Есть совпадение

Эмма Лорд, 2020

Сделать тест ДНК за компанию? Не проблема! Эбби хочет поддержать своего друга Лео, ведь парень рос в приемной семье и хочет найти своих биологических родителей. К тому же Лео для Эбби не просто друг, от которого приятно пахнет корицей – девушка в него влюблена. Эбби и представить не может, чем обернется для нее эта затея. Оказывается, у нее есть старшая сестра – красотка и звезда инстаграма Саванна Талли! Эбби была уверена, что знает о себе все: у нее ирландские корни, она всегда готова к приключениям и не может жить ни дня без фотографии, скейтборда и своих лучших друзей – Конни и Лео. Но, похоже, кое-что все-таки станет для нее сюрпризом. Это лето друзья не забудут никогда! Их ждут невероятные приключения, знакомство с родными, а главное, они найдут настоящую ЛЮБОВЬ…

Глава вторая

Узнав, что родители скрывали от вас старшего брата или сестру на протяжении шестнадцати лет вашего существования на Земле, последнее, что стоит сделать, — глубоко вдохнуть и крикнуть: «Мама!».

Но едва переступив порог дома, я именно так и поступаю.

Маме требуется около десяти секунд, чтобы добраться до меня, и это самые длинные и в то же время самые короткие десять секунд в моей жизни. Достаточно длинные, чтобы понять, что случившееся может в корне изменить мою жизнь, и достаточно короткие, чтобы решить, что пока я этого не хочу.

— Что случилось? — спрашивает она, и ее глаза распахиваются при виде моих коленей.

Я опускаю взгляд и только тогда замечаю пятна крови вокруг дыр на моих джинсах, которые теперь разорваны так сильно, что выглядят, будто я пыталась отправить свои ноги в другое измерение.

Я открываю рот, чтобы ответить:

— Я…

Ее рука испачкана зеленой краской, из-за того, что она помогала одному из моих братьев делать творческую работу для школы, ее непослушные каштановые волосы собраны в пучок на макушке, и она умудряется держать баланс, стоя с корзиной для белья в одной руке и огромной папкой с документами в другой. Она возникает передо мной во всей своей мамской красе, нахмурив брови и прикусив нижнюю губу, и вдруг все это становится таким абсурдным.

Это тот человек, который рассказывает мне забавные личные подробности из жизни людей, с которыми она работает, зная, что я ничего не разболтаю. Это тот человек, который объяснил мне в третьем классе, что такое секс, когда я прервала один из их с папой киновечеров во время эпизода с запотевшим окном машины в «Титанике». Это тот человек, который расплакался, когда она раскрывала мне тайну о Санта-Клаусе, потому что ей было так стыдно из-за многолетней лжи.

И это не тот человек, который способен хранить секреты, в особенности услышанные от меня.

— Я… упала со скейта.

— Ты в порядке? — Ее взгляд скользит в сторону аптечки, которая из-за меня с тремя братьями пополняется регулярнее, чем наши контейнеры для еды.

Я отмахиваюсь, не глядя ей в глаза.

— Все в порядке!

Это могло бы сойти за правду, если бы я не споткнулась о гору мальчишеских ботинок на липучках, небрежно сваленных в одну кучу возле двери, пока пыталась сбежать в свою комнату.

— Ты уверена?

— Ага!

Наступает напряженный момент, словно она собирается позвать меня. Я топчусь у двери комнаты, готовясь к словам: «Догадываюсь, что ты узнала то, чего я не хотела, чтобы ты знала!» Будто она прочитала это на моем лице, как только я вошла в дом, и сложила все кусочки воедино с помощью экстрасенсорных способностей мамы.

Но вместо этого она говорит:

— Я там оставила несколько буклетов на твоей кровати, если вдруг ты сможешь…

— Спасибо! — Я обрываю ее на полуслове и быстро закрываю за собой дверь.

Я направляюсь к ноутбуку, словно если открою ту страницу на новом экране, то, что я увидела, каким-то чудом исчезнет. Но чтобы добраться до него, мне нужно убрать водруженную сверху стопку глянцевых ярких буклетов с прилепленной сверху запиской с надписью: «Выглядит прикольно!».

