Из стали и пламени

Юлия Риа, 2021

Люди и драконы уничтожают друг друга поколениями. И я была уверена, что, когда придет час, убью чудовище без колебаний. Однако все пошло не по плану. Отныне мы с драконом связаны. Я жива, лишь пока он рядом. Он не может отпустить меня, не исполнив клятвы. Боги затеяли хитрую игру, связав двух кровных врагов прочными узами. И будто бы этого мало, заставили нас испытывать то, что врагам не положено чувствовать друг к другу…

Глава 5

Я возвращалась в дом Рроака, плутая по узким улочкам. Заблудиться не боялась — башни чертога можно разглядеть почти из любого уголка Северных Гнезд. А уж от него дорогу я найду!

Погода портилась. Порывы ветра становились все сильнее и резче, мелкая порошка норовила броситься в глаза снежной пылью. Горы ощетинились. И, подобно им, ощетинилась я. На сердце было неспокойно. Я не хотела думать над словами Рроака, но просто не могла выкинуть их из головы. Перед глазами до сих пор стоит картина игровой площадки, в ушах звучит радостный гомон.

Дети драконов, дети людей — так ли они отличаются? И те и другие растут с одинаковыми страхами, учатся ненавидеть противника, даже не понимая причин. Можно ли это изменить? Или мы обречены бегать по замкнутому кругу до скончания времен?

Налетевший порыв ветра ударил в лицо, взметнул мои косы. Я остановилась и хмуро уставилась на башни чертога, виднеющиеся невдалеке.

Суд парящих наверняка проходит там. Интересно, какое наказание ждет Берготта? И за что? Положа руку на сердце, я согласна с Гррахарой: Берготт не сделал ничего плохого. Он поступил так, как поступил бы любой, окажись в его доме враг. Хотя нет. Берготт был со мной мягок: решил отнести к перевалу, а не убить. Охотники бы такого милосердия не проявили. Уж точно не к дракону.

Я должна поговорить с Рроаком. Нужно выяснить, почему он решил наказать брата. Уверена, есть причина. Из-за чужаков своих не судят.

Решив так, я продолжила путь. Двигалась теперь быстро, твердо. Спину держала прямо. И даже настороженные взгляды драконов не беспокоили.

Я миновала два моста и свернула на небольшую улочку, по которой, если не ошибаюсь, можно быстрее добраться к дому Рроака. Однако не успела я сделать и дюжины шагов, как вдруг меня с силой дернули и впечатали спиной в каменную стену.

— У драконов принято здороваться именно так? — я с усмешкой встретила прищуренный взгляд черно-золотых глаз.

— Весело тебе, охотница? Подставила меня и радуешься?

— Что?

Мои руки сжали сильнее. Почти до боли.

— Не прикидывайся, будто не понимаешь! Ты ведь знала о крови Рроака в тебе. Знала и промолчала, дрянь. Из-за тебя меня ждет отлучение от парящих!

Я растерялась.

— Отлучение? Из-за чего? Из-за того, что хотел унести чужака подальше от Гнезд?

Берготт зло дернул уголком рта, будто с трудом сдерживая клокочущую ярость.

— Не прикидывайся, — прорычал он и вдавил меня в неровную стену. Пришлось выгнуться — острый камень уперся прямо в поясницу. Взгляд дракона полыхнул расплавленным золотом. — О нет, охотница, не выйдет. Люди нас не привлекают.

В первую секунду я не поняла, о чем он. Потом же вспыхнула огнем смущения и гнева. Однако сказать ничего не успела — Берготт наклонился ниже, почти коснувшись моего носа своим.

— А хотя… может, я бы и попробовал. В бою охотницы яростны. Кто знает, в чем еще вы столь же неистовы?

— Ты бредишь, — фыркнула я, гася эмоции.

Сейчас не стоит им поддаваться. Дракон не справляется со своими, если еще и я проиграю внутреннюю борьбу — точно случится беда. А мы оба натворили достаточно.

— Успокойся и отпусти меня. Давай поговорим с Рро…

— Поговорим? — прорычал он и надавил еще сильнее. Настолько, что в этот раз я не сдержала вскрика. — О чем? Как ты обманула меня? Как подставила? Или как рылась в его бумагах?

— Что ты несешь?! Я даже не ступала в его кабинет! И ты…

— И я могу открыть память на суде парящих. Тогда они увидят всё.

— Увидят… что?

Я напряглась. Злое торжество в голосе Берготта отозвалось стылыми мурашками по коже. И что значит — открыть память?

Узкие губы растянулись в оскале:

— Могу показать.

— Обойдусь.

Я дернулась. Камень чиркнул по пояснице, заставив прогнуться еще сильнее. Наши с Берготтом тела соприкоснулись. Я снова вспыхнула — уже только от смущения — и попыталась отстраниться. Но дракон подался вперед. Теперь он прижимал меня всем телом, не только руками. Проклятый камень впивался в кожу. Я терпела, только чтобы не выгибаться, но Берготт сам навалился сверху. Нос наполнился тяжелым ароматом горящего торфа. Я задержала дыхание.

