Второй шанс. Книга 3

Юлия Ляпина, 2019

Государь в трауре, но верные подданные не теряются – уже подбирают новых невест, готовых немедля примерить королевскую корону. Справиться ли Вайнор с печалью по умершей невесте? Сумеет ли в себе отыскать силы для мщения и новой жизни? Услышат ли его прихотливые Светлые? Финал истории о герцогине Керленской и короле Вадерском.

Вайнор Вадерский

Когда мне доставили окровавленные куски плаща и платья, я словно впал в беспамятство: ел, если передо мной ставили еду. Ложился, если видел кровать, а потом до рассвета рассматривал складки балдахина или роспись потолка.

Попутно я отдавал распоряжения и выслушивал отчеты, но ничего не вызывало моего интереса. Реагировал только на сообщения от палача и дознавателя.

В первые же сутки были взяты под стражу герцог Вест, герцогиня, егеря и гости. Через несколько часов в пыточной очутились все подозреваемые в заговоре.

Барон Лойтен под магической присягой показал, что кабан, напавший на маркизу, был заколдован, и он лично не смог снять привязь. Также под клятвой барон сообщил, что на лошадь Иниры напали доги герцога Веста:

— Простите, Ваше Величество, но, пытаясь снять магию с кабана, я потратил все свои невеликие силы, а собаки были просто натравлены. Мне нечем было их остановить. — Старик искренне сокрушался, качая головой и утирая бегущие из глаз слезы.

Барон был старым другом семьи Керленских и, по его словам, ни на секунду не усомнился в подлинности маркизы.

— Благодарю вас, барон. — Я медленно встал, подошел ближе к расстроенному старику и похлопал его по плечу. — Вы свободны. Я не забуду вашего желания помочь леди Аннелоре.

Барон хотел было что-то сказать, но, совершенно обессилев, махнул рукой и вышел из подвала, утирая лицо пожелтевшим от времени куском полотна.

Едва за свидетелем захлопнулась дверь, я, пошатываясь от истощения и опираясь на стену, подошел к растянутому на раме герцогу Весту. Выглядел герцог неважно — потрепанный, небритый, дурно пахнущий.

Сначала он пытался изобразить гордость, но под моим взглядом сжался в комок. Теперь он мало напоминал гордого сына великого рода.

Задержав дыхание, я вспомнил, как пришел сюда через несколько часов после задержания. Палач счел этот подвал подходящим для своих дел и неторопливо раскладывал инструменты, косясь на высокомерного «клиента», распятого на раме пока без груза.

— Если вы расскажете все сами, Вест, вас казнят, отрубив голову, — ровно сказал я, глядя на клочья бархата, свисающие с плеч бывшего владетельного герцога.

— А если нет? — Вест храбрился, усмехаясь разбитыми губами, но в глазах уже поселился страх затравленного зверя.

— Вас вынесут из этого подвала по частям и скормят вашим же псам, — коротко и равнодушно ответил я, отворачиваясь.

— Ради этой шлюхи вы готовы убить аристократа высокого рода? — вскричал герцог, словно, не веря своим ушам.

Он еще надеялся, что древний аристократический род и заслуги предков позволят ему отделаться малой кровью: золотом, ссылкой, парой потертостей на лодыжках и запястьях.

Однако гнев, который вскипел во мне после его слов, требовал выхода. Вест зарвался и таки получил удар в челюсть, не сильный… пока, мне хотелось, чтобы он меня слышал:

— Ради нее я повешу весь Совет лордов в полном составе, — тихо сказал я. И тут же подал знак отошедшему за пределы слышимости палачу: — В колодки!

* * *

Спустя двое суток, пока люди лорда Иана отлавливали заговорщиков в столице, я вновь спустился в подвал. Квариллийский след не подтвердился.

Судя по информации, полученной с границы, король Шанстред с семьей неторопливо ехал на свадьбу. В дороге королевская семья вела себя обычно. Их Величества и небольшая группа сопровождающих никуда не спешили, наслаждались поездкой и отдыхом от бремени королевских дел. Следуя по королевскому тракту, квариллийские гости частенько задерживались в городах, имеющих достопримечательности или нечто любопытное.

Принцесса Этиллия осталась в столице.

Посол соседей на охоте не присутствовал — заболел. Информацию проверили и, под видом беспокойства о здоровье, к послу был приставлен лекарь из ведомства лорда Иана. Обычная лихорадка, сопровождаемая сильным кашлем, уложила представителя Квариллии в постель на пару недель.

