Глава тринадцатая
Бьянка
— Ты сегодня какая-то молчаливая, — замечает Стоун, когда мы ложимся в кровать.
Его слова вырывают меня из моих мыслей.
— Прости, я просто…
Не могу выбросить из головы другого мужчину.
— Задумалась, — заканчиваю я.
Стоун приобнимает меня.
— Поделись со мной, Борн.
Я хочу. Но не знаю, как сказать ему о своих чувствах, чтобы он не разозлился.
— Это начинает беспокоить меня.
Пальцы, рисующие узоры на моей руке, замирают.
— Что?
— Что я не помню, кем была, — признаюсь я. — Мне казалось, это к лучшему… но теперь я начинаю в этом сомневаться.
В его глазах вспыхивает раздражение.
— Это все из-за Оукли?
Я должна быть честной с ним.
— Не знаю… возможно. — Я чувствую, как все его тело напрягается, когда я продолжаю: — Я не могу перестать думать о том, почему оказалась с ним в ночь аварии.
И почему меня так тянет к нему.
— Это так важно? — Стоун тяжело вздыхает. — Я не хочу показаться мудаком, но даже если к тебе вернется память, это ничего не изменит.
Я раздумываю об этом с минуту и понимаю, что в чем-то он прав. Не имеет значения, что я вспомню о своем прошлом, ведь это не изменит мое будущее со Стоуном. Но я так устала чувствовать себя компьютером, с которого удалили документы. Устала, что все стараются посадить меня в крошечную «безопасную» коробку и дают мне только осколки информации, которые мне приходится буквально выпрашивать. Устала от того, что не контролирую свою жизнь, потому что я многого не знаю.
Однако не хочется расстраивать Стоуна и заставлять его беспокоиться, поэтому просто говорю:
— Наверное, ты прав. — Я рисую фигуры на его животе. — Ты же расскажешь мне, если узнаешь что-то важное о моей прежней жизни?
Мне нужно знать, что он всегда будет честен со мной. Неважно, насколько эта правда будет неприятной для него.
Стоун прижимается губами к моему виску.
— Ты же знаешь, что я никогда бы не соврал тебе, Борн.
Он прав. Стоун всегда был честен со мной, и у меня нет причин сомневаться в нем.
— Знаю. — Глубоко вздохнув, я решаю рассказать ему еще то, что не дает мне покоя. — Не злись, но Оукли переехал в твой дом. Я встретила его на лестнице, когда он заносил вещи.
Я жду от него какой-то реакции, но он молчит. Подняв глаза, я вижу, что Стоун уснул. Осторожно выключаю свет и сворачиваюсь клубком рядом с ним, изо всех сил пытаясь игнорировать боль в груди.
Боль от того, что мое сердце хранит какой-то секрет.
Который может все изменить.
Прошлое…
На лицах братьев читается такое же непонимание, как и на моем, когда мы входим в дом.
— Вы, ребята, понимаете, что происходит? — спрашивает Джейс.
Я пожимаю плечами.
— Нет.
— Очень странно, — бормочет Коул.
Это уж точно.
Утром папа прислал нам всем приглашение на семейный ужин. Присутствие обязательно. Учитывая то, что он постоянно работает и практически не общается с нами… это было чертовски неожиданно.
— Надеюсь, он не болен, — шепчу я, ведь, несмотря на то, что мы не очень близки, я не готова потерять еще одного родителя.
— Давайте поскорее с этим покончим, — предлагает Джейс.
Втроем мы идем в сторону кухни. Там за столом сидят папа и Надя. Мы все сразу же напрягаемся. В чем бы ни было дело, одно мы знаем точно.
Все плохо.
Джейс заговаривает первым:
— Какого хрена она здесь делает?
Я вижу, что отец хочет накричать на него за то, каким тоном Джейс говорит о его девушке, но сдерживается.
— Садитесь, дети. У нас с Надей для вас важные новости.
К горлу подкатывает тошнота. Джейс и Коул ухмыляются.
— Я постою, — говорит Джейс.
— Я тоже, — присоединяется Коул.