— Уверена? — теперь в низком голосе звучала насмешка. Холодная, колючая, злая. — Я не стану единственным, кто сорвется в пропасть. Если гнев Рроака падет на меня — клянусь Первопредком, я сделаю все, чтобы ты тоже не избежала его ярости.

Все внутри меня выморозило от дурного предчувствия. Клятвы для драконов священны — в этом сомнений не осталось. И если Берготт воззвал к их божеству…

Проклятье!

— Что значит «открыть память»? — спросила сухо, почти требовательно.

Пусть от волнения сердце сбивается с ритма, но дракон этого не узнает. Я охотница, дочь Ордена. И гордость праведных для меня не пустой звук.

— То и значит. Они увидят все, что видел я. Почувствуют то же, что чувствовал я. И услышат, что слышал я. Могу показать, каково это, — повторил он и, не давая возразить, добавил: — Клянусь Первопредком, ничего плохого с тобой не случится. Напротив, ты узнаешь об еще одной тайне драконов. А потом уйдешь. И я не стану тебя удерживать.

Я нахмурилась. Новая клятва вселила надежду, что Берготт говорит правду. К тому же мне действительно будет намного проще объяснить отцам это умение драконов, если я его прочувствую. Но почему же тогда все мои инстинкты буквально вопят об опасности?

— Или мы можем пойти к Рроаку, как ты хотела. Я открою ему свою память, а ты постоишь рядом. Посмотришь.

Каждое слово едва не сочилось предвкушением. Будто сделай Берготт обещанное, и все станет еще хуже. Проклятье! Как же быть?

— Я не стану уговаривать, охотница. Не хочешь? Не надо. Увидимся на суде парящих.

Фыркнув, Берготт отпустил мои руки, развернулся и зашагал прочь. Я смотрела в широкую спину и чувствовала волны дрожи, расходящиеся по телу.

Нет. Не могу. Я должна понять, что он задумал.

— Подожди!

В три шага я нагнала его и ухватила за рукав. Медленно, будто нехотя, Берготт обернулся.

— Что? Передумала?

Сердце сжалось от волнения и страха. Великие боги, молю, пусть это не будет ошибкой!

— Да, — ответила твердо. — Я хочу, чтобы ты открыл мне свою память.

* * *

Берготт отвел меня в сторону. Заставил подняться на небольшой ящик, присыпанный снегом. И встал напротив.

— А ящик обязателен для открытия памяти? — я криво дернула уголком губ, пытаясь за насмешкой скрыть волнение.

Берготт хмыкнул.

— Ты слишком низкая, охотница. А наши глаза должны быть вровень. Теперь расслабься. Расслабься, охотница, — повторил он, стоило мне напрячься, когда наши руки соприкоснулись. — Вот так. Ничего страшного, видишь?

Он прижал мою ладонь к своей груди. Прямо напротив сердца. Подушечками пальцев я ощутила его ритмичное биение.

— Не бойся, — произнес Берготт неожиданно мягко. И медленно, чтобы не напугать, опустил руку мне на грудь. — А теперь закрой глаза. Ты не должна видеть окружающий мир, чтобы увидеть мои воспоминания.

Я кивнула. Выдохнула через нос, успокаиваясь, и зажмурилась.

— Расслабься. Тебе ничего не угрожает. Просто смотри, чувствуй…

С каждым словом его голос звучал все тише, будто отдаляясь. Сердце под моей ладонью билось все ощутимее. В какой-то момент даже показалось, что оно ударяется мне в пальцы. Словно нет больше мужской груди, клетки ребер. И наших тел больше нет. Только его сердце и моя ладонь. Ритм жизни, что передается от него ко мне.

Темнота перед внутренним взором подернулась рябью. Начала светлеть, как тающая ночь. И в этих сумерках проступили силуэты: обшитые деревом стены, голые ноги, худые и белые. Светло-серая рубаха, едва прикрывающая колени. И густые рыжие волосы, почти медные из-за напитавшей их влаги.

Мгновение — и я вижу свое лицо. Хмурое, сосредоточенное, решительное. Еще мгновение — и взгляд застывает на разбросанных бумагах на столе.

А ведь когда я стояла перед дверью, даже не подумала, как этот бардак может выглядеть со стороны. Не понять: был ли он там всегда или его устроила я.

Движение ресниц — и я, стоящая у порога рроаковского кабинета, кивнула. Улыбнулась довольно, почти с гордостью, и развернулась.

Образ поплыл, перемешался, как ягодное варенье с кашей. Миг — и я снова вижу себя. Только уже прижатую к стене. Волосы растрепаны, голубые глаза горят вызовом. Пальцы ощутили тонкие запястья. Нос набился запахом горячего тела, мяты и чего-то неуловимого, одновременно приятного и отталкивающего. Взгляд скользнул ниже — к плотно сжатым губам, ко впадинке между ключицами. Широкий ворот мужской рубахи разошелся, открывая белую кожу и две бледно-розовые полоски недавно затянувшихся порезов.

