. Я когда-то ширялся по молодости. Что уставилась?! Можно подумать, ты никогда не ширялась!

— Никогда. И вообще, я с вами на «ты» не переходила.

Я осторожно ввела лекарство. Мордоворот тяжело задышал и с тревогой в голосе спросил:

— Что хоть вводишь-то?

— То, что прописал врач.

Бросив использованный шприц в корзину, я взяла историю болезни и тихо сказала:

— Пойдемте.

Мордоворот встал и послушно направился следом за мной. Я подошла к санитарке и попросила ее проводить больного в палату люкс. Когда они ушли, я закрыла процедурку и пошла в раздевалку, чтобы привести свою внешность в порядок. Достав из косметички коробочку теней и губную помаду, подошла к зеркалу. В раздевалку заглянула Танька и хитро посмотрела на меня.

— Да ты, подруга, марафет наводишь!

— Просто решила привести себя в порядок.

— Понятное дело, когда такого больного привезли, — съязвила Танька.

— Это не имеет к нему никакого отношения.

— Не скажи. Ты так и светишься вся изнутри.

— Больно надо, — сморщилась я.

— Кстати, а чем он болеет?

— Яйцо застудил, — не смогла я сдержать улыбку.

— Одно?

— Вроде одно.

— Хорошо, что второе не пострадало, — прыснула со смеху Танька.

— Ладно, дуй в свое отделение. Мне пора капельницу ставить.

— Кому?

— Новому пациенту, — усмехнулась я.

— А я-то думаю, какого черта ты так намарафетилась! Ты случайно не забыла, что у Светки из хирургии сегодня день рождения? Собираемся в одиннадцать, после отбоя.

— Я знаю.

— Это я так, на всякий случай. Просто ты суетишься целый день, можешь забыть.

Танька отправилась в свое отделение, а я вернулась в процедурку, взяла капельницу и пошла в палату к мордовороту.

Он лежал на кровати, поглаживая верхнюю часть спортивных штанов. Сделав безразличную физиономию, я поставила капельницу рядом с ним.

— Угораздило же меня так застыть, — пожаловался мордоворот, окинув меня оценивающим взглядом с ног до головы. — Даже неудобно как-то. Тут такая сестричка, а у меня яйцо раздуто, как арбуз.

Я залилась краской и злобно посмотрела на него.

— Я что-то не так сказал? — пожал он плечами.

— Я уже устала слушать про ваше драгоценное яйцо. В последний раз говорю вам о том, что читала вашу медицинскую карту.

Мордоворот громко засмеялся и, слегка прищурившись, уставился на мою грудь. Не обращая на него внимания, я поставила ему капельницу и вышла из палаты.

Ближе к вечеру в процедурку зашла санитарка, наша бабуля, лет пять назад вышедшая на пенсию, но продолжавшая работать. Сев на стул, стоящий у окна, она тяжело вздохнула.

— Что, баба Люба, пригорюнилась? — улыбнулась я.

— Ну и больные нынче пошли, страшно по отделению передвигаться!

— Это ты про кого?

— Да про новенького. К нему уже криминалы пару раз приезжали. Еще и дня не лежит, а они уже заездили.

— С чего ты взяла, что это криминалы? — засмеялась я.

— А кто ж еще! Все стриженые, разодетые, с перстнями да цепочками.

— Может, это не криминалы, а коммерсанты?

— Бог его знает. Нынче коммерсанта от криминала не отличишь. И те и другие — новые русские. В общей палате, видите ли, лежать не захотел! Ему сразу люксовую подавай!

— А что ему в общей-то лежать, если деньги есть, — вздохнула я. — Это нам по жизни всем общим пользоваться, а ему только индивидуальным. Живут же люди!

— А какая краля к нему недавно приезжала! Ты таких отродясь не видела.

— Какая краля? — растерянно посмотрела я на бабулю. — Когда приезжала?

— Недавно. Сама за рулем. Одета с иголочки, как картинка. Не знаю, может, жена, а может, любовница. Ноги от ушей. Все наши мужики из палат повыскакивали на нее посмотреть.

— Что, такая красивая?

— Краси-и-вая, — восхищенно протянула баба Люба и посмотрела на часы. — Ладно, пойду. Пора коридор мыть. Я у новенького в палате прибираться стала, так чуть инсульт не схлопотала.

— Почему?

— Стала на тумбочке пыль вытирать, смотрю — пистолет лежит. Я-то настоящего пистолета никогда в жизни не видела. Говорю: «Сынок, зачем тебе пистолет в больнице? Ты от кого отстреливаться собрался? Тут у нас тишина и покой. Убрал бы свою игрушку подальше или товарищам отдал. Здесь она тебе без надобности». Он усмехнулся и говорит: «Откуда тебе знать, бабуля, что мне без надобности, а что нет. Я с этой пушкой даже на толчке сижу. Смерть ведь, как пуля, никогда не знаешь, где подстережет». Я перепугалась и так по-доброму к нему: «Сынок, тебя, кажется, Илюшей зовут? Ты в нашей больнице никаких перестрелок не устраивай. У нас у всех семьи, дети. Мы хотим работать спокойно. Лечи свое хозяйство, да и ступай себе с богом…»

— А он что ответил?

— Говорит: «Мать, ты не переживай. Мой полы на совесть и не забивай свою седую голову ненужными проблемами. У тебя своя суета, а у меня своя». Скорее бы он поправился и испарился вместе со своим пистолетом.