* * *

В подвале ужасно воняло страхом и страдающей человеческой плотью. Палач заполонил все вокруг инструментами, жаровнями, хлыстами, перчатками и рваным тряпьем.

Его мощная фигура заполняла низкое помещение подобно скале, закрывающей горизонт. Кожаный фартук «подручного смерти» намок от пота, потемнел от крови и рвоты, но он насвистывал веселую песенку, раскладывая крючки и щипцы на углях.

Герцога по приказу Дикрана пока не трогали, а вот его подручных распотрошили так, что маги-лекари не обещали, что они дотянут до казни. В назидание их держали тут же, в подвале, куда изредка приводили тех придворных, которые пытались скрывать правду.

— Так это вы натравили псов на леди Аннелору? — спросил я, устраиваясь в удобном кресле в «чистом» углу, предназначенном для следователя.

Вест дернул шеей, пытаясь увернуться от моего взгляда. Ухмыляющийся палач многозначительно показал ему раскаленную до алого свечения кочергу. Герцог сглотнул, потом выдавил, оправдываясь:

— Собаки должны были только напугать лошадь маркизы.

Допрос приносил плоды — новые имена и обстоятельства. Только поэтому я сдержался, сцепив зубы, — эта падаль была мне еще нужна. Однако мысленно я уже убил Веста.

Тело Иниры так и не нашли. Да, кровь… да, разодранная одежда и волосы, но ни одной крупной кости или куска металла. Я просто не мог поверить, что моя соколица выехала на охоту без оружия.

Конечно, в лесу любое неловкое движение животного может привести к падению или удару об острые ветки. Я подозревал, что она была ранена, а потом? Что с ней сделали потом? Стоило мне подумать об этом, как кровь бросилась мне в лицо, и я схватился за железный стул, приготовленный для расспросов других участников заговора.

От немедленной смерти Веста спас Дикран:

— Если это так, — спросил он герцога, давая палачу знак обождать. — То объясните, как тело вашего племянника оказалось на тропе, по которой собаки гнали коня маркизы?

Вест потупил взор и просипел:

— Не знаю, в лесу было много охотников… может, он заблудился?

Дикран пошуршал бумагами:

— Егеря утверждают, что следы лошади маркизы перекрыты следами шести или семи всадников. Однако все охотники стояли вдоль болота, кто мог оказаться в лесу одновременно с леди?

— Не знаю, — отрекся от приятелей герцог. — Мы искали леди Аннелору по всему лесу, должно быть кто-то заблудился и поехал по следам маркизы? Или просто кому-то захотелось провести несколько минут с ней наедине? — Вест похабно ухмыльнулся и подмигнул заплывшим глазом.

Я медленно наклонил голову, борясь с желанием прикончить ублюдка на месте.

Вест врал. Это видели все, но Дикран не спешил калечить представителя старейшего рода Вадерии, он собирал сведения. Повторял один и тот же вопрос на разные лады, взывал к совести и чести, а сам подспудно ломал гордыню аристократа. Вытягивал детали, подробности, оговорки, плел свою собственную сеть, тщательно записывая и зарисовывая схему движения охотников по лесу. Он что-то нащупал, что-то важное и я не смел ломать его игру.

Палач еще не касался Веста железом, но от долгого висения на раме у герцога затекали руки и ноги, а при задержании он оказал сопротивление, так что на его лице и теле наливались цветом синяки.

Колодки утяжеляли конечности и ограничивали движения, это приносило дополнительные неудобства и, стимулировали разговорчивость — неподъемные куски камня надевали только на время беседы с дознавателем, но даже нескольких минут с грузом хватало для развязывания языка.

Вся вода, которую помощники палача давали герцогу, была соленой. Едой служила гороховая каша, а одежда давно напоминала рубище самого вонючего портового нищего. Ко всему прочему, палач был большой искусник — от любого неловкого движения веревка натягивалась и слегка душила Веста.

Я слышал, в Квариллии преступники порой сами затягивали эти веревки достаточно сильно, чтобы умереть, но в Вадерии и Умконате смерть удавленника почитали нечистой.

— На поляне, где вы, по вашему утверждению, обнаружили останки маркизы, — Дикран говорил медленно и монотонно, словно его не тошнило от подробностей. — Нет крупных костей, нет головы и внутренностей, как вы можете это объяснить?