Все они про лагерь Рейнольдс, где выходит новая летняя программа, о которой школьный консультант рассказал моим родителям. Он пытался уломать меня поехать туда, задорно рассказывая, сидя по ту сторону чаши для конфет размером с человеческую голову, стоящей в его офисе, о том, что программа идеально подходит для «таких детей, как я», — иными словами для детей, чьи перспективы поступить в колледж меркнут с каждой потерянной десятичной долей среднего балла. Предполагается, что это поможет мне быстрее подготовиться к экзаменам и поступлению в колледж, а также всему остальному, что меня ждет в следующем году.

Еще два часа назад целью моей жизни было любым способом избежать этого. Но какой бы линейной и упорядоченной ни была моя жизнь, сейчас она разлетелась на куски.

Я скидываю буклеты на матрас, барабаня пальцами по клавиатуре, пока жду, когда ноутбук проснется. Кем бы ни была эта Саванна, она никак не может быть моей сестрой. Они перепутали мой плевок с чьим-то другим или прислали мне неправильные результаты. Так, согласно их данным, высока вероятность, что я обладаю выдающимися вокальными данными, но у меня совсем нет слуха, и мой брат Брэндон — вероятно, самый чудесный ребенок на свете — орал как резаный, когда я пыталась петь ему в младенчестве. Наверняка, это результаты ДНК других немного ирландских девушек со сросшимися бровями, которые сейчас в таком же недоумении, как и я, и через несколько часов мы все вместе посмеемся над этой ситуацией, сидя за обеденным столом.

Но я все равно захожу во вкладку «Отношения», чтобы подать жалобу на сайте. Саванна Талли — гласит имя в самом начале списка.

И тут мое сердце сжимается, как губка. Джорджия Дэй — вторая строчка в списке. Предполагаем, что Джорджия Дэй — ваша кузина.

И следующая: Лиза Макгиннис. Предполагаем, что Лиза Макгиннис — ваша кузина или троюродная сестра.

Все последующие имена — какие-то троюродные, и даже пятиюродные братья и сестры, которые мне незнакомы. Но с Джорджией мы родились в один месяц, и, хотя она живет в Сан-Франциско, время от времени мы немного общаемся, отмечая друг друга на мемах в Tumblr и обмениваясь сообщениями, когда количество трупов в сериале «Ривердейл» начинает доходить до абсурда.

Лиза добавила меня в друзья на фейсбуке через несколько часов после похорон Поппи в прошлом году. Это может означать только одно…

— Боже мой.

До меня не сразу доходит, что я прокричала это, пока не раздается стук в дверь и в проеме не возникает голова моего отца.

— Что случилось?

Я захлопываю ноутбук.

— Мне показалось, что я видела паука.

Я произношу это достаточно громко, чтобы сообщение долетело до комнаты моих братьев, где молниеносно начинается переполох.

— Паук? Где? — вопит Брэндон, который, их боится.

— Паук? Где? — спрашивает Мейсон, у которого наступила активная фаза увлечения Человеком-пауком.

Прежде чем кто-то успевает добавить хоть слово, с кухни доносится грохот сковородок, а это может быть только Ашер, который снова решил поучаствовать в варке макарон. Папа хмурится, а мама кричит: «Я разберусь!» — присущим ей раздраженным голосом, и так начинает крутиться знакомая пластинка с треком «Хаос в семье Дэй».

— Ну что, готова показать черновик?

Когда он входит в комнату, я улавливаю усталость в его голосе, прекрасно характеризующую «родителя трех мальчиков и одного трудного подростка». С тех пор как умер Поппи, кажется, что они с мамой вечно крутятся как белки в колесе. Папа уезжает в офис на рассвете, а мама возвращается домой в миллиард часов ночи, и они вдвоем отчаянно пытаются следить, чтобы мы были дома или где-то поблизости, потому как раньше это делал дедушка, а теперь его нет.

Вот почему мне очень плохо от того, что я нахожусь на грани между тройкой и двойкой с плюсом по английскому языку, и очень-очень плохо от того, что папа даже не злится из-за этого, как сделал бы нормальный родитель, а вместо этого упорно перечитает черновик моего эссе на тему «Почему Бенволио из “Ромео и Джульетты” — полный придурок, который постоянно придирается к своим друзьям».