Как только баба Люба ушла, я стала думать о той крале, которая приезжала к мордовороту. Если она такая красивая, то какого черта он пялится на мои ноги?! Похотливый самец он, вот кто!

Не успела я додумать до конца свою мысль, как дверь открылась и на пороге появился мордоворот. Он был в шикарной шелковой пижаме и домашних тапочках. На волосатой груди красовался бриллиантовый крест внушительных размеров. От неожиданности я вздрогнула и выронила из рук металлический лоток.

— Ты что? — заржал мордоворот.

— Ничего! Стучаться надо!

— Что-то я не замечал, чтобы к тебе в процедурку стучались.

— Тогда не надо заходить как привидение.

— Я что, похож на привидение?

— Похож. — Я наклонилась и подняла лоток.

Мордоворот немного потоптался на месте и спросил:

— Тебя, по-моему, Машей зовут?

— Машей.

— А меня Ильей.

— Очень приятно, — машинально ответила я и подошла к окну.

— Мне тоже, — серьезно сказал мордоворот.

— Что вы хотели узнать?

— Давай перейдем на «ты».

— Что ты хотел узнать? — переспросила я.

— Хотел узнать: ты мне что-нибудь на ночь колоть будешь?

— Нет. Только завтра утром.

— Как, вообще ничего? — удивился мордоворот.

— Ничего.

— Яйцо болит, сил нет терпеть. Дай хоть какое-нибудь обезболивающее.

— Не могу. Сходи к дежурному врачу, пусть что-нибудь пропишет. Все, что я могу тебе дать, так это таблетку анальгина. Боюсь только, что она тебе не поможет.

— Дай хоть анальгин.

Я пожала плечами и протянула ему анальгин. Он моментально проглотил таблетку, запив ее водой из-под крана.

— А где дежурный врач?

— В ординаторской должен быть.

— Там закрыто.

— Уже поздно. Наверное, шарахается в другом отделении. Можешь идти в палату. Я его найду, скажу, чтобы он к тебе обязательно зашел.

— Скажи, что у меня яйцо ломит, хоть на стенку лезь.

— Хорошо, — покраснела я и опустила глаза.

Мордоворот ухмыльнулся и сел на стул.

— Послушай, тебе нравится моя пижама? — спросил он, поправляя бриллиантовый крест.

— Нормальная пижама.

— Я ее вчера купил. Под цвет глаз. У меня глаза голубые. Я всегда покупаю под цвет глаз, даже машину.

— У богатых свои причуды.

— А с чего ты взяла, что я богатый?

— Бедные в таких палатах не лежат.

— Тоже верно, — засмеялся мордоворот. Минут через пять он отправился в палату, а я, посмотрев на часы, с ужасом обнаружила, что Светкин день рождения давно уже начался. Быстро собравшись, я побежала в другое отделение и попала в самый разгар веселья.

Танюха, сидевшая в обнимку с медбратом, бросила на меня заинтересованный взгляд. Я села рядом с захмелевшей Светкой и выпила протянутый кем-то бокал шампанского.

— Как твой больной? — ехидным голосом спросила Танька.

— Нормально.

— Капельницу поставила?

— Поставила.

— Он по-прежнему на твои ноги косится?

— Какие ноги, у него яйцо ломит! Он анальгин глотает. Петрович, а ты зря так набрался, — обратилась я к нашему дежурному врачу.

— Почему? — обиделся Петрович. — В отделении тихо. Тяжелых нет. Разве только что привезут кого…

— А ты забыл про утреннего пациента?

— Это какого же? — удивился Петрович.

— Какого-какого — что в нашем люксе лежит!

— Этот хмырь, что ли? — засмеялся Петрович. — Я смотрю, Машенька, ты на него глаз положила!

— Ладно, перестань, он тебя зовет. Говорит, яйцо ломит, терпеть не может.

— Трахаться меньше надо.

— Да не трахался он, в холодной воде искупался.

— Знаем мы, как они в реках купаются!

— Ладно, Петрович, мое дело сказать, а ты с ним уж сам разбирайся.

Петрович нехотя встал и пошел в отделение. Светка включила музыку и, задрав полы халатика, принялась танцевать. Баба Люба принесла самогонку и заставила всех присутствующих отведать ее продукт. Сделав пару глотков, я почувствовала, что меня повело.

Примерно через полчаса вернулся Петрович. В руках он держал небольшую бутылочку дорогого коньяка и нарядную коробку конфет.

— А это что? — поинтересовалась Танька.

— А это, девочки, коньяк, который стоит столько же, сколько я получаю в месяц.

— И кто тебя так подогрел?

— Бандит, который лежит в палате люкс.

Девчонки схватили бутылку и стали ее рассматривать, словно это была антикварная вещь. Я взглянула на довольного Петровича и улыбнулась.

— Это что, взятка?

— Может, и взятка, — засмеялся Петрович. — Я ему сделал обезболивающий укол и проболтался, что у нас небольшой сабантуй. Он достал коньяк с конфетами и сказал, чтобы я поздравил именинницу от его имени.

— Вот это я понимаю, настоящий мужик! — восторженно произнесла Танька. — При деньгах и, самое главное, не жадный!

Петрович откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.

— Ну что, девчата, попробуем напиток богов? Я такой и не пил никогда. Почаще бы к нам бандитов клали, мы бы не только коньяк за полторы тысячи пили, но и осетриной с черной икрой закусывали.

Я выпила рюмку и одобряюще качнула головой.

— Вкусно.

— Вкусно, — согласились остальные и за несколько минут опустошили бутылку.