Совет профессионалов

Эльвира Шабаева

Коллегия поэтов и прозаиков представляет «Совет профессионалов» – авторов, чьи произведения рекомендованы к прочтению и пользуются успехом у широкого круга читателей.

Редактор Эльвира Шабаева

Корректор Эльвира Шабаева

ISBN 978-5-0056-2521-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Светлана Кунакулова

Организатор Коллегии Поэтов и Прозаиков, — это, пожалуй, единственное, чем в настоящее время горжусь. Отнюдь не столько важны регалии, сколько само участие непосредственно в организации — мне нравится творческая работа. А ещё мне нравится находиться в кругу единомышленников, талантливых авторов-созидателей — людей, которые создают, но не разрушают. Отчасти поэтому один из проектов КПиП закрепил за собой название «Созидание».

Писательской деятельностью «заразилась» в детстве, даже не подозревая, во что «выльется» запойное чтение по ночам. Самое интересное: мне всегда хотелось изменить сюжет или конец прочитанной истории. Под утро, убирая книгу на полку, я ложилась в постель и с чистой совестью сочиняла продолжение, потому как неуёмная фантазия всей моей сущности негодующе протестовала и определённо требовала вмешательства.

Со стихами подружилась позднее, в расцвете первой влюблённости. Осознанно писать начала в 2015 году, тогда же впервые опубликовалась. Произведения в частности носят автобиографический характер. Это всё настоящее: чувства, эмоции… Может быть, поэтому многие говорят, что «меня тяжело читать».

Май 2021 года забрал моего сына, очень надеюсь, что следующий май мне его вернёт — внуком. На большее счастье я не рассчитываю.

Остаюсь всегда с вами искренней, Светлана Кунакулова.

«Кричала иволга в саду…»

Кричала иволга в саду,

В тенистой клети.

Вещала про свою беду,

Кидалась в сети.

Не песня то лилась, а плач

Безумной птахи.

И руки опустил палач,

Коснулся плахи.

В чем провинилась? Кто вершит

Чужие судьбы?

А крылья — в кровь!

А голос — щит!

Понять лишь суть бы…

И вопреки!

И на виду!

И песнь звучала!

Кричала иволга в саду…

О чем кричала?!!

«Душа не ведает покоя…»

Душа не ведает покоя,

К тебе взывает и трепещет…

А слуги Гименея, стоя,

Моим стенаньям рукоплещут.

Но призывает к покаянью

Судьбы увенчанный порок,

Срывая с жарких уст признанье:

Безумство — мой тяжёлый рок!

Царицей жертвоприношений

Отныне названа печаль…

И тень своих грехопадений

Я прячу в чёрную вуаль…

«Израненное сердце жаждет мести…»

Израненное сердце жаждет мести,

Обманутые чувства ждут повтора.

Две тени под дождем на том же месте

Танцуют странный танец разговора:

Наклон, вперед два шага, шаг обратно,

Сплетенье рук — заканчивая драму.

Скользят по мокрому асфальту статно,

Сливаясь в произвольную программу.

Ни взгляда, ни упрека, ни надежды,

Ни слова, ни намека на разлуку.

Срывают с тел изношенных одежды

И к душам оголенным тянут руку.

Пропитана свободой сила ритма,

Сближает страсть, как на обложке — глянец.

Таит в себе природу алгоритма

Эмоций этот произвольный танец.

Ни взгляда, ни упрека, ни надежды,

Ни слова, ни намека на разлуку.

Срывают с тел изношенных одежды

И к душам оголенным тянут руку.

«Когда тебя я перестану ждать…»

Когда тебя я перестану ждать —

прервет дыхание зовущий голос ветра.

Ни я, ни ты…

Взять — не отдать…

Накроют саваном дорогу срезом фетра.

Когда тебя я перестану ждать —

вдруг сердце биться ровно перестанет,

в холодной пустоте твоя кровать,

разлука болью и тоской восстанет.