— И я, — добавляю я, чтобы не отставать.
Страшная мысль приходит мне в голову.
— Надеюсь, ты не беременна, — выпаливаю я.
Надя едва не давится своим напитком.
Я знаю об этой женщине немного — да и не хочу, — но даже я могу признать, что она красивая. Я бы сказала, очень красивая. Она, очевидно, из Индии, как и моя мама, и можно с уверенностью сказать, что у папы есть свой типаж.
Или он просто пытается закрыть кем-то дыру, оставленную мамой.
В таком случае я не могу его винить. Однако мне не нравится, что у них могут появиться дети. Я — ребенок в этой семье. И если эта сучка думает, будто может просто так начать рожать новых, пусть лучше поцелует мою подтянутую задницу.
— Надя не беременна, — быстро говорит отец.
Я расслабляюсь… пока он не произносит следующие слова:
— Но мы женимся.
Он целует ее руку.
Я не могу не обратить внимания на огромный уродливый бриллиант на ее пальце. Джейс — у которого всегда есть что сказать — молчит и не шевелится. Но он, очевидно, не рад новостям.
Никто из нас им не рад.
— Когда? — рявкает Коул.
Папа и Надя обмениваются взглядами.
— Мы пока не решили точно, но ориентируемся на следующий год.
Джейс молча выходит из кухни. Мгновение спустя захлопывается входная дверь. Коул усмехается.
— Вау. — Он смотрит на Надю. — Что ж, счастливой тебе жизни в доме мертвой женщины, с мужем, которого ты у нее увела. — Коул злобно смотрит на отца. — Поздравляю, мужик. Не забудь составить брачный договор.
После этого он уходит.
Надя мрачнеет. Папа смотрит на меня, одним взглядом умоляя проявить немного терпимости. Но я не могу. Потому что это больно.
Очень больно.
— Ты никогда не сможешь заменить ее, — бросаю я Наде, вкладывая в эти слова всю свою злость.
Несмотря на то, что мама не была идеальной и у нее имелась тайна, которую мне приходится хранить, я всегда буду любить ее. Никто на целом свете не способен изменить это.
Слезы застилают глаза, и я выбегаю во двор. Еще минута с ними в одном помещении, и я просто вспыхну.
Господи, я так по ней скучаю.
Я скучаю по ее улыбке, смеху, запаху… по тому, как крепко она меня обнимала, словно я была самым важным человеком в ее жизни. И больше всего я ненавижу тот факт, что все эти воспоминания начинают меркнуть. С каждым днем я помню ее все меньше и меньше. Если я не буду осторожна, однажды я проснусь… забыв ее.
— Ты просто конченая! — кричит Оукли.
Я потерялась в своих мыслях настолько, что даже не заметила его. Но сейчас не тот момент, когда я готова выяснять с ним отношения.
— Слушай, — начинаю я, когда он подходит ко мне. — Я правда не в настроении…
— Мне насрать, — выплевывает он. — Мало того, что ты трахалась с парнем Хейли за ее спиной… ты сняла, как она мастурбирует и выложила это на чертов порносайт! — На его лице отвращение. Оукли делает шаг вперед, не позволяя мне уйти. — Что с тобой, на хрен, не так?
Я моргаю, не понимая, о чем он. Да, я сняла это на видео. Черт, да я много чего сняла. Но я ничего никуда не выкладывала.
По крайней мере, пока.
В жилах стынет кровь, едва я осознаю: Хейли никак не могла узнать о моих планах. Только если она не поговорила с ним.
Твою мать.
Это плохо. Очень плохо.
Положив руку на живот, я говорю:
— Не знаю, что тебе рассказала Хейли, но…
— Она рассказала мне все, — рычит Оукли.
Почему-то я в этом сомневаюсь… ведь если это так, то Оукли не смотрел бы на меня как на самого отвратительного человека, которого он знает. И точно не стал бы защищать ее.
— Оук…
Я не успеваю закончить предложение, поскольку он делает еще один шаг вперед, заставляя меня потерять равновесие и начать падать… но я успеваю схватиться за его рубашку.