Новое движение, и картинка снова изменилась. Раньше плотно сжатые, теперь губы замерли в дразнящей полуулыбке. В глазах лукавый блеск. Меня прострелило от ощущения чужого тела, прижимающегося к моему. Внизу живота стало тяжело и жарко.

А потом в ушах, словно эхо, зазвучал голос Берготта:

— Вздумала шпионить, дрянь?

Голубые глаза полыхнули ярче. Меня вновь прошило ощущение чужой близости.

— Не выйдет, охотница. Люди нас не привлекают.

— Из-за чего? — в моем голосе удивление.

— Не прикидывайся, будто не понимаешь. Все знают о подлости вашего племени.

Слова, сказанные тогда, у кабинета, и те, что прозвучали совсем недавно, перемешивались. Рождали новый разговор. И новые вопросы. Ко мне как к охотнице.

— Ты бредишь. Давай поговорим… Договори…

Звуки едва различимы за шумом крови в ушах. Я не могу! Не хочу видеть себя, призывно улыбающуюся врагу, прижимающуюся к нему! Это все неправда!

Я — настоящая я, не из воспоминаний Берготта — трепыхаюсь, словно рыба в сетях; пытаюсь вырваться из омута чужих фантазий, но лишь сильнее запутываюсь.

— Чего ты хочешь? — эхом звучит в ушах.

Только не так, как было на самом деле. Вместо невозмутимости и спокойствия в моем тоне искушение.

— Чтобы ты убралась из Северных Гнезд, — а вот голос Берготта холоден. — Или мы можем пойти к Рроаку… Я открою ему свою память…

— Обойдусь!

— Тогда… Я отнесу тебя к перевалу. И даже не убью…

— Договорились.

Ладонь простреливает ощущение рукопожатия. Чувствую чужие пальцы, тоненькие и хрупкие. Моргаю — и вижу себя, взбегающую по ступеням. Взгляд скользит по голым ногам и подпрыгивающей от каждого движения рубахе.

Я больше не могу видеть эту ложь, смешанную с правдой. Кричу, сжимаю веки до боли, отталкиваюсь изо всех сил — и отлетаю. Ноги скользят по снегу. Не могу удержать равновесие, падаю. Перед глазами все плывет. Тело потряхивает от пережитого.

— Ну как? Налюбовалась на себя, пламенноволосая?

Я вскинула на дракона полный ярости взгляд.

— Лжец! Ничего этого не было и…

— Разве? Северные Гнезда слышали каждое из этих слов. И каждое из ощущений я пережил. Возможно, в моей памяти все немного перемешалось… Но какая, в сущности, разница?

Вскочив на ноги, я двинулась на дракона.

— Я никогда не смотрела на тебя… так, — губы сами скривились в презрении. К себе. К дракону.

Он не шевелился. Стоял скалой и не сводил с меня торжествующего взгляда.

— Иногда наши мысли настолько яркие, что и не понять — воспоминание то или выдумка.

Даже его голос зазвучал надменно, уверенно. Как у того, кто уже празднует победу.

— Мне плевать на твои фантазии! Можешь показывать парящим что угодно, в моей голове они не увидят этой глупости!

Я остановилась в нескольких шагах и прожгла Берготта взглядом. Кровь вновь вскипела. Вот только не от жара, заключенного в ловушку Рроака, а от ярости.

— Ошибаешься, — лениво отозвался дракон, а в следующий миг схватил меня за подбородок. Слишком быстро, чтобы я успела увернуться. — Ты не сможешь забыть увиденное. Оно задело тебя, вызвало эмоциональный отклик. И чем он сильнее, тем тяжелее стереть из разума чужие воспоминания. Ты же среагировала очень… — он наклонился ниже, — очень… — еще ниже, так, что его дыхание коснулось моих губ, — очень эмоционально. Если Рроак решит прочитать твою память, он увидит именно это. Поэтому теперь тебе нужно постараться. Проявить всю изворотливость своего племени и убедить моего дорогого брата отменить суд парящих. Запомни, охотница: упаду я — упадешь и ты.

Я дернулась, вырывая подбородок из цепких пальцев, и отступила. Возражать не стала — боялась не сдержать ярости и наговорить лишнего. Или даже сделать что-то, что заставило бы Берготта отправиться к Рроаку прямо сейчас. Все, что я себе позволила, — сжать кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони.

Берготт дернул носом. Довольно усмехнулся и зашагал к выходу из проулка. Я сверлила взглядом широкую спину и чувствовала, как еще неясные идеи уже выстраивались в план действий.

Сыграть по твоим правилам, дракон? Ты плохо знаешь дочерей Ордена, раз считаешь, что мы сдаемся без боя.