Когда тебя я перестану ждать —

бессилие вопьется в душу, ярость

позволит чувства напрочь растерзать,

задушит тенью собственная жалость.

Доступный мир свободному покрою

в заплатках невозможно воссоздать…

Я навсегда глаза свои закрою —

когда тебя я перестану ждать!

«Прикоснусь к твоей улыбке…»

Прикоснусь к твоей улыбке

взглядом, проведу рукой

неслышно. Больше ничего

не надо — только быть с тобою

рядом, и не быть случайной,

лишней.

Прикоснусь к глазам губами

дважды, обниму так крепко-

крепко. И когда-нибудь,

однажды, чтоб из нас запомнил

каждый вкус разлуки горько-

терпкий.

Прикоснусь к тебе словами

нежно, чтобы в них увидел

вечность ты, смахнул

небрежно грусть и понял — это

неизбежно, мчит нас лето

в бесконечность…

в бесконечность…

«Ночь опрокинула чашку с рассветом…»

Ночь опрокинула чашку с рассветом,

День расплескал горький кофе,

Каплей сиропа вишневого цвета

Твой корректирую профиль.

Ты потерпи, мой родной, то — не впору:

Сжатое фактами в сферах

Время крадется — подобное вору,

Тонет в объятий размерах.

Голос стучится твой шепотом робко,

Бьется о стену обмана.

Наши пути обособлены скобкой

Где-то в чертах океана.

На перепутье что есть и что было.

Память преследует, строго

Смотрит на то, что в сердцах я разбила.

В стёклах — к тебе та дорога.

Гордость меня провожает с укором —

Вымыслом ложь не измеришь.

Ты потерпи, мой родной, это — скоро,

Я — за тобой! Ты мне веришь?

«Ты проснулся?..»

Ты проснулся?

Видишь солнце?

Это я его зажгла!

Ты впусти в своё оконце каплю моего тепла…

Видишь, как тебе кивают и смеются облака? —

то они напоминают обо мне издалека.

С Добрым утром, Дэвид, милый! Ночь осыпалась листвой,

Ангел мой земной, бескрылый, этот день пусть будет твой!

Светом пусть глаза сияют (Бога каждый день молю),

пусть улыбкой губы тают..

Навсегда…

Твоя…

Люблю!

«А я посмела быть с тобой счастливой…»

А я посмела быть с тобой счастливой,

Купаясь в безразличии твоём.

И страсти не стыжусь той похотливой,

Что испытали я и ты, вдвоём.

Единственная ночь всё изменила

И замела порочности следы.

Ты так и не узнал, как я любила.

А я не знала, что любил и ты…

Любовь и гордость не приходят вместе.

И поутру, одевшись торопливо,

Ты навсегда ушёл к своей невесте.

А я

посмела

быть с тобой счастливой!

«Помоги мне тебя разлюбить…»

Помоги мне тебя разлюбить,

Научи… Ну, чего тебе стоит!

Помоги отпустить и забыть —

Вероятность иллюзии строит.

Помоги мне распутать узлы,

Что связали и руки, и ноги.

Научи обойти те углы,

Что твои разместили пороги.

Помоги мне во снах утонуть,

Что приходят с тобой каждой ночью…

Научи грусть мою обмануть,

Без тебя очень чтоб и не очень.

Помоги расплескать яд и ложь,

Что свободе пророчат неволю.

Научи — бесноватую дрожь чтоб унять —

Управлять страхом, болью!

И усталость (кричи — не кричи),

Рассекая папирус словами,

Вторит мне: «Помоги, научи

Всё забыть —

Всё —

Что было не с нами!»

«А я боюсь лишь одного…»

А я боюсь лишь одного:

Что в час, когда взлечу

(Да так, что не смогу к тебе с небес спуститься), —

В надменной дерзости внезапно растворится

Всё то, о чем молчала до сих пор,

О чём кричу!

Что будет не твоей весной мой мир разбужен,

И вдруг окажется: ты вовсе мне не нужен…

«Недолюбила я тебя, недоласкала…»

Недолюбила я тебя, недоласкала…

Всему виной стена минувших дней.

