Пишу любовью

Юлия Погорельцева (2024)

«Пишу любовью» — книга стихотворений о любви — любви чувственной и страстной, нежной и возвышенной, любви, источником которой могут быть глаза близкого человека, голос, аромат, острота эмоции восхищения, вера и преданность или изящество изгибов рек, свет, тонко пробивающийся в арочный проём, блики витражей окон любимого города — города, в котором живёт любовь. Коренная петербурженка Юлия Погорельцева создает особенное поэтическое полотно, в котором ощущается атмосфера города, его живость, многовековая история, величие и неповторимый петербургский дух, и наполняет его любовью.

Люблю

Ты знаешь, я тебя люблю. Каждая минута, час, наполненные ожиданием, наполняют душу, возрождая нас… Ты образ — образ, рождённый сознанием, но ты живой, дышишь, я создаю тебя из веры, надежды, любви, стихов… И эта осень наша. Я так проста и бесхитростна, что быстро теряюсь среди других. Но я та, которую невозможно забыть… Падает осенний лист прямо тебе под ноги. Ты меня помнишь, чувствуешь, вдыхаешь…

Аналой

Ты придешь, я знаю, ты придешь,

Первый лëд давно сковал былое,

Этот день так светел и хорош Аналой

души. Над аналоем

Ореол — бездонные глаза,

Этот взгляд в

нëм рай, любовь, голгофа,

И мужская редкая слеза,

И дорога выложена в строфы…

Прикоснусь к щетине на щеке,

Отогрею, отмолю, отмою,

И стихи, воскресшие в руке,

Станут небом и немного…мною.

Осенний лист

В листве так много слов и неги,

Там, в потаëнной глубине,

Едва прикрыв надеждой веки,

Всë тихо шепчет обо мне.

«Люблю!»

Люблю тебя и таю,

Изьятый осенью листок, —

Возносит в небо мыслей стая,

А я же падаю у ног…

К твоим стопам. Своею верой,

Собой питаю каждый след,

Пускай иная — вечной первой,

Погасит в вашей спальне свет.

А я лишь лист. Заворожённой

Взлетев, о землю бьюсь, как грош,

И на траве запорошённой

Ложусь — быть может, ты найдёшь…

«Я к тебе протягиваю руки…»

Я к тебе протягиваю руки,

Созданная заново тобой

Из строфы —

из невесомых звуков, —

Сонмами у нас над головой,

В поднебесной ангельской купели,

Проливая капли по одной,

Омываю долгие недели,

Самоотречённая… собой.

Я к тебе протягиваю руки,

Хрупкостью воспетая за нас,

Уходя от безутешной муки

В безуспешно радующий час,

Где минута, полня ожиданья,

Обнажает истинную суть, —

В ней из возрождëнного желанья

Льются строки прямо мне на грудь…

«Меня создали для тебя из глубины небесной глади…»

Меня создали для тебя из глубины небесной глади,

Я там, где небо и земля соприкасаются плечом,

И незаметно, и легко рассвет касается, и гладит,

А ночь сползает в тишине и ставит оттиск сургучом.

Меня создали для тебя — по ширине твоей ладони,

И замеряли глубину: она подходит для души.

Закаты падают у ног и поднимаются на склоне

Высоких гор моей любви и растворяются в тиши.

«Посмотри на меня — за невидимой завязью дней…»

Посмотри на меня — за невидимой завязью дней,

За узлами дорог, перекинутых в долгие годы,

Я ещё не твоя, но когда-нибудь стану твоей,

Согревая собой, — утирая былые невзгоды.

Перекрёстками судеб — мы ищем дорогу к себе,

Примеряем, с надеждой на вырост, широкие крылья.

Обретая свободу, склоняемся кротко в мольбе,

И идём по тропе, припорошенной временем, пылью…

Посмотри на меня — я ещё не устала желать,

Возлюбив эту жизнь, эту истово бурную реку,

Мы на кончиках пальцев друг друга.

Их тонкую гладь

Забираем у всех под блаженно прикрытые веки.

«Позволь мне любить тебя так…»

Позволь мне любить тебя так,

как не любят давно,

Как плачет рассвет у подножия раннего утра,

И небо вдыхает надежду и цвет перламутра

На тонкий набросок эмоций немого кино.

Позволь мне любить тебя нежно, и шёлком крыла

Такой беззащитной, как бабочка, тронуть запястья,

Почти незаметной, но так начинается счастье,

И тает былое — его неприглядная мгла…

Позволь мне желать тебя страстно, смахнув облака,

Как будто я смелая, мне поддаются вершины,

Любовь неделима на граммы, часы и аршины,

Когда так уютна в ладони родная рука.

«Я немного дрожу — обогрей мои хрупкие плечи…»

Я немного дрожу — обогрей мои хрупкие плечи,

Обними моё сердце, оно не устало желать.

Твои крепкие руки все шрамы мои не залечат,

Но вернут в наши вены и в душу свою благодать.

Эта тёплая ночь — эти бархат и глянец дороги,

Ты ещё не со мной, но уже бесконечно любим,

Мы просты и открыты, и дарим служение многим,

Но вверяем себя исключительно только родным.

Я немного дрожу — обогрей мои хрупкие плечи,

В этой осени тихой так мало, но много для нас,

Дни листают часы, заменяя погаснувший вечер,

На бессонную ночь и сияние любящих глаз.

Крупица

Из соломы и сора себя соберу по крупицам,

И покрою молитвою голову, словно платком,

Вижу рядом с собой дорогие, любимые лица,

Осеню их дорогу любовью и божьим крестом.