Ладно, тема эссе звучит немного академичнее, но суть остается той же. Английский — не самая моя сильная сторона. Не потому, что мне не нравится читать или я плохая ученица — до этого года я прекрасно чувствовала себя на учебном поприще, — но моя ненависть к английскому языку, в частности, заключается в том, что я ненавижу спорить, а споры составляют примерно 90 процентов всех занятий по этому предмету. Конечно, это организованные, занудные споры, но все же споры — о том или ином утверждении, или о мотивации героя, или о том, что хотел или не хотел сказать автор.

Я отношусь к людям типа Б^[9]. Меня не интересуют споры и вообще любые виды конфликтов. Мне дали не ту порцию мороженого? Я съем его. Пробрались в мою комнату и отрезали рукава от моего красного свитера, чтобы пришить их к своему костюму Человека-паука? Ну что ж, дерьмо случается.

Лгать мне в лицо на протяжении шестнадцати лет о сестре, которая живет в нескольких милях отсюда?

Валяйте.

— Да, — отвечаю я, как жалкая трусиха, которой, по правде, и являюсь. Я беру черновик с принтера и протягиваю ему.

Папа хмурится.

— Что с тобой не так?

— Ничего.

Мой телефон жужжит, и на экране появляется фотография Конни, делающей вид, что облизывает витрину в «Yellow Leaf Cupcake Co». Никто в здравом уме уже давно не звонит по телефону, но Конни так занята своим хроническим суперуспеванием, что утверждает, будто у нее нет времени набирать текст.

— Знаю, это утомительно, но с каждым разом становится все лучше и лучше, не так ли? — говорит папа, отрывая взгляд от эссе.

Ни в малейшей степени. Я поднимаю трубку, и отец спешит уйти из комнаты, забрав с собой пятый черновик моего убогого эссе.

— Йоу. Передай трубку Лео. Я приготовила ободряющую речь.

— Я не у Лео.

— Это еще почему?

В ее голосе слышится обвинение, и я думаю, что, может быть, она заговорит о том самом — о неловкости, повисшей между нами со времен возникновения БНИ. Но Конни сбрасывает градус напряжения еще до того, как я успеваю задуматься, так ли это или мне показалось:

— В таком случае, тридцать один и восемь десятых процента, соплячка.

Но в данный момент я так далека от реального мира, что искренне не понимаю, о чем она говорит.

— Ты должна мне содовый хлеб. И не вздумай мухлевать — Лео не будет готовить все за тебя, — говорит она.

— Э…

— В любом случае, я просто позвоню Лео, он ведь свободен?

— Да.

Конни делает паузу.

— Почему у тебя такой странный голос?

Я открываю рот, но связь между моими легкими и внешним миром, кажется, оборвалась, и я словно дышу в пластиковый пакет.

Саванна Талли.

— Эм.

Похоже, мне никак не отделаться от односложных слов. Будто мой язык слишком большой для моего рта, а меня подменили после злополучной поездки на скейтборде от дома Лео, и новая я в замешательстве: как же она должна себя вести, что должна сказать.

— О черт. Все-таки в тебе больше ирландского, чем во мне? Ты, видимо, тайный близнец Сирши Ронан…^[10]

— Нет. То есть да, я больше ирладндка, чем ты, но…

— У тебя какие-то проблемы со здоровьем? О боже, лучше не спрашивать, да? Но если тебе станет от этого легче, у меня обнаружился ген целиакии…^[11]

— Да не в этом дело.

Слова срываются с моего языка, и это удивляет нас обеих, вызывая неловкое молчание. Я никогда не говорила резко ни с Конни, ни с кем-либо еще. Я, конечно, могу быть раздражительной и нетерпеливой, но только когда остаюсь одна.

Хотя сейчас я уже не уверена, кто на самом деле такая.

— Эбс?

Я не могу. Если скажу ей, все это станет реальным. И мне придется что-то с этим делать. Ладно, может, я не обязана ничего делать, но ведь все дело в моем характере — тут и включается тот фактор одержимости. Если позволю себе слишком глубоко погрузиться в эту проблему, я уже не смогу отступиться от нее, даже если захочу этого больше всего на свете.