Безудержно, неистово искала.

Просроченное счастье, как лекало,

Я подгоняла под сюжет. Больней,

Чем было — нет, увы, не стало,

И на исходе срок, как ни кружись…

Разбитую ступень у пьедестала

(Я думать о тебе не перестала)

Мне в переходе предлагает жизнь.

«А я так верила в любовь…»

А я так верила в любовь,

Что существует где-то.

Писала строки вновь, и вновь

Мне не хватало света.

А я так верила словам,

Что поселились в сердце.

Делила счастье пополам,

Пытаясь им согреться.

А я так верила глазам,

Что излучали нежность,

И быть позволила слезам,

Целуя неизбежность.

А я так верила губам…

В плену незримой ласки

Себя не слышала, мольбам

Внимала без опаски.

Ушли, растаяли, как дым

Восторженные чувства.

Жила, дышала «им» одним,

Любовь — это искусство!

Сниму корону с головы,

Приличий не нарушу…

Тому «спасибо», кто, увы,

Мне искалечил душу!

«Мне дорого обходятся минуты…»

Мне дорого обходятся минуты,

Которым нет ни края, ни конца,

И рисовать твой образ пресловутый,

Копаясь в прошлом. Твоего лица

Черты и голос я уже не помню.

И стоит ли всё это ворошить,

Бросая в память только грязи комья?

Я отпускаю… Нужно дальше жить.

Убийственно похожи дни и ночи,

Ошибки надоело повторять.

Наверное, так нужно было очень:

Найти тебя, чтоб снова потерять…

«Держу за рýку и смотрю в глаза…»

Держу за рýку и смотрю в глаза,

Целую, обнимаю… Просыпаюсь

(Глядят со стен печально образа)

И снова каюсь…

Каюсь…

Каюсь…

Каюсь,

Что не уберегла свою любовь

И отпустила в ночь звездой упавшей —

Что было явью, то уже не новь,

Лишь боль (во мне твоей частичкой ставшей)

Уносит вдаль, за горизонт, за край

И растворяется в тоске кричащей…

Ты только без меня не умирай!

И снись…

И снись, пожалуйста, мне чаще!

«Безмолвие…»

Безмолвие.

И в каждом вздохе точка

Спешит оставить след забытых фраз.

Волнует вопрошающая строчка:

«Чужой отныне?»

Блеск любимых глаз

Зовёт.

Ни отвернуться, ни слукавить.

В них жизнь берёт начало,

В них покой

Уничтожает тех, кто должен править

Тревогой, непременно, и тоской.

Имею право!

Не хоронят дважды!

И верят не на зло, а вопреки!

Закономерность — это не однажды,

Обрыв — не значит — только у реки.

Я знаю всё:

С кем спишь, что ешь на ужин,

В каком часу торопишься домой,

И даже то, что ты ей очень нужен.

Чужой отныне?

Да, чужой…

Но мой!

Курская дуга

Провисло небо над землей туманной аркой,

Рассвет над горизонтом ликовал.

Все знали — будет жарко,

очень жарко —

О том, что будет ад никто не знал.

И тишина — зловещая, немая…

Нет, не зловещая —

звенящая она.

Дыханье смерти мимо пропуская,

Тревожным эхом вторила: «Война!»

И вздрогнула земля,

и загудела…

Вдоль обороны мрачно пронеслось

Степенное до нужного предела,

Безудержное в гневе: «Началось!»

Гул самолётов, скрежет, лязг металла,

орудий залпы…

На исходе дня: «Запомни», —

Курская дуга стенала

и задыхалась в пламени огня.

Отчизна — Родина,

милее нет и краше!

Вторгая в свод «Великое Начало»,

с мольбой взывали к небу:

«Это наше!»

И небо: «Это ваше!»

— отвечало.

Сквозь дым и копоть, в саже и в пыли,

под ливнем пуль и тьмой укрытые

шли, падали, ползли, вставали, снова шли

в одном ряду живые и убитые!