Я простила врагов, — как же было всë это непросто,

Забываю обиды, предательство, слабость и ложь,

Заезжаю опять на двойную и тот перекресток,

Где я вечно теряюсь, а ты так спокойно идёшь…

«Не верьте осени холодной…»

Не верьте осени холодной, —

её суровости и мгле,

И ночи ветреной, голодной,

давно забывшей о тепле,

Не верьте утренней пороше,

росе, прикинувшейся льдом,

Они не ведают: хорошим

бывает всë, пока живëм.

И в глубине, вязавшей крыши

тяжёлых, низко павших туч,

Восходит радуга,

А выше —

надежды капелька и луч.

«Немая грусть, суровая, как вьюга…»

Немая грусть, суровая, как вьюга,

Нависла низко, душу теребя,

Так кто же я? Извечная подруга,

И оберег, и вера для тебя,

И тонких сосен ветви вековые,

Их изумруд, и живица, и стать,

Смола, и соль, и сок — сороковые,

И их вопрос — как мне роднее стать?

Под кожей тонко, трепетно, но точно

Немая жилка бьётся, как мотыль,

И я простой, обычной, полуночной

Стелюсь к ногам и обращаюсь в пыль…

И не боюсь невидимой песчиной

Катиться вдаль, не ведая, куда, —

Туда где свет любимого мужчины

Отнять не могут люди и года.

«Кружится ветер шаловливо, срывая с ивы жëлтый лист…»

Кружится ветер шаловливо, срывая с ивы жëлтый лист,

Скользит вперёд неторпливо осенний месяц.

Тонкий свист, —

Взывает к небу птичья стая, уносит лето на крыле,

А я в ладони зажимаю воспоминанья о тепле.

Воспоминания о лете, где белой ночи пелена,

О том безудержном рассвете, пока не выпитом до дна…

Кружится ветер… Под ногами хрустит оторванный листок

И осень стелет перед нами переплетения дорог.

А я иду к себе навстречу. Ищу себя среди толпы,

Покуда новый хмурый вечер не отнял юность у судьбы.

Я слышу голос. Помню руки — их власть и грубое тепло,

И взгляд, и всполохи, и звуки, и ночь, и лодку, и весло…

Вот мы, упрятанные летом, бродили ночи до зари,

И умывались Божиим светом, сияя, словно фонари…

Причал скрипел, а волны пели нам что-то нежное, своë,

Октябрь…

близятся метели, и полумрак, и вороньë…

Сажусь за стол: дымится время, на небе низкий блин Луны,

А сумрак громко дышит в темя и шепчет:

«Вёсны сочтены!

И бесшабашные рассветы, и ночи сладкие без сна».

— Молчи! В моëм бокале лето, ну и немножечко вина.

Ты придёшь

Ещё помнит сердце зелень луга

и цветенье ситцевых полей,

А теперь кружит седая вьюга

над душой озябшею моей,

Вьётся ветер, развевая косы,

расплетая ленты по одной,

И ложатся льдом былые росы

по тропе, нехоженой тобой…

Я сложу в поленницу рассветы,

те, что не представилось разжечь.

Ты придёшь,

а здесь тепло и лето,

и искрит натопленная печь.

Расстелю любовь.

Раскинув руки,

кину звёзд в ночные небеса.

И погаснут всполохи и звуки,

спрятанные нежностью в глаза…

«Что мне до слов, не сказанных тобой…»

Что мне до слов, не сказанных тобой

В ночной тиши, где осень пьёт прохладу,

Где тихий дождь, как тихий мой покой,

Укрыт слезой, и серым светом взгляда

В моих глазах

Уже не жмётся соль, —

Там просто ночь качает чьи-то тени

Я об одном прошу тебя — позволь

Всё позабыть, не падая в колени.

Возвращаюсь к себе

Сквозь колючие ветры навстречу вчерашнему дню,

Там, где я заблудилась, к любви прикоснуться желая,

Я лечу мотыльком, отдавая простому огню

Все ключи от души и дорог от надежды до рая.

Перекрёстками дней, перекроенных нашей судьбой,

Мы пытались найти то блаженство, где двое едины,

Но иные вселенные были открыты тобой,

Так изящно, легко,

и поэтому непостижимы.

И, упав с высоты, поднимаясь, пытаюсь взлететь,

Из кусков собираю свои невесомые крылья,

И взмываю к огню, но небес неожиданных твердь

Возвращает к себе, где любовь покрывается… пылью…

Я просто хотела любить

Разорвется петля — ослабеет суровый аркан,

Осыпаются листья, ковром выстилая дорогу,

И алеют деревья, и словно алеет от ран

Вся аллея в саду, затихая в ветрах понемногу.

Перевернуты дни — поднимают былую печаль,

Я уже не боюсь окунуться в любовь с головою,

И потерянных лет на любовь — нелюбовь мне не жаль,

Этих призрачных лет, опаленных тобою и воем.

Ты почти не виновен — я просто хотела любить,

И отчаянно жить, искупая привязанность верой,

Но порвется аркан — его узкая цепкая нить,

И твоя нелюбовь, и моё — «мой единственный, первый».

«Свитер растянутый скрыл перекрестье ключиц…»

Свитер растянутый скрыл перекрестье ключиц,

Тонкое горло и, словно подшитые, плечи,

А небеса из-под длинных коровьих ресниц

Синью окинули этот заманчивый вечер.

Плавает облако — ветер сгоняет к бортам,

К месту надежд и причалу любви и согласья,

И оказаться по времени следует нам,

Там, где дают на двоих вожделенное счастье!

Меряют точно, до грамма — бери-не бери,

Что заслужил, заработал

любовью и верой,

И у родной, неприметной, дощатой двери

кинуть авоськи и стать твоей заново первой.