Я не позволю себе зациклиться на этом. Просто не могу.

— Это не… То есть да, я больше ирландка, чем ты. — Несмотря на то, что я стою на пороге чего-то, что может перерасти в первый в моей жизни экзистенциальный кризис, я не могу заговорить об этом. — Но я…

Может, я пожалею об этом, но кажется, во мне нарастает давление, которое в любой момент может рвануть, если я его не выпущу.

Я вскакиваю со стула и закрываю дверь в комнату так медленно, как только могу, чтобы заглушить щелчок. Это уже второй раз, когда я закрываю дверь за последние десять минут. Я почти никогда не делаю этого — братья заходят и выходят так часто, что можно считать мою комнату их вторым жилищем — так что придется действовать быстро.

— Здесь сказано, что у меня есть сестра.

На том конце повисает гробовое молчание, а потом Конни произносит:

— Что?

— Ну вроде как, чистокровная сестра. Какая-то девушка по имени Саванна Талли, которая живет в получасе езды от нас, в Медине.

— Ого, типа богачка из Медины?

Она не улавливает сути.

— Мы с ней однокровные, так как у нас одни родители. Мои родители за пару лет до меня произвели на свет человека, о котором я ничего не знаю. И вот еще что — здесь написано, что ей восемнадцать.

Снова наступает молчание, а затем:

— Боже мой.

— Что?

— Эбби… она похожа на тебя!

— Она что? Как ты… что ты…

— У нее около полумиллиона подписчиков в инстаграме.

— Хорошо, откуда ты вообще знаешь, что это…

— Потому что вы похожи как две капли воды. Я отправляю тебе ссылку.

Я собираюсь сказать: «Не надо», — но уже слишком поздно. Я зациклилась. Чертовски зациклилась и мне нужно знать.

Я отрываю телефон от уха и нажимаю на ссылку, попадая на инстаграм-аккаунт с ником @howtostaysavvy. В биографии написано: «Питаю слабость к ЗОЖ, фанатка правильного питания, мечтаю стать русалкой. Все о том, как быть Савви^[12]».

Конни не преувеличивала — у нее неприлично огромное количество подписчиков. Я прокручиваю вниз и вижу первые несколько фотографий. Сияющая девушка прыгает по каменистому пляжу, ее тело обтянуто ниточками от бикини, а на заднем плане поблескивает вода Пьюджет-Саунд. Еще одна ее фотография: за белым столиком возле ресторана, ее каштановые волосы развеваются на ветру, язык игриво высунут, и вилка занесена над разноцветным салатом. Селфи с лабрадором-ретривером, снятое с достаточно близкого расстояния, чтобы разглядеть россыпь веснушек на ее вздернутом носике, белизну зубов сквозь полуулыбку и совершенство ее кожи без единой поры.

Я закрываю приложение дрожащими руками.

— Она вовсе на меня не похожа.

— Чушь собачья, — говорит Конни и добавляет: — так что ты собираешься делать? Напишешь ей?

— Она уже написала мне.

— Вот это да! — восклицает Конни. — Что написала?

Я снова открываю ее сообщение и читаю Конни, расхаживая по комнате, словно так смогу уйти от слов на экране, хотя при этом телефон продолжает находиться в моих руках.

— Ты собираешься ей ответить?

Нет. Да.

— Я не знаю.

В результате я делаю то, что обычно делаю, когда сталкиваюсь с трудным выбором: включаю Кэрри Андервуд и позволяю Конни сделать все за меня.

— А что бы сделала ты?

Тринадцатилетняя Конни выступила бы передо мной с планом на двенадцать шагов, занесенным в таблицу Excel с такими кислотно-яркими цветовыми обозначениями, что лепрекон Lucky Charms содрогнулся бы при виде этого. Семнадцатилетняя Конни, к сожалению, слишком мудра для подобного.

— Давай составим список плюсов и Конни, — предлагает она.

