Тайна русского путешественника

Юлия Алейникова, 2018

Целью многих экспедиций великого русского путешественника Николая Пржевальского был таинственный и недоступный для европейцев Тибет. Но, как ни старался, попасть в столицу Тибета, прекрасную и загадочную Лхасу, он так и не смог. Зато тибетские монахи по повелению Далай Ламы открыли Пржевальскому нечто большее, чем ворота земного города. Они открыли ему путь в саму Шамбалу. Увы, великий путешественник умер раньше, чем сумел повторить свой маршрут и поделиться своими знаниями с Государем, единственным, кому мог доверить такую тайну… В Петербурге при загадочных обстоятельствах исчезает известный антиквар Борис Арчугов. А из монастыря под Смоленском – дневники Пржевальского. Какая связь между этими событиями? И почему английский баронет заинтересован в покупке дневников путешественника, чьи открытия уже перестали быть интересны сегодняшним ученым и военным?.. Как вольной птице трудно жить в клетке, так и мне не ужиться среди «цивилизации», где каждый человек прежде всего раб условий общественной жизни. Но простор пустыни – вот о чем я день и ночь мечтаю. Дайте мне горы золота, я за них не продам своей дикой свободы. Н. М. Пржевальский

Глава 2

15 мая 2017 г.

Илья Борисов сидел в небольшой комнатке уютной старомодной квартиры бывшего сослуживца и приятеля ныне покойного Семена Степановича Колокольникова и слушал по-стариковски неспешный рассказ обнаруженного им свидетеля.

— Родственники? Были, конечно. Только дальние. Жена Семена умерла лет пять назад, сердечная недостаточность, а сын еще мальчиком погиб. Как — не знаю. Не спрашивал, не та, сами понимаете, тема, — развел руками маленький кругленький Николай Петрович и погладил круглую лысую макушку, украшенную одиноким пучком седых завитков.

— Но родственников вы хотя бы знаете? Они в Петербурге живут?

— Да вроде у него племянница была, Ириной, кажется, звали. Но она в Москве жила, а у нее сын был, вот его имени точно не помню. Племянница с семьей его навещала изредка, но из Москвы ведь не наездишься. А в последнее время он вроде с какой-то женщиной близко сошелся. Соседка его вроде бы. Тоже одинокая, помладше его будет, так вот она за ним присматривала, — охотно делился с симпатичным молодым оперативником Николай Петрович.

— Соседку звали Анна Михайловна?

— Вроде бы так.

— Хорошо, ну а как вы думаете, кто и за что мог убить Семена Степановича? Может, у него ценности какие-нибудь были? Или враги? — от полной безнадежности спросил Илья.

— Враги? Да ну, откуда? — махнул рукой Николай Петрович. — Человек всю жизнь проработал в конструкторском бюро, сто лет как на пенсию вышел, откуда у него враги? Да и потом, Семен всегда был человеком очень тактичным, отзывчивым, у таких, как он, врагов не бывает.

— Ну, может, у него какие-нибудь ценности были, о которых случайно жулики узнали? — не терял надежды Илья.

— Ценности? Не припомню, — покачал головой Николай Петрович. — Они с Галей обыкновенно жили, как все. Никаких таких ценностей у них не было.

— Ну как же? — впервые с начала разговора заглянула в комнату супруга Николая Петровича. — Простите, — смутилась она, взглянув на Илью, но рассказ свой все же продолжила: — Помнишь, Коля, мы у Семена Степановича на юбилее были?

— Нет.

— Ну, шестьдесят лет, незадолго до Галиной смерти? Ну? Они дома праздновали, — силилась напомнить Николаю Петровичу супруга. — А! — Она безнадежно махнула зажатым в руке кухонным полотенцем. — Была у них одна шкатулка, небольшая, но очень тонкой работы, и сразу видно — старинная. Я хотела взглянуть, она у них в серванте стояла, а Семен Степанович не разрешил. Это, говорит, очень старинная вещь, ему от прадеда досталась, а тому подарил кто-то. Какая-то знаменитость, еще до революции. Он называл, да я забыла кто. И что ее открывать нельзя, она на ключик закрыта, в ней хранится семейная реликвия. Тут нас к столу позвали, и я больше расспрашивать не стала, — виновато призналась супруга Николая Петровича. — Не знаю, уж насколько она ценная, но может, даже и серебряная с позолотой. Металл был темный, с желтыми вставками. Я запомнила потому, что орнамент гравировки был очень необычный.

— Так. Давно это было?

— Лет шесть назад, да, Коля?

Но Николай Петрович только растерянно пожал плечами.

— А какого размера была шкатулка, вы помните?

— Ну… — задумалась Анна Михайловна. — Примерно как вот эти две книги, — и она показала на стоящие на книжной полке два тома Пушкина. — Может, чуть поменьше.

Старинная шкатулка с семейной реликвией. Уже что-то, спускаясь по лестнице на первый этаж, размышлял Илья. Теперь стоит опросить Анну Михайловну, видела ли она эту шкатулку. И, кстати, есть ли у нее близкие родственники, дети например? Может, они тиснули шкатулочку, а старичка на тот свет?