Шагали в ногу жизнь и смерть — в зените…

И верили, наступят времена —

из слов солдатских писем

на граните

священные восстанут Имена!

«Сентябрь играет бликами теней…»

Сентябрь играет бликами теней,

и осень прячет наготу в тумане,

бросая вызов памяти тех дней,

когда погибли школьники в Беслане.

Взорвется тишина надрывным эхом

от крика битых горем матерей,

отцов, сестер и братьев…

Детским смехом звенеть не будут —

голосом смертей

лишь отзовутся горы от проклятий,

срывающих плоды живых соцветий,

прощаясь навсегда с теплом объятий

от скорби обезумевшей Осетии.

За что?!

За что?!!

В чем души виноваты загубленных детишек —

где ответ?

Да не простит Земля тем боль утраты,

кто потушил в глазах невинных свет!

Пройдут года, сотрутся строки эти,

но кровоточить будет вечно рана —

и в памяти — расстрелянные дети,

бегущие по радуге Беслана…

«Берегите, люди, душу, берегите…»

Берегите, люди, душу, берегите —

Сохраните в ней любви рассвет.

Ревностно следите, стерегите,

Не впускайте тень ушедших лет.

Не скупитесь, люди, не скупитесь

На благие чувства, на слова.

В искренности, люди, растворитесь —

Чтоб горел костёр, нужны дрова.

Избегайте, люди, гнева, избегайте —

Бумерангом он вернётся к Вам.

Подлостью на зло не отвечайте,

Пейте из души святой бальзам.

Будьте честными с собою, будьте,

Излучайте для других тепло и свет.

Берегите, люди, душу, не забудьте:

За периметром души просвета нет!

«Глумятся надо мною небеса…»

Глумятся надо мною небеса…

Ломая стены, надрывая жилы,

иду вперёд, бегу на свет,

срываясь в крик:

«Дай, Господи, мне счастье!»

Но в ответ

лишь слышу дикий жуткий смех,

и шепчут свыше злые голоса:

«Не всё то золото, что блещет,

а успех —

не всё то счастье!»

И, как приговор:

— НЕ ЗАСЛУЖИЛА!

«Пусть люди знают — духом я сильна…»

Пусть люди знают — духом я сильна,

и верят, что сломить меня непросто.

Была. И есть. И буду! — Пусть одна —

как в океане слёз забытый остров!

Но только слабым это не понять —

они не знают, что такое сила воли —

когда твой дух пытаются сломать,

а сердце плачет и кричит от боли!

У каждого есть право сдаться! Нет!

Есть шанс не затянуть петлю на шее:

гоните сумрак из души, впустите свет,

который вас и сделает сильнее!

«Помнишь, ты рассказывала, мама…»

Помнишь, ты рассказывала, мама,

О судьбе, о женской непростой.

Я тогда не верила, упрямо

Возмущалась: «Это бред пустой!»

А отца, ты помнишь, хоронили:

Гроб, гвоздики, много лиц, венков.

Тяжело… И выбор: или — или…

Вот он — самый первый из «звонков».

Года три. Замужество и дети.

Слёзы счастья — как смахнуть рукой.

И в сердцах кричала всем на свете,

Возмущаясь: «Нет, он не такой!»

Но потом предательство, утрата.

По наклонной вниз. Тонула. Дно.

Значит, всё же в чём-то виновата.

Плюс и минус — то не есть равно!

А недавно сон приснился, мама,

Не за здравие — за упокой:

Горизонт. Босая. Тени. Яма.

И огни мерцают за рекой.

Раздвигаю небо. Вой утробный.

Звук неясный — скрип ли то полов?

На плите могилы, на надгробной:

«Поэтесса». Всё. Без лишних слов.

Что не есть правдиво — вероятно.

Тьма в душе не ярче слепоты.

Возмутилось небо: «Стоп! Обратно!»,

Выплюнув меня из пустоты.

