Время вброд

Юлия Резина, 2014

Юлия Резина – родилась в Москве. Кандидат медицинских наук. В течение многих лет возглавляла научно-исследовательские экспедиции на ледоколах в арктических навигациях. Автор двух поэтических сборников и книги повестей. Финалист Международного Турнира Поэтов «Пушкин в Британии», лауреат Международного конкурса поэзии «Серебряный стрелец». Автор антологии поэзии «Земляки», сборников «Эмигрантская лира», «Поэзия женщин мира», альманахов «Под небом единым», «Истоки», журнала «СЛОВО-WORD».

Любимым — ушедшим и идущим

I

«Пока моей судьбы беспечный одуванчик…»

Пока моей судьбы беспечный одуванчик

В безветрии стоит у поля на краю,

Бродяга-менестрель, печальный шут, шарманщик,

Я тихо говорю своё «Благодарю!»

Всем обернувшимся, застывшим на мгновенье,

Захваченным врасплох мелодией дорог…

Даруй им небеса, мой легкокрылый бог,

Но не лишай земного притяженья!

«Вдруг зацепиться за пустяк…»

Вдруг зацепиться за пустяк:

Росток игрушечным кинжалом,

Часов беспечное тик-так

И памяти бессонной жало,

В прорехи звёздные сквозняк,

Расфокусированность взгляда —

Всё — будто кокон шелкопряда…

Кто тот неведомый рыбак,

Отдавший световую нить

На сеть нездешнего плетенья,

Чтоб в океане отчужденья

Печаль чужую уловить?

Или попасться в нежный плен

Предощущения цветенья —

Вдыхать древесных сновидений

Эфир зелёный перемен.

Любви тончайшее лассо —

Не выскользнуть из этой сети…

И крупным планом — дети, дети —

Судьбы внезапное лицо.

«Ветер на рассвете в голубой пастели…»

Ветер на рассвете в голубой пастели

Сдвинул гору тучи, чтобы полетели

И легли, упали на моря и дюны,

На леса и скалы световые струны.

Вытяну тончайшую пёрышком старинным,

По ночам звучащую песней лебединой,

Уведу в подстрочник диких трав, пророчеств,

Тайны многоточий, бездны одиночеств…

А к утру в катрене нерва трепетанье:

Тремоло и трели, хрустали в гортани, —

Юной филомелой^[1] рвётся вон из плена,

Как душа из тела, песня из катрена —

Отдалённым эхом света-паутинки,

Тем, что опадает из небесной синьки,

Тем, что замерцает в темноте кромешной,

Как пойду дождями по дорогам здешним.

«Перевести с речного на земной…»

Перевести с речного на земной,

Цветочного, лесного, и дыханье

Перевести,

и время, что со мной

Неравную игру на выбыванье

Ведёт. Упасть в объятия травы,

Вдыхать настой цветущих медоносов

И дочитать до утренней главы

Повествованье мелей, миль и плёсов.

Постичь урок смирения волны —

Итог полётов, гибельных баталий,

И обнаружить фолиант луны

На дне реки, в глубоком зазеркалье.

Ах, время, — мой насмешник-визави!

Как дописать сонет, сонату, песню —

Том переводов на язык любви?..

И уронить на дно реки небесной.

«Свет неба, дыханье цветов…»

Свет неба, дыханье цветов,

Зелёные летние дЫмы…

В подстрочнике жизни — любовь:

Любовью хранимы, гонимы.

В глаголах прощальное «эл»,

Короче строка многоточий,

А я прочитать не сумел

Седых одуванчиков почерк

Летящий, гекзаметры волн,

Концертов цикад партитуры,

Кудрявых каракули крон

И тайные знаки цензуры

На строфах созвездий — молчит

Небес фолиант в изголовье.

И только безумный пиит

Внимает звучанью безмолвья.

Он плачет, любимец богов,

Смеётся и машет руками.