Из меня вырывается стон из-за каламбура, которому Конни никогда не даст кануть в лету, и из-за перспективы составления упомянутого списка. Список плюсов и Конни отличается от обычного списка плюсов и минусов не только потому, что он заставляет всех вокруг закатывать глаза, но и потому, что вместо привычной формулировки: «Что произойдет, если я это сделаю?» — Конни настаивает, чтобы делать список, основываясь на обратном: «Что произойдет, если я этого не сделаю?» Она утверждает, что в такой интерпретации минусы — это не отрицательные стороны, а отрезвляющая правда. Конни, если хотите. Вполне подходящее название, учитывая, что Конни — никто иной, как воплощение суровой честности.

Первый плюс настолько очевидный, что даже нет смысла записывать его: я бы не хотела злить родителей. Предполагаю, они пришли бы в бешенство. Верно? Какова бы ни была суть ситуации, все это не просто чрезвычайно странно, но и должно иметь смысл, почему предкам пришлось пойти на крайние меры и скрыть это от меня.

А еще я не в том положении, чтобы расстраивать родителей, которым и так приходится постоянно возить меня к репетиторам, частенько менять разбитые экраны телефонов и через день отвечать на звонки соседей, обеспокоенных тем, что я опять залезла куда-то, куда не следует.

И все же есть нечто, отодвигающее чувство вины на задний план: мысль о союзнике.

О том, с кем смогу поговорить о вещах, которыми не могу поделиться с родителями или даже с Конни, чем-то вроде БНИ. Или о том, как меня сводят с ума бесконечный контроль моих оценок, что в общем-то только усугубляет ситуацию. Или что я понятия не имею, как мне вписываться в этот мир после окончания средней школы, если для меня в нем вообще есть подходящее место.

О том, кто мог бы стать для меня таким человеком, каким был Поппи, кто понимал бы меня настолько, что я бы не испытывала ни тени смущения, рассказывая неловкие истории или делясь своими фотографиями. Я родилась в семье нервных людей, у которых все должно идти по плану, но он был для меня родственной душой — любил классные приключения, обладал таким же импульсивным характером, а еще попадал в неловкие истории, которые ничуть не уступали моим. Я могла рассказать ему всю правду о себе — хорошую, плохую, мерзкую, что-то вроде: «Уверена, что выбросила свой ретейнер, и он теперь где-то среди шестидесяти мешков мусора за школьным спортзалом», — и при этом никогда не испытывала ощущения, что могу его разочаровать.

Вот он — тот самый Конни. Возможность найти человека, который поймет меня, как никто другой. Если я не сделаю этого, у меня никогда не будет другого шанса.

— Эй, Эбби? У меня есть несколько замечаний! — зовет папа.

Я зажмуриваюсь.

— Мне нужно идти. Но… никому не говори об этом, хорошо?

— Конечно, не скажу.

Прежде чем успеваю повесить трубку, Конни спрашивает:

— Подожди, даже Лео?

— Я расскажу ему, просто хочу…

Закричать в подушку? Ворваться в спальню родителей и заявить: «Я ЗНАЮ ПРАВДУ!» — словно в эпизоде нелепого комикса с текстовым пузырем над головой? Убежать, присоединиться к цирку и никогда больше не думать ни о чем?

— Поняла. Удачи. — Возникает небольшая пауза. — И еще, странно ли будет, если я на нее подпишусь?

— Конни!

— Что? Она — идеал. Как ей удается делать эти безумные позы йоги со стойкой на руках. И я просто без ума от Руфуса.

— Кого?

— Ее пса.

— Все, пока.

Я вешаю трубку и делаю вдох, который в общем-то вовсе и не вдох, а принятие решения. Того, которое я, несмотря на все «за» и «против», буду не в силах отменить.

Я открываю приложение и печатаю ответ: «Ты завтра свободна?»

Примечания

9

Type B — тип людей, который характеризуется легкостью характера, беззаботным подходом к жизни и избеганием стрессовых конфликтных ситуаций.

10

Сирша Уна Ронан — ирландская и американская актриса.

11

Целиакия — генетическая предрасположенность к непереносимости глютена.

12

Савви — сокращенное имя героини, которое также означает «сообразительный, смекающий». Игра слов заключается в том, что на английском эта фраза будет означать также «Все о том, как оставаться в теме».