Мгновение спустя мы оба падаем в бассейн.
Оказавшись на поверхности, я выплевываю воду. И едва успеваю прийти в себя, как Оукли оказывается рядом. Его лицо искажает ярость, и он начинает брызгать на меня водой.
— Если ты думаешь, что я стану спокойно стоять и смотреть, как ты разрушаешь жизни всех женщин, которые мне дороги, то ты еще более чокнутая, чем я думал.
Я игнорирую огонек ревности, вспыхивающий в моем теле, потому что мне нужно сказать ему что-то очень важное. Может, я и сняла несколько видео, но я никогда не выкладывала их на порносайты. И я никогда не трахалась с Заком. А значит, эта стерва лжет. И то, что он верит ее вранью… ранит меня.
Намного сильнее, чем я могла бы ожидать.
— Жаль говорить тебе это, Оукли, но твоя драгоценная Хейли…
Прищурившись, он прижимает меня к стенке бассейна.
— Держись от нее подальше.
Его голос пропитан ненавистью настолько, что все у меня внутри переворачивается. Я вызывающе поднимаю подбородок.
— А если нет?
Его длинные пальцы обхватывают мое горло, готовые в любой момент сжаться.
— Ну давай, — подстрекаю я.
Не отпуская мою шею, Оукли приближается ко мне и шепчет на ухо:
— Этого ты хочешь? — Его теплое дыхание и низкий голос провоцируют целый табун мурашек, что безудержно несутся по моей коже. Он проводит рукой вдоль моего тела, кладя мою ногу себе на талию. — Если я сдамся и трахну тебя, ты закончишь с этим дерьмом?
Ответ застревает у меня в горле, когда его губы касаются моих ключиц. Сердце выскакивает из груди, Оукли прикусывает мою шею, посылая волну тепла к местечку между ног. Я цепляюсь за его спину, и он прижимается ко мне. Я чувствую, как он хочет этого.
Хочет меня.
— Да, — выдавливаю из себя я. Разум затуманен. Оук снова толкается ко мне бедрами. — Т…
Меня обрывает жестокий смех.
— Прости, малышка. — Он злобно улыбается. — Этому не бывать. Никогда.
Мгновение спустя он выбирается из бассейна.
Забрав с собой мое сердце и гордость.
* * *
Гордость не позволяет мне признать, что злюсь я исключительно из-за ревности. Тот факт, что он защищает Хейли, даже не дав мне объясниться, заставляет меня дрожать от ярости.
И жажды мести.
К счастью, мне подворачивается идеальная возможность сделать это, когда я вижу, как Оукли уходит вечером из дома на следующий день. Украв запасной ключ из шкафчика на кухне…
Я выхожу во двор и направляюсь к гостевому домику. Взяв с собой жидкость для розжига и спички.
Может быть, Оукли и любит Хейли… но есть кое-что, что он любит даже больше.
Трава.
Я быстро осматриваю гостиную, но там пусто. Оскалившись, я иду в ванную. Огромная кровать не заправлена, на полу валяется одежда, но мое внимание привлекает блокнот на тумбочке.
Блокнот, который он никогда никому не показывает.
У меня отвисает челюсть, когда я заглядываю внутрь.
«Осколки тебя,
Осколки меня.
Какая же мы прекрасная трагедия».
Сердце начинает колотиться как сумасшедшее, когда я переворачиваю страницу.
«Я весь в грязи,
А ты чиста.
Между нами вновь стена.
Если б только смог бы я
Показать тебе себя,
Ты б увидела меня?»
Черт возьми. Оукли пишет стихи.
И не просто несколько рифмованных строк. Его слова и правда вызывают чувства.
Мне приходится напомнить себе, что я не только не могу украсть этот блокнот, чтобы прочитать их все, но мне также нужно закончить дело.
Я быстро кладу стихи на место и начинаю оглядывать каждый угол в комнате в поисках тайника. Я нахожу его в шкафу — и твою же мать — тут просто куча дерьма. Отнеся, кажется, три фунта марихуаны в ванну, я начинаю поливать ее жидкостью для розжига. А затем поджигаю спичку и бросаю ее туда же.