— Не знаю! — Вест постарался выпрямиться, его глаза засверкали. — Я не трогал маркизу и пальцем и готов принести магическую клятву!

— Хорошо, сейчас мы пригласим сюда мага для подтверждения ваших слов. — Монотонная речь неожиданно прервалась: — А кто трогал?

Вест подавился недосказанным словом и начал натужно кашлять.

— Значит, кто-то все же трогал? — сделал вывод Дикран.

— Я ничего не знаю, — завопил герцог и разразился самой грязной площадной бранью.

Писец послушно скрипел пером по бумаге, фиксируя все сказанное, а Дикран подливал масла в огонь:

— Вы ничего не знаете, но вы натравили собак на лошадь леди Аннелоры — значит, в вашем распоряжении была вещь с ее запахом. Где вы ее взяли?

— Не помню! — отпирался герцог. — Возможно, маркиза обронила платок или шарф…

Дикран посмотрел на меня, и мы вместе усмехнулись. Как профессиональный телохранитель, Ини ненавидела шарфы. Бесполезные кружевные кружочки ее тоже не волновали — все положенные ей как невесте короля платочки, принесенные камеристкой мигом расхватывали фрейлины, горничные и пажи.

Повернувшись к арестанту, лучший агент лорда Иана невозмутимо продолжил:

— Допустим, горничную, которая принесла вам личную вещь маркизы, мы не найдем. Скорей всего, ее тело давно спрятано в ближайшем к тракту болоте… — (Герцог ощутимо поморщился, очевидно, Дикран попал в точку.) — Но возникает второй вопрос, кому вы передали эту вещь? И кто поставил магическую привязь на кабана?

— Ничего не знаю! У нашей семьи нет магических способностей! — Вест вопил, потому что с каждым вопросом следователя палач начал прикладывать к его ноге железо.

Кожа краснела, покрывалась пузырями и лопалась, обнажая плоть. В тесном подвале и так отвратительно пахло, а теперь по полу потекли ручьи с запахом уборной.

— А если подумать? — Дикран вновь подал знак, и палач занялся второй ногой. — Насколько я помню, ваша уважаемая бабушка происходила из рода Имистов, сильных природных магов. Неужели вам не досталась капелька ее таланта?

— Нет, нет! — герцог корчился от боли. По его лицу стекали слезы, пот и юшка из сломанного палачом носа. — Это не я…у меня не хватило сил! — Вест задыхался от боли, он уже готов был сломаться и Дикран дал ему повод сделать это, кивнув палачу на клещи. Стоило служителю смерти взять в руки раскаленные металлические щипцы с вытянутыми губками, как высокомерный аристократ закричал: — Это лорд Свайнфорд!

— Очень хорошо, — Дикран позволил палачу отойти и поворошить кочергой угли в маленьком очаге. — Вы утверждаете, что лорд Свайнфорд наложил заклинание на кабана. Верно?

Вест попытался отрицать, но увидев перед лицом щипцы, сдался окончательно:

— Да! Да! Это он! — сжавшись и пытаясь прикрыть пах, бывший светский красавчик заскулил: — Он говорил, что это безопасно, что никто не узнает…

Я смотрел на Веста с отвращением, а вот Дикран — совершенно равнодушно. Теперь я видел, почему лорд Иан отпустил его ко мне так неохотно.

Не знаю, что случилось с моим другом в Северных землях, но это превратило его в идеальный инструмент: холодный, острый и равнодушный к материалу, который приходится резать.

— Какое это было заклинание? — Дикран продолжил допрос абсолютно равнодушным тоном, а я вышел, чтобы не мешать.

На широком дворе мне в лицо пахнуло свежим воздухом. Уже смеркалось. Дикран дожмет Веста и остальных заговорщиков, но успеем ли мы спасти Ини? А если она мертва? Где прячут ее тело? Почему не бросили его на поляне? Возможно, она еще жива?

Мне хотелось выть от безысходности и бессилия: я обещал ей любовь и защиту, но не сдержал своего слова!

Словно в ответ на мои стоны из кухни выскочил парень в просторной хламиде из фиолетового сукна:

— Ваше Величество, выпейте, прошу вас! — Он протянул мне горшок, наполненный теплым отваром.

Яд? Мне было все равно. Я выпил, и боль немного отступила, спряталась. Тогда я внимательно взглянул на парня, и тут же узнал его:

— Ты маг, как тебя… — Я замешкался, вспоминая.