А на утро весть дурная, мама:

Тот, кого люблю, погиб в бою.

Что ни всплеск — то есть сплошная драма.

Что ни шанс — то нож в судьбу мою.

Раскололась, бита память горем.

Поздно начинать уже с нуля.

Жизнь на карте расплескалась морем,

И в душе потрескалась земля.

Ни ухода я боюсь — нет, мама.

Мне успеть бы пазлы все сложить.

Жизнь не купишь, не измеришь в граммах.

Я боюсь, что не успею «жить»!

«Сегодня снег поссорился с дождём…»

Сегодня снег поссорился с дождём —

Наверное, не поделили осень.

Мы непогоду эту переждём

Под громкий стон качающихся сосен.

Срывает ветер поцелуй костра

Игриво, и сентябрь разносит листья

По ящикам почтовым, до утра

Пакует в холст поломанные кисти…

Последний штрих наносит на панель,

Покрыв асфальт холодным ржавым цветом.

Роняет в воздух «парфюмер» «Шанель».

Ну вот и всё… Пора прощаться с летом!

«Октябрь. Редкие снежинки…»

Октябрь. Редкие снежинки

Под фонарём нашли приют,

Меняя осени картинки…

Роддом. Врачи. Меня здесь ждут!

Внимая образно и ясно,

Моя душа стремится ввысь;

Всё было донельзя прекрасно,

Пока не шикнул кто-то: «Брысь!»

И вот он — свет. И крик. И лица.

И резкий запах бытия —

Мне это позже будет сниться…

А кто есть я?! И где есть я?!

По умолчанию, стирая

Бесценный опыт прошлых лет,

Иду за кем, того не зная,

За тем, чего и в мыслях нет…

Октябрь. Снежинки. Крик и лица.

И тот же свет (и всё — точь в точь),

Фонарь под окнами больницы —

Но то уже не я, а дочь…

И жизнь стремительной походкой

Опережает ход проблем,

Двоих раскачивает в лодке,

Бросая в море дат и схем…

Октябрь истёк. Исчезли лица.

И тишина… И седина…

Мне это долго будет сниться

Там, где я буду не одна!

«Звонок в приёмную…»

Звонок в приёмную.

— Да. «Склиф». Везёте?

Все заняты врачи. Тревожит вид?

Роман Сергеич, женщину возьмёте?

Не знаю. Вскрыла вены. Суицид.

Доставили. В крови. Но сердце бьётся.

— Вы муж?

— Да, муж.

— Смотрели-то куда?

— Душа как тряпка, доктор, в клочья рвётся.

Сначала сын. Теперь жена. Беда…

Беда пришла, которую не ждали. —

Мужчина всхлипнул, — сын погиб у нас.

Всего пять лет. Его Артёмкой звали.

Машина. ДТП. Год — словно час.

Я справился, а вот жена Маришка

Утрату не смогла перенести.

Ей каждой ночью снился наш сынишка,

Звал маму и просил его спасти.

Рассвет скользнул лучами по палате,

Застыл на миг и скрылся из окна.

Мужчина наклонился у кровати:

«Мариш, не уходи! Ты мне нужна…

Уйдёшь, возьми меня с собой, дороже

Тебя с Артёмкой…»

Вдруг открылась дверь.

— У вас ребёнок будет. Шесть недель. Так всё же

Жить стОит ради этого, поверь!

Страница перевёрнута? Едва ли…

Врач произнёс: «Недельку… и домой…»

Неслышно губы женщины шептали:

«Вернулся…

Мой сыночек…

Мальчик мой!»

«Сердитый месяц строит козни…»

Сердитый месяц строит козни,

Хранит интригу старый дом,

В кармане спрятав вечер поздний.

Несуществующие розни

Скрывают ставни. За углом

На изгороди пляшет крынка,

Ворчит на ветер за бардак.

А где-то в сердце плачет льдинка,

И жалобно поёт волынка,

И спит над окнами чердак.

