Митрофанушка спасает мир

Юлия Миланес, 2021

Название повести не случайно. Ведь классический Митрофанушка прославился фразой: "Не хочу учиться, а хочу жениться". Хотя главного героя зовут немного не так, он – классический современный подросток. Главный герой пробует жить так и сяк, ищет свое предназначение. А его предназначение – спасать. И хотя он по возрасту пока что спасает от порчи мамину еду, ему предстоят великие дела…

Эпизод первый, в котором спасают сатану

Митенька пришел домой поздно.

— Не надо было ждать! — раздраженно бросил он маме. — Я уже взрослый!

Мама посмотрела на его розовые щеки, на которых кое-где пробивался черный пух, но промолчала и принялась разогревать обед.

Между тем Митенька посмотрелся в зеркало, потрогал круглый, еще детский животик и отказался обедать.

Мама только развела руками:

— Сынок, я же старалась… Очень трудно полноценно есть на мою пенсию.

Но Митенька был непреклонен. Тогда мама использовала последнее средство, которое всегда срабатывало:

— Но надо же спасать еду! — заметила она тихо.

Она вообще была тихой. Когда-то у нее был командный голос — давно, когда мама еще работала, и она легко управлялась с подрастающим ребенком. Но с тех пор, как она вышла на инвалидность, голос ее становился все тише и тише: пенсия словно придавливала к земле. А Митя все рос. И правда, очень трудно становилось обеспечить ему полноценное питание.

— Есть что спасать? — хмыкнул Митенька.

И мама поняла, что она его уже почти уговорила.

— Пюрешечка с маслицем, котлетки куриные, огурчик свежий — с дачи! — радостно засуетилась она.

Митя сел кушать, но нашел новый повод для недовольства:

— Чего ты смотришь на меня в упор? — сердито сказал он. — Это неприлично — смотреть, как я пережевываю пищу!

— Смотрю, какой у меня хороший сынок вырос, — солгала мама и отвела взгляд.

На самом деле она давно уже жила впроголодь. Пенсия не располагала. А Митенька не понимал — маленький еще.

«Ну, и слава богу, — думала мама, — что не понимает! Рано ему еще что-то понимать в нашей паршивой жизни!»

Но, видимо, Митя уже кое-что понимал, потому что на шее у него багровел засос. Мама провела по нему рукой, но ничего не сказала.

— Девчонки в школе соревнуются, кто больше засосов поставит, — смущенно буркнул Митенька. — Я уворачивался, но ничего не получилось.

И тут мамина рука наткнулась на какую-то цепочку на Митиной шее. У них дома давно не было никаких украшений, только крестики. Митин крестильный и ее были привязаны на веревочке.

Митенька отвел ее руку и одним махом доел пюрешку.

— Вкусненько было? — заискивающе спросила мама.

Митя снисходительно кивнул.

***

Они уже давно «спасали еду». Рожденная до Перестройки мама помнила то чувство, когда дома нечего есть. Она вообще не переносила, когда выбрасывали хлеб. Это въелось в сердце вместе с рассказами прабабушки о блокаде Ленинграда.

Они — мама и Митя — не страдали никакой дистрофией. Наоборот, у обоих было немного лишнего веса от калорийного питания — точнее, от привычки заменять мясное мучным.

Но Митенька вдруг озаботился своим весом. С каждым днем заставить его «спасать еду» становилось все труднее.

«У мальчика появилась своя жизнь, — соображала мама. — Возможно, девушка…»

Однажды Митя попросил у нее абонемент в фитнес-клуб.

— Мама, ну Ксюша же ходит на фитнес, как я ее оставлю? — вполне резонно заметил он.

И мама сделала то, чего никогда не делала, — позвонила папе. Они купили ему абонемент пополам.

Так, наконец, мама узнала, что существует Ксюша, и цепочка на шее — видимо, Ксюшин подарок.

***

У них никогда не закрывали дверь в ванной. Занавеска — этого было достаточно. И в этот раз Митенька мылся с незапертой дверью.

Мама зашла по хозяйству и замерла: на полочке у ванны лежала дареная цепочка — Митенька снял ее, пока мылся. Мама протянула руку, чтобы рассмотреть, и обмерла: на витой серебряной цепочке красовалась подвеска — перевернутая пентаграмма и маленький пистолетик.

Она осторожно положила цепочку на место и вышла из ванной.

