Невольница Восточных пустынь. Страсть демона

Эми Мун, 2023

Когда деревню разорили, а ее защитников вырезали, Ильву в числе других женщин заковали в кандалы и погнали в Восточные земли. На рабском рынке жаркое солнце чужой страны едва не лишило жизни северянку. За честность и добрый совет ее купил… демон! Но Ильва не согласна стать для него игрушкой. И заключает с опасным хозяином пари, ставка в котором – ее свобода.

Пролог

— Нет… Не покупайте… это, — горло перехватило спазмом, и тихий шепот развеялся среди зноя и базарного шума.

Но ее услышали.

Торговец разразился бранью, а мужчина — или все-таки старик? — медленно развернулся к ней. В разрезе куфии ( прим. автора — мужской головной убор ) блеснули черные глаза. Цепкий взгляд скользнул по ее обнаженному телу, рабским кандалам и вернулся к лицу.

— Не покупать? — осведомился после некоторого молчания. — Почему?

Ильва с трудом облизнула пересохшие губы.

Стало быть, старик… Нет — древний старец. Слишком надтреснуто и глухо звучал голос. И руки в глубоких морщинках… Или это ей мерещилось из-за жары и раздиравшей на части головной боли. Ильва до ломоты в пальцах сжала цепь, пытаясь собраться с силами. Надо говорить. Возможно, это ее единственный шанс на спасение.

— Плохие травы, — шепнула, прижимаясь лицом к выщербленным прутьям клетки. — Первоцвет собран рано, вереск… пересушен, а дурман-кору хранят… — голос сорвался на хрип, и Ильва прикрыла глаза

От слабости кружилась голова. Тошнило, и во рту горечь. Кажется, она сейчас умрет. Высохнет от этой невыносимой жары, а ее труп бросят на прокорм стервятникам и песчаным псам.

— В чем хранят дурман-кору? — прогрохотало сверху.

Ильва с трудом разлепила веки и сосредоточилась на темном пятне, стоявшем перед клеткой.

Покупатель ждал ответа.

— Хранят в… темноте, — выдохнула обессилено.

Веки захлопнулись, но распластаться на досках клетки Ильва не успела — подбородок попал в капкан стальных пальцев.

— Много знаешь для обычной рабыни, северянка, — задумчиво протянул старик. — Ты травница.

Да, она травница. Ее деревню разорили, защитников вырезали, а женщин, которых успели схватить, загнали в кандалы. Больше половины не вынесли дороги в жаркий Багдааш. Белокожие и светловолосые северянки таяли под жарким солнцем быстрее первого снега. О, хоть бы еще раз ощутить его прохладу и нежность…

Пальцы на ее подбородке сжались крепче.

— Что же ты посоветуешь купить, северянка? — склонился к ней старик. — Говори!

Из последних сил Ильва взглянула на незнакомца. Вдохнула раскаленный воздух и тихо, но четко произнесла:

— Купите… меня.

На этом ее силы закончились, и наступила блаженная тьма.

***

— Пустоголовый ишак! Шайтан на мою голову! Сотню и еще столько же раз я пожалел, что внял мольбам твоего отца и взял тебя в помощники!

Сердитый визг привел в чувство. Ильва приоткрыла глаза, и только потом осознала, то лежит в тени плотного полога шатра, обернутая восхитительно влажной тканью.

По телу струилась долгожданная прохлада. А рядом продолжали ругаться.

— Но, дядя…

— Молчи! — взвизгнул работорговец. Тот самый, что привез ее в Багдааш. — Молчи или, клянусь Всевышним, я велю высечь тебя на дворцовой площади! Посадить северянку в клетку на улице! О-о-о, коварный разоритель…

— Но там была тень! А ее волосы и кожа привлекали покупателей…

— Тень?! Ты считаешь, северянкам достаточно лишь тени?! Безмозглый вшивый гуль! Напомни мне, скольких мы потеряли, пока пересекли благословенные пески Эль Лирии?

— Троих…

— Троих северянок, за которых было уплачено полтораста золотых зерен! Их клетки были защищены от солнца и воду им давали каждый день! Но девки все равно сдохли! А ты чуть не угробил еще одну! Если бы меня не предупредили…

Мужчина осекся и стал расхаживать туда-сюда.

Браслеты на его руках сердито позвякивали, когда Джаниб дергал бороду, как он обычно делал, когда злился.