Уйду. Слова вольются в грохот.

Молитву (ту, что бережёт)

Опротестует горький опыт,

Услышав неба нервный шепот,

Который мне о смерти лжет,

Что о тебе лишь думать смела.

В нутро вползая как змея,

Она забрать тебя успела,

У всех тебя отнять сумела.

ОНА успела, а не я…

«Расстелилось небо серым полотном…»

Расстелилось небо серым полотном,

Пьяным облакам стало тесно, где-то

Песнь звучит рассвета, вспыхнув за окном…

Выбегаю в дождь, чтобы встретить лето.

Зашуршал по листьям, тут же растоптал

Ароматы трав, смыл следы от глины.

Солнца луч игриво брызнул и упал

На постройки, их крашенные спины.

Расцвела природа, влагой дышит лес,

Смелый воробей чистит перья в луже.

Принимаю вызов и ловлю с небес

Тёплый летний дождь.

Он мне был так нужен…

«Мне нравится, порой, побыть одной…»

Мне нравится, порой, побыть одной,

Смотреть в окно и просто любоваться

Убранством леса, неба синевой,

Что не способен в жизнь мою ворваться

Никто другой… Ему не повезло —

Он не со мной — он просто не со мною!

Могло ли быть иначе? — Не могло!

Сломала — собрала…

И строю!

«Вы помните, какой сегодня день?..»

Вы помните, какой сегодня день?

Вы слышите мелодию рассвета?!

И зацвела в душе моей сирень,

и расплескало небо краски лета!

Всё, как обычно?

Да, но не совсем,

не для меня —

я это точно знаю!

Мир дышит ароматом хризантем,

и от моей любви снежинки тают.

А дело было так:

Я в магазине…

В руках пакеты,

но (у двери прямо)

остановилась,

вспомнила о сыне

(когда её открыл он перед мамой).

И по-хозяйски взяв из рук пакеты,

он по-мужски так:

«Не могла сказать,

что в магазин?

И я не знаю — где ты!»

— Спасибо, что нашел старушку-мать.

Гляжу, —

задумался,

сверкнул глазами,

остановился,

подошел ко мне,

обнял:

«Не говори так больше,

ладно, мама?!»

Так мало слов,

а, вроде, всё сказал.

И закружилось время произвольно,

и мир вдруг перестал существовать,

и людям было невдомек и больно

смотреть,

как на ветру (невольно)

стоят, обнявшись, двое:

сын и мать!

«Хуже всего, если дети болеют…»

Хуже всего, если дети болеют…

Замерло время, и в жизни — пробел.

Утро не радует, солнце не греет, —

В доме несчастье — сынок заболел!

Как так случилось? — Недосмотрела,

Камнем на сердце тревога лежит.

Жар не спадает, лицо цвета мела,

Кашель надсадный, и голос дрожит.

Невыносимо смотреть, как страдает,

Стонет в бреду, простыню теребя…

Не узнаёт — на глазах, словно тает —

Если б я боль взять могла на себя!

Хворь безымянная, немощь нежданная —

Струйкой речной да к чужим берегам!

Змейкой гремучей да тварью ползучей

В ночь убирайтесь прочь! Не отдам!

…

Спит моя радость, сопит на подушке.

На табуретке лекарства, игрушки.

Глазки открыл, чубчик сбился упрямо.

— Кто я, сынок, узнаёшь?

Шепчет: «Да… моя мама!»

«Сегодня утро началось с тебя…»

Сегодня утро началось с тебя,

С твоей улыбки и с твоих объятий.

Безумно и до трепета любя,

Целую (будто больше нет занятий)

Ладошки, носик, щечки, глазки…

Весь мир резвится в сердце сына.

Моя любовь, мой свет и сказка,

Мой главный и единственный мужчина!

«Давно горю желанием…»

Давно горю желанием

найти отца для сына.

Чтоб уделял внимание

и вырастил мужчину.

Чтоб помогал ему во всём,

отчасти был примером.