«Не с кем посоветоваться, — думала она. — Это же знак сатаны! Может, его девушка — сатанистка?»

Весь день мама места себе не находила. Наконец она позвонила своей подруге — такой же старой, такой же никчемной.

— Застрелится сын, как пить дать! — вещала подруга. — Это неспроста — такое ярмо на шее!

Мама была в отчаянии. Как же? Сын — крещеный, здоровый ребенок! Да, он никогда не интересовался церковной жизнью. Но чтобы сатанист…

— Может, он не знает, что это знак сатаны? — растерянно спросила она у подруг.

— Может, и не знает, — подтвердила подруга. — Надо к гадалке сходить, я знаю одну — православная гадалка.

Про православных гадалок мама слышала, что таких не бывает. Но тем не менее…

— Она все знает! — уверяла ее подруга. — Она на полене гадает.

***

Утром мама проводила сына в школу, как-то странно, по-особому перекрестив его. Митенька решил, что на маму «нашло очередное затмение», и только хмыкнул.

«Только бы не застрелился, пока я к гадалке хожу! — думала мама, торопливо собираясь. — Времени очень мало».

Она решительно опустошила маленький узелок с деньгами — «на подаяние», как сказала ей подруга, и поехала за город.

«Ее избу ты найдешь сразу, — вертелись у нее в голове слова подруги. — Она живет в самом конце деревни, за стогами…»

Стога в конце деревни действительно имелись. За ними стояла покосившаяся избушка на курьих ножках, где вместо стекол красовались подушки.

Мама осторожно постучала в дверь. На порог вышла неопрятная старуха: нос крючком, седые патлы торчат из-под платка вверх, развеваясь на осеннем ветру.

— Знаю твою беду, — проскрипела старуха, принимая «подаяние». — Позвоночник пришла лечить…

— Нет, — растерялась мама, расстроенная прозорливостью «ясновидящей».

— А зачем тогда? — баба Яга прищурилась.

— Сынок у меня — сатанист, — поведала свое горе мама.

Тут старуха своей костяной ногой выбила из-под мамы табурет и завизжала:

— Вон пошла! То-то я чувствую: нечистым духом воняет!

Мама с размаху села на пол, но твердо решила не уходить, пока не добьется от старухи чего-нибудь… Чего? Старуха явно была не в своем уме.

Между тем баба Яга зажгла лампаду и взяла полено. С этим поленом она обошла вокруг мамы, постукивая им по свободной ладони.

«Сейчас огреет меня, — подумала мама. — Только искры посыпятся!»

Старуха же ходила вокруг, пританцовывая на кривых ногах, и нашептывала:

— Изыди, сатана!

Потом заявила, прищурив левый глаз:

— Уходи! Нечистого народила! Ничего сделать не могу!

Мама поняла, что больше ждать нечего, и покинула избу.

***

«Может, в полицию заявить? — размышляла мама. Потом отбросила эту мысль: — А если он там уже кошек мучает и жертвы приносит?»

Но в ней утвердилось твердое мнение, что сына надо спасать.

Она пошла в храм — единственное место, где она была бы сейчас спокойна. Подошла к исповеди, но не знала, как рассказать батюшке свое горе. Опять же, сзади подпирали церковные старухи, сетуя, что она их задерживает. А мама все придумывала и придумывала себе новые грехи, не в силах сказать батюшке страшное.

Наконец батюшкино терпение лопнуло:

— Есть еще что сказать?

Из маминых глаз градом покатились слезы:

— К ведьме ходила… — выдавила она из себя самый страшный свой грех.

— К ведьме-то зачем? — не понял батюшка, но грех отпустил.

***

— Если старуха не помогла, надо к прозорливому старцу! — шептала в трубку всезнающая подруга. — Секта там!

— А деньги берет? — уточнила мама.

— Нет, бесплатно, — отвечала та. — За подаяние.

— На подаяние больше нет! — сердито ответила мама. — Я за бесплатно в полицию схожу!

«А какие у меня доказательства — про секту-то? — размышляла она. — Опять же, сын меня не простит».

***

Митенька опять пришел поздно, но в хорошем настроении.

— Дай-ка я еду спасу, — пошутил он. — Что у нас сегодня?

— Пироги с капустой, — вздохнула мама.

Когда нечего было есть из мясного, она всегда пекла пироги с капустой.

— Мить, а Мить, — вдруг пискнула она, — а что это у тебя на шее?

— Ксюшин подарок! — важно надулся Митенька.