Ильва успела выучить его повадки.

Сухой и крючконосый Джаниб не стеснялся выражать недовольство. Чаще всего бранью и плетью.

Ей однажды тоже досталось. За то, что попыталась сопротивляться.

Ильва осторожно повернула голову, и под кожей, у самой кромки волос на шее, неприятно кольнуло. Ужасно хотелось почесаться, но она не смела. А что если Джаниб заметит? И ее лишат этой чудесной влажной ткани, чтобы снова выставить под солнце. Нет, она не станет двигаться.

–…Теперь девку придется выхаживать! — вновь начал браниться Джаниб. — Иначе ее не возьмут ни в один приличный дом терпимости!

Ильва до боли прикусила губу, сдерживая рвавшийся из горла крик.

Ее хотят продать в бордель! На потеху любому, кто сумеет заплатить! Желудок мучительно сжался, а в голове мелькнуло богохульное — зря она так отчаянно цеплялась за жизнь. Не то чтобы Ильва обманывалась насчет своего положения, но бордель… Ох, она молилась Духам, чтобы ее купили для обычных работ: уборки или готовки. А там и сбежать можно. Хотя ее внешность слишком приметна…

— С такими волосами возьмут любую, — вяло возразил племянник. Кажется, его звали Аббу.

Но Джаниба это не успокоило.

— Она едва шевелится! — взвизгнул так, что уши заложило. — К тому же излишне худа… Тс-с-с! — зашипел вдруг. — Слышишь?!

В шатре воцарилась звенящая тишина.

Ильва тоже прислушалась, но, кроме базарных криков и шелеста сквозняка, ничего не услышала.

— Лошади, — пробормотал Джаниб. — Узнаю это ржание… Фарисские вороные!

Аббу тихонько заскулил:

— О-о-о, Всевышний! Шайтаново отродье. Что они здесь забыли?!

— Цыц! Не поминай всуе. Может, мимо проедут.

Еще несколько секунд прошли в напряженной тишине, а потом Ильва услышала приближающийся топот. Земля дрожала под ударами мощных копыт, а люди с криками разбегались в стороны.

Под ребрами противно екнуло.

— Сюда правят, — опять заскулил Аббу.

И действительно, не успела Ильва понять, кого так боятся ее пленители, как у шатра раздалось громкое ржание. Пятна солнца побежали по устланной коврами земле, и посетитель вошел внутрь. Без приглашения.

— Господи-и-ин, — заверещал Джаниб, словно его опустили задом на уголья. — Какая че-е-есть… Услада моему сердцу!

Врет. И незнакомец тоже это понял.

— Довольно, Джаниб. Я пришел за товаром.

От гулкого, чуть надтреснутого голоса по коже сыпанули мурашки.

Перед глазами тотчас соткался образ воина — с широкой грудью, сильными руками и в богатом облачении. Такие привыкли повелевать. Каждое их слово — закон. А непокорных ждет меч.

Ох, только бы он скорее ушел…

— Да, господин. Как скажете, господин, — зачастил Джаниб. — Эй, Аббу. Веди девок сюда, живо!

Послышалась возня, звон ключей и шелест ткани. Ильва не очень хорошо помнила, сколько пленниц у Джаниба — северянок держали отдельно. Но не меньше десятка, точно.

— Вот, господин, — елейным голосом пропел работорговец. — Как на подбор, свеженькие, словно бутон розы, и чище родниковой воды. Взгляните на эти губы — ни один мужчина не пробовал их. А эти манящие изгибы — сколь приятны они на ощупь… И шелк девственного лона дарует вам изысканное наслаждение…

— Это всё, что есть? — перебил «воин».

Даже сквозь полог шатра Ильва почувствовала, как напрягся Джаниб.

— Д-д-да, господин… Ах, стойте! Туда нельзя!

Тяжелый полог вдруг качнулся, и перед носом оказались сапоги из черной кожи. Изысканное тиснение, стальные набойки на носах. Очень дорогая обувь…

Ильва сглотнула ставшую вдруг вязкой слюну. Страх парализовал каждую мышцу, и она просто не могла, совсем не могла заставить себя посмотреть на мужчину.

Но этого и не требовалось.

Легко опустившись на одно колено, «воин» перехватил ее за подбородок и заставил задрать голову. Из горла вырвался хриплый крик и последнее, что Ильва запомнила — кроваво-алые глаза демона.