И сад засыпает его

Черешневыми лепестками.

«В сентябрьской ауре дерев…»

В сентябрьской ауре дерев

Бурлит реторта.

В ней — сон и явь, и миф, и блеф,

Аmor et morte.

Велик Алхимик — cветлый лик —

ВолнЫ легато —

Зеркалит мрамор базилик

В часы заката.

По золоту — легчайший лист,

Едва остывший,

Судьбы незримый Сценарист

Ночами пишет.

И в прописях волосяных —

Все тайны мира —

ЧтО жизнь твоя? Твой страх и стих? —

Честна ли лира?

Каков итог? Истёк ли срок?

Все рiano, forte…

И красной нитью между строк:

Amor et morte.

«Лицедействуют и зеленеют…»

Лицедействуют и зеленеют

В сентябре и трава, и листва.

Летним солнцем залИты аллеи,

Синева безупречно чиста

Над волной, но исчезли стрекозы,

И ночей загустела зола, —

Будто тень отдалённой угрозы

На поля и поляны легла.

И тревогою древних пророчеств

Наполняя цветной парашют,

Неприкаянный бог одиночеств

Совершает свой вечный маршрут.

И взлетают пернатые стаи,

Умолкают оркестры цикад,

Cад в предчувствии бед замирает,

И волчица рычит на волчат…

НО

поёт оглушённому миру

Всё о НЕЙ… —

одинок, нелюбим,

Менестрель —

под Селеной-секирой

И под богом высоким своим.

«В лунных лагунах ликует, полощется…»

В лунных лагунах ликует, полощется,

Плещется, радуется пробуждению

Музам — сестра, компаньонка, помощница,

Сердцу — огранщица слуха и зрения.

Дарит б е с с о н н и ц а тропы межзвёздные,

В сеть миражей увлекает, обманщица.

Ночью острожной, тревожной, морозною

Веткой черешневой пенится, дразнится.

Держит в объятиях новою пленницей,

Дрожь вызывающей лаской нездешнею.

Просит — всего-то! — глоточек, безделицу:

Лакомства сладкого — сока сердечного…

«И медленно всплывать вдоль ласковых стволов…»

И медленно всплывать вдоль ласковых стволов

Со дна земли, влекома в водоёмы

Небесные… Прошу: не надо про любовь!

Лети, лети, осенний, невесомый,

Несомый ветром прямо в кому-дрёму,

Отгрезивший своё,

в своё посмертье лист!

Я в зареве малиновом заката

Хочу стоять, пока небесный органист

Не разразится фугой и токкатой,

И долгой левитации легато

Осенней темою вокруг оси земной

Волной впадёт в потоки листопада,

И возвестит отбой эоловый гобой

Стараньям славным леса, поля, сада…

Свершение — печальная отрада…

А в роще пауки последние стежки

В завесу паутинную пунктирно

Кладут меж миром слов и миром, где стихи

В сплетенье тем виоловых, клавирных,

Ещё в плену у тишины надмирной…

«Галера дерева и корни — якоря…»

Галера дерева и корни — якоря;

Пьянящее желанье веток-вёсел

Сорваться и уйти в небесные моря,

Покуда парус не порвала осень.

Пока Ваятель гнёт, сгибает поутру

В подкову радугу в небесной синьке,

И чья-то жизнь (моя ль?) беспечно на ветру

Качается, висит на паутинке,

Рас-ка-чи-ва-ет-ся —

Волною вниз и вверх…

Мелькают блики, радужные лики.

И гул, и звук, и слог из облачных прорех —

Иного мира явные улики

Уходят в белый лист, в истоки странных строк,

И радуга мостом над местом тризны…

И вечный душ ловец, пока не вышел срок,

Не подсекает паутинку жизни…

«Зелёные дымы весны…»

Зелёные дымы весны —

Туман и дурман пробужденья,

Деревьев и птиц нетерпенье

И сердца, и тварей лесных.