Получай, ублюдок.
Я расплываюсь в улыбке, когда вижу языки пламени…
Пока не замечаю, что ванна начинает плавиться, а огонь распространяться.
Вот дерьмо.
Меня охватывает паника, ведь комната теперь напоминает ад. Я даже воду не могу включить из-за слишком большого пламени.
Схватив полотенце, я пытаюсь все потушить, но ситуация становится только хуже. Меня начинает тошнить. О боже. Ужас охватывает все тело.
— Господи! — кричит кто-то похожий на Оукли, а затем руки хватают меня за талию. — Какого хрена, Бьянка?
— Я не хотела, — я задыхаюсь, пока он вытаскивает меня из дома. — Я просто собиралась сжечь твою траву.
— Это сраное стекловолокно, — выплевывает он, прежде чем взять огнетушитель и вернуться в дом.
Твою мать.
Я слышу сирены. Оукли возвращается.
— Все.
— Прости…
— Черт, — кричит Джейс, подбегая к нам. — Что случилось?
За ним несется такой же обеспокоенный Коул.
— Вы в порядке?
— Ага, — отвечает Оукли. — В ванной все плохо, но я потушил огонь, пока он не распространился по всему дому.
— Это хорошо. — Джейс выдыхает. — Но как… — Замолчав, он глубоко вдыхает. — Почему тут пахнет, как на Коачелле?
Коул принюхивается.
— Господи, Оук. Ты пытаешься накурить весь город?
Оукли бросает на меня раздраженный взгляд. Положив руки на бедра, я внимательно на них смотрю.
— Что вы вообще здесь делаете?
— Мы надеялись покурить с Оукли и расслабиться, — усмехается Коул. — Но, очевидно, не выйдет.
Оукли открывает рот, но тут на задний двор залетает бригада пожарных.
Вместе с папой.
— Все живы?
Я моргаю.
— А ты что тут делаешь?
— Я ехал домой, когда меня обогнала пожарная машина, и я получил уведомление от сигнализации. — Глубоко вздохнув, папа морщится. — Это марихуана?
Мы все молчим.
Он проводит ладонью по лицу, пока пожарные забегают в гостевой дом.
— Слушай, Оукли, я тоже был молодым, все понимаю. Но я не могу позволить тебе накуриваться настолько, что ты устраиваешь пожар в моем доме…
— Это был не он, — выпаливаю я. Не только потому, что не хочу, чтобы Оукли отчитывали за мои действия, но и потому, что не желаю, чтобы папа его выгнал. — А я.
Три пары глаз удивленно смотрят на меня.
— В каком смысле ты? — спрашивает отец.
— Ну, — начинаю я, — я нашла траву Оукли и подожгла ее в ванной. — Я поднимаю палец. — В свою защиту хочу сказать — я не знала, что ванна сделана из стекловолокна.
Это оказалось очень неприятным сюрпризом.
Папа смотрит на меня, широко открыв рот.
— Это не круто, — говорит Коул.
Джейс потирает переносицу.
— За каким хреном ты это сделала?
Я пожимаю плечами.
— Потому что он меня выбесил.
Подняв глаза к небу, папа вздыхает.
— Бьянка, дорогая, ты могла поранить себя и остальных.
Хлопая ресницами, я строю самую милую гримасу, на которую только способна.
— Прости меня, папочка. Я больше так не буду.
Очевидно, это работает, потому что он успокаивается и уступает. Я практически чувствую на себе испепеляющий взгляд Оукли. К счастью, меня спасают пожарные.
— Ванной понадобится ремонт, но огонь потушен и все остальное осталось целым.
— Спасибо, — говорит им папа и переводит взгляд на Оукли. — Я уезжаю на неделю по работе, но найму бригаду, чтобы они сделали ванную. — Он достает телефон. — Пока можешь пожить в одной из пустых спален в доме.
Видно, что Оукли хочет поспорить, но он не в том положении.
Оказывается, мой план сработал даже лучше, чем я могла предположить.