Илья приободрился. Версия была правдоподобной и пока единственной.

— Что же это такое? (…) Почему деньги так быстро закончились? (…) — зло, скидывая с ног туфли, ругалась Маша, не обращая внимания на стоящего в дверях Даниила.

Здоровяк-охранник держал в руках пакеты с покупками и не торопился уходить.

Даниила к Маше приставил Арчугов. Антиквар не столько волновался за нее, сколько хотел держать под контролем. Даниил докладывал шефу о любых перемещениях и контактах бывшей жены. Учитывая взбалмошный и скандальный характер Марии, это было нелишним. К тому же Арчугов хотел первым быть в курсе ее возможных романов. Увы, вздорная психопатка была верна своему жирному старому муженьку или же умудрялась наставлять ему рога столь виртуозно, что даже Даниил об этом не знал.

Маша привыкла к этому типу, иногда он даже забавлял ее, рассказывал анекдоты, смешил. Возможно, Маша завела бы с ним интрижку, если бы не боялась, что он сдаст ее Арчугову. А потому предпочитала горячий секс на скорую руку с тренером в фитнесе или с парикмахером в салоне красоты. А что делать? Приходилось изворачиваться. Ей еще тридцатника нет, организм свое требует, а этот жирный уродливый боров Арчугов даже не смотрит в ее сторону. А впрочем, когда и смотрел, толку от этого было на два всхлипа. Вот и приходилось крутиться.

Но сейчас Машу волновали куда более серьезные проблемы, нежели секс. Деньги! Деньги! Почему они так быстро закончились на карточке и где и как пополнить эту самую карточку? Прежде деньги на счет переводил Арчугов, теперь его нет, наверное, надо позвонить в фирму, бухгалтеру? Или финансовому директору? Маша его однажды видела, противный такой, в очках. Невысокий Машин лобик бороздили глубокие морщины, личико было несчастным, печать забот и нужды исказила черты.

— Мария Игоревна, извините, что вмешиваюсь, — окликнул ее все еще топтавшийся в дверях Даниил.

— Чего тебе?

— Я вот думаю, теперь, без Бориса Аркадьевича, вам тяжело будет. Эти, из фирмы, наверняка вас обмануть захотят.

Маша насторожилась, губки сжались в узкую линию, а в лице появилось что-то крысиное, настороженное. Даниил слышал, как она звонила матери, жаловалась на безденежье и на отсутствие поддержки, на подлую Лариску, которая попытается отобрать у нее наследство, и на злых дяденек из арчуговской компании, с которыми придется иметь дело. «Дура! Не могла до дома доехать!» — выругала она себя, но все же спросила:

— С чего это ты взял?

— Не знаю. Но мне кажется, они вас не любят, особенно Лариса.

— И чего?

— Защитник вам нужен. Тот, кто будет ваши интересы представлять, — продолжал гнуть свою линию Даниил.

— Ты, что ли, набиваешься? — усмехнулась, расслабляясь, Маша и оценивающе посмотрела на парня.

— Да нет, куда мне. Тут нужен серьезный человек, меня они и слушать не станут, да и не понимаю я в этих вопросах, — отмахнулся Даниил, и Маша снова напряглась.

— А кто понимает?

— Был у Бориса Аркадьевича приятель такой — Таволжанин, может, помните? Они раньше какие-то дела вместе вели.

Маша судорожно пыталась вспомнить всех приятелей Арчугова, которых когда-либо видела. Но вот досада, она никогда не обращала на них особого внимания. Все они были старыми, женатыми, напыщенными снобами и смотрели на нее как на насекомое. К тому же муж, как правило, выпроваживал ее из комнаты в тех редких случаях, когда приводил гостей, чтобы не подслушивала их деловые разговоры и не позорила его неконтролируемыми выходками — на них Маша была большая мастерица и в начале их совместной жизни виртуозно использовала это оружие против Арчугова. Не хочешь купить пятую по счету норковую шубу? О’кей. Дожидаемся гостей и закатываем публичный скандал. Две минуты, от силы три — и шубка висит в шкафу, деньги Арчугов выдавал тут же, лишь бы заткнулась. Хотя, признаться откровенно, радоваться Маше пришлось недолго, Арчугов перестал выходить с ней в общество и водить гостей. По итогу ей же стало хуже. Но об этом Маша вспоминать не любила. Потом она, конечно, пыталась к нему подлизаться, всячески демонстрировала хорошие манеры, которые ей были привиты в раннем детстве, но о которых она в юном возрасте как-то вдруг подзабыла, решив, что грубый напор и нахрапистость принесут ей больше пользы в жизни. На первых порах принесли. Точнее, не на первых порах, а в мелких пустячных вопросах: сдать непонравившиеся туфли назад в магазин, потребовать зажатую официантом сдачу в кафе, протиснуться без очереди. В прочих жизненно важных вопросах подобная тактика никакого прибытку не давала. Люди просто отворачивались от нее, обещали помочь или уверяли, что ничего сделать нельзя, и Маша им верила, но со временем стала замечать, что ей помочь не не могли, а не хотели, а ее более хитрым и сладкоречивым подружкам — могли и хотели. Например, ставили тройку просто так в четверти или прощали прогулы. А ей почему-то нет. Впрочем, в школе она этого еще не замечала, да и вообще была счастлива в собственном слепом самодовольстве, а по-настоящему учить ее жизни принялся Арчугов. Да. Потому она его и ненавидела. Сволочь! Тут Машин взгляд наткнулся на Даниила. Ах да. Кто же такой этот Таволжанин?