Не будем гневить небосвод

Забвением нажитых истин.

Вот грохнет речной ледоход —

И русла, и мысли очистит.

Младенческий лепет листвы

Сродни возвращению в детство.

Прекрасны пернатых соседство,

Нечаянность первой строфы…

«В костёр строки́ — гори, моя беда!..»

В костёр строкИ — гори, моя беда!

Катрен — в камин, уничтожая память,

Водой в огонь — всесильная вода,

Размой и унеси: ни пепла, ни следа

Чтоб не осталось… Ах, зачем лукавить!

Вот зеркало, в нём — взгляд и вскрик, и взлёт,

И обморок совместных левитаций…

Как долго между нами таял лёд,

Пока судьбы не грохнул ледоход,

И в пламени азалий и акаций

Не запылали вето… Старый сад

Был изумлён и, притаившись, слушал:

— Что ты сказал?! Скажи пять раз подряд!

Нет, замолчи!..

— Скажу. Я буду рад:

Впервые распечатываю душу…

Туман дорог. Зарока срок истёк.

Ещё в начале яблочного спаса,

Как чашу, брал лицо и всё не мог

Напиться, будто бы иссяк исток…

И лопнул волосок. И мир взорвался…

Строка к строке, межстрочия секрет,

Кузнечиковой скрипки флажолеты…

ЧтО жёг закат, чтО пестует рассвет? —

Скажи, поэт!

Что есть стихи, поэт?

(взгляд в ад)

— Любви разменная монета…

«Лето — грозы, вихри листьев…»

Лето — грозы, вихри листьев,

Шторм, мальстрема виражи,

Тайны храма древних истин,

Атлантиды миражи;

Чёрных облаков кипенье,

Море, полное чернил,

Ветер, оседлав деревья,

Погоняет, что есть сил.

Возвращенье, возрожденье,

Очищение Земли…

Снова — первый день творенья —

И по морю корабли,

И нефритовые волны

С хризолитами на дне,

Снова жёны, как мадонны, —

Клином свет и свет в окне.

Тоньше ландыша, сирени

В воздухе благая весть:

Нас на грани светa-тени

Берегут любовь, терпенье;

Охраняют от паденья

Вера, благородство, честь.

«Осеннего сонного солнца слюда…»

Осеннего сонного солнца слюда.

Следами разгульных налётов Борея —

Рябиновый град, георгинов беда,

Кленовая алая кровь на аллеях.

На мельницу слова мой Сказочник льёт

Дары откровений, видения сада,

И птиц для меня поднимает в полёт,

И волны возводит в крещендо, глиссандо…

В подробностях требует срез тишины

Представить под утро без лишних вопросов

И сотню оттенков ущербной луны

На грани рассвета у плёсов белёсых.

Мой Сказочник добр, и его веселит,

Как я постигаю небес псевдонимы —

И в прописях жизни: «Не хлебом единым, —

Пишу под диктовку, — жив, дышит пиит»…

И думаю: верно, не хлебом единым,

Пока синим пламенем время горит, —

Нелепой любовью… и синим массивом

Ледовых морей, и осенней осины

Серебряным эхом, и эхом Марины —

Салютом рябиновым…

неугасимым…

Земным одиночеством нерасторжимым…

И росчерком мимо косых — некрасиво,

И дальше, и больше, с нажимом, курсивом…

«Янтари осенние, алые кораллы…»

Янтари осенние, алые кораллы.

C золотым тиснением это покрывало

Покрывало просеки и бросалось в ноги

Путнику, что посохом разбудил дорогу.

Облака ушедшие, дым рассветов тонкий,

Эхо отзвеневшее собирал в котомку.

В речке солнце плавилось, журавли кружили.

Реченька — красавица… берега чужие.

Нет пути обратного. Небо вместо крова…

Тишина закатная опадала в с л о в о.

Примечания

1

соловей (исп.)