— Девушки твоей? — тупо переспросила мама, боясь отвернуть его от разговора.

— Да. На годовщину со дня знакомства мы обменялись цепочками, — снова надулся Митенька.

— А ты какую подвеску подарил? — холодея, спросила мама.

— С сердечком, конечно! — Митя с аппетитом «спасал» восьмой пирожок.

— А у тебя что?

Тут Митенька замялся и покраснел. И маму обожгло: «Знает, что это такое!»

— Ну, это пистолетик и перевернутая пентаграмма, — заявил Митя и снова покраснел.

— Это знак сатаны! — неожиданно взвизгнула мама. — Ты что, сатанист?!

Митю взяла оторопь, и он отложил последний пирожок.

— Ты что, мама? — насупился он. — Это же из сериала!

Тут оторопь взяла маму:

— Из какого сериала? Про что он?

— Ты не понимаешь, мама! — разгорячился Митенька. — Про сатану сериал.

— Где ты его видел?! — снова завизжала мама с явным намерением все это прекратить. — В Телеграм-канале?!

— Не, на центральном телеканале! — обиделся Митенька. — Ты что, не понимаешь? Не смотрела? Там Бог обидел сатану…

Мама присела и растеряно повторила:

— Бог обидел сатану?

— Да! — Митя на глазах обретал уверенность. — Сатана был самый умный, а Бог его обидел и прогнал…

Мама начала тихонько смеяться.

— А знак его зачем носить на себе?

— Ну, это просто модно, мам! — Митя притянул маму к себе и поцеловал в макушку. — И вообще, я считаю, что сатану надо спасать! Чем больше людей носит его знак, тем больше у него веса там, в потустороннем мире, — и Митенька ткнул рукой с пирожком в потолок.

— Давай-ка снимем его, сынок…, — сквозь истерический смех проговорила мама. — Не хочу ничего объяснять, просто ради меня.

— Но это Ксюшин подарок! — пытался упрямиться Митенька, но мама уже аккуратно снимала с него цепочку.

— Пироги спасай! — шикнула она на него.

***

Цепочка с подвеской лежала, как самая большая драгоценность, на дне маминой шкатулки. Она ее спрятала от Митеньки там, где он никогда не найдет, пока сын не опомнился и опять не заупрямился.

— Что с цепочкой-то делать? — спрашивала она у подруги.

— Я-то почем знаю! — блеяла та в трубку, и мама, казалось, видела, как она разводит руками.

— Может, в церковь отнести? — размышляла мама. — Там-то знают, как с ней поступить.

— Вот еще — в церковь! — раздражалась подруга. — Слишком много чести!

Тогда мама, оставшись как-то дома одна, разобрала цепочку по звеньям и оторвала подвеску. Потом отнесла на помойку и выбросила на самое дно бачка.

Но Митенька не прекратил спасать… как минимум, пирожки.

Эпизод второй, в котором спасают говядину

С красным лицом, отдуваясь, Митенька тащил кадку с фикусом, чтобы погрузить ее в «Газель».

— Мам, фикус-то зачем с собой везти?

— Засохнет он, пока на мы на даче, — жалела цветок мама. — Все ж живая душа!

— Мам, переведи мне двести рублей.

— А на что тебе? — прищурилась мама, доставая старенький немодный смартфон.

— На парикмахерскую, — отвечал Митя. — Побриться хочу налысо.

— Зачем? — изумилась мама.

— Чтобы не жарко на даче было и голова не потела.

***

У них был старый, сырой дом в деревне, которая держалась за свой колхоз и молокозавод. В общем, у этой деревни в чем только душа держалась в нынешних условиях. Жили там, в основном, крепкие бабы с крутыми бедрами, которые и сено на вилы могли поднять, и скотину обиходить.

Мама казалась соседкам мягкотелой.

— Какая инвалидность? — спрашивали они. — Вон у Мишки инвалидность, ему в конвейер обе ноги затянуло — не ходит, за ним дохаживать надо.

В их доме постоянно жила бабушка — простая женщина без образования, всю жизнь проработавшая на молокозаводе. А мама с Митенькой приезжали к ней каждый год на лето.

Когда Митенька прибыл в деревню, он уже сверкал на солнце розовой бритой лысиной. Но этого оказалось мало.

— Мам, баб, у нас есть трикотажная ткань? — спросил он на второй день.

— Есть небольшой отрез, — подтвердила бабушка. — А что?

