Исповедь вампира

Юлия Капунцова

Вы жаждете бессмертия? Даже если для этого придется стать вампиром? Но так ли притягательна на самом деле вечная жизнь?Вампирша Софья когда-то согласилась принять дар Бессмертия. Это история, рассказанная ею, воспоминание о жизни по эту и по ту сторону бытия, где перед нами открывается мир вампира, мир вхождения во Тьму.

Глава VI

Время в родных стенах летело быстро. Мне нравилось здесь жить. Я с удовольствием помогала в домашних заботах; выполняла разнообразную нетрудную работу, насколько позволяло мое деликатное положение. К тому времени у меня был уже большой живот, пошел седьмой месяц, как я понесла. Не буду описывать свое тогдашнее состояние, скажу только, что мне было безумно неудобно с этим животом, я чувствовала себя неповоротливой черепахой. У меня болела спина и отекали ноги.

Я стала раздражительной, и мне надоело черное платье, в котором я постоянно ходила.

Было уже довольно позднее время. Все обитатели дома давно спали. Я не могла уснуть. Мне мешал мой живот, и, кроме того, меня мучила жажда. Я не стала будить Анфису и решила сама сходить на кухню. Накинув халат поверх своей длинной ночной рубашки, я тихо вышла из своей комнаты и осторожно пошла по коридору к лестнице, ведущей вниз. Но в этот вечер не спала не только я. В это же время по коридору шла и Мария. Увидев меня, она как-то злорадно улыбнулась и поспешила ко мне навстречу. Я приняла вид «ледяной глыбы».

— А, Соня! Тоже не спится?! — улыбнулась Мария, но ее глаза впивались в меня, как когти.

— Неужели это так удивляет тебя. Женщинам в моем положении свойственна бессонница! — ответила ей я с такой же улыбкой. — А теперь извини, я собиралась на кухню.

— Погоди! Я хочу тебе кое-что сказать! — Маша стала у меня поперек пути. — Сегодня я была у гадалки, знаешь, что она мне сказала? Я скоро выйду замуж!

— Поздравляю. — Я попыталась обойти ее, но она, протянув руки, остановила меня:

— Это еще не все. Ведьма сказала, что ты не сможешь иметь детей! — Маша злорадно смотрела на меня.

— Да, а это, по — твоему, что!? — усмехнулась я, указав на живот, и обойдя Марию, приблизилась к лестнице с невозмутимым видом. Однако ее слова очень на меня подействовали, на душе стало как-то нехорошо.

— Ты не сможешь иметь детей, Софья. Она так сказала. Тебя наказывает Бог за то, что ты так обошлась со мной. Но я не останусь старой девой. Гадалка мне сказала. — Голос Марии доносился из-за спины. Ее уже начинало трясти от гнева из-за того, что я вела себя равнодушно.

— Не будь дурой, сестрица. Я вижу, ты стала совсем ненормальной. — Сухо бросила я через плечо и, гордо вскинув голову, начала медленно спускаться вниз.

Лестница была огромной, поэтому я вела себя очень осторожно, спускаясь по ней.

— Ненавижу! — услышала я за спиной еле внятное яростное шипение и почувствовала толчок в плечо. Он был не сильный, но этого хватило для того, чтобы я потеряла равновесие и кубарем покатилась вниз. Все произошло в доли секунды.

Я очутилась внизу. Все тело онемело, в животе я почувствовала резкую боль, от которой потемнело в глазах. Как будто издалека я услышала дикий вопль Марии и стук ее удаляющихся каблуков. Похоже, она убежала. На крик сбежалась прислуга и поднялась паника. Я ничего не понимала. Только ощущала резкую боль и жар в животе.

Мое сознание постепенно угасло.

В себя я пришла на следующий день. Когда я открыла глаза, надо мной нависли встревоженные лица доктора и родных. Мне сообщили, что у меня случился выкидыш и мне нельзя двигаться, так как, я потеряла слишком крови и очень ослабла.

Это я ощущала и сама.

— Просто чудо, что вы остались живы, моя дорогая! — произнес заботливо доктор — человек пожилой, маленького роста с худыми руками и добрым лицом с глубоко посаженными глазами.

— Вы потеряли столько крови, что мы боялись, как бы вы нас не покинули. Пришлось сделать переливание. Но Господь справедлив, он помог вам выжить!