И на рыбалку чтоб вдвоём…

И штабик из фанеры…

Зимой на лыжах чтобы в лес,

потом с горы на санках.

И похвалил, когда тот влез

в его с гвоздями банку.

Чтоб вместе наперегонки

бежали мне навстречу.

Чтоб постоянные звонки

в надежде, что отвечу.

А сын за ним (не в силах ждать),

ходил всегда и всюду.

Ну, что вы… я? — чтоб ревновать?

Да ни за что, не буду!

Спросить вот только у кого,

где есть такой мужчина?

Нет, личного здесь — ничего!

Отца ищу для сына!

«Нам жизнь даруют небеса…»

Нам жизнь даруют небеса,

А после — забирают.

Мы слепо верим в чудеса

(Пусть редко, но бывает…)

А жизнь — в горах речной поток

(Прозрачный, как слеза).

Жизнь — это воздуха глоток,

И в летний день гроза.

Жизнь — это в омут с головой,

И счастье на двоих.

Жизнь — то ошибки, ведь порой

Нуждаемся мы в них.

Жизнь — это мамина любовь,

Тепло, забота, ласка.

Жизнь — то семья (родная кровь),

Мгновений ярких сказка.

Жизнь — это птичьи голоса,

Их звонкий щебет, пение.

Жизнь — это детские глаза,

Проказы и сопение.

Жизнь — это тоненькая нить

И может оборваться…

Но рядом кто-то должен быть

Всегда… Не расставаться!

Жизнь — это вовремя успеть

И делом доказать,

Что вечная — любовь, — не смерть…

(Ей нечего сказать!)

«Как ты там, сынок? Тебе не дует?..»

Как ты там, сынок? Тебе не дует?

Кушаешь всё так же — на бегу?

Черри без тебя грустит — тоскует…

Телефон? — Конечно, сберегу!

Мысли лезут в голову дурные —

Шагу не могу ступить без них…

Что готовлю? — Снова отбивные.

Для кого? — Как прежде, на двоих.

Свет в прихожей я не выключаю:

Вдруг придёшь, а там совсем темно.

Без тебя скучаю… так скучаю…

Будто мы не виделись давно.

Одевайся только потеплее,

Чтобы не простыл, не заболел.

Знаешь, мой котёнок, как жалею,

Что не всё дала, что ты хотел.

Обо мне не забывай, сыночек —

Навещай, я всё равно не сплю.

Беспокоюсь, милый, очень-очень —

Сам же знаешь, как тебя люблю!

Жду и днём, и ночью… Как иначе?

В зеркало смотрю — а там не я.

Вспомню, как «ушёл» и плачу… плачу…

Заюшка, кровиночка моя!

Не вини себя ни в чём, не нужно —

Знаю, тяжело тебе сейчас…

Вы живите с дедом Юрой дружно —

Там и я приду — наступит час!

(В жизни нет ни принципов, ни правил)

Соберу вот всё — и сразу в путь! —

Что с собой не взял, что ты оставил…

Потерпи, сынок…

Чуть-чуть…

Чуть-чуть…

«Однажды ты вернёшься…»

Однажды ты вернёшься…

Скажешь: «Мама,

я так скучал, что не прийти не мог.

Недавно видел: плакала у храма,

но не посмел спуститься на порог».

И улыбнёшься

искренне, по-детски,

и озарится светом всё вокруг.

Приветливо залает пёс соседский,

и бабочки вспорхнут,

слетятся в круг.

О дверь сеннýю обопрусь устало,

глаза закрою,

крепко обниму:

«Я так ждала…

Лишь боль сильнее стала.

Я так ждала…

И верила всему».

И мы пойдём —

рука в руке, босые —

по той земле, что вобрала тепло,

минуя время,

сквозь дожди косые

за горизонт,

где тихо и светло…

Однажды ты вернёшься…

Скажешь: «Мама, —

и вскинешь руки, словно два крыла, —

недавно видел тень твою у храма…»

— А я, сынок, с тобою умерла!