— Нерсил, Ваше Величество, — подсказал парень. — Лорд Дикран узнал, что я маг, и велел помогать ему.

— Хорошо… — Язык почему-то отяжелел и слова давались с трудом. — Найди их, парень, найди тех, кто сделал это…

— Клянусь, Ваше Величество! — Глаза мага подозрительно блеснули, он шмыгнул носом: — Давайте я провожу вас в опочивальню. Отвар уже действует, вам надо поспать.

Я позволил проводить меня и впервые за последние дни провалился в черный сон без сновидений.

Или напиток, сваренный магом, успокоил растревоженное сознание, а, может, измученное тело было радо передышке, но спал я долго. Уже в сумерках открыв глаза, я оправил вчерашний камзол и вновь спустился в подвал. Дикран доложил, что виновных в поместье Вестов не осталось.

— Благодарю за работу, друг. — Я стиснул его плечо.

Камзол агента пропах дымом и горелой плотью, глаза покраснели, а выражение лица превратилось в маску. Мне не хотелось оставлять его одного разгребать бумаги, но еще прежде, чем я встал, мой стол оказался усыпан депешами из столицы.

Наполнив два кубка, я протянул один из них Дикрану:

— Закончишь здесь сам? Мне пора возвращаться в столицу. Еще неделя — и ко двору начнут съезжаться посольства, приглашенные на свадьбу.

— Закончу, — Дикран ни на миг не усомнился в моем праве свалить на него часть своих забот. — Соберу доказательства, зафиксирую показания. Вернусь в столицу — доложу.

Он усмехнулся и отпил вина, позволяя себе минуту отдыха перед очередным сражением. Я усмехнулся ему в ответ и выдал краткие указания:

— Всех участвующих — казнить, соучастников — в каменоломни. Я не желал вести преступников в столицу, там за них будут ходатайствовать родственники, попробуют отложить казнь, а здесь все сделают быстро.

— Понял, — Дикран отсалютовал мне кубком и вернулся к бумагам.

Простившись с ним кивком, я вышел во двор. Свита потянулась следом, держась от меня на расстоянии. Они, как хищные звери, чуяли мою рану, но боялись подойти ближе.

— Ждите здесь! — велел я придворным, очищенным от обвинений, и свернул в маленький сад.

Среди плодовых деревьев возвышалась небольшая часовня. Ее крутая крыша терялась в переплетении ветвей, а серый невзрачный камень стен превращал здание в траурный призрак.

В саду особенно остро чувствовалось приближение осени. Луноликая Силен властно утверждала свои права — луна еще сияла на небе, прячась за дымной вуалью облаков.

Я горестно вскинул лицо к застывшей ночной красавице:

— Среброкосая! Помоги! Если твоя дочь разлучила нас, позволь хотя бы похоронить тело любимой!

Должно быть, я долго стоял, чутко прислушиваясь, надеясь, что Силен услышит мою мольбу. Когда ледяной сырой ветер пробрался под теплый плащ, я вздрогнул и сделал шаг. Ветер, словно дождавшись движения, бросил мне в лицо охапку облетевших цветочных лепестков с клумбы, а где-то в лесу дружно завыли волки.

Что хотела сказать Луноликая? Скоро осень, ее время… Более не раздумывая, я шагнул к часовне, и остановился: мои руки все еще покрывала копоть, одежду пропитал запах пыточного подвала.

Развернувшись, я отправился в свои покои. Попавшийся навстречу слуга был отправлен за горячей водой для ванны. Через полчаса изумленный камердинер натирал меня мочалкой с доброй порцией миндального мыла, а граф Радолен торопливо раскладывал на кровати чистую одежду:

— Прикажете что-то еще, Ваше Величество? — Парень не верил своим глазам и стремился удержать меня в сознании как можно дольше.

— Приготовь поднос с дарами Светлым и особую охапку цветов и колосьев для Луноликой.

— Сию минуту! — Юный граф вылетел за дверь, едва не прищемив серый рукав тяжелой створкой.

Я же планомерно готовился к посещению часовни: бритье, стрижка. Свежее белье и новенький угольно-серый камзол без украшений. Только черные гагатовые бусины грустно побрякивали на обшлагах.

Часовня встретила меня теплом и светом. Было горько осознавать, что в последний раз мы стояли в храме Светлых вместе с любимой.