У меня не было сил даже пошевелить губами, чтобы ответить ему. Но он, положив свою сухую теплую ладонь на мои побелевшие руки, проговорил очень вкрадчиво:

— Моя милая Софья Николавна, скажите, что случилось с вами на лестнице? Вы оступились? Голова закружилась?

Я поискала глазами Марию среди перепуганных лиц моих близких, но так и не найдя ее, слабо промолвила:

— Да, мне стало дурно, и я оступилась…

Заплаканное лицо матери подалось вперед:

— Ах, бедняжка, моя Софьюшка, ты чуть было не умерла…

— Мой ребенок? — мне с трудом дались эти слова.

Мать отрицательно покачала головой и залилась слезами.

— Ну, полно, полно! — проговорил с твердостью в голосе доктор. — Ей нужно отдыхать. Анна Михайловна, я дам вам травы, которыми нужно поить Софью Николавну… — с этими словами он вывел из комнаты мою мать и всех остальных.

Я закрыла глаза. Какое отвратительное ощущение — быть совершенно разбитой и бессильной. И всем этим я целиком была обязана Марии. В моей душе разгорелся огонь лютой ненависти к ней. Конечно, она совершила это в порыве ярости и потом, возможно, раскаялась в содеянном, судя по тому, как она истошно закричала, когда я покатилась вниз по лестнице. Но мне от этого легче уже не стало бы. Она погубила мое дитя. Кроме того, я сама едва не умерла, мне было трудно даже открывать глаза.

В таком состоянии я провела две недели. Моя жизнь, можно сказать, висела на волоске. Я была очень слаба и не вставала с постели. Вокруг постоянно суетились заботливые лица родных и прислуги. Одна лишь Мария не заходила ко мне. Я подозревала, что она попросту боится. Было совершенно ясно, что мой недуг затягивается, и не исключается летальный исход, однако, благодаря Богу, а может кому другому, все пошло на лад.

Мое выздоровление шло, хоть и медленно, но все же состояние стало улучшаться. Силы постепенно стали возвращаться ко мне. Я сильно похудела, но на ногах себя держала. Уже в тот момент я приняла решение, что как только выздоровею окончательно — сразу же покину поместье и вернусь в Петербург, в наш с покойным Иваном дом.

Прошло два месяца, прежде чем я почувствовала себя достаточно сильной для переезда.

Мои вещи были уже собраны, а я в этот миг сидела у зеркала и смотрела на свое отражение. На меня глядела уже другая Софья. Я успела слегка поправиться, но взгляд был потухший, не было того жизнерадостного блеска; кожа стала бледной с желтоватым оттенком. В дверь моей комнаты постучались.

— Входите! — громко произнесла я и в комнату вошла Маша. Она тихо прикрыла за собой дверь, и, как бы в нерешительности потоптавшись на месте, медленно подошла ко мне. У меня не было ни малейшего желания с ней разговаривать, но факт ее появления здесь меня удивил, ведь она все это время старалась не оставаться со мной наедине. Голова Марии была опущена, она избегала смотреть мне в глаза, плечи ее были опущены.

— Софья, прежде чем ты уедешь, я хочу кое-что сказать… — проговорила она, не отрывая глаз от пола.

— Нам уже не о чем говорить. — Холодно бросила я, удивляясь, что во мне не вскипает ненависть. Я устала от всего, от жизни. И тут Маша меня совершенно обескуражила.

Она упала передо мной на колени и заголосила:

— Прости меня! Клянусь Господом Богом, я не хотела этого делать! Мой рассудок, словно сам Дьявол помутнил. Софья, я сгорю в аду, если ты меня не простишь! Я погубила жизнь ребенка!

Я совершенно ясно понимала, что это искреннее раскаяние. А еще унижение для нее.

— Поднимись, Маша. — монотонно пробормотала я, отводя взгляд в сторону.

— Ты меня простишь? — она впервые подняла на меня свои глаза, покрасневшие от слез.

— Нет. — Отрезала я. — Никогда. Но я не хочу расстраивать родителей. Не волнуйся, они ничего не узнают. Я сказала, что оступилась на лестнице. — Я поднялась и, собрав юбки своего черного платья, вышла из комнаты.

Мой отъезд, всполошил всех обитателей поместья. Они по очереди целовали меня и уговаривали остаться еще чуть-чуть или приехать потом еще. Потом. Я так и пообещала. Но обещание в будущем все же не сдержала.