— Да мне штаны надо пошить…

— Тебе что, мама штаны купить не может? — бабушка кинула уничижительный взгляд на маму.

— Сынок, у тебя шорты есть и джинсы, — жалко проблеяла та.

— Нет, мне шаровары надо, — Митенька скосил глаза в сторону. — Широкие, и чтобы снизу резинки были…

Мама хотела спросить, зачем ему шаровары, но при бабушке не посмела.

— Сошью, маленький! — радостно засуетилась старуха. — В лучшем виде будет! — И задумчиво добавила: — Какая мода, однако, странная!

— Спасибо, бабуля! — Митенька чмокнул ее в морщинистую щеку.

А маму никто и не спрашивал, хотя она уже подозревала неладное.

***

Митя ходил по деревне в коричневых, цвета перепрелого навоза, шароварах и майке-тельняшке.

— Чудят городские! — переговаривались старые бабы и крутили у виска: — Все потому, что в храм не ходят.

В храм ходила только мама. Бабушка была старой советской закалки, поэтому молитве предпочитала почистить курятник.

А Митенька повадился каждый вечер запираться в комнате на чердаке.

«Что он там делает?» — размышляла мама.

Но щеки у Митеньки стали круглыми и красными от свежего молока, лицо загорело и обветрилось. А пока ребенок выглядит здоровым и хорошо кушает, родители спокойны.

Но скоро Митенька перестал хорошо кушать.

— Говядинка тушеная в горшочке! — как-то раз предложила мама Митеньке, радуясь, что ей удалось раздобыть парное мясо.

— Что-то не хочется, — уклончиво ответил Митенька.

— Живот болит?

— Да, болит немного, — снова уклончиво ответил Митя.

— Молоко было несвежее, наверное! — озабоченно вмешалась бабушка.

— Пойду но-шпу принесу, — расстроилась мама.

— Не надо, — снова туманно ответил Митя и отправился на чердак.

***

«Что он там делает по вечерам? — размышляла мама. — Даже телефон оставляет в кухне».

Однажды она прокралась в верхнюю комнату и приоткрыла щелочку двери.

Ее глазам предстала удручающая картина. Митя, в своих коричневых шароварах и тельняшке, сидел на сене в невероятной позе — прижав пятку одной ноги к уху и подогнув другую. И тут мама отчетливо услышала:

— Омм бен са…

Она распахнула дверь и вскричала:

— Сынок, ты что буддист?!

Митенька не пошевелился, но приоткрыл глаза и строго ответил:

— Мама, я йог.

— А в чем разница? — растерянно спросила мама. — Йога — это буддистское учение, так ведь?

— Йога — это для здоровья, — пояснил Митя. — Внерелигиозное учение.

— Сынок, а ты что, нездоров?

— Так я буду еще здоровее.

— А мне казалось, что йоги — это буддистские воины, — не унималась мама.

— В далеком прошлом. — Митя наконец-то оторвал розовую пятку от уха. — Не мешай!

Мама не нашла что сказать, потопталась и вышла.

***

Митя отказывался есть мясо, потому что он — йог. В русской печке портилась мамина парная говядина.

— Йоги этично относятся к животным, — разглагольствовал Митенька. — Нам запрещено есть трупы, это тамасичная пища!

— Какая? — услышала незнакомое слово бабушка.

— Необразованная ты женщина! — попрекнул ее Митя. — Тамас — это тьма, смерть, разрушение, невежество, лень и безумие. Читать надо больше!

— Особенно интернет, — притворно поддакнула мама.

— А хорошая пища — это какая? — изумленно спросила бабушка.

— Злаки, бобовые, фрукты, овощи, молочные продукты, — важно ответил Митенька.

— Спасибо, что молочные продукты можно, — снова съязвила мама.

— Пожалуйста! — съязвил в ответ Митя.

— Внучок, но ты же так ноги протянешь… Мама специально привезла тебя в деревню, потому что хотела, чтобы ты был здоровым. Говядину надо кушать!

— Да?! — разъярился Митя. — Я не хочу быть ленивым и безумным, как вы! Не хочу вашу говядину! Коров надо спасать от таких живодеров! — он ткнул пальцем в мамину сторону и снова вскричал: — Фикус ей жалко, а корову не жалко!

И вихрем выскочил из дома на улицу.

***

— Мой сын — буддист, — мама покатала слово «буддист» на языке и снова повторила, только громче: — Мой сын — буддист!