Здесь так же тонко пахло медом и сухими травами. Беленые стены вместо росписи украшали небольшие доски с изображениями подвигов святых. Чисто и бедно, герцог наезжал в поместье только осенью, да реже зимой, а храмы живут подаянием верующих.

Пожилой, хрупкий, как сверчок, жрец встретил меня у входа и без задержки распахнул двери в алтарную часть. Радолен тут же подал поднос с дарами. Медленно я вошел в маленькую комнатку с большими светлыми окнами.

Скромность проявлялась и здесь — вместо витражей высокие окна затягивал пергамент, расписанный поблекшими красками. Но от этого фигуры богов казались более приземленными, близкими, живыми.

Почтив приношением деревянный, раскрашенный желтой краской алтарь Солнцеликого, я перешел к серебристому алтарю Луноликой. Этот алтарь был выполнен из местной голубоватой глины, и его ровным слоем покрывали лепестки и зерна.

Здесь Силен почитали особо. Сотворив краткую молитву, я решительно положил поверх чужих даров приготовленный Радоленом букет, перевязанный серебряной цепочкой.

Дары остались лежать неподвижно, но роженица, изображенная на кромке алтаря, шевельнулась, издав длинный стон, потом качнулась колыбель и мне почудился плач младенца.

— Что это значит, Луноликая? — вслух спросил я, но ответа не дождался, лишь усилился запах диких роз от алтаря Розосветной. Я шагнул к ее алтарю, щедрой рукой насыпая лепестки:

— Эр Розосветная, дарующая и отнимающая любовь! Благодарю за то, что она была в моей жизни! Но почему, почему ты отобрала ее?

На этот раз аромат роз дунул мне в лицо теплым ветром, а в ушах зазвенел смех. Неужели Светлая смеется надо мной?

Последним был алтарь Звесздосветного Нау: к нему я повернулся и неожиданно для себя царапнул кинжалом палец и капнул немного крови на печеный хлеб. В лицо пахнуло свежестью, где-то вдали громыхнуло и снова стало тихо.

Постояв немного в тихой комнате, я вышел. Светлые слышали меня, но их знаки остались для меня непонятны. Проходя мимо жреца, я остановился и снял с пояса кошелек:

— Принеси Светлым дары, дабы душа моей невесты легко прошла радужный мост, а остаток употреби по своему разумению.

— Благодарю вас, Ваше Величество! — Жрец осторожно склонился и принял пожертвование.

Я не стал слушать его более — вернулся в пустые мрачные покои и занялся бумагами: поутру мне предстояло возвращение в столицу.

К ночи пришел Дикран, принес результаты допросов и список заговорщиков:

— Вайнор, взгляни, я расспросил всех и нашел-таки ниточку, ведущую в столицу!

Друг очень устал, но буквально цвел от удовольствия, рассказывая мне все подробности. Распутывание загадок всегда доставляло ему особое удовольствие, а редкая наблюдательность и внимание к мелочам помогали узнавать даже неочевидные вещи.

Просмотрев изложенные на листе бумаги список и схему заговора, я поморщился: это были остатки приспешников Астона, подогретые особенно упертыми дубами из Совета лордов. Что ж, пора ехать в столицу и наводить порядок там.

— Дикран, ты молодец! — Я искренне похвалил друга. — Завершаем здесь все и едем в столицу. Ты мне нужен там.

Друг не возражал, он тотчас велел слугам паковать вещи. А потом сидел со мной за столом и полупустыми кубками до глубокой ночи, вспоминая нашу учебу в школе агентов. Позднее он признался, что боялся оставлять меня одного:

— Ты был странным, Вайнор. Потерянным. Но глаза твои лихорадочно блестели, когда ты читал списки предателей. Я боялся, что ты сошел с ума!

Тот ночной разговор действительно позволил мне повернуться лицом к жизни. Если мне осталась только месть, ответить должны все: и убийцы, и заказчики! А потом я сделаю то, чего хочу больше всего на свете.

* * *

Дела в поместье Вестов мы закончили быстро: герцога казнили на месте, отрубив голову мечом. Его супругу, лишив права на титул, отправили замаливать грехи в дальний монастырь. Их дети были отправлены в столичные заведения для сирот, а состояние передано под опеку короны до совершеннолетия наследника.

Во время расследования с дыбой и раскаленным железом познакомились еще полдюжины заговорщиков, раскрытых по горячим следам. Их вина была доказана, а титулов они не имели. В основном это были младшие сыновья и дальние родственники лордов, задумавших избавить короля от недостойной невесты.