— Это маленький такой, толстенький?

— Нет. Наоборот, крупный, со светлыми волосами, — поправил Даниил.

— А с чего ты взял, что он мне поможет? — решив, что потом вспомнит, как выглядит этот тип, а сейчас надо понять главное, спросила Маша.

— Он сам сказал. Я его вчера случайно возле офиса встретил, он меня узнал, спросил, как у вас дела, и сказал, что, если вам с Наумом помощь нужна, он всегда готов.

Версия выглядела правдоподобно. В конце концов, она мать арчуговского сына.

— А что он за тип, чем занимается? — настороженно поинтересовалась Маша.

— Не знаю точно, — пожал плечами охранник. — У них с Борисом Аркадьевичем какие-то дела были.

Даниил лукавил. Он прекрасно знал, чем занимается Таволжанин. И встретились они вовсе не на улице и не случайно. Бизнесмен позвонил Даниилу и пригласил к себе в офис. Даниил приехал, и Таволжанин за приличное вознаграждение предложил поработать на него, а именно свести с женой Арчугова, помочь завоевать доверие, а в дальнейшем присматривать за бабой, так, на всякий случай. Какие у Таволжанина были в этом деле интересы, Даниил не знал, но на предложение согласился.

Маша продолжала морщить лоб, судорожно соображая, и наконец решилась. Лучше уж приятель Бориса, чем эта стерва Лариска, с ней Маше в одиночку не справиться.

— Хорошо, дай мне его номер телефона, я сама позвоню, — сказала она Даниилу. И тот, стараясь скрыть самодовольство, вытащил из кармана визитку Таволжанина.

Председатель совета директоров, почетный член Академии бизнеса, сопредседатель фонда, генеральный директор… Ух ты! У Маши жадно сверкнули глазки.

— А он женат, этот Таволжанин?

— Понятия не имею.

— Ладно, давай пакеты и топай, — опомнилась Мария. — Если понадобишься, позвоню.

Но прежде всего надо позвонить в Борькину компанию и попытаться получить денег у них, а заодно прощупать, чем дышит его ближайшее окружение.

— Мария Игоревна! — На грубоватом лице Геннадия Сергеевича Таволжанина заиграла довольная плотоядная улыбка. Только вчера он вручил охраннику Арчуговой визитку, и вот уже результат! Молодец парень, оперативно. — Очень рад. — Несмотря на искреннюю радость, голос бизнесмена звучал сдержанно, даже суховато. — Примите мои соболезнования по поводу произошедшего с Борисом несчастья. За последние сутки ничего нового не слышно?

Нового? Маша растерялась. Признаться, ей в голову не приходило интересоваться новостями, да и у кого? У полиции? Полиция ее больше не беспокоила, и она предпочитала до поры до времени поддерживать этот статус-кво. У Борькиного окружения? Маша скривилась. Если коротко резюмировать суть ее беседы с исполнительным директором фирмы, а затем с финансовым (в бухгалтерию она звонить не стала — не солидно), так эта парочка ее просто-напросто вежливо послала, прикрывшись какими-то заумно сформулированными отговорками.

— Кажется, ничего, — неуверенно проблеяла любящая жена и жалобно добавила: — Мне никто ничего не рассказывает. В фирме мне ничего не объясняют, из полиции приходил какой-то тип, допрашивал меня как преступницу… — На этих словах Маша всхлипнула и, добавив в голос надрывности, вывалила собеседнику свою главную проблему: — А у меня деньги кончились. Мне даже еды ребенку не на что купить! И прислуге платить надо, нянька того и гляди нас бросит, что мне тогда делать?

Терпения на долгие реверансы у Маши не хватало, она предпочитала брать быка за рога.

— Ну что вы, что вы! Стоит ли огорчаться из-за таких пустяков, как деньги! — заурчал в трубку Геннадий Сергеевич. — Давайте-ка я заеду к вам вечерком, после работы, и мы не спеша обсудим, как вам помочь, а пока я могу просто одолжить вам необходимую сумму.

Предложение Маше понравилось, она пропустила мимо ушей решение одолжить ей необходимую сумму, вычленив для себя главное: денег ей дадут, а уж она постарается, чтобы их давали часто и много. А теперь надо было привести себя в порядок, выбрать подходящий наряд и спровадить к матери Наума.

— Лидия Владимировна, отвезите Наума к бабушке, я сейчас прикажу Даниилу подать машину. Соберите ему что надо из вещей, он там на два дня останется. А может, и на три, — добавила, подумав, заботливая мать: кто знает, как у них с Таволжаниным все сложится?