— Да не ори ты так! — одернула ее бабушка. — Соседи услышат, позора не оберешься!

Они сидели у дома на завалинке и разговаривали.

— Ну и что, что буддист, — рассуждала бабушка. — Главное, чтобы человек был хороший: работал, зарплату в дом приносил, а не сидел целыми днями пяткой к уху.

Но для мамы главное было, чтобы Митенька хорошо ел.

— Как же он без мяса будет? — вопрошала она. — Гемоглобин упадет, не сможет нормально учиться!

— Да он у тебя здоров как бык! — махнула рукой бабушка. — У него только зрение слабое.

— Да, но это результат моей кропотливой работы и заботы на протяжении многих лет! — рассерженно зашипела мама. — Это не просто руками на завалинке помахать! — И прибавила: — А теперь все прахом пойдет!

Так они ни в чем и не сошлись.

***

— Митенька, иди, я тебе молока с хлебом поставила! — крикнула мама.

— Мам, отстань, у меня занятие! — Митя уткнулся в телефон.

— Какое занятие, сынок?

— Мы сегодня изучаем прану, — важно надулся Митя.

— Вот что! — рассерженно вскричала мама. — Я это прекращу! Ты у меня уже месяц одной праной питаешься!

— Я тебе что, жить мешаю?! — азартно вступил в скандал Митенька. — Живи и мне дай жить!

— А то я тебе не даю!

— Мама! — Митенька возмущенно закатил глаза. — Я не буду есть мясо! Я все сказал!

— Да какого черта?! — помянула нечистого мама. — Всё интернет поганый! Больше не буду твой телефон оплачивать!

Митя присмирел и нашел нужным объясниться:

— Мама, мы же на вершине пищевой цепочки. От нас все зависят. И коровы тоже. А мы их жизни лишаем!

Мама подбоченилась:

— Вот именно, что мы на вершине пищевой цепочки! А у тебя получается, что как раз там — коровы!

— Но если я мясо буду есть, то не смогу выполнять некоторые асаны, как ты не понимаешь! А я хочу стать хорошим йогом!

— В цирке будешь выступать? — снова съязвила мама.

— Может, и в цирке! — набычился Митя.

Мама села за стол, наклонила голову, чтобы снять платок, и устало сказала:

— Разве в этом дело, сынок? Я тебя родила здоровым, крестила в православие. Господь наш Иисус Христос всех спас, а ты говядину спасаешь…

— Где в твоем Новом Завете написано, что я не могу йогой заниматься?! — Митя начал вредничать. — Покажи мне эту строчку!

— Написано, — спокойно ответила мама. — Но ты сам должен прочитать и найти.

— Давай его сюда!

Мама достала из сумки Новый Завет и положила перед Митей.

***

К бабушке пришли соседки-подруги и устроились на завалинке. Там же Митя читал Новый Завет. Он хотел уйти, но бабушка задержала его:

— Что ты, внучок, глаза портишь? Тебя не для этого в деревню привезли. Сходил бы на речку, пескарика бы поймал…

— Ищу, где в Евангелиях написано, что йогой заниматься нельзя, — хмуро ответил Митя.

— Так ты йог? — шамкнула беззубая баба Клава и поддала бабушке локтем в бок.

— Я — православный йог, — снова нахмурился Митя.

— Так православный или йог? — вытаращила глаза бабушка.

— А штаны-то такие зачем надел? — залились смехом старухи.

— Мода такая! — попыталась защитить внука бабушка. — Сами-то, небось, бабетты носили!

Митя понуро пошел на чердак.

***

Так Митя стал читать Евангелие, и однажды у них с мамой состоялся разговор.

— Мам, — мамкнул Митенька, — я не нашел в Новом Завете место, где запрещено заниматься йогой.

— Нет такого места, — вздохнула мама. — Просто вера, сынок, предполагает, что надо быть верным.

— Ну, так я верен своим принципам, — ответил Митя. — Я — православный йог.

— Йок-йок! — пошутила мама и поставила на стол свинину: — Если сейчас скажешь, что ты — мусульманин и не ешь свинину, то я, кажется, не очень удивлюсь.

— Какой бардак у них в голове из-за интернета! — поддержала бабушка. — Полный ералаш!

— Нарушение национальной и религиозной идентификации, — тихо ввернула мама незнакомое, где-то вычитанное ранее словечко.

Конец ознакомительного фрагмента.