Своим указом я велел подлечить преступников и отправить в каменоломни. Состояния велел забрать в казну для награждения достойных, а имена изменников навсегда вымарать из книги родов. Последнее наказание сочли самым жестоким. Несколько лордов из свиты пришли просить милости для молодых вертопрахов, но столкнулись с моей внезапно разгоревшейся яростью:

— Лорд Арондо, — я оттолкнул свиток с прошением. — Вы думаете, что эти «мальчики» не знали, на что они идут?

— Но, Ваше Величество, они еще дети, гнев застил им разум… — Пожилой лорд мялся, боясь сказать лишнее.

Насколько я помнил, он просил за племянника жены.

— Лорд Арондо, а если бы там, на поляне, осталась ваша дочь? — Я знал, куда побольнее ударить. Жену вельможный лорд не любил, а вот дочь обожал и всячески баловал.

Старик вздрогнул и побледнел.

Я присел на стол и продолжил, наблюдая за остальными:

— Или ваша любовница, лорд Кардейл. Или ваша сестра… — Я ткнул пальцем в самого молодого, виконта Ластара. — Вы согласились бы простить убийц только потому, что гнев вдруг застил им глаза?

Мужчины отводили взгляды и нервно переминались, но я не дал им покинуть поле боя просто так:

— Удаление имен этих преступников из книги родов защитит наших женщин от покушений навсегда. Отныне любой покусившийся на жизнь или честь женщины будет удален из книги родов и сослан в каменоломни! — Я стукнул по столу, подтверждая свое слово, и притаившийся в углу граф Радолен заскрипел пером, торопливо заполняя свиток.

Больше делегаций и прошений не поступало. Впрочем, я не препятствовал родственникам собрать юнцов в дорогу и снабдить их одеждой и провиантом.

Все эти дела позволяли мне чувствовать себя живым, заливать пламя тоски и боли, которое тлело в груди, не давая ни есть, ни спать. Дикран и граф Радолен постоянно были рядом, а все прочие придворные и слуги шарахались от меня в ужасе.

Узнав обо всем, лорд Иан отдельной депешей просил привезти тела казненных в столицу и выставить на главной площади в назидание всем. Его пожелание было исполнено. После этого поток доносов и «свидетельств» увеличился настолько, что пришлось принять в штат СБ двух новых секретарей.

Столица встретила меня настороженно. Я не стал устраивать привычного торжественного проезда. Короткая скачка по улицам в компании синих мундиров — и я укрылся во дворце, как раненый зверь в своей берлоге.

Но и здесь все напоминало мне об Инире. Даже мой тайный сад хранил под своей сенью звук ее шагов, а в ванной остался гребень с несколькими светлыми волосами на зубцах. Едва устроившись в покоях, я уложил под стекло изорванный плащ и забрызганные кровью туфли.

— Прости, любимая… — Мой горячечный шепот разогнал мертвенную тишину кабинета. — Я не уберег тебя, но я отомщу!

* * *

Через несколько дней после прибытия в столицу, когда схлынула суета первоочередных дел, ко мне пришла заплаканная до красных глаз Аделаида и с порога заявила:

— Дядя! — (Я первый раз услышал от нее такое обращение и невольно поднял голову от свертка, лежащего на столе.) — Тебе надо поесть, ты погубишь себя!

— Делла? — Удивился я и впервые заметил, что она в глубоком трауре.

Племянница взяла в руки маленькое зеркальце, висящее на цепочке на поясе:

— Дядя, посмотри на себя! — Девушка сунула мне под нос серебристую поверхность, и я обомлел.

Из полированной глубины на меня смотрел старик: большая часть волос поседела, глаза запали, щеки избороздили морщины.

— Тебе надо поесть! Я сейчас распоряжусь! — Аделаида захлопотала, отдавая приказания слугам, и вскоре нам накрыли обед на двоих.

Она провожала взглядом каждую ложку, сама подавала хлеб и соусы, подливала вина в мой кубок. Наконец, решив, что я сыт, она ушла, а я немедленно кинулся в уборную и весь обед покинул мой организм в считанные секунды.

Тяжело дыша, я прислонился к прохладному серебряному кувшину для умывания и горестно усмехнулся: мы скоро будем вместе, любимая. Надеюсь, Эр будет милосердна к